"И все-таки я счастлива. Да, я счастлива. Никто не может отрицать это. Во-первых, у них нет доказательств."
Юкио Мисима — Жажда любви
"Плохая идея...", - думал Ловино посреди ночи. Приютить Антонио в самом деле оказалось очень плохой идеей.
Итальянец крутился туда-сюда в кровати в сейчас полностью темной спальне и время от времени прижимал подушку к голове, но так как это не помогало, решил вернуться к своей пожизненной привычке и крепко прижал руки к ушам. Затем закрыл глаза и попытался заставить себя заснуть. Не получалось.
Он прекрасно воспринимал рыдание, которое доносилось с гостиной и неизбежно попадало ему в уши. Антонио очень горько плакал, хотя не вслух и не проливая слезы, но его сердце в этот момент явно разбивалось на куски.
Ловино ясно слышал, как каждый из этих кусков отваливался, как создавалась одна трещина за другой, словно четкое и громкое эхо в голове. Этот плач, который начался, как только он выключил свет, и никак не заканчивался.
- Господи, ну заткнись наконец, — жаловался итальянец, свернувшись под одеялом и ощущая неприятное чувство, очень похожее на то из его детства, когда он слышал мысли родителей сквозь стену.
- Замолчи, замолчи, — повторял он, когда рыдание стало ещё громче и перемешалось с криками о помощи.
- Замолчи. - Ловино прижал руки ещё сильнее к ушам.
《Я не хочу больше существовать ... Почему я все еще жив? ... Хочу исчезнуть раз и навсегда ... раствориться в воздухе...》
Ловино понял, что не суждено ему было сегодня уснуть, и прислушался к этой пессимистичной речи, глядя в черноту своей спальни.
《Ничего, если я просто сдамся?... Я так устал. Мне все надоело ... Пусть никогда не настанет утро; новый день все равно не будет отличаться от всех остальных... Если мне опять надо будет встать в шесть, выйти из дома в семь, прибыть на работу в девять и всем пожелать доброго утра, то клянусь, что не выдержу.
Если мне завтра снова надо будет обслуживать посетителей с улыбкой, то меня вырвет ... Не хочу слушать голос шефа и вспоминать, что мне нужно найти еще одну работу, а то не хватит денег на этот месяц. Давай, Антонио ... Продолжай мучить себя улыбкой, пойди на какое-нибудь собеседование и найди себе вторую низкооплачиваемую работу. Может, так твои мечты наконец полностью уничтожатся и ты прекратишь надеяться, что когда-нибудь что-то изменится.
Погружайся дальше в этой проклятой, невыносимой рутине ... может когда-то перестанешь чувствовать вообще ... Боже... сделай так, чтобы я больше ничего не чувствовал.
...Погоди. Этот парень, Ловино, вроде сказал, что мне надо ещё справиться с этой утечкой. Значит, я могу сегодня остаться дома? Ну правильно, буду валяться в собственном несчастье, весь день есть вредную еду, чтобы с ней вместе проглотить всё мое неудовольствие, а вечером попытаюсь утопиться в ванне ... Да уж, неплохие планы для пятницы.》
Ловино так нахмурился, что его брови едва не касались друг друга, сел в кровати и подождал, пока его глаза привыкнут к темноте, при этом продолжая слушать этот жалкий монолог.
《Может, если закрою глаза и сосредоточусь на моем желании исчезнуть, тогда получится? ... ха ха ха ... Я что, придурок? ... Если бы это было так просто, меня бы уже давно не было.》
Ворча себе под нос, итальянец встал, и, даже не одевая тапки, нащупал дорогу к двери.
Он закрыл её за собой и осторожным шагом отправился в гостиную, где на диване лежал Антонио со сложенными на животе руками, время от времени, казалось, глядящий в окно. Было видно, что он не спал, потому что лунный свет предавал его глазам зеленоватый блеск. Несмотря на это, они казались такими отсутствующими, что после некоторого времени стали выглядеть вообще пустыми.
Благодаря свету из окна Антонио заметил тень Ловино на полу и моментально притворился спящим.
《Ему тоже не спится...》
Пока испанец это думал, Ловино направился на кухню, и, зевая и растрепывая себе волосы, поставил греть молоко. У него было плохое настроение, ведь он всю ночь не мог сомкнуть глаз из-за этого испанца, который "спал" на его диване.
Когда молоко немного закипело, он выключил плиту и вытащил две чашки, которые наполнил почти до края. Потом с ними пошел обратно в гостиную. Так как Антонио всё ещё притворялся, что спал, Ловино прижал ему одну из горячих чашек ко лбу. Тот подрыгнул.
- Ты не спал, — констатировал Ловино, вручая ему чашку. Изумленный испанец через несколько секунд взял её.
- Откуда ты знаешь? - поинтересовался он и переместился в сидящую позицию, а Ловино плюхнулся в кресло напротив него и отпил глоток.
- Я всю чертову ночь тебя слушаю, — ответил итальянец, устраиваясь поудобнее между мягкими подушками.
- Прости, я сильно много крутился, — извинился Антонио. Если бы это было всё, Ловино сейчас бы спал как убитый.
В гостиной царило молчание. Ловино без единого слова пил свое молоко. У него никогда не было таланта вести разговоры, поэтому он предпочитал занять свой рот другим делом.
- Какая ностальгия ... мы с мамой раньше тоже пили горячее молоко, когда не могли спать. Всегда помогало, — заметил Антонио, которому благодаря температуре напитка было уже слегка легче на душе.
《Думаю, я неправильно его судил. Кажется, он всё-таки неплохой парень. Интересно, почему он живет в одиночестве?》
Итальянец сморщил лоб и поспешил допить. Ему никак не хотелось выслушивать кучу предположений о себе. Как же люди любили размышлять о чужом прошлом и настоящем.
И нет, Ловино сам себя не считал хорошим парнем и тем более добрым человеком.
- Значит ... Ты здесь живешь совсем один? - спросил испанец, чтобы прервать неудобную тишину. Ловино снова направил на него свой пронзительный взгляд, которым, казалось, постоянно пытался защитить себя от чего-то.
Антонио слышимо глотнул.
- Ну ты даешь. Ты какой-то чокнутый, если тебя чужая жизнь больше интересует чем собственная, — сказал итальянец грубо, как всегда, без всякого чувства такта. Как было описано раньше, он не слишком хорошо умел разговаривать с людьми.
Антонио неловко ерзал по дивану, отводя взгляд и направляя его на молоко у себя в руках, которое уже остывало. Нет, этот взгляд Ловино ему никак не нравился.
- Чокнутый? Да ... может быть. - Испанец слабо засмеялся, поставил чашку на столик перед собой и снова лёг. Ловино внимательно наблюдал за ним.
Антонио обнял подушку, на которой прежде лежала его голова. Волосы падали ему в глаза, а те снова глядели в пустоту темной комнаты.
- А тебе не страшно иметь такого чокнутого, как я, ночью в доме? Что, если я попытаюсь повторить то, что делал у себя и снова включу все конфорки? - спросил он слегка странным тоном, необычно холодным, совсем не похожим на его обычное веселье.
Ловино спокойно пожал плечами.
- На этот риск я пойти могу, — лишь ответил он и выпил последний глоток. Антонио выдал что-то наподобие смеха и крепче прижал к себе подушку.
- Кажется, ты тоже какой-то ненормальный, — заметил он. Итальянец вздохнул.
- Если бы ты только знал... - протянул тот.
И вот так они сидели вместе. Парень, который хотел, чтобы все люди исчезли, и парень, который сам отчаянно желал исчезнуть. Сидели спокойно ночью вместе и пили горячее молоко.
Ловино не знал, в какой именно момент Антонио перестал думать или когда сердце того прекратило свой медленный плач, но в конце концов оба крепко заснули. Может быть, магия горячего молока в самом деле подействовала на них.
Итальянец начал ёрзать по креслу, когда почувствовал на своем теле тепло солнца.
《Интересно он спит.》
Еще полусонным он уловил эту мысль, не в состоянии понять, приснилась ли она ему или нет.
《Так он выглядит даже мило.》
В этот раз Ловино лениво приоткрыл глаза. По привычке его руки находились на ушах, может, именно это было то, что голос имел в виду, ведь спать в такой неудобной позиции на самом деле было ненормально.
А когда темные глаза Ловино столкнулись с зелеными Антонио, которые следили за ним, он от неожиданности подпрыгнул. Не привык он просыпаться не один дома.
- А, это ты, — буркнул итальянец, вспоминая, что испанец ночевал у него.
- Доброе утро, — сказал тот с огромной, сияющей и ... абсолютно фальшивой улыбкой, будто Антонио с прошлой ночи был всего лишь призраком.
Парень с трагическим взглядом и такими же мыслями при рассвете превращался в веселого индивида, который, как клоун, рисовал себе улыбку, чтобы выйти на сцену. Как в том фильме "Смейся, клоун, смейся".
Всё ещё слегка сонный Ловино наблюдал за Антонио - тот складывал одолженное одеяло и поправлял подушки на диване, на котором спал.
- Спасибо тебе за всё, что для меня сделал. Надеюсь, не буду тебя больше беспокоить, — сказал вежливый испанец своей вечно доброй и очаровательной манерой.
《Настало время вернуться к моей чёртовой жизни. Ура! Очередной день существования на этом свете.》
Не обращая внимания на свою заспанную внешность, Ловино фыркнул и потер себе лицо руками, пока Антонио заканчивал раскладывать подушки.
《Не хочу домой ... Не хочу возвращаться домой и видеть, что ничего не изменилось, и что мне дальше надо продолжать притворятся...》
Всё ещё с той дурацкой улыбкой испанец попрощался и направился к двери.
- А оставаться завтракать не будешь? - спросил итальянец и тут же пометил себе, что ему надо срочно избавиться от этого остатка человечности, который всё ещё находился у него внутри.
Лучше бы он позволил Антонио уйти и окончательно превратить свою жизнь в хаос, но нет, ему надо было обязательно строить из себя доброго человека.
- А можно? - переспросил испанец, пока Ловино вставал. Тот вздрогнул, когда его босые ноги коснулись холодного пола.
- Ну, если я тебе уж сам предлагаю, — ответил Варгас и отправился на кухню. Антонио пошел за ним.
《Какой он всё-таки странный... но, кажется, на самом деле хороший парень.》
Ловино стиснул зубы, когда услышал это. Значит, каждый человек, который приглашает другого завтракать, автоматически хороший? Теперь понятно, почему серийным убийцам так легко находить столько жертв. Скорей всего, большинство из них были такими же глупыми, как и этот испанец.
- Прости ещё раз за неприятности, — выдал Антонио и сел за стол, пока Ловино готовил, ведь итальянец категорически запретил подходить к плите.
- Не извиняйся, если тебе не жаль, — прервал его Варгас, жаря пару яичниц, и обернулся к изумленному испанцу.
- Ты не жалеешь, что попытался убиться, и я еще уверен, что на самом деле даже злишься на меня, за то, что я тебя спас. Тем более, тебе не жаль, что ты переночевал у меня и что остался здесь завтракать. Поэтому хватит извиняться, — ругал его итальянец и так швырнул ему тарелку, что та звякнула и кусочки яйца полетели на скатерть.
《Беру мои слова обратно. Он ужасен.》
- Ты так разговариваешь, будто точно знаешь, о чём я думаю, — сказал Антонио, которому уже не хотелось есть. Он все еще улыбался, однако его голос звучал слегка напряжённо.
Ловино не возражал, а просто принялся за завтрак. Он более чем привык, что люди считали его ужасным и бесчувственным. Честно говоря, его это не тревожило. Правда же.
- Ты всегда так относишься к людям? ... - поинтересовался Антонио и взял вилку в руку. Его улыбка не менялась. - Всегда с ними разговариваешь, как будто знаешь всё о них, даже если они тебе чужие?
Ловино положил щеку на ладонь, а другой рукой ковырял вилкой в яичнице, не отрывая взгляд от тарелки.
- Лучший вопрос бы был: Люди как ты рождаются лгунами или учатся врать со временем? - ответил он. Испанец издал довольно фальшивый смех, пытаясь воспринимать это как шутку.
Уголки его губ поднялись, изображая что-то типо нескладной улыбки. Было прекрасно видно, как сильно этот вопрос его задел.
Итальянца ужасно раздражало это плохо исполненное хихиканье и он чувствовал, что его и так тонкое терпение скоро лопнет. Антонио так старался играть роль, которая ему уже давно надоела. Невыносимо ... абсолютно невыносимо ... Такая неискренность просто действовала на нервы.
И вот так, Ловино, как всегда, поддался своим эмоциям и от злости внезапно вскочил со стула, наклонился вперед, одной рукой схватил испуганного Антонио за лицо и потянул его к себе. Тот ощущал, как пальцы итальянца сдавливали ему обе щеки.
- Хватит, — приказал итальянец угрожающим тоном, глядя ему прямо в глаза.
- Что с тобой? - не понял Антонио, опасаясь его взгляда, который, казалось, разглядывал каждую его ложь.
《Не ... смотри на меня ... не смотри на меня ... Не смотри так на меня, прекрати! Прекрати немедленно!》
- Эй ... больно, — выдал Антонио, пытаясь вырваться из схватки Ловино и отводя взгляд, но тот наоборот сильнее вцепился в его лицо и ещё больше приблизил к себе.
- Кто ты на самом деле? - спросил он. Антонио подпрыгнул и снова улыбнулся, стараясь отвернуть в сторону лицо.
- Антонио, конечно. Кем я еще могу быть? - Испанец снова хотел вырваться, но Ловино его не отпускал и не собирался.
Замечая это, Антонио попытался убрать его руку с себя, но, поскольку это ничего не дало, начал его толкать, а тот сопротивляться, так что вскоре вся эта возня превратилась в маленькую драку.
- Отпусти меня! - орал Антонио.
- Скажи мне сначала, кто ты на самом деле, — требовал Ловино.
От отчаянности Антонио тоже встал со стула и потянулся назад, так, что Ловино повалился прямо на стол.
- Я не понимаю, о чем ты, я же тебе сказал, кто я! - Испанцу теперь стало по-настоящему страшно.
《Да что с ним такое?! Он что, вообще с ума сошел?!》
- Ты мне сказал всего лишь своё имя, — ответил Ловино, встал и подошел к Антонио, который снова хотел сбежать, но итальянец был быстрее и опять схватил его за лицо, на этот раз обеими руками. Не давая ему возможности сопротивляться, он со всей силой прижал его спиной к стене.
- Прекрати наконец! - велел ему Антонио, который не мог поверить, что настолько низкий парень с такой легкостью давил его к стене.
- СКАЖИ МНЕ, КТО ТЫ! - закричал на него Ловино. Испанец замолчал, и его глаза снова стали жертвой взгляда другого парня.
- Скажи мне, кого ты прячешь за этой улыбкой...
《Нет ... не смотри на меня так ... Я не хочу, чтобы на меня так смотрели! Не смотри на меня! ...
Я не хочу, чтобы ты узнал, какой я на самом деле, не хочу, чтобы мне напоминали, какой я жалкий, не хочу, чтобы кто-нибудь увидел, в кого я превратился, не хочу, чтобы обо мне плохо судили ... Не смотри так на меня!》
- Не смотри так на меня, — прошептал Антонио и слабо попытался оттолкнуть Ловино, но тот не сдвинулся с места.
- Не смотри на меня! - Теперь он уже кричал и прикрывал лицо руками, несмотря на то, что итальянец его всё ещё держал.
《Хватит, хватит, хватит ... если будешь продолжать, я ... Оставь меня в покое! Почему ты не такой, как все?! Почему тебя не удовлетворяет улыбка?! Ты же меня почти не знаешь, значит, откуда берёшь право требовать от меня объяснения?! Просто дай мне дальше всех обманывать.
Это же то, что все хотят, не так ли? Все хотят видеть, что у меня всё хорошо, все ожидают только лучшее от меня, чтобы я был сильным и всем помогал! Все сваливают свои проблемы на меня ... Я их опора ... и ради них мне надо все терпеть! Я не могу сдаваться перед ними, не могу ... не могу...!》
- Нет, ты не такой сильный, — сказал вдруг Ловино. На этот раз Антонио по-настоящему задрожал, а его колени чуть не поддались. Он всё ещё старался закрыть лицо.
《ЗАМОЛЧИ! ... Я сильный! У меня нет другого выбора...》
- Я сильный. - Но Антонио не успел договорить, как у него сломался голос и он окончательно упал на колени. Ловино его в конце концов отпустил и тоже спустился на колени перед ним, пока тот дальше прятался за своими руками.
《Да кого я здесь пытаюсь обмануть? Я больше не могу, мне так всё надоело, так стало противно ... Не могу я больше ... не выдерживаю больше... пожалуйста... Я всего лишь хочу исчезнуть.》
- Хочу исчезнуть, — еле выдал Антонио наконец. Все его тело дрожало и несколько слез текли по его подбородку.
Ловино сел, скрестив ноги, протяжно, даже тяжело вздохнул и осторожно положил испанцу руку на голову. Тот немного испугался.
- Да ладно уже ... Мне не нужна твоя улыбка.
Услышав это, испанец убрал руки и показал своё заплаканное лицо, так не похожее на вечно веселого Антонио. Теперь его глаза блестели от слёз, а не от фальшивого счастья, его щеки были красными от плача. Никаких ямочек не было и в помине. Маска с улыбкой упала и выставила напоказ спрятанное под ней усталое лицо обычного человека.
И вдруг он разрыдался. Это был не такой плач как у Феличиано в детстве, и тем более не тихие всхлипы, которые прячут за дверью от глаз других, а много, много слез, тяжёлое дыхание, непонятное бормотание и неразборчивые мысли. Ловино ничего не соображал.
Итальянец ненавидел людей больше всего на свете и время от времени, возможно, даже их боялся ... Откуда тогда у него вдруг появилась эта самоотверженность и почему он позволял себе выслушивать нытьё какого-то типа, если слышал подобное уже неизвестно сколько раз за свою жизнь?
Он просто сидел на полу напротив испанца, наблюдая, как тот обливался слезами, и воспринимая целую волну из запутанных мыслей, слов его сердца, которое, казалось, горько плакало вместе с ним.
Ловино положил локти на колени, а щёки на руки и внимательно изучал плачущего испанца.
《Хватит уже ... Я больше так жить не могу, слишком устал, чтобы продолжать в том же духе. Почему никто другой, кроме него не заметил, как мне плохо?》
Впервые за свои 23 года жизни Ловино почувствовал любопытство. Обычно все причины жутких мыслей были ему до одного места, но именно этому парню удалось пробудить в нем интерес, который даже не знал, что имеет его вообще. Что же довело Антонио до такой степени? Что или кто заставляло его притворяться сильным и счастливым? ... Ловино понятия не имел, как можно дойти до такого, только чтобы удовлетворить других.
Странно, что несмотря на то, что он знал каждый секрет людей и был в состоянии слышать их сердца он всё-таки не понимал, как они могли так крепко привязываться к другим, даже представить себе не мог, почему Феличиано только ради него решил полностью отказаться от личной жизни и собственных секретов.
Иногда Ловино даже не чувствовал себя человеком. И совсем не из-за его ненормальной способности, а потому что не испытывал никакую потребность в общении с людьми. Феличиано, конечно, мог считаться исключением, поскольку они выросли вместе, но от всех, кроме него, Ловино старался держаться подальше.
Возможно, благодаря таким людям, как Антонио, который из-за других дошёл до края отчаяния, у него возникли отвращение и страх. Ведь да ... связываться с другими никогда не сулило ничем хорошим. Хватило лишь взглянуть на Антонио. Ну что ему дали эти люди, кто, считая по его мыслям, взвалили всю тяжесть своего существования на его плечи, даже не замечая, как он надрывался? Кто эгоистично продолжал топить его все глубже и глубже?
- Какой ты всё-таки дурак ... - шепнул Ловино. Испанец его не слышал, потому что был слишком погружён в плач и выпускание своих чувств.
Ловино на него посмотрел, но не с сочувствием, а с глубоким холодом, с пустотой, очень похожей на ту, что была в глазах Антонио прошлой ночью.
Да, Антонио был дураком, ведь связался и построил отношения с другими. Ведь в конце концов все люди являлись одной и той же лицемерной дрянью.
Вдруг к всхлипам Антонио присоединилось знакомое мяуканье. Тортуга ловко залез через открытое окно в дом и элегантным шагом подошёл к парням, расчётливым взглядом глядя на испанца, который пытался успокоиться. Затем кот посмотрел на Ловино, и тот движениями пальцев позвал его к себе.
- Твой хозяин пока слишком занят. Он делает из себя посмешище в чужом доме. Подожди, пока он немного возьмёт себя в руки, — сказал ему итальянец. Кот мяукнул, потёрся об руку Ловино и сел к нему на колени.
Услышав своего питомца, Антонио наконец поднял заплаканное лицо и заставил себя улыбнуться.
- Привет, Тортуга. Что ты здесь делаешь? - выдал он, вытирая себе лицо рукавами рубашки.
- Этот маленький негодяй почти живет у меня и эксплуатирует, сколько может, — ответил Ловино, легонько тыкая коту пальцем по носу, на что тот попытался ударить его лапой.
- Кажется, он этому у меня научился... опять я злоупотребляю твоей добротой. Извини за то, что тебе сейчас устроил, — сказал Антонио всё ещё дрожащим голосом.
- Я же тебе сказал, чтобы ты не извинялся, если тебе не жаль, — крикнул на него Ловино, разозлив этим Тортугу, который попытался его поцарапать. Итальянец думал, что Антонио сейчас снова покажет ему эту жалкую попытку улыбки, но когда посмотрел на него, получил другое.
- Спасибо, — сказал Антонио, удивляя Ловино, который очень редко получал честную благодарность. И честной она была, он был больше чем уверен.
《Спасибо, что выслушал меня.》
- Да ладно тебе, это звучит так, будто я реально что-то для тебя сделал, — проворчал Ловино, начиная играть с Тортугой, чтобы не смотреть Антонио в лицо. Тот просто прислонился спиной к стене и наблюдал за ним.
- Ещё как сделал... если я был бы вынужден опять весь день притворяться, что всё хорошо, тогда, клянусь тебе, что по дороге к работе прыгнул бы с какого-нибудь моста, — сказал Антонио. Несмотря на его шуточный тон, было понятно, что он говорил серьезно.
- Тогда прекрати со всем этим и скажи правду. Всё, — предложил Варгас, пожимая плечами. Антонио снова выпустил этот слабый смех, который показывал, как он от всего устал.
- Если бы всё было так просто, я бы это давно сделал, не думаешь? - ответил он. Коту тем временем надоела игра, поэтому тот пошел в гостиную, найти что-нибудь поинтереснее.
Царило длинное молчание. Антонио спорил сам с собой, рассказывать ли ему дальше или лучше оставить разговор. Но Ловино так пронзительно смотрел на него, будто одним взглядом мог вытащить из него все секреты ... Испанец был настолько запуган его глазами, что всё-таки решил говорить дальше.
- Иногда у меня складывается чувство, что в этом мире не существует места для моих проблем. У всех свои заботы, печали, и вещи, которые их злят или висят у них на душе, но не у меня ... мне никогда не разрешали их иметь, - начал испанец, рисуя на полу невидимые круги указательным пальцем.
- Всё время одно и тоже: улыбайся, Антонио! Ради мамы ... А то она опять не встанет с кровати, потому что с того дня, как умер папа, не хочет больше ни о чём знать. Но если я ей улыбнусь, ей станет легче, если я промолчу, что я тоже печален и одинок, она сегодня, может, выйдет из спальни. Улыбайся, Антонио! Ведь никому не нужен грустный и вечно плачущий ребёнок, никто не захочет с ним играть ... Поэтому показывай всем улыбку, чтобы они не оставили тебя одного, не говори никому ни слова, а то все от тебя уйдут. Улыбайся, Антонио! Забудь, что тебе надо взрослеть раньше времени, бросать школу и начинать работать, потому что мама одна не справляется с расходами. Улыбайся, Антонио! Притворяйся дальше, что ты достаточно сильный и зрелый, чтобы выполнить ожидания всего мира. Ведь все считают, что ты справишься со всем угодно. Смотри, как они тебя называют хорошим мальчиком ... Смотри, как они тебя хвалят и восхищаются тобой, но ни один не подаёт тебе руку, чтобы помочь. Улыбайся, Антонио! Несмотря на то, что ты чувствуешь, что погибаешь, каждый раз, когда говоришь "Я в порядке". Потому что Франциск этому верит, потому что Гилберт этому верит ... Потому что они ожидают, чтобы я ради них был весёлым. Улыбайся, Антонио! Прекрати наблюдать, как все двигаются вперёд, пока ты сам застрял в этой жалкой жизни, которую никогда не хотел. Ты всё ещё ждёшь, что она станет лучше, но знаешь, что зря, ведь заботы остальных не дают тебе сделать и шага, а их проблемы привязывают тебя к месту. И не только мамины, а ещё твоих друзей и людей вокруг тебя. Все столько просят у тебя, все ожидают, что ты и дальше будешь всё выносить! ... Просто улыбайся, как делал всю жизнь, игнорируя, во что она превратилась, как тебе всё с каждым днём больше и больше надоедает и ты начинаешь всё ненавидеть ... Смейся! Никого не интересует, как ты там на самом деле. Улыбайся всем и надейся, что это мучение скоро закончится ... Старайся не надорваться на глазах у других, старайся и дальше быть сильным человеком, которым никогда не был, и молчи ... Просто улыбайся. - И действительно: пока он рассказывал, на его лице всё время была надета улыбка, словно маска.
Будто он со временем уже позабыл, как показывать другое выражение.
- Но теперь хватит, — поменял он вдруг тон. - Мне надоело вести эту жизнь, которая мне даже не принадлежит ... всё время мне надо было жить ради других. Не помню ни одного раза, чтобы делал хоть что-нибудь для себя. Мне так стало всё противно, хочу просто исчезнуть ... хочу избавиться от этой усталости ... всего лишь немного отдохнуть. - Его голова всё больше опускалась. Казалось, он вот-вот снова заплачет.
《Вряд ли он понимает. Наверно, думает, что детям в Африке в тысячу раз хуже чем мне ... все так делают ... я никому не нужен.》
Ловино тяжело вздохнул и встал, удивляя испанца своим скучающим выражением. На самом деле он прекрасно понимал, что такое полностью уставать от жизни. Итальянец встал перед ним и протянул ему руку, чтобы помочь подняться на на ноги.
Антонио слегка нерешительно посмотрел сперва на руку, а потом на самого Ловино, который выглядел раздражённым, как всегда.
- Пошли завтракать, пока еда полностью не остыла. - Вот этого испанец уже точно не ожидал, но всё равно взял его руку и встал. Потом они вернулись к столу, на котором их завтрак действительно начал остывать.
Итальянец сел и принялся есть, будто ничего не случилось, будто только что не стал свидетелем, как другой человек перед его глазами был раздавлен тяжестью собственных секретов, и не выслушал всю его историю.
Всё ещё не совсем уверенный Антонио тоже взял в руку вилку.
- А ты не собираешься мне что-нибудь сказать? - поинтересовался он наконец. Ловино моргнул пару раз и снова нахмурил брови.
- Например? - переспросил он. Антонио пожал плечами.
- Ну, не знаю ... Что-нибудь про то, что я тебе сейчас рассказал ... - объяснил он слегка смущенно. Ловино лишь закатил глаза.
- Всем надо переносить какую-то фигню, это ничего нового, поэтому мне нечего тебе сказать. Если хочешь, чтобы я тебя как-нибудь взбодрил или начал объяснять, как прекрасен этот мир, тогда жди до посинения. Мне своих проблем достаточно, так что не думай, что буду решать ещё и твои, — набросился на него Ловино. Теперь Антонио был уверен, что итальянец самый неприятный, грубый и невыносимый человек на свете.
- Но ... Я тебя не заставляю улыбаться. Если у тебя нет на это настроения, тогда не надо ... И ещё: я ничего от тебя не ожидаю... даже, чтобы ты был сильным, — продолжил Ловино. Антонио широко открыл глаза и засмеялся.
- Спасибо, — повторил он. Его веселила эта грубая доброта. В этот раз его смех был настоящим, поскольку Ловино слышал, как его сердце тоже смеялось.
《Ну и интересный он парень. Думаю, он всё-таки не такой, как другие ... Он мне нравится.》
Услышав это, Ловино моментально уставился на смеющего Антонио, который наконец начал есть, и осматривал его, будто он самое странное существо в мире.
Ведь итальянец никогда прежде не слышал хорошего о себе, кроме как от Феличиано. Он был крайне удивлен и во время всего завтрака не отводил глаз с Антонио.