Я даже не понял, что произошло. Я растерянно заслонился рукой, ослеплённый ярким светом. Потом голова закружилась. А когда я открыл глаза, тело казалось бесконечно лёгким. Что со мной?

      Мама смотрела прямо на меня, её глаза были полны слёз.

      — Мам, что случилось? — спросил я.

      Она прошла мимо, причитая: «Мой бедный мальчик». Как так? Она меня не заметила?

      Я вдруг осознал, что даже не стою, а просто парю в воздухе, не касаясь ногами пола. Я рванулся к маме:

      — Мам, со мной что-то происходит… Мам!

      Моя рука, которой я попытался взять её за плечо, прошла сквозь неё.

      Я вздрогнул. Что же это? Я в ужасе смотрел на свои пальцы, рука дрожала. Я был какой-то прозрачный… как туман… и совершенно не чувствовал тела.

      Ещё одна попытка — и опять неудача.

      — Мам, что со мной? — Я часто задышал. — Мам, мне страшно! Почему ты меня не видишь?!

      — Примите мои соболезнования, — сказал кто-то.

      Я повернулся и увидел, что моя фотография стоит на высоком столе. Мама поклонилась учителю. Что он тут делает? Что делают здесь все эти люди? И почему там моё фото? Я задрожал и направился к фотографии. Что это за стол такой? Что это такое рядом со столом? Что-то белое и блестящее… Я вскрикнул от ужаса, когда понял, что это гроб. Что здесь делает гроб?!

      — Это я виноват!

      Я заметил среди других Сейджи. Он закрыл лицо рукой, опустился на колени перед гробом. Его плечи вздрагивали.

      — Ты что, Сейджи? — поразился я, тщетно пытаясь взять его за руку.

      — Это я во всём виноват! — повторял он, всхлипывая.

      Мама подошла к нему:

      — Сейджи, ты ни в чём не виноват. Это просто несчастный случай.

      Какой ещё несчастный случай?! Я подплыл к гробу и заглянул внутрь, но тут же отшатнулся. В гробу лежал я сам! Лицо мертвенно-бледное, висок разбит и загримирован, руки (все в ссадинах и синяках) скрещены на груди — настоящий покойник!

      — Мам… — теряя голос, сказал я, — я ведь… я ведь не умер?

      Меня никто не видит и не слышит. Я не могу никого коснуться. Я парю в воздухе. Я… привидение? Другого объяснения не находилось. Я выдохнул и снова заглянул в гроб. Да, это я, точно я. Но я думал, что душа должна улететь в Рай… или куда там ещё. Почему же я остался здесь? Или я уйду, когда моё тело предадут земле?

      Как я вообще умер? Ничего не помню… И почему Сейджи говорит, что это он во всём виноват?

      Я повернулся и посмотрел на него. Сейджи плакал. Он вообще никогда не плакал, я ни разу не видел его слёз. Ни разу! Внутри защемило. Я ведь так его любил… я так его люблю! А он плачет по мне и даже не догадывается, что я здесь, рядом, просто… меня больше нет.

      Что же произошло? Я покружился по комнате и неожиданно всё вспомнил. Мы с Сейджи поссорились, потому что я узнал о его измене. Он уверял меня, что измены не было, но я сам застукал его в постели с Рьюгой. Что дальше? Мы разругались, я сказал, что между нами всё кончено, и пошёл домой. Да, так и было. А на перекрёстке меня сбила машина, потому что я был так расстроен, что выскочил на дорогу на красный свет. Это несчастный случай. Я всегда был невнимателен. И ему не стоит себя в этом винить. В чём он передо мной виноват, так это в том, что трахался с тем парнем. Но как мне всё это до него донести? Я вздохнул и опустился на край гроба.

      Приходили родственники и одноклассники, приносили маме соболезнования. Как же она теперь будет без меня?

      Может быть, поэтому я до сих пор здесь?

      — Боже мой, ему же всего восемнадцать было… — всхлипывал кто-то из родственниц.

      Не было: я до дня рождения трёх месяцев не дожил. А какие шикарные планы я строил на этот день! Я закрыл лицо ладонями. Потерянный, бесконечно одинокий, невидимый… Неужели никто не придёт за мной, чтобы отвести в мир иной? Неужели я так и останусь призраком?

      — Можно я здесь останусь на ночь? — попросил Сейджи, и мама позволила.

      Сейджи сел возле гроба, погладил меня по щеке и всхлипнул:

      — Прости меня, Укичиро, прости… Почему ты умер, не дав мне всё исправить? Укичиро, любимый мой…

      По его щекам снова покатились слёзы, он уткнулся лицом в боковину гроба. Я страдал ещё больше него: видеть, как он убивается, но не в состоянии ничего сделать… Я несколько раз попытался его коснуться, но по-прежнему не смог.

      — Я себя никогда не прощу. — Сейджи выпрямился и поцеловал меня в плотно сжатые губы. — Это я во всём виноват. И как же я теперь буду жить без тебя?

      Я и сам заревел, слушая всё это.

      Сейджи просидел над гробом всю ночь.

      Утром снова собрались люди. Приехали какие-то мужчины в строгой одежде, почтительно поклонились маме. Она расплакалась, поцеловала меня в лоб и закрыла окошечко. Что происходит? Они взяли гроб и понесли его на улицу. Мама почти рухнула на руки родственников, и они повели её следом. Что это? Это… похороны? Мои похороны?

      Я нерешительно остановился у порога. Я читал много книжек о призраках, где говорилось, что привидения привязаны к определённым местам и не могут их оставить. Неправда. Я смог спокойно покинуть дом и полететь за машинами. Они привезли всех на кладбище, гроб вынесли и поставили возле зловеще темнеющей ямы. Я покружился над ней. Они собираются закопать меня здесь? в землю? Как же страшно! Когда земля станет стучать по крышке, я от страха умру!.. Ох, да я ведь и так уже умер… Священник говорил последние слова, слышались всхлипы родных. Я тревожно заметался, когда могильщики подошли к гробу. Мама вдруг оттолкнула их, припала к гробу, обхватив его руками, и заплакала:

      — Не дам, не отдам, не позволю… мой мальчик…

      Родственники с трудом отвели её от гроба. Я ревел во весь голос. Себя мне уже не было жалко, но видеть их слёзы, их страдания…

      — Мама… — Я протянул к ней руку, но остановился. Ведь я всё равно не мог к ней прикоснуться.

      Сейджи тоже в последний момент не сдержался: отмёл всех и упал на гроб ничком, пальцами прочертил по крышке:

      — Пожалуйста, Укичиро… не надо… не оставляй меня…

      Я был поражён. Он так меня любит? Я моментально простил ему измену. Всё простил.

      Гроб наконец опустили в яму. Я выдохнул и закрыл глаза. Вот теперь я и уйду. Сейчас зароют в землю… Интересно, когда до меня доберутся червяки? Какой ужас! Лучше бы кремировали.

      Первые комья земли глухо стукнули о крышку, я вздрогнул. Вот и всё.

      Я ошибался.

      Ничего со мной не произошло: я не исчез, не растворился, не засветился золотым сиянием и не вознёсся на небо. Может быть, нужно залезть в гроб с телом, чтобы уйти? Я попытался слететь вниз, пока гроб ещё не засыпали окончательно, но меня как будто вытолкнула оттуда невидимая пружина. Я завис над могилой, закружился над ней, как привязанный воздушный змей. Почему же я не смог? Эй, кто-нибудь, объясните мне!

      Я остался здесь, в мире живых, невидимый для всех. Теперь я всего лишь привидение.

      Сейджи долго стоял возле свеженасыпанного холмика, слёзы скатывались с его лица и падали на землю. Я сзади обвил его руками, как всегда делал, но проскользнул сквозь него, конечно же. Сейджи вздрогнул. Может быть, он что-то почувствовал? Я с надеждой закружился вокруг него. Он обернулся, словно ожидал кого-то увидеть сзади, поник и со вздохом закрыл лицо рукой. Не видит меня… Он как-то сгорбился и медленно пошёл с кладбища. Я плыл рядом с ним, вздыхая.

      Что ж, по крайней мере, я могу видеть тех, кого я люблю. Да это будет ужасно! Пройдёт время, все меня забудут, а я буду вынужден всё это видеть?! И Сейджи однажды влюбится в кого-то другого… Я разревелся при мысли об этом. Не хочу, чтобы меня забывали! Не хочу, чтобы моё место занял кто-то другой!

      Проводив Сейджи до общаги, я вернулся домой. Мама и родственники были здесь, принимая печальную трапезу. Моя фотография по-прежнему стояла на столе, её затянули крепом. Я подплыл к ней. Таким я и останусь… навсегда… Я не мог видеть своё лицо, да и в зеркалах не отражался, так что постарался запомнить себя таким, как на этой фотографии. Как в трёхмерной игре, когда на экране видишь лишь своё тело, а лицо нет.

      Я посмотрел на руки — прозрачные, почти светящиеся — и вздохнул. Ну, я хотя бы не мучился: смерть была мгновенной, раз я её даже не запомнил.

      Я пробрался через потолок в свою комнату. Надо же, как удобно! Здесь царил беспорядок (я так и не успел прибраться, хотя мама мне раз двадцать в тот день сказала это сделать). На столе лежали тетрадки с домашним заданием. Эх, все мои оценки пропали! Такой табель был шикарный, я бы колледж окончил с отличием и в любой вуз поступить бы смог… А вместо этого моё тело скоро превратится в прах, а я буду пугать людей по ночам. Хотя… нет, не буду: я ведь невидимый.

      Как оказалось, призраки тоже спят. Я неожиданно провалился в сон, зависнув где-то под потолком, и проснулся лишь через несколько часов, чувствуя себя ещё легче, чем прежде.

      — Круто, — невесело пробормотал я, — теперь о еде не надо заботиться и об одежде.

      На мне была та же одежда, что и в момент смерти, и снять с себя её не удалось: она словно бы стала частью моего тела. Ну и пусть! Всё равно никто не видит. Я покружился по комнате, стараясь оглядеть себя со всех сторон, и спустился вниз. Мама тихо переговаривалась с родственниками, они уговаривали её переехать к ним в Осаку.

***

      Время шло, ничего не менялось: я по-прежнему был здесь. Я каждый день летал в колледж, устраивался на подоконник и смотрел на Сейджи. Он заметно похудел, под его глазами всегда были тёмные круги. Я не знал о причинах этого, пока однажды ночью не забрался в его комнату. Он всю ночь плакал, съёжившись на кровати и обнимая подушку. Каждую ночь… каждую ночь…

      — Сейджи… — прошептал я, ломая пальцы.

      Он плакал, винил себя, звал меня… Я зажал уши, чтобы не слышать этого. Бедный, бедный Сейджи! Он так страдает! И почему я не мог умереть в какой-нибудь другой день? какой-нибудь другой смертью? Тогда бы он не винил себя…

      Перед утром он затих, забываясь нервным сном. Я свился в клубок возле него, вытирая мысленно слёзы с его лица. Я так хотел к нему прикоснуться!

      Утром Сейджи проснулся, вымыл лицо, оделся и пошёл в колледж. Я плыл рядом с ним, дивясь тому, как он изменился. Он стал таким мрачным, таким замкнутым…

      — Может, хватит меня игнорировать? — Возле ворот путь ему преградил Рьюга.

      Я сжал кулаки. Ведь именно с ним Сейджи мне и изменил!

      Сейджи обошёл его, как прокаженного:

      — Это всё из-за тебя.

      — Ха? — Рьюга побежал следом за ним. — С чего бы это? Ты же сам меня трахнул.

      — А кто меня подпоил? — Сейджи резко остановился и повернулся к нему. — Я ни хрена не помню, что там произошло. Что я помню — так это лицо Укичиро, когда он вошёл… И ты говоришь, что не виноват?!

      — Я его под машину не толкал.

      — Гад! — Сейджи размахнулся, но подоспевшие одноклассники оттащили его. — И не подходи ко мне, или я тебя прибью на хрен, понял?

      — Псих! — отозвался Рьюга и чинно пошёл в колледж.

      — Успокойся. — Ватару похлопал Сейджи по плечу. — Не стоит. Он того не стоит. К тому же Укичиро этим не вернёшь. Не надо, Сейджи.

      Я опять начал всхлипывать. Сейджи мне не врал: никакая это не измена, если его опоили. А я ему не поверил. Как я мог ему не поверить?!

      Сейджи отдышался, отстранил друзей:

      — Всё нормально, не буду больше. Просто сорвался.

      Я плыл следом, растирая по лицу слёзы. В моей смерти я сам виноват. Если бы выслушал его до конца, а не понесся, как сумасшедший, чёрт знает куда, всё было бы нормально.

      Начались занятия. Я сидел на окне, глядя на Сейджи, как всегда делал. Но в этот раз мне отчего-то было не по себе. Какие-то покалывания во всём теле… Я завертел головой и увидел, что на меня смотрит Юкинори. Он не на меня смотрел, конечно, а в окно, но взгляд-то его я всё равно чувствовал на себе.

      Вот уж кто самый странный парень во всей группе! Увлёкся всякой хренью, отрастил волосы, стал красить глаза чёрным и тусоваться с сатанистами. Пару раз он даже пытался покончить с собой, но не потому, что у него была депрессия, а потому, что это было модно в его окружении. Его все побаивались: он грозился навести порчу на тех, кто будет к нему приставать. Чёрт его знает, а вдруг на самом деле может? Поэтому он держался особняком, а все от него — на порядочном расстоянии.

      Прозвенел звонок. Юкинори вдруг направился к Сейджи, подошёл к его столу, встал напротив окна и сказал:

      — Привет.

      — Привет. — Сейджи покосился на него и бочком ретировался.

      Какого чёрта он вздумал здороваться с моим парнем?! Даже если меня больше нет… это не повод.

      Все уже разошлись. Юкинори по-прежнему стоял возле парты Сейджи.

      — Знаешь, — вдруг усмехнулся он, — это так невежливо — не отвечать на приветствие. Ты мог хотя бы кивнуть, Укичиро.

      Он смотрел прямо на меня, когда говорил это. Я вздрогнул. Он обращался ко мне? Я подплыл к нему поближе, наклонил голову и неуверенно спросил:

      — Это ты мне?

      — Как будто тут кто-то ещё, кроме нас, есть. — Юкинори пожал плечами.

      Я огляделся. Действительно, кабинет был пуст. Во мне вспыхнула робкая надежда… нет, даже радость. Подумать только: я обрадовался, что этот фрик со мной заговорил! Раньше бы я ему просто двинул, а теперь…

      — Так ты меня видишь? — выдохнул я, чувствуя, что готов завизжать от радости.

      — Вижу, слышу и, кажется, даже могу коснуться. — Юкинори неожиданно взял меня за руку.

      Я почувствовал тепло его пальцев на запястье. Он может меня коснуться? Я протянул руку и вполне отчётливо ощутил его плечо.

      — Но… как же так? — растерялся я. — Меня ведь больше никто не видит… и коснуться я никого не могу. — И я махнул рукой сквозь стол.

      — Не знаю. — Юкинори почесал затылок. — Я просто вдруг увидел тебя… и обалдел, если честно. Я не верил, что привидения бывают.

      — Так ты же с сатанистами тусуешься и — не веришь?

      — Одно дело — тусоваться, другое дело — своими глазами увидеть, — возразил он.

      — Ох, и почему изо всех людей на свете именно ты! — вздохнул я.

      — Знаю, ты бы хотел, чтобы это Сейджи был, — тихо проговорил Юкинори.

      — Я так люблю его! — Я сглотнул комок в горле. — Но мне никто не сможет помочь…

      — А может, я смогу, — усмехнулся Юкинори. — Я же сатанист как-никак.

      — Издеваешься? — Я вытер нос.

      — Нет. Пошли? — Он повесил сумку на плечо.

      — Куда? — Я поймал себя на мысли, что готов пойти за ним куда угодно, лишь бы его слова оказались правдой.

      — Куда-нибудь. Расскажи для начала, что с тобой случилось.

      Мы выбрались из кабинета через окно. Да он просто решил прогулять оставшиеся пары, ясно-понятно: примерным учеником он никогда не был.

      Но что я мог ему рассказать? Я почесал затылок:

      — Ну… меня сбила машина, хотя я даже не помню, как это было. А потом я обнаружил, что стал таким. Вот и всё.

      — Хм? — Юкинори задумался и едва не врезался в дерево. — Блин!

      — Ты такой же невнимательный, как я… — Меня это порядком развеселило. — Смотри, под машину не попади, а то два призрака для одного колледжа — это уже слишком.

      Он засмеялся, потёр лоб:

      — Нет. То, что ты призраком стал, — это нечто исключительное. Если бы все покойники привидениями становились…

      — Это верно, — согласился я. — Но почему именно я?

      — Не знаю. Может быть, ты к этому генетически предрасположен. Или дела какие-то незавершённые остались. — Юкинори выдвигал одну гипотезу за другой. Оказывается, он в этом неплохо разбирался. — Но это даже здорово, что призраком стал ты.

      — А?

      — В смысле, человек, которого я знаю. Я и не думал, что мне так подфартит! — Юкинори чему-то радостно засмеялся.

      — Тебе-то шуточки, — проворчал я, — а вот мне совсем не смешно. Слушай, а ты сможешь отправить меня… куда следует? Не очень-то хотелось бы всю оставшуюся жизнь летать по округе.

      — Может быть. А может быть, смогу придумать что-нибудь получше, — загадочно ответил Юкинори и свернул в какой-то переулок.

      — «Получше»? — Я летел следом. — А, я понял! Вселишь меня в какую-нибудь куклу или в труп, и я буду как зомби?

      — Ты аниме пересмотрел, — недовольно прервал меня Юкинори. — Вуду уже не модно, а зомби не эстетично. Разве тебе хотелось бы, чтобы от тебя отваливались куски плоти?

      — Вряд ли, — поёжился я. — Погоди, куда мы вообще идём?

      — На кладбище.

      — Чего-чего? — Я остановился. — Зачем нам на кладбище?

      — Хочу взглянуть на твою могилу, — уклончиво ответил он.

      — Что на неё смотреть-то… — пробормотал я, чувствуя неприятные покалывания во всём теле.

      Мне совершенно не хотелось туда идти. Страшно! Опять представить себе все эти ужасы…

      — Не бойся. — Юкинори вернулся, взял меня за руку и потащил за собой, словно какой-нибудь воздушный шарик. — Мне просто нужно взглянуть… и взять немного земли оттуда.

      — Для чего?

      — Для ритуала.

      — Какого ещё ритуала?!

      — Потом объясню.

      Мы пришли на кладбище. Я испуганно смотрел на все эти памятники, а вот Юкинори, похоже, чувствовал себя вполне комфортно. Он полуобернулся ко мне:

      — Ну, показывай.

      Верно, он же не знает, где моя могила… Я вздохнул и поплыл вперёд, указывая дорогу. Юкинори даже что-то насвистывал. И чего он так веселится?

      Я остановился возле своей могилы:

      — Вот.

      Юкинори почтительно сложил руки, постоял немного в такой позе и весело сказал:

      — Ну, я тебя потревожу немного.

      — Что? — не понял я.

      Юкинори вооружился невесть откуда взявшейся лопатой:

      — Не волнуйся, я потом всё обратно зарою.

      — Ты! — Я пришёл в ужас, когда сообразил, что он делает. — Не смей! Ты что, некрофил?

      — Не будь идиотом. Я ведь сказал: для ритуала мне нужно кое-что.

      — Ты сказал: земля!

      — И земля тоже.

      — А если тебя застукают? — Я взволнованно кружил возле, и чем глубже он зарывался, тем тревожнее мне становилось.

      — Не застукают. Время уже позднее, а сторож появится в этой части кладбища ещё нескоро.

      Что-то подсказывало мне, что Юкинори не впервые такими делишками промышляет, раз так хорошо обо всём осведомлён. И я совершенно не подумал о том, что будет чувствовать мама, когда узнает, что мою могилу осквернили. А когда подумал — было уже поздно: лопата стукнулась о крышку. Юкинори расчистил её и уселся на гроб.

      — Погоди! Ты ведь не собираешься его открывать? — разволновался я, заметавшись над могилой. Спуститься в неё я, как и прежде, не мог.

      — Не смотри, — посоветовал он. — Тебя это может шокировать.

      — Хватит!

      Но Юкинори уже открыл окошечко. Я отвернулся, зажмурился изо всей силы.

      — Ну… — после паузы сказал Юкинори, — всё не так уж и плохо. Ты пока держишься.

      Что он собирался делать? Я решительно повернулся и заглянул в гроб. Меня непроизвольно откинуло назад, я зажал рот рукой. Страх опять нахлынул липкой холодной волной. Как и сказал Юкинори, тело пока ещё «держалось», но цвет уже изменился, и появились характерные пятна.

      — Не смотри, я же говорил. — Юкинори достал из кармана перчатку и натянул её на руку.

      — Что ты делаешь? — Я снова заволновался и сделал над могилой несколько кругов.

      — Мне нужно немного твоих волос… и… — Он наклонился над гробом. — Без этого ритуал не проведёшь.

      Я опустился на землю возле могилы и закрыл лицо руками. Не хочу на это смотреть!

      Юкинори выбрался из могилы, вооружился лопатой:

      — Да не волнуйся! Я сейчас всё обратно закопаю, как новенькая будет.

      — Идиот, закапывай уже! — взвыл я.

      — Понимаю…

      — Ни хрена ты не понимаешь!

      — Извини, я не нарочно.

      Юкинори закопал могилу, водрузил обратно цветы, но всё равно было видно, что её раскапывали. Я вздохнул. И зачем я на это согласился? Столько проблем из-за этого будет! Бедная мама! Да и себя увидел… такого… Ужас!

      — Пойдём. — Юкинори быстро запихал какой-то свёрток в сумку и вытер руки об траву.

      — Ничего святого у тебя нет! — Я поплыл за ним. — Какой хоть ритуал-то? Что ты хочешь сделать?

      — Вернуть тебя к жизни, — засмеявшись, несколько нервно впрочем, ответил он.

      — Что? — поражённо воскликнул я.

      — Потом всё узнаешь… когда придём к Огатами.

      — А это ещё кто? — подозрительно осведомился я.

      — Да так, знающий человек… Он во всём этом лучше меня разбирается. Он точно сможет.

      Но что «сможет» — Юкинори не договорил. Мне ничего не оставалось, как лететь за ним.

      Он привёл меня к подозрительному дому, покосившемуся и подпёртому железными жердями. Самое подходящее пристанище для бомжей и сатанистов! Юкинори постучал, дверь приоткрылась, и он скользнул внутрь. Я беспрепятственно проник следом, завертел головой. Внутри было не так убого, как снаружи, но ещё более зловеще: куча всяких черепов, крестов, свечек и даже гробов. Среди всего этого хаоса восседал мужик в традиционной одежде и накладывал заплатку на носок. То ли пугаться, то ли смеяться…

      — Привет, Огатами! — сказал Юкинори и сел на один из гробов.

      — А, давно тебя не было. — Огатами снял очки и посмотрел на него. — Как дела?

      — Я нашёл тебе призрака, — сообщил Юкинори.

      «Нашёл призрака»? О чём это он? Огатами встал и подошёл ко мне. Так и он меня видит?!

      — Здравствуй, — сказал он. — Не бойся. Ты растерян, не знаешь, что происходит, но…

      — Ничего подобного! — прервал его я и отлетел подальше. — Я в курсе, что я призрак. Два месяца уже. Так что обойдёмся без душещипательных речей.

      — Достал. — Юкинори перевернул сумку, и на гроб высыпалась могильная земля. Я заметил там ещё пучок моих волос и что-то красное, похожее на клочок кожи. — Полный набор! Призрак тоже есть. Теперь точно можно ритуал провести!

      — Ты ещё не передумал? — Огатами снова надел очки и посмотрел на то, что притащил с кладбища Юкинори.

      — Минутку, какой ритуал-то? — возмутился я. — Ты мне так и не сказал, Юкинори!

      — Ну… — Он поболтал ногами. — Я хочу поменяться с тобой местами.

      — Как это? — обалдело переспросил я.

      — Огатами может взять твою душу и поместить её в моё тело. Тогда моя душа высвободится, и он сможет отправить её на тот свет, — объяснил Юкинори, посмеиваясь.

      — Ты что, псих? — Я уставился на него. — Что ты мелешь! Да никто на свете не может такое провернуть!

      — Очень даже может. — Огатами почесал подбородок. — Ваши души почти симметричны. Вы одного возраста. Думаю, проблем не будет.

      — Вы… вы можете это сделать? — Я с ужасом посмотрел на него. — Вы колдун, что ли?

      Огатами кивнул. Я сглотнул и обрушился на Юкинори:

      — А тебе-то это зачем — меняться со мной душами? И где ты мою душу возьмёшь?

      — Укичиро, ты ещё не понял? Ты и есть душа. — Юкинори уже не смеялся. — И ты прекрасно подойдешь моему телу. Ты можешь вселиться в него и жить дальше… жить, понимаешь? Снова жить.

      — Но тогда… ты тогда…

      — Всё нормально. — Юкинори зажмурился. — Я тогда наконец-то попаду на тот свет… И умирать не надо. Просто не верю своему счастью!

      Я выдохнул, опустился на гроб и уставился в одну точку. Слишком много потрясений за последнее время: сначала я умер, потом стал призраком, а теперь они говорят, что я смогу ожить, но уже в другом теле?

      — Так… я всё-таки стану зомби? — нерешительно предположил я.

      — На первое время, — к моему ужасу подтвердил Огатами. — Но через пару недель твоя душа врастёт в тело и ты станешь обычным человеком.

      Я посмотрел на Юкинори. Стать им? Да я никогда не «врасту» в это тело! Мы же совершенно не похожи! Огатами, кажется, понял мои мысли, потому что сказал:

      — Не волнуйся, всё получится. Молодые души быстро адаптируются.

      — А вы… вы делали такое раньше? — с замиранием сердца спросил я. — Я-то ладно, я в любом случае уже помер, хуже мне не станет. А он… — Я мотнул головой на Юкинори.

      — Не о чем беспокоиться. — Огатами достал какой-то котелок и сгрёб в него всё, что принёс Юкинори. — Я приготовлю снадобье для ритуала, а вы пока можете всё ещё раз обдумать. Приходите сюда завтра ночью. Если вообще решитесь прийти.

      И он вытолкнул нас обоих на улицу. Юкинори потянулся, весело взглянул на меня:

      — Вернёмся в общагу, расскажу немного о себе.

      — Погоди! — Я полетел за ним. — Ты что, серьёзно намерен это сделать?

      — Ага, — подтвердил он. — Если честно, я совершенно не хочу жить дальше, но умирать было страшновато. А переселение душ — это прямо идеальный вариант.

      — Так ты… именно для этого снюхался с сатанистами? — сообразил я.

      — Ну да, хотя они оказались совершенно бесполезны. На Огатами я случайно наткнулся. В общем, завтра пойдём к нему и…

      — Но почему ты не хочешь жить? — Этого я не понимал. Раньше я тоже иногда думал, что лучше бы мне умереть, но теперь, когда я реально умер, я узнал цену словам.

      — Сам посуди. Родителям на меня наплевать, они мне только деньги шлют. — Юкинори поморщился и перебежал улицу на красный свет. — В колледже я тоже ничем ничего. Перспектив никаких! А ты, я думаю, сможешь устроиться. Конечно, моё тело похуже твоего будет, но всё-таки…

      — Ты псих настоящий! — выдохнул я. — А если действительно получится? Что тогда с тобой будет?

      — В идеале я исчезну и перенесусь в лучший мир, в крайнем случае — стану привидением. Нет, не бойся, — поспешно добавил он, — тело назад я требовать не стану. Я больше не хочу быть человеком.

      …В его комнате царил полный хаос, мою так вообще идеальной можно было считать. Юкинори бухнулся на кровать и помотал в воздухе какой-то тетрадкой:

      — Я тут типа дневничка начиркал. Что я обычно делаю, как деньги доставать и всё такое прочее. На первое время тебе пригодится. А потом, я полагаю, ты своей жизнью жить будешь.

      — Да уж… — Я покосился на зловещие постеры в углу. — Интересно, а это больно?

      — Не знаю. А разве ты чувствуешь боль? Ты ведь уже умер, — удивился он.

      — Боль… здесь… — Я положил руку на грудь.

      Юкинори вздохнул, взъерошил волосы и сказал:

      — Ну, до завтра, я спать.

      Я выплыл из его комнаты и пробрался к Сейджи. Он сидел за компьютером, тупо уставившись в экран. Я пригляделся — реферат, который нам задали ещё в прошлом месяце, но набрано там было лишь полстраницы.

      Я пристроился возле. Возможно, завтра я уже смогу обнять тебя, Сейджи. Я провёл рукой по его лицу — сквозь его лицо. Завтра…

      Сейджи вздохнул, закрыл реферат. На рабочем столе у него была моя фотография. Он прижал ладонь к экрану, кусая губы. Я поспешил уйти: не выдержу, если снова увижу его слёзы.