- Ты уверен, что нет другого выхода? - у него голос дрожит.

Кажется, он еле сдерживает слёзы и готовые сорваться мольбы не уходить и не оставлять его. 

Юнги застёгивает чемодан и вздыхает. Оборачивается. 

- Уверен. Ты и сам знаешь, что его нет, перестань спрашивать. Я бы очень хотел, чтобы всё было иначе, но вышло так... 

Чимин прикусывает губу, опускает глаза. 

Ещё подросток - ладная фигура танцора, но пухлые по-детски щёки. И глаза такие... светлые, такие искренние, когда смотрят прямо. А не прячут разочарованный взгляд за пушистыми ресницами. 

- Мы оба виноваты, - шепчет Чимин. - Почему ты должен уходить? 

Юнги вздыхает снова. 

- Никто не виноват, Чимини. Никто. В подобном вообще, наверное, можно винить только злодейку Судьбу.

Особенно в их случае.

Чимин поднимает взгляд на него. Столько боли одним махом сваливается на Юнги, что дышать тяжело. Конечно, он не надеялся, что переживать этот момент придётся ему одному, но так хотелось, чтобы его маленькому было полегче. 

- Я так это ненавижу, - шепчет Чимин. - Так сильно ненавижу, что тебе приходится уходить. Что тебе приходится оставлять нас... это глупо.

- Думаешь? 

- Да.

- А что остаётся? Расскажи мне, как бы мы справились, останься я?

Чимин сглатывает, переступает с ноги на ногу и руками себя обнимает.

У него нет ответов на эти вопросы. Он и сам понимает, что никак. Справиться с тем, что происходит - всё равно, что пытаться остановить потерявший управление поезд, у которого сломались тормоза. 

Они оба это знают. 

Юнги только криво улыбается на его молчание и подхватывает чемодан за ручку.

Судя по взгляду Чимина, у него внутри всё обрывается и он в панике кидается к нему, будто пытаясь помешать покинуть комнату.

- Что я скажу ей, а? Как мне объяснить, что тебя нет?! - глаза всё же наполняются слезами, когда он цепляется за рукава кофты. - Как прикажешь мне выкручиваться?!

- Я оставил письмо. 

- Письмо?

- Да, я оставил для неё письмо и она... не простит, конечно, но лучше так.

- Ты написал там правду? 

- Чимини, ты совсем сошёл с ума? - в голосе, несмотря на вопрос, звучит нежность.

Юнги и смотрит на него так же.

- Думаешь, это было бы хорошей идеей? 

- Нет. Просто я хочу знать, к чему быть готовым.

- Тебя это никак не затронет. Разве что она скажет, чтобы ты больше и думать обо мне забыл.

- Если бы это было так просто...

Юнги всё же освобождается от чужой хватки, идёт вниз.

Ему неимоверно тяжело переставлять ноги, но иного выхода у него нет. Это лучшее решение, которое он принял в своей жизни. Самое правильное. И не важно, сколько боли оно принесёт им обоим. 

Чимин следует за ним тенью. Юнги, даже не видя его, представляет, как дрожат губы парня, как он комкает пальцами рукава рубашки. Как едва не спотыкается на лестнице, успевая ухватиться за перила в последний момент. Всхлипывает - это Юнги уже слышит.

Они оказываются лицом к лицу уже в холле и застывают так на долгие минуты, смотря друг другу в глаза. Юнги хочет запомнить, но беда в том, что он и так помнит это лицо в малейших деталях и уже не первую жизнь ищет только его в многомиллионной толпе, куда бы ни шёл.

- Береги себя, маленький мой, - просит он тихо. - Учись хорошо. Не заставляй о себе переживать ещё больше, ладно? 

Чимин втягивает носом воздух. Его влажные от непролитых слёз глаза смотрят умоляюще, но он только кивает. 

- И ты береги себя, - шепчет тихо. - Прошу. Пиши мне хоть иногда. Хотя бы раз в год. Обещай! 

- Обещаю, но писать буду на электронку, чтобы никто не увидел и, ни дай бог, не выкинул письмо. 

Чимин слабо кивает и улыбается уголками губ.

Вытрепал же он себе нервы. Да и Юнги не лучше. Должен был заботиться, а получилось какое-то откровенное дерьмо. Да только он знает, что это, в самом деле, не их вина... уже много жизней - не их. 

- Я буду скучать, - Чимин делает робкий шаг вперёд. 

Юнги отпускает ручку чемодана, протягивает руки к парню и тот оказывается тут же в его объятиях. 

Ласковым котёнком льнёт, трётся щекой о плечо и о его щёку, обнимает и едва не мурчит.

- Мне страшно, что я больше не смогу так тебя обнимать, - шепчет тихо и всё же плачет.

Его плечи вздрагивают и он скулит, утыкаясь лбом в грудь Юнги. Тот гладит рассеянно тёмные вихры, путается в них пальцами. Молчит, потому что слова будут лишними. Ведь ему тоже страшно - вырывать с мясом такой кусок самого себя.

- Не плачь, маленький мой, - просит, прижимая ближе.

- Это несправедливо! 

- Жизнь вообще штука очень несправедливая. Я успел в этом убедиться на собственной шкуре много раз.

Чимин поднимает взгляд на него и смотрит долго-долго.

- Ты же знаешь, что я тебя люблю? Чтобы ни случилось... я не перестану любить.

- Я знаю, мой хороший. Я знаю. Я тоже люблю тебя. Это неизменно.

Такие сладкие слова сейчас совершенно неправильно горчат на языке. Неприятно, противно.

Юнги обхватывает лицо Чимина ладонями и касается нежным поцелуем лба.

- Прощай, маленький.

Чимин отчаянно цепляется за него, но ослабевшие пальцы соскальзывают и он остаётся стоять в холле один. 

Юнги закрывает за собой дверь почти беззвучно, оставляя за ней куда больше, чем сам мог представить.

*

Конечно, он уверен, что нет другого выхода, чёрт возьми. 

Да если бы он знал, как решить эту проблему иным способом, неужели он не сделал бы этого?! 

Юнги сжимает ручку чемодана до побелевших костяшек и смаргивает злые слёзы. 

Это, мать вашу, так паршиво. Со всех сторон паршиво. Ему иногда кажется, что наложенное на них проклятье не просто не позволяет им быть вместе, но ещё и измывается всячески. Желает довести до какого-то глухого и хронического отчаяния. Хочет свести Юнги с ума и что... чего ждёт эта проклятая ведьма?! Что он откажется от Чимина?! 

- Хер тебе, сучка, - рычит он, ладонью глаза закрывая, чтобы редкие прохожие не видели его позорных слёз. 

Он не откажется от Чимина. Эта мразь, разлучившая их так много жизней назад, даже не представляет, что для Юнги значила эта встреча. Она даже понятия не имеет, что такое - по-настоящему любить. Обрекла их на бесконечные страдания и скитания в поисках друг друга: намеренные для Юнги и неосознанные для Чимина. Да ещё и дочери своей совсем незавидную судьбу обеспечила. Жить с человеком, который любит другого... кому такое вообще пожелаешь? 

Конечно, Чимин любил её. Но разве это хоть немного было похоже на то, что он испытывал к Юнги? 

Нет, он себе вовсе не льстит, просто он из жизни в жизнь видит, как сильно тянет их друг к другу. Он помнит, как счастье вспыхивает в любимых глазах. Как улыбается Чимин, когда они оказываются рядом... Он помнит, как Чимин готов был бросить всё и сбежать с ним в маленький прибрежный городок, отказавшись от всего. Но получив взамен нечто большее. 

Юнги же в том лесу, на том проклятом и благословенном камне, обрёл не только любовь, но и самого себя, кажется. Чимин стал тем, кто снова смог подарить ему спокойствие. После смерти родителей оно покинуло его, именно потому он отправился в путешествие. И вот вдруг, за какие-то жалкие <i>дни, часы, минуты</i>... он снова чувствует себя не_брошенным. Нужным. Важным. Рядом с Чимином он чувствует себя дома и понимает, что может горы свернуть, лишь бы вот так всегда. 

Он хочет делать Чимина счастливым.

Тогда хотел.

И за все эти жизни ничего не изменилось. 

Чимин - его маяк. Его яркая путеводная звезда. И если не будет его, то не будет смысла вообще. Ни в чём. Юнги не хочет опускать рук, как бы сильно и изощрённо не ломала его очередная их жизнь не_вместе. Ему нужно дожить до того момента, когда они узнают друг друга. Нужно прожить хотя бы одну жизнь вместе от и до, не боясь, что их вероломно разлучат.

Юнги вытирает мокрые от слёз глаза.

Ему сейчас даже идти-то некуда. К родителям нельзя, потому что начнутся охи и ахи, причитания и слёзы мамы, осуждающий взгляд отца. Попытки вернуть его на путь благоразумия. Да только не объяснить им, что он и так выбрал именно его. Пусть и такой дорогой ценой.

*

Для начала он выбирает напиться. Самый паршивый выбор, конечно, но хотя бы немного забыться хочется как никогда. Потому он оставляет вещи в гостиничном номере и бредёт в бар неподалёку.

Он берёт бутылку виски и забивается в самый дальний угол, где потемнее. Но первую порцию пьёт целый час, кажется. Алкоголь в него не лезет. Юнги покачивает стаканом, рассматривая, как янтарная жидкость бликует в приглушённом свете ламп. Криво улыбается. 

А ведь ему казалось, что он сможет прожить эту жизнь спокойнее, чем любую другую... если не считать ту, где они с Чимином много лет были счастливы вместе. Но да, человек предполагает, а древнее заклятие, мать его, располагает. Юнги понимает, что, в общем-то, от него мало что зависит. Особенно, если в его жизни появляется Чимин.

Он глухо стонет, резко опускает бокал на стол и обхватывает руками голову, зажмуриваясь.

- Не много ли для одного? - звучит над ухом.

Юнги сначала кажется, что это у него глюки, но всё же поднимает голову и смотрит на стоящего рядом со столиком парнишку расфокусированным и немного осоловелым взглядом.

- Прости?

- Целая бутылка вискаря, - тот кивает на почти нетронутый алкоголь и склоняет голову на бок. - У вас кто-то умер?

- С чего ты взял? 

- В таких количествах пьют люди, у которых случилось что-то страшное, - проникновенно замечает незнакомец.

Юнги хрипло и невесело смеётся.

- Или алкаши.

- Вы не похожи на алкаша.

- Может, я начинающий?

- Нет, - качает головой парень и усаживается на стул напротив. - У вас вид потерянного человека... или потерявшего...

- Есть принципиальная разница? - Юнги становится даже интересно.

И он совсем немного благодарен этому назойливому мальцу за то, что он подошёл. Оказывается, одиночество давило слишком сильно, что Юнги предпочитал всеми силами игнорировать.

- Наверное, почти никакой, - жмёт плечами тот. - Так что у вас случилось? 

Юнги хмыкает и смотрит на парня более осмысленно, подпирает щёку рукой.

- На кой оно тебе надо, а? 

- Допустим, я внештатный психолог при этом баре, - улыбаются ему в ответ.

Улыбка у него красивая. Да и сам он очаровательный и милый. Светловолосый, курносый, глаза лисьи, только цвет рассмотреть не получается из-за полумрака. 

Тоненький, хрупкий, юркий. 

- Психолог? Ну-ну, что-то сомневаюсь.

- Ладно, стриптиз я тут танцую, - сдаётся парень. - Увидел вас, ещё когда на сцене был, но вы в мою сторону ни разу не взглянули, хотя обычно все... 

- Что, задел профессиональную гордость? - Юнги бросает короткий взгляд на небольшую сцену с пилоном, которую до этого не заметил.

- Нет, заинтересовали.

- А тебя, интересующегося, начальство не взгреет за приставание к посетителям?

- Ну, если вы будете кричать «помогите, насилуют!», то меня выставят, конечно, за нарушение общественного порядка, - посмеивается парень. - Но я закончил на сегодня и теперь такой же посетитель, как и вы. 

- Ты хоть совершеннолетний, посетитель? - хмыкает Юнги. 

- Мне двадцать пять.

Юнги удивлённо вскидывает брови. Надо же, выглядит дай бог на девятнадцать.

- Хорошо сохранился, да? - верно истолковывает его удивление парень и нахально так улыбается. 

На такое только и выходит, что закатить глаза и фыркнуть вроде бы недовольно.

Юнги, впрочем, чувствует, что невидимые тиски, сдавливающие сердце, немного ослабли и стало легче дышать. Конечно, это всё только временное облегчение. Завтра утром нелицеприятная реальность навалится на него с новой силой. Но ведь Юнги шёл сюда забыться. Так что в какой-то мере оно сработало. 

- Так что, не поделитесь?

- Боюсь, ты не поймёшь...

- В самом деле? 

- Даже я не понимаю, если честно. Вся ситуация кажется мне омерзительной и ужасной. Но...

- Всегда есть это «но». Знаете, я тут тоже не просто так оказался. Сбежал из дому, потому что... потому что сбежал, в общем. Мне негде было жить, нечего было есть. Нужно было поступать в университет, но денег не было. Хорошо хоть школу закончил. Сюда проскочил тогда незаметно, но хозяин увидел меня и хотел было вытолкать... помню, на улице тогда холодина была жуткая. Я вцепился руками и ногами, умолял позволить остаться. Ну потом слово за слово, рассказал о том, как оказался тут... хозяин бара - человек хороший, он позволил мне пожить у него, вместо платы на мне было хозяйство. У хозяина жена есть и дочка, они меня тоже приняли, знаете, как родного... помогали. Жена его поначалу была против моей работы тут, но хозяин щедро платит. Да и танцую я тут всего два вечера в неделю и те в маске. А потом нашёл подработку...

Парень улыбнулся и сцепил пальцы рук, рассматривая их.

Юнги слушал, не перебивая, думая о том, что порой таким людям достаётся совершенно незаслуженно всякого дерьма.

- Короче, общими усилиями поступил на заочное и закончил. Сейчас и по специальности работаю в офисе. Но и отсюда не смог уйти. Как-то так.

- Разве это не...

- Знаю-знаю, на работе если кто пронюхает, меня вышвырнут скорее всего, - кивнул парень. - Но тут, как говорится, хочешь жить - умей вертеться. В конце концов, мне придётся съехать куда-то и жить своей жизнью, а для этого нужны деньги. Вот и коплю понемногу. 

- Ты молодец. Но будь аккуратнее, - Юнги хотел было сделать очередной глоток, но с удивлением заметил, что виски кончился. Пришлось налить снова. - Присоединяйся, если есть желание. Такое слушать лучше под алкоголем, говорю честно. Кстати, звать-то тебя как?

- Сухён, - улыбнулся парень.

- Юнги.

Сухён возвращается с бокалом и тоже наливает себе виски. Обхватывает бокал ладонями и качает его, рассматривая так же, как недавно это делал Юнги.

Делает глоток, жмурится, будто довольный кот, и выдыхает.

- Я готов слушать.

Юнги понятия не имеет, как начать и вообще зачем он согласился. Но что-то внутри настойчиво просит довериться и рассказать.

- Представь, что ты всю жизнь ищешь свой идеал. Своего человека, того, с кем будешь счастлив. Но в какой-то момент разочаровываешься, понимаешь, что если ещё немного потратишь на поиски, то вся жизнь пройдёт мимо... 

Юнги облизывает пересохшие от охватившего его волнения губы.

- Ты встречаешь прекрасную девушку, вам вместе комфортно и хорошо. Ты понимаешь, что готов сделать шаг куда серьёзнее, чем просто встречи по вечерам после работы. Вы женитесь и всё у вас прекрасно. Во всём. Восхитительный дом, замечательные родители с обеих сторон, друзья, чья поддержка всегда вовремя... вы сами друг другу - как две половинки одного целого. Понимание и любовь просто фонтаном бьют. Секс - просто крышесносный, так что придраться не к чему.

- Слишком идеально, - хмыкает Сухён.

- Так и было. Пока ты живёшь в этом, почти не понимаешь, что всё оно чересчур хорошо. А потом твоя жена говорит тебе, что беременна. И ты счастлив, как идиот. Это ж какое счастье, правда? 

У Юнги голос ломается. 

- Всё идёт хорошо... - шепчет он. - До того момента, пока ты не осознаёшь, что твой сын - это тот самый идеал, о котором ты и мечтал всю свою грёбанную жизнь, которого не нашёл и выбрал путь наименьшего сопротивления.

Да уж, без подробностей о проклятии это звучит довольно тупо, Юнги и сам понимает. Но ведь проблема сейчас не в том, что оно есть, а в том, в какую ситуацию оно поставило его и Чимина.

- Ты...

- Да. Я люблю собственного сына. Не так, как полагается отцу... и не смотри на меня так, ради бога. Я его и пальцем не тронул, если хочешь спросить меня об этом.

Сухён судорожно выдыхает и аккуратно ставит стакан на стол. Молчит, ждёт продолжения.

- Это взаимно, что ещё хуже, - бормочет Юнги. - В общем, если не вдаваться в подробности... ему скоро семнадцать и я... выбрал уйти из дома. Оставить его с матерью и бабушками-дедушками. 

- Почему? - тихо спрашивает Сухён.

- Почему? Господи, да потому что так нельзя! Я же... я не имею права ломать ему жизнь! Я не дам... не дам спокойно встречаться ему с девушками, не позволю жениться, потому что я... больной ублюдок, чёртов больной ублюдок, который любит его больше жизни и просто... не знает, как вообще можно его кому-то отдать по собственной воле...

Юнги плачет, закрывая ладонями лицо. Ему не стыдно, ему просто невыносимо пусто и больно. Потому что так не должно было случиться, потому что Чимин не должен был стать его сыном, потому что... 

Сухён подсаживается ближе и гладит по спине, обнимает за плечи.

- Я сбежал из дома, потому что меня домогался отец... - пробормотал он тихо. - Вот уж не думал... ох, прости, Юнги-хён. Я сначала ведь подумал, что ты пьёшь, потому что...

- Потому что совратил его? - сипит Юнги. - Я, конечно, не ангел, но знаешь... я всё же любящий отец, который понимает, что ломать жизнь собственному ребёнку - самое поганое, что только может быть.

- Как жаль, что мой отец этого не понял, - криво улыбается Сухён.

- Он...

- Нет. Только руки распускал, но каждый раз всё больше и больше. Я попробовал пожаловаться матери, но она на меня только наорала и сказала, чтобы я не лез к ней со своими дикими фантазиями. В общем, тогда и понял, что надо валить из дома.

Они замолкают. Юнги так и сидит в объятиях Сухёна и дышит рвано, пытаясь избавиться от желания снова заплакать. Стискивает бокал так, что тот того и гляди трещинами пойдёт. 

- Х... хён, - парень шепчет ему прямо на ухо. - Если ты хочешь... если тебе нужно... я... могу.

- Я не гей, Сухён-а, - сразу понимает его сбивчивое предложение Юнги.

- Я тоже.

Юнги чуть поворачивает голову и смотрит на алеющие скулы и пристыженно закушенную губу.

- Просто... мне кажется, что наша встреча была не случайной. 

- Само провиденье столкнуло нас, чтобы мы могли трахнуться? 

- Не будь таким грубым, - морщится Сухён. - Нам не обязательно делать это. Но согреть друг друга хоть немного нам никто не запрещает... Ведь я понимаю твоё одиночество и твою потерянность... хоть и срок давности у моей потери, вероятно, уже истёк.

- Когда речь идёт о семье, такого понятия нет. 

Юнги, пользуясь тем, что они скрыты полумраком и рядом никого нет, чуть тянется и легко касается чужих губ.

- Спасибо тебе.

*

Это глупая затея, как ни крути.

Но Сухён очень искренний. Вся боль - в его глазах. Юнги убеждён, что сыграть такое неподвластно никому. Может быть потому они в итоге оказываются в его номере. Может быть потому долго целуются у порога, потому что им так легче, им так, в самом деле, теплее. 

Они вместе же принимают душ, смывая с себя остатки хмеля, усталость и нервозность прошедшего дня. Юнги целует тонкие плечи, гладит предплечья и наслаждается чужой дрожью и тихими стонами. Ему нравится, как Сухён реагирует на него, нравится, как откликается на малейшее касание, словно чуткий инструмент в руках музыканта.

А потом в постели им становится уже не тепло - жарко. И очень-очень хорошо. От поцелуев в чужие растрёпанные волосы, от собственной реакции на то, как дрожит в его руках этот мальчишка. Всё ещё мальчишка, несмотря на двадцать пять лет. Юнги жмётся к нему, ласкает сильно и медленно, чувствуя, как подаются навстречу чужие бёдра. Юнги на это тихо рычит, кусает загривок. А Сухён всхлипывает и сбивчиво бормочет, как ему хорошо и хочется ещё. 

Юнги даёт ему ещё несколько раз. Ртом и руками, но не заходит дальше, потому что именно сегодня это может оказаться большой ошибкой.

Сухён возвращает все ласки с таким энтузиазмом, что у Юнги перед глазами вспыхивают звёзды. Дышать трудно, но так хорошо и до одурения сладко, что нет сил сдерживаться. 

Только язык обжигает горько-сладким невысказанным именем, произносить которое он не имеет права, особенно сейчас, когда вплетает пальцы в светлые вихры и кончает с долгой дрожью и почти измученным стоном. 

Они засыпают с рассветом, измотанные и спокойные. Им не снятся сны, а гул просыпающегося города из открытого окна становится их колыбельной.

Ближе к обеду Юнги проснётся от звука пришедшего сообщения, в котором будет: 

«Я люблю тебя, папа. Пожалуйста, вернись ко мне».