— Мам, я у Тэхёна сегодня останусь, не теряй меня, хорошо?.. Да-да, всё в порядке. Небольшие сложности с проектом… и вам спокойной ночи… я тоже люблю тебя...

      Чонгук завершает вызов и опирается двумя руками на раковину. Сегодня он в очередной раз разочаровался в себе: он солгал своим родителям, чего никогда ранее себе не позволял. Этот день вымотал их всех, и меньше всего ему хотелось появляться в таком состоянии дома — пришлось бы объясняться с отцом за свой разбитый нос, а мама бы точно пришла в ужас при виде окровавленных вещей. Лучшим решением было остаться ночевать у Юнги, что Чонгук и не повременил сделать, так что, да, ложь была единственным правильным вариантом в сложившейся ситуации.

      Сам Юнги хоть и пришёл в себя, но всё ещё чувствовал себя неважно. Ребята уложили его в спальне, напоив лошадиной дозой обезболивающего и обработав ему ушибы и ссадины; парня разукрасили знатно, благо ничего не сломали. И пока Тэхён никак не мог отойти от шока, отлёживаясь на диване в гостиной и бесцельно пялясь в телек, а Сокджин сидел у того в ногах и переключал каналы один за другим, Чонгук был единственным, кто не смог боле видеть кровавые разводы на своей одежде.

      Стоя в ванной комнате, он раздевается слишком быстро и заталкивает одежду в стиральную машину, настроив ту на самую агрессивную программу стирки. Руки всё дрожат, пальцы не слушаются, колени то и дело подкашиваются. Не удивительно, ранее Чонгук никогда не принимал участия в подобных инцидентах, максимум, мог наехать на противника за нарушение правил игры на поле.

      Оставшись в одних боксерах, он открывает кран и смывает с рук и лица запёкшуюся кровь; та забилась под ногти, игнорируя мыльную пену, отчего приходится тереть пальцы с двойным усилием. Нос болит и раздулся. Оценив масштаб пиздеца в зеркале, Чонгук очень надеется, что у Юнги в морозилке завалялось что-то, что можно было бы использовать в качестве холодного компресса, иначе завтра с утра ему грозят два здоровенных фингала под отёкшими глазами.

      В дверь тихонько стучатся. Чонгук выключает воду и с подозрением смотрит в её направлении.

      — Я могу войти? — раздаётся из-за двери голосом Чимина. — Я тут тебе одежду принёс, какую нашёл.

      Чонгук вздыхает и с нажимом проводит ладонями по лицу. Докатился! Теперь ещё начнёт подозревать окружающих во всех смертных грехах. Он подходит к двери и щёлкает задвижкой, впуская Чимина внутрь.

      — Как твой нос? — спрашивает тот, вперив взгляд в иллюминатор стиральной машинки.

      — На месте, как видишь, — Чонгук повторяет его действие, невольно «залипая» на процесс стирки. — Может, Юнги лучше вызвать врача? Мне кажется, у него сотрясение.

      — Не беспокойся, с ним всё в порядке, — Чимин улыбается уголками губ и, развернувшись к нему, ненадолго задерживает взгляд на его обнажённом торсе. Он протягивает ему одежду и добавляет с придыханием: — Ты бы оделся, красавчик.

      Чонгук хмыкает и морщится от боли в носу.

      — А ты что, ревнуешь? — интересуется он смеха ради.

      — Нет, я просто за себя не ручаюсь. — Сказав это, Чимин прижимает пальцы к губам и торопливо прибавляет: — Извини…

      Чонгук принимает из его рук одежду и тут же выталкивает несопротивляющегося парня за дверь.

      — Выйди, я стесняюсь!

      Чимин смеётся и, Чонгук более чем уверен, что тот остался стоять снаружи, подперев плечом стену, чтобы поймать его, когда он выйдет.

      — Ты это… прости меня за сегодня, ладно? Твой большой нос теперь стал ещё больше…

      — Ещё одно слово про мой нос, и у тебя нарисуется точно такой же! — раздражённо рычит Чонгук, натягивая на задницу баскетбольные шорты. — Я тебя не виню, даже наоборот, я рад, что вытащил Тэхёна оттуда.

      — Я не должен был отвозить тебя туда, — настаивает Чимин.

      — Если бы ты не отвёз меня туда, я бы никогда тебя не простил! — Чонгук дёргает дверь на себя, представ перед Чимином. Футболка облепила его грудь так сильно, что выглядела как вторая кожа. — Она мне мала, мне в ней тесно.

      Чимин от неожиданности зрелища роняет челюсть. Его узкие глаза заметно округляются.

      — Это пиздец… — выдыхает он.

      — Ой, да хорош уже, у тебя гормоны играют что ли, я не пойму?

      — Закатишь глаза — пеняй на себя! — предупреждает Чимин; тон его голоса кричит о том, что сказанное не предупреждение, а угроза.

      — И что ты мне сделаешь? — тянет Чонгук. — В квартире помимо нас есть ещё люди…

      — Они не станут нам мешать.

      — Я тебя ударю.

      — Не ударишь.

      — Почему это?

      Чимин подаётся корпусом вперёд и интимно произносит, понизив голос:

      — Потому что тебе не захочется, чтобы я останавливался.

      Чонгук забывает про все угрозы: он закатывает глаза, но мгновенно осекается, однако Чимин успевает заметить. Он как хищник, подстрекающий добычу, медленно отталкивается от стены, подходит к нему практически вплотную и встаёт перед ним, чуть касаясь носом его щеки, прерывисто обдав ту своим горячим дыханием.

      — Ты меня провоцируешь, — шепчет соблазнительно, готовый разрушить все чонгуковы личные границы. — Глядишь, воплощу угрозу в жизнь, будешь сожалеть потом.

      — Извини, я не контролирую свои привычки, — шепчет в ответ Чонгук, но не торопится избавиться от опасной близости.

      — Не думаю, что извинения тут уместны.

      Чимин мажет губами по его скуле, и сердце Чонгука едва ли не пробивает грудную клетку. Стойкий аромат парфюма проникает в ноздри, окутывает полностью все мысли, лишая рассудка. Его целомудренный поцелуй отдаёт никотиновыми нотками, адреналином и ни с чем несравнимым запахом секса.

      — Т-ты… не мог бы отойти, — заикаясь, просит Чонгук. Во рту пересыхает от волнения, ладошки потеют, а в паху разливается тепло.

Чимин улыбается и, вжавшись в его тело своим, утыкается-таки своим носом ему в щёку, отчего Чонгук весь ёжится, хотя не может пересилить себя и отпрянуть первым.

      — Уверен? — слегка с издёвкой интересуется он.

      Чимин мурлычет, словно кот, ведёт носом по острой скуле, прослеживая траекторию пути губами. Чонгук не отстраняется, закрывает глаза и отдаётся воле случая, впитывая в себя волнение и нервозность, пока приятная истома завязывает внизу живота в узел все его нервные окончания.

      — Ты весь дрожишь. — Чимин шепчет в самое ухо, обжигает дыханием оголённые нервы. — Ты можешь попросить меня остановиться, и я остановлюсь.

      Но Чонгуку хочется просить его прижаться к нему сильнее, целовать увереннее, не спрашивать разрешения, а позволить ему проваливаться в это ощущение снова и снова. Снова и снова. Словно прочитав его мысли, Чимин ловит зубами мягкую мочку его уха и ведёт указательным пальцем вдоль резинки его шорт.

      — Ты боишься меня или сходишь по мне с ума, Чон Чонгук? — Он резко подаётся вперёд и вот Чонгук уже прижат к стене, боящийся открыть глаза, дабы не выдать окончательно своего и так очевидного возбуждения. — Почему ты молчишь, м? Тебе нечего сказать?

      Чимин своим вопросом возвращает Чонгука в прошлое, к тому самому разговору в машине, но всё бесполезно — он не может сосредоточиться. Настырный палец всё ещё скользит по его коже, дразнит. Всё в нём кричит о диком желании, но в то же время что-то внутри протестует. И это что-то кажется сильнее.

      Чонгук открывает глаза и смотрит на парня напротив. Чимин слишком близко. С его приоткрытых губ срывается неровное дыхание, глаза с расширенными зрачками смотрят в упор, скулы порозовели от желания. От него исходит жар и, кажется, ещё немного и он наплюёт на все формальности и возьмёт Чонгука прямо здесь, в коридоре. Чимин точно хищник, загнавший свою жертву в угол и теперь наслаждающийся её мучениями: Чонгук в его власти, — они оба это понимают, но никто из них не против такого исхода.

      — Чон Чонгук. — Чимин играет с ним как пожелает, наклоняет лицо и мягко скользит губами по его губам, отчего Чонгук не может сдержать тихий стон. — Самая лучшая музыка для моих ушей.

      — Хватит… — скулит он, чувствуя себя на грани. — Зачем ты изводишь меня?

      — Как можно устоять перед тобой? Твоё тело создано для поцелуев.

      — Я не хочу…

      — Врёшь, — констатирует Чимин. — Если я тебя сейчас отпущу, то ты упадёшь. Хочешь, проверим?

      Он делает полшага назад, и Чонгук, пошатнувшись, чуть не сползает по стене от неожиданности, но его тут же ловят и вновь прижимают к ней же спиной уже более уверенно. Чимин хрипло смеётся, довольствуясь своей правотой.

      — Ты играешь со мной как кошка с мышкой, и тебя это веселит? — шипит Чонгук, предприняв вялую попытку по высвобождению.

      — Мне нравится видеть, как ты жаждешь меня. Твоё тело хочет быть подо мной, но вот разум… он сопротивляется. В этом и вся твоя беда, — ты слишком много думаешь.

      Чимин резким движением проникает к нему в трусы и обхватывает рукой его эрегированный член. Чонгук охает от неожиданности, в удивлении распахивает глаза и хватает Чимина за плечи, ещё до конца не веря в происходящее.

      — Ты всё ещё хочешь, что бы я прекратил? — любопытствует тот, явно издеваясь.

      У Чонгука сейчас не остаётся абсолютно никаких аргументов, а если они и были, то рассыпались ровно в тот момент, когда Чимин начал любовно водить рукой по его плоти, вынуждая его самого желать рассыпаться на атомы у его ног.

      — Или ты любишь грубее? — Чимин наращивает темп и силу, и всё тело Чонгука словно пронзает электрический разряд. — Грязный мальчишка.

      Пальцы совсем по-хозяйски запутываются в светлые пряди, больно сжимаются в кулаки. Чонгук резко притягивает лицо Чимина к своему лицу, впивается в его губы и жадно целует их, стирая с них самодовольную усмешку. И вот же чёрт, эти губы оказываются точно такими сладкими на вкус, такими нежными и требовательными одновременно, какими Чонгук представлял себе неоднократно, когда смотрел на них и мечтал к ним прикоснуться.

      Чимин со сдавленным стоном впечатывает Чонгука в стену так, что тот ударяется об неё затылком, проникает языком в его рот, агрессивно отвечая на долгожданный поцелуй. Весь кислород в один миг выбивает из лёгких; голова кружится, то ли от его недостатка, то ли от подступающего оргазма. Чонгук протяжно стонет в ласкающий рот, чувствуя, что вот-вот позорно кончит. Чимин от этого звука только сильнее заводится и словно срывается с цепи: он хватает его за горло и кусает до боли его нижнюю губу, тут же зализывая следы своих зубов языком.

      В этом был весь Чимин — то нежный и ласковый, как котёнок, то агрессивный и жестокий, как изголодавшийся лев. Такой разный и такой полноценный; порой мягкий и услужливый, а порой принципиальный и резкий. Пак Чимин был соткан из противоречивых качеств, подпитан вседозволенностью, избалован вниманием. Чем сильнее он открывался Чонгуку, тем острее тому хотелось сдаться в его власть, да только ему стоило бежать, не оглядываясь.

      — Прекрати думать, когда я ублажаю твой стояк. — Чимин сильнее сжимает в руке чужой член, привлекает к себе за талию его обладателя и впивается тому в шею, вынудив его кончить с утробным рыком. — Блять, эта футболка до сих пор на тебе…

      — Отпусти… — брыкается Чонгук, но Чимин затыкает его рот поцелуем, отбирая у него право на выражение недовольства, которого вовсе не было.

      На этот раз он целует осторожно, медленно и мокро, скользя по его языку своим языком. И когда губ касается прохлада, Чонгук открывает глаза, чтобы утонуть в пристальном взгляде напротив. Комната плывёт, голова кружится, тело дрожит и ноет, пока приятная усталость разливается по конечностям, утягивая сознание в блаженный сон. Как вообще это произошло? Как так получилось, что вся его железобетонная оборона полетела к чертям собачьим, стоило Чимину просто приблизиться к нему? Чонгук с ужасом осознаёт ещё одну несправедливость: теперь он выложит перед ним все свои козыри и сдастся, продавшись всего за один поцелуй.

      — Думаю, мне нужно в душ, — Чимин оглядывает себя и задерживает взгляд на своей ширинке. — Не хочешь пойти со мной? Мне кажется, твой рот был бы полезен.

      — Пошёл к чёрту, — Чонгук всё ещё тяжело дышит. — Я не просил тебя распускать руки.

      — Но твой член…

      — Пак Чимин!

      — Понял, не нарываюсь, — Чимин ухмыляется и уходит в ванную, плотно прикрыв за собой дверь, из-за которой всё же слышится его недовольное бормотание. Чонгук сползает по стене, счастливо улыбаясь, тянет руки к губам и проводит по ним подушечками пальцев.

***

      — Вот же мелкий засранец! — Чимин вваливается в комнату Юнги и сходу падает на кровать.

      Полчаса назад он еле сдержался, чтобы не отыметь неблагодарного пиздюка прямо в коридоре и, видит бог, он мог бы легко это сделать и выиграть сраный спор, который стоял ему поперёк горла, но… но он почему-то этого не сделал. Чимин, если честно, и сам толком не понял почему, ведь всё к этому шло: Чонгук готов был с радостью отдаться ему целиком, стоило лишь чуточку надавить, однако в таком случае между ними бы всё закончилось, а Чимин ещё не был готов к разрыву. Нет, не то чтобы он не хотел терять… да, он не хотел его терять так быстро, не разгадав полностью. В голове без конца маячил красный предупреждающий огонёк, кричащий об опасности. Чимин и сам пока не до конца осознал, в какую игру он ввязался, и чего ему это будет стоить, но уже сейчас шёл в ва-банк.

      Когда он на цыпочках пересекает гостиную, где на диване безмятежно храпит Тэхён, устроив свою лохматую голову на коленях спящего Сокджина, на часах уже за полночь. В гостевой комнате горит свет. Чонгук растянулся на кровати, сложив руки за голову, и бесцельно смотрел в потолок. Чимин осторожно приоткрывает дверь; та с тихим скрипом пропускает его, и он тенью проскальзывает внутрь.

      — Господи, ты и минуты прожить без меня не можешь? — бубнит Чонгук.

      — Твой друг ужасно храпит, это кошмар какой-то, — раздражённо бросает Чимин и толкает его коленом в бедро. — Я не могу уснуть, подвинься.

      — Ты же сам вызвался спать с Юнги. — Чонгук освобождает для него немного места, не особо стараясь, в самом деле. — А вдруг он проснётся ночью, а тебя нет?

      Чимин ложится на предложенное место, нагло пихает его в бок, урвав для себя почти полноценную половину полутораспальной кровати.

      — Перебьётся, значит, — бурчит он, прикрыв веки. — Спокойной ночи.

      Несмотря на усталость, сон к Чонгуку не шёл от слова совсем; он уныло вздыхает, устремляет взгляд в потолок и продолжает заниматься привычным самокопанием. В голове рой мыслей, и все они сменяют друг друга с немыслимой скоростью. Самая главная его головная боль — это, конечно, та, что лежит рядом и притворно сопит, словно видит десятый сон. То, что произошло сегодня между ними, можно было бы сравнить с взрывом атомной бомбы — ничего не предвещало беды, а тут целая катастрофа.

      Чимин будто сорвался с поводка, но ведь и Чонгук не сопротивлялся. И хоть это всё шло вразрез с его здравым смыслом, он не смог его оттолкнуть, потому что в душе так страстно его желал, что сожаление о случившемся было таким мизерным по сравнению с испытываемым облегчением. Не было никакого чувства стыда или неловкости; они общались так, будто между ними ничего и не произошло, и это было так непривычно, но в данной ситуации устраивало их обоих. Возможно, они оба чётко понимали, что это было лишь их минутной слабостью, которая не зашла дальше, ведь всё могло быть намного хуже, правда? Чонгук вздыхает ещё раз, поймав себя на мысли, что в его случае всё сложилось куда хуже, чем он пытается себе внушить.

      — Мелкий, я даже сквозь сон слышу скрежет твоих шестерёнок под черепушкой. Всё никак не угомонишься?

      Сонный голос Чимина такой хриплый и низкий, что наводит на непристойные мысли по мановению волшебной палочки. Чонгук перемещает взгляд на свой пах, понимая, о какой именно палочке он подумал в первую очередь.

      — Я не мелкий, — огрызается он.

      Чимин мычит что-то нечленораздельное, но очень похожее на ругательство, затем говорит громче:

      — Что за нелюбовь к прозвищам? У тебя пунктик какой-то?

      — Нет, просто твои прозвища на уровне детского сада.

      — Ух ты! А тебе что-то посерьёзнее и повзрослее подавай, да?

      — А без них никак нельзя? У меня вообще-то имя есть.

      — Твоё имя неебически длинное, уж прости.

      Чимин переворачивается на спину и бубнит под нос что-то про то, что ему не хватает места, чтобы устроиться поудобнее.

      — Слушай, — не выдерживает он и приподнимается на локте, — у тебя с краю целый сантиметр свободный! Я не помещаюсь.

      — А кто тебя просил переться сюда?

      — Но я уже пришёл, поэтому будь добр, подвинь свою филешку, пока я не сделал это сам.

      Чонгук смотрит на него с минуту, затем резко вздыхает и переворачивается на бок, ложась спиной к своему персональному чудовищу.

      — Выключи свет, — просит он приказным тоном.

      — Какой у тебя отвратительный характер! — Чимин пыхтит, шлёпает босыми ногами по паркету до комода и жмёт на выключатель, погрузив комнату в темноту. — Достанешься же ты кому-то в наказание.

      — Ты спать собирался. — Чонгук закатывает глаза; он просовывает одну руку под подушку для удобства и с шумом втягивает носом воздух, морщась от неприятных ощущений. — Твоё ворчание уже порядком подзадолбало.

      — И не пытайся скрыть того, что ты закатил глаза, — строго говорит Чимин.

      — Закатил, и что? Теперь точно трахнешь меня из-за этого?

      Чимин тихо смеётся и пододвигается ближе, обняв Чонгука сзади и утыкаясь носом в его волосы на затылке.

      — Трахну, — серьёзно отвечает он. — Но не сегодня, Чонгук-и. Твой нос составляет завидную конкуренцию моему…

      — Чимин!

      — Всё-всё, я сплю.

      Они засыпают вместе, сплетя свои мысли, как и тела, в единый плотный клубок. Они были совершенно разными и таким разным людям с совсем непохожими судьбами сегодня снятся похожие сны. Чимин впервые за долгое время не видит во сне свою мать, его сон лёгкий и непринуждённый, а Чонгук блуждает между домами в поисках чего-то, чего он точно не знает, но уверен, что где-то среди лабиринтов высоток потерял что-то очень-очень важное и очень-очень нужное.

***

      Будильник надрывается уже минут десять, но Чонгук всё никак не может продрать глаза. Не верится, что уже утро; хочется ещё поваляться в постели, но мама уже, наверное, приготовила завтрак, а есть его остывшим совсем не комильфо. Чонгук открывает глаза и его взгляд встречает непривычный узор на обоях. События прошлого дня с ноги врываются в его сонное сознание, и он с болезненным стоном вспоминает, что находится не дома. Чонгук тянется рукой и ловит пустоту на второй половине кровати; Чимина в комнате уже нет, хотя на часах едва стукнуло семь утра.

      Он медленно поднимается и потирает пальцем переносицу. Нос болит адски, но отёк почти спал. Ванная комната оказывается свободной; холодная вода прогоняет остатки сна. Чонгук умывается и смотрится в зеркало, окинув придирчивым взглядом своё лицо: под глазами залегли коричневые тени, однако они не такие страшные, как он представлял себе вчера. Замечательно! Теперь оставалось только отрепетировать правдоподобную историю для родителей, мол, мячом прилетело. На тренировках у них вечно случаются травмы, так что синяки — это ерунда.

      Чонгук заглядывает в комнату Юнги; тот безмятежно спит, прижав во сне к себе подушку. Из кухни слышится аромат свежесваренного кофе. За плитой колдует Тэхён, помешивая чайной ложкой напиток в турке.

      — Доброе утро, — здоровается Чонгук и садится за кухонный стол.

      — Утро, — отвечает Тэхён. — Кофе.

      — Нет, спасибо.

      — Это был не вопрос.

      Чонгук гулко сглатывает. Тэхён выглядит мрачнее тучи, помешивает кофе так, будто представляет, что наматывает на ложку чьи-то кишки. Это настораживает, потому что Чонгук видел Тэхёна «не в настроении» всего два раза — когда во всём квартале отключили свет, а он работал над проектом со стационарного компьютера, и сегодня. К слову, теперь у Тэхёна нет стационарного компьютера.

      — Как спалось? — Он со стуком ставит перед Чонгуком чашку с дымящимся кофе и садится напротив. — Вижу, с носом дела обстоят получше.

      — Хорошо спалось, — отвечает Чонгук. — А тебе?

      — Нормально.

      — Тебе идёт салатовый цвет.

      Тэхён недоумённо смотрит на друга, затем вспоминает, что вчера и он воспользовался гостеприимством Юнги, позаимствовав из его гардероба одну из футболок.

      — Спасибо.

      И тишина. Чонгук нервничает, кусает губы, сдирая с них кожицу. Ему неловко от такого Тэхёна; тот смотрит в свою чашку немигающим взглядом и размешивает ложкой сахар, который забыл добавить.

      — Расскажешь, что случилось вчера? — нарушает тишину Чонгук.

      Тэхён замирает всего на долю секунды, затем достаёт из чашки ложку и делает небольшой глоток.

      — Не совсем уверен, что могу, — говорит он. — Я и сам-то толком ничего не понял.

      — Как вы вообще там оказались?

      Тэхён пожимает плечами.

      — Мы ехали в универ, потом Джину позвонили, позвали, и мы приехали туда, а там эти ребята. Они сначала о чём-то разговаривали, а потом, я даже не понял, но в какой момент все начали лупить друг друга.

      Чонгук тоже глотнул из своей чашки. Кофе оказался на удивление мягким, с тонким шоколадным послевкусием.

      — Выходит, Сокджин их знает? — замечает он.

      — Похоже на то, — соглашается Тэхён. — Главный ублюдок, что с ним разговаривал, обращался к нему по имени. И ещё он упоминал Пака. Думаю, они все знакомы.

      — Кстати, а где они?

      — Уехали ещё в шесть утра, у них там какие-то дела. — Тэхён встаёт и ставит кружку с почти нетронутым кофе в раковину.

      — Ясно, — Чонгук ковыряет столешницу ногтём, отдирая потрескавшуюся плёнку.

      — Гуки, ты же знаешь, что можешь рассказать мне всё, ведь так? — интересуется Тэхён, садясь на прежний стул напротив.

      Чонгук поднимает на друга глаза.

      — Конечно, почему ты спрашиваешь?

      Тэхён кусает щеку изнутри, словно собираясь с духом.

      — Что между тобой и Чимином? — наконец выдаёт он.

      — Между нами… — Чонгук осекается; он не знает, что сказать. Что между ними? Они не друзья и даже не приятели, но кто они друг другу? Единовременные дрочеры? — Я не знаю. Ничего.

      — Ты уверен? — уточняет Тэхён.

      — Да.

      — Почему-то мне кажется, что ты пытаешься меня обмануть. Или себя. Или и то и другое.

      Чонгук тянет руку и ловит ладонь Тэхёна в свою, сжав его пальцы.

      — Я, правда, не знаю, — искренне говорит он. — Чимин мне нравится… очень нравится, но в то же время что-то в нём меня настораживает. Не знаю, как сказать. Возможно, это все из-за прошлых отношений, но между нами ничего нет.

      Тэхён сжимает его пальцы в ответ, накрывая их ладони второй рукой.

      — Почему бы тебе не найти хорошего парня? — спрашивает он. — Почему тебя всегда тянет на всяких мудаков, по типу...

      — Хёнджина, — заканчивает за него Чонгук.

      — Да, — соглашается Тэхён. — Ты так сильно любишь его, что пытаешься найти ему замену?

       — Я не ищу ему замену.

      — Ищешь. Говорю сразу, я не горю желанием снова соскребать тебя с пола.

      — Тэхён…

      — Чонгук! — Тэхён выпутывает пальцы, протягивает руки и берёт его лицо в свои ладони, вынудив посмотреть ему в глаза. — Будь осторожен с Чимином.

      Страх и волнение на дне его зрачков причиняют Чонгуку почти физическую боль, когда он здраво осознаёт степень того, как уже пересёк все черты безопасности и бежал босиком по раскалённым углям запретных чувств, что разгорались в его сердце с новой силой при одной мысли о Чимине.

      — Между нами ничего нет, — полушёпотом повторяет он. — Но я буду осторожен, обещаю. Я не позволю дважды разбить мне сердце одним и тем же способом.