- Как ты умещала их здесь раньше? - не смог сдержать удивления джонин, складывая очередную стопку книг поверх другой. Она тут же опасно закачалась, и мужчина, придерживая ее рукой, выудил из кармана тесемку, с помощью которой принялся их друг с другом связывать.
Девушка вздохнула, закрывая очередную коробку с книгами:
- До этого я хранила половину под кроватью. В своем шкафу немного. В тумбочке. На полках. Под столом... Не спрашивай, я уже сама не знаю, откуда их столько взялось.
Какаши наградил ее взглядом, который говорил: «Да неужели?!». Сакура показала ему язык. И они оба вернулись к своим стопкам.
Через пару часов гора книг уже заметно уменьшилась. Какаши вынес в гостиную останки стеллажа, когда девушка предложила передохнуть. Они уже пообедали и не были особенно голодны, поэтому Сакура предложила бывшему учителю перекусить:
- Хочешь мороженого? Есть фисташковое, - она улыбнулась, зная, что это был его любимый вкус.
Какаши отряхнул руки и кивнул:
- Не откажусь.
Девушка ушла на кухню, а мужчина присел прямо на пол, спиной к кровати. Они уже расчистили от книг почти всю комнату, остались только те, что возвышались на ее спальном месте. Какаши закинул руку за голову и вытащил первую попавшуюся книжку. Это оказался сборник сказок на наречии Страны Земли. Еще одна странная находка. У Сакуры действительно были необычные вкусы в литературе. Хотя... кто бы говорил.
Он поднял голову, когда девушка вошла в комнату. Одной рукой она прижимала к себе большую коробку с мороженым, в другой у нее было два стакана и две ложки, а под мышкой зажата бутылка с лимонадом. Недолго думая, Сакура пересекла комнату и плюхнулась рядом с Какаши. Пока она раскладывала принесенную снедь на полу, мужчина задался вопросом: зачем она села так близко? Разве она забыла, что случилось в прошлый раз, когда они... Но его мысли прервал ее возглас:
- О, ты нашел эти сказки!
Какаши вздрогнул и перевел взгляд на книгу — он уже успел позабыть о том, что держит ее в руках:
- Да... Ты знаешь наречие Ива?
Девушка печально улыбнулась и покачала головой:
- Нет... Когда я была маленькая, мама думала, что мое увлечение ниндзя и куноичи всего лишь фаза, и это пройдет. Она пыталась заинтересовать меня другими вещами. У меня уже тогда была хорошая голова на плечах, и она надеялась, что я займусь языками, - Сакура нежно провела пальцами по обложке книги. - Но это наречие я так и не выучила.
Какаши вновь перевел взгляд на книгу, которая вдруг обрела новое значение и будто даже стала тяжелее в его руках.
Сакура придвинула к нему ближе коробку с мороженным, откуда уже сама уплетала вкуснятину за обе щеки. Какаши тоже запустил ложку и прочитал открытую наугад страницу.
- Эту сказку я знаю. Паук и лихорадка, - он улыбнулся и прочел первый абзац на красивом раскатистом наречии.
Сакура вскинула брови:
- Ты знаешь этот язык?
- Мы в детстве многие наречия учили. Во время третьей войны деревни зашифровывали сообщения на родном языке, так что нам необходимо было знать и языки и коды.
Он вновь потянулся за мороженным, но заметил, что улыбка на губах девушки увяла.
- Что такое?
Сакура встрепенулась и поспешно улыбнулась:
- Нет, ничего. Почитай мне еще. Это наречие красиво звучит.
Мужчина принялся читать ей сказку, отмечая, что девушка наклонялась к нему все ближе, пока их плечи не соприкоснулись. Но она сделала вид, будто вовсе не заметила этого. В свою очередь, Какаши все сложнее было концентрироваться на словах. «Она же не специально? Конечно, нет. Но...»
Джонин глубоко вздохнул и тихо произнес:
- У нас не получается.
Сакура подняла на него удивленный взгляд зеленых глаз. Она теперь сидела слишком близко, и Какаши понадобилась вся его сила воли, чтобы держать себя в руках.
- У меня не получается.
Сакура опустила голову и отстранилась от него. Она не стала делать вид, будто не понимает, о чем он, и за это Какаши был благодарен. Но это вовсе не значило, что ему стало легче подобрать слова. Он так много и долго думал, что сказать ей, но сейчас язык словно присох к нёбу, и он не мог выдать и звука.
Девушка покачала головой:
- Ты же знаешь... Тогда... Это было случайно...
Случайно? Мужчина нахмурился: если ему не изменяла память, то случайностью назвать произошедшее можно было лишь с большой натяжкой.
Это произошло почти три месяца назад, когда они возвращались с совместного задания. Они расположились на ночлег в лесу, сидели перед костром и болтали о всякой ерунде. Оба были усталы, но довольны после выполнения тяжелой миссии. Они совершенно точно были трезвы, но в тот момент Какаши почему-то чувствовал легкость и безрассудность, присущую хмельному состоянию. И Сакура, похоже, ощущала нечто подобное. Ему отчетливо запомнились золотые искорки, плясавшие в ее зеленых глазах. Всего лишь отблески пламени, но даже понимая это, он был не в силах отвести от нее взгляд. А потом она повернулась к нему и задала роковой вопрос:
- Какаши? А можно я... сниму твою маску? - она зарделась и закусила губу. - Просто всегда хотелось попробовать...
Его удивила и сама просьба, и то, что она ее озвучила. Джонин уже довольно давно позволил ей увидеть свое лицо. Собственно выбирать особо не приходилось: он тогда отхаркивал свои легкие, и Сакура с ним не церемонилась. А последнее время и вовсе чувствовал себя довольно комфортно без маски в ее присутствии и даже завел привычку приходить к ней домой и напрашиваться на обед. В общем, сам того не замечая, он стал общаться с молодой девушкой ближе, чем с кем бы то ни было за последние лет двадцать. Но все же было в ее просьбе что-то... заставляющее сомневаться в собственном рассудке, когда он соглашался.
Сакура подползла на коленках ближе и протянула руки к его лицу. Ее глаза расширились от волнения и предвкушения. Она выглядела, как ребенок, тщательно снимающий обертку с новогоднего подарка. Медленно кончики пальцев провели по краю ткани и аккуратно потянули вниз. Какаши вдруг перестал замечать звуки леса, к которым всегда бессознательно прислушивался. Перестал думать. Перестал дышать. Он видел, как девушка закусила нижнюю губу, когда его маска, наконец, опустилась до шеи. А потом она улыбнулась. И почти не касаясь провела дрожащими пальцами по его виску. По щеке. По губам. И улыбка медленно растаяла.
Кто из них первый подался вперед? Кто первый закрыл глаза?
Какаши не знал. Они поцеловались один раз. Потом второй. И еще. Много раз, пока хватало дыхания. Стараясь поймать друг друга в поцелуе до того, как придет в голову что-нибудь сказать, потому что любое слово грозило разрушить их наваждение.
И это действительно было наваждением. Коротким замыканием в мозгах. Потому что он совершенно не мог себя контролировать. Сакура устроилась у него на коленях, лицом к нему, и Какаши, пользуясь моментом, переключил свое внимание на ее шею и ключицы, оставляя там мокрые дорожки поцелуев. Понимала ли девушка что делает, когда стаскивала с него жилет? Он не задумывался тогда: по его телу распространялся жар, никак не связанный с пламенем костра. Мужчина желал прикоснуться к ее коже и лишить ее всего, что мешало это осуществить. И поэтому его правая рука уже забралась под ее рубашку, а левая опустилась на колено, прижавшееся к его бедру. Медленно его ладонь поползла вверх, оборачиваясь вокруг ноги, пока кончики его пальцев не оказались на внутренней стороне ее бедра. Сакура резко, через сомкнутые зубы, втянула в себя воздух, и ее ногти царапнули его шею. И тут его острое обоняние подхватило этот запах. Запах ее возбуждения. В следующее мгновение она уже лежала, прижатая к земле его телом. Его губы снова нашли ее, а руки неловко пытались расправиться с хитрой застежкой на спортивном лифчике. Сакура и сама больше не могла ждать: ее рука скользнула между их тел, и рванула вверх его майку. Когда он ощутил прикосновение прохладных пальцев внизу живота, по телу пробежала крупная дрожь, и он не смог сдержать сорвавшееся с губ имя:
- Сакура...
Но вместе с ним упала и завеса, застилавшая его разум. Долгие годы строгой дисциплины и самоконтроля проявили себя, заставив подумать не о том, что будет прямо сейчас, а о том, что будет потом. Завтра. Через неделю, месяц, год.
Он не мог поступить так с ней. Какаши приподнялся на руках над девушкой и застыл. Она была так красива, неужели он не замечал раньше? Нет, конечно, замечал, только не признавался себе, не позволял задумываться. В ее темных от желания глазах читалось лишь легкое недоумение, но он знал: она будет жалеть. И поэтому он сперва сел, потом медленно, словно пьяный, поднялся и нетвердой походкой ушел в лес.
Сакура, ошеломленная, так и не позвала его.
...
Джонин вернулся к костру только через пять часов. Сакуры не было рядом, и он испугался, что она отправилась в Коноху без него, но девушка появилась на другой стороне поляны с котелком в руке. Она ходила за водой. А когда она спокойным голосом попросила его забыть о том, что произошло, и назвала это ошибкой, Какаши понял, что принял правильное решение. И приказал себе не замечать, как она заламывала руки, произнося эти слова.
...
Вот только первые же дни по возвращению в деревню показали, что «забыть» не так-то просто. Они избегали друг друга. Так старательно, что это стали замечать их друзья. Даже Наруто показалось, что они ведут себя необычно. Они не могли сохранять спокойствие, находясь рядом, будто излучали электрическое напряжение. Какаши, как ни старался, не мог выбросить из головы не только произошедшее той ночью, но и все маленькие мелочи, случавшиеся раньше. Он не мог выбросить из головы её. Джонин испытывал жуткое чувство вины, из-за того, что чуть не переспал с бывшей ученицей, но весь ужас был в том, что ему все еще хотелось этого. И не только этого. Все чаще мужчина ловил себя на мысли, что скучает по ней. Он представлял, чем она может заниматься сейчас, гадал, в хорошем ли она настроении. И когда он спросил у Паккуна, что он думает о Сакуре, пес смерил его красноречивым взглядом и ответил:
- Она печет вкусные кексы и у нее хороший вкус в шампунях. И она отличный тебе напарник, но, Какаши, если ты спрашиваешь совета о личной жизни у меня, то, я боюсь, все совсем запущенно.
Джонин остался сидеть в легкой прострации, даже когда Паккун, что-то неразборчиво ворча, гордо удалился. Личная жизнь? У него? Нет, конечно, он когда-то... очень давно... да нет, не было такого. Он даже никогда не задумывался об этом. В детстве война. В юности Анбу. Потом это полное фиаско с командой №7 и опять Анбу. А через пару лет еще одна война. Он никогда не надеялся выжить в очередной передряге, больше заботясь о том, чтобы выжили его товарищи. А отношения требовали того, что он не мог гарантировать — будущего.
И как-то так получилось, что Хатаке Какаши впервые серьезно задумался о романтических отношениях в тридцать четыре года во время разговора с собакой.
У него действительно все запущено.