Кот Нуар боялся.
Беспокойный шум ветра, случайный промельк собственной тени на стене кабинки лифта и даже едва уловимое касание ремня-хвоста о ногу приводило его в неописуемый ужас. Отважное сердце героя стало кроличьим: оно колотилось неустанно, быстро и сорвано, как будто за минувший час хотело отработать десяток лет наперёд. Но не успевало. А потому продолжало захлёбываться отравленной адреналином и тёмной магией кровью и трепетать при малейшем признаке опасности.
Опасность же представляло абсолютно всё.
Серое покрывало, накинутое на плечи и голову и забавно топорщившееся на треугольных кошачьих ушах, ничуть не спасало. Нуару было невыносимо страшно.
Реверсер сыграл на его сильной стороне, растоптав её в пыль и обратив в слабость, и теперь Кот, напуганный, несамостоятельный и беззащитный, и шагу боялся ступить без посторонней помощи и поддержки и лишь затравленно оглядывался по сторонам; он неосознанно тянулся к рядом стоящему человеку, с которым никогда не был близок, но от которого сейчас так и веяло теплом и странным спокойствием.
Натаниэль Куртцберг в его глазах был воплощением самой храбрости.
Стройный, поджарый, с ярко-рыжими, отливающими медной краснотой, небрежно расчёсанными волосами и ровной осанкой, он смотрелся необычайно сильным и смелым. Рядом с ним бороться с собственными страхами было куда легче, чем в одиночку.
А Натаниэль, словно угадав ход чужих мыслей, вдруг протянул руку и осторожно сбросил с плеч Нуара покрывало, оставляя того инстинктивно жаться к стене и испуганно таращить глаза.
С ласковой укоризной Куртцберг покачал головой и, не сказав ни слова, принялся ловко сооружать гигантского воздушного змея из подручных материалов. Время играло против них — подъёмник стремительно набирал высоту, — но Натаниэля это, казалось, и вовсе не беспокоило. Он выглядел на удивление умиротворённым, даже несколько счастливым; как будто и не происходило ничего из ряда вон выходящего, как будто не акумизированный писатель-любитель поджидал их наверху для свершения своей личной вендетты. Натаниэль контролировал каждый свой шаг и выверял любое, даже самое незначительное действие. Кот же, залюбовавшись плавными движениями его рук, облизнул разом пересохшие губы и первым нарушил продолжительное молчание.
— Мне страшно, — едва различимо прошептал он, преданно заглядывая в лазоревые глаза напротив и с жадностью выискивая в них малейшую искру понимания и тепла.
И тихо выдохнул, благодарно улыбнулся, когда Куртцберг случайно коснулся его щеки, но тот, не заметив мимолётного прикосновения, продолжил возиться с несложной конструкцией и сосредоточенно покусывать нижнюю губу. При виде этой трогательной и отчего-то донельзя смущающей картины, Кот нервно сглотнул разом ставшую вязкой слюну и отвёл взгляд в сторону. Возможно, его глаза лихорадочно заблестели, но Натаниэль, увлечённый своим делом, этого уже не увидел. Или же попросту предпочёл сделать непричастный вид.
Уголок губ Нуара неприятно дёрнулся, но больше он ничем не выдал своего внутреннего смятения.
Кабинка лифта слабо покачивалась на ветру, устремляясь ввысь, к ожидающему их Реверсеру, и оставляя там, внизу, беспомощную Леди Баг и страхующую её Аликс.
Натаниэль и Кот остались совсем одни, где-то посередине между землёй и бескрайним небесным простором. Ненадолго, но и этого оказалось вполне достаточно для того, чтобы поражённый магией акумы юноша потерялся в собственных затаённых страхах и поддался жгучему и неотступно преследующему его желанию быть защищённым.
— Не волнуйся, — доброжелательно улыбнулся Куртцберг, по-своему истолковав промелькнувшую на лице Нуара неясную тень, и ободряюще ему подмигнул. Ловко скрепляя бамбуковые шесты леской волшебного йо-йо, он опутал их дополнительными петлями для надёжности. Его дыхание было частым и горячим: он торопился успеть всё сделать до того, как подъёмник достигнет нужного этажа, — и мельчайшими каплями конденсата оседало на плечах и груди оцепеневшего от столь неожиданной близости Кота. — Ты справишься. — Сделав шаг назад, Натаниэль окинул оценивающим взглядом получившуюся картину и задумчиво постучал кончиком указательного пальца по подбородку, не замечая, что Кот всё это время неотрывно смотрел на него. Как будто хотел высказаться, но никак не мог подобрать слов; как будто ждал лишь одному ему понятного сигнала и медленно таял от странного нетерпения и предвкушения чего-то большего. — Всё будет хорошо, — наконец мягко улыбнулся он и, вновь приблизившись к Нуару, осторожно положил ладони ему на плечи.
Кот хрипло выдохнул и потянулся к Куртцбергу в безотчётном, бесконтрольном порыве, сам до конца не зная и не понимая, чего же он хочет на самом деле, но Натаниэль вдруг быстро отстранился, к его явному разочарованию. Он убрал руки с плеч, тут же запустил пальцы ему под ремень. Нуар зажмурился и тихо зашипел, выгибаясь всем телом навстречу ласковым прикосновениям, как самый настоящий кот, а Куртцберг, дождавшись, когда тот откроет глаза, пристально посмотрел в его лицо и, не прерывая зрительного контакта и словно гипнотизируя и без того завороженного Кота своими невозможно прекрасными глазами, осторожно открепил узкую полосу спандекса. Задержавшись кончиками пальцев на кубиках пресса, проступающих через плотный материал костюма, на доли секунды дольше допустимого, он убрал руки и тотчас же накинул ремень на лицо Кота, закрывая его глаза и заставляя того мучительно задрожать от страха и чего-то острого, пронзительного и сладкого, неподвластного разуму и диким животным инстинктам.
А затем закусил йо-йо зубами, нетерпеливо привстал на цыпочки, чтобы едва ли не навалиться на более высокого Нуара, и коснулся магическим предметом его мелко трясущихся губ. Кот сдавленно всхлипнул и недоверчиво приоткрыл рот, позволяя Натаниэлю усилить нажим и протолкнуть йо-йо ещё глубже.
— Ты сможешь, — невнятно прошептал Куртцберг, по-прежнему стискивая оружие Леди Баг зубами и явно не спеша отодвигаться; путаясь пальцами в светлых волосах и пытаясь застегнуть ремень на голове, он случайно задевал и искусственные кошачьи уши.
Кот судорожно выдохнул и задрожал ещё сильнее. Пьянящий адреналин вкупе с ненавязчивой, но до крайности приятной лаской буквально растапливали его изнутри, взрывались тысячей искрящихся фейерверков перед закрытыми глазами и отчаянно сводили его с ума. Нуар приоткрыл рот шире, окончательно разомкнул зубы и коснулся влажным языком гладкого пластика — с другой же стороны всё то же самое сделал и Натаниэль.
— Сможешь.
От звука его тихого, ласкающего слух голоса Кота откровенно затрясло. Он вцепился когтями в красно-чёрный бамбук, приглушённо всхлипнул и тоненько взвыл.
Нет, он не сможет. Он слаб, напуган и раздавлен. Он ничтожен.
«Я не смогу! — мысленно застонал Кот. — Помоги мне! Пожалуйста, помоги…»
— Я знаю, что сможешь, — настойчиво повторил Куртцберг, отстраняясь от лица Нуара, так что тонкая нить слюны протянулась от йо-йо к его губам и зависла между ними прозрачной связующей леской.
Кот отчаянно замотал головой в немом протесте и лишь крепче впился пальцами в надсадно затрещавшие шесты; нить же мгновенно порвалась и осталась на подбородке Натаниэля блестящим влажным следом. Тот не обратил на это внимания и даже не удосужился вытереть её. Он смотрел только на Кота.
Тихим звоном лифт оповестил о прибытии на самый верхний этаж Эйфелевой башни.
Момент был безвозвратно упущен.
Нуар тут же вздрогнул, потерянно вжался спиной в красно-чёрный каркас импровизированного воздушного змея и протяжно заскулил, не выпуская йо-йо изо рта. Он боялся Реверсера, боялся Бражника, высоты, поражения в битве и даже своей напарницы; до дрожи в коленях и колющей боли в трепещущем сердце Кот страшился неизвестности. А Натаниэль, бесшумно зайдя ему за спину, положил ладони на плечи и упёрся лбом ему в затылок. Нуар съёжился и задержал дыхание, не смея поверить в происходящее и лишь нервно улыбаясь в пустоту перед собой. От Натаниэля пахло солнцем, горьковатой морской солью и летним ливнем.
Размашистым жестом проведя кончиками пальцев снизу вверх, прямо по грубой серой мешковине, служившей парусом самодельному дельтаплану, Натаниэль слегка подтолкнул замешкавшегося Кота вперёд.
— Я верю в тебя.
«Пожалуйста!.. — мысленно взмолился Кот, чувствуя, как горячая влага двумя тонкими дорожками струится по его щекам, и нехотя сделал один короткий шаг. Его вели на убой. Леди Баг добровольно отдала его в руки врагу, и тот уже ждал, с предвкушением улыбаясь вспыхнувшему на чёрно-белом лице контуру маски Бражника. — Не проси меня! Я не могу! Не могу! Позволь остаться…»
— Верю как никто другой. — Тихий голос Натаниэля действовал невероятно успокаивающе, а его руки продолжали ласково поглаживать напряжённую спину и с каждым новым прикосновением будто бы наполняли Нуара внутренней силой и стойкостью. — Ну же, Кот.
Услышать своё прозвище из его уст было чем-то потрясающим.
И Кот неожиданно расцвёл. Вскинув голову, он доверчиво прильнул лопатками к тёплым ладоням Натаниэля и, исторгая из груди счастливое урчание, тут же, не позволяя себе передумать и не давая времени на сомнения, смело сделал шаг вперёд.
Чтобы затем не найти опоры и провалиться в воздушную пропасть. Чтобы проиграть в своей голове тысячи вариантов собственных смертей и задержаться всего лишь на одном — том, где его последним воспоминанием станут лукавые бирюзовые глаза.
С тихим щелчком треснуло крепко стиснутое зубами йо-йо, а сердце, точно умалишённое, зачастило где-то в исцарапанном немыми криками горле.
Кот Нуар не боялся, больше нет. Он сможет.
Натаниэль так сказал.