Северус наблюдал, как Гермиона стараясь не разбудить, укрыла их маленькую девочку одеялом и нежно поцеловала в лоб. Перед тем, как закрыть глаза и уснуть, Севора потребовала у него не одно обещание, что утром он будет тут. Помогло то, что Гермиона позволила ему почитать дочери сказку на ночь. Северус знал, как его голос влияет на людей: он расслабляет и убаюкивает... если конечно, Северус этого хочет.
Его глаза скользнули по милому личику и волосам цвета воронова крыла. Севора выглядела точно так же, как Гермиона, но также она переняла достаточно и его генетики, у малышки была его угловатость лица. Ее глаза... они были его. А то, как она звала его... так нежно, как будто само слово "папа" приносило девочке радость и счастье — это растопило его сердце и каждую унцию льда в его венах, еще до того, как они вернулись с утиного пруда.
Северус никогда не хотел детей. Он никогда даже не рассматривал эту идею. Но теперь, глядя на свою малышку, мирно спящую на простынях в стиле Слизерина, и прижимающую к лицу плюшевого льва, Северус понял, каким был идиотом. Он никогда не хотел детей, потому что никогда не надеялся, пережить войну. Он никогда не позволял себе представить, что рядом с ним появится женщина и маленькая девочка с его глазами.
Северус поймал себя на том, что сейчас обдумывает такую возможность, глядя на то, как Гермиона, нежно улыбнувшись их дочери, встала и молча вышла из детской спальни, прикрыв за собой дверь. Он с трепетом ждал того, как она отреагирует теперь, когда дневной свет стоявший между ними — погас. Когда Гермиона подняла на него глаза, Северус увидел, в этих медово-карих омутах, тот же нервный страх, что испытывал сам. Это открытие немного его успокоило.
— Гермиона, я помню, что было сказано в кладовой. Но я пришел сюда не для того, чтобы разрушать твою жизнь или требовать от тебя чего-либо. Если тебя не устраивает...
Он даже не успел закончить предложение, как она приподнялась на цыпочки и, положив ладонь ему на грудь, мягко прижалась поцелуем к его губам. На мгновение, Северус шокировано застыл на месте и этой задержки Гермионе хватило, чтобы смущенно отстраниться от него. Его разум, работал со скоростью света и уже через пару секунд его руки обхватили женские бедра, а еще через секунду одна из них скользнула вверх по женской спине, чтобы полностью прижать Гермиону к себе.
На вкус она была подобна землянике, которую они ели на прогулке, и ромашковому чаю, который они пили перед тем, как уложили Севору спать. Это была сладкая, но странная смесь. Северус считал, рай вполне может быть таким на вкус. Он раз за разом выходил из ее рта только для того, чтобы вновь туда вернуться и дразня ее язык своим, снова чувствовать этот райский вкус.
Ее легкий стон напомнил ему о том, где они стоят и кто находится по другую сторону двери. Северус неохотно оторвался от ее губ и наблюдал, как Гермиона медленно открывает глаза и смотрит на него. Прошла целая минута, прежде чем он увидел, как спала дымка желания, ее разум вернулся, и взгляд стал осознанным. Его губы скривились в самодовольном удовлетворении, ее смех был теплым и растопил совершенно другую часть его существа, не ту, что он чувствовал весь день. Северус еще не был уверен в том, что именно сейчас почувствовал, но надеялся, что у него будет шанс это узнать.
— Хочешь выпить? У меня есть виски, вино и, возможно, бутылка скотча, подаренная мне отцом на прошлое Рождество.
Северус продолжал смотреть ей в глаза, наблюдая, как ее язык облизывает губы. Он наклонился и поднял ее, ее ноги обвились вокруг него, она схватила его за плечи для равновесия и издала непреднамеренный стон.
— Я больше заинтересован в том, чтобы напиться вами, мисс Грейнджер. Мы можем отложить вечерний стаканчик до тех пор, пока я не попробую тебя на вкус?
Он наблюдал, как ее глаза расширились, а из легких вырвался воздух. То как пылало на ее лице выражение шокированного желания, развеселило бы его, если бы не вызывало желания прижать ее к стене и трахнуть, чтобы посмотреть, какие еще эмоции он сможет из нее выжать.
— Я представляла себе так много слов, которые ты мог бы мне сказать, если бы был жив. Я должна признать, что о таком и я думать не могла.
Направляясь по коридору к двери в другую спальню, Северус позволил своему смеху вырваться наружу.
— Признаюсь, я никогда не думал, что скажу тебе что-то настолько рискованное, Гермиона. Теперь у меня в голове полно грязных мыслей, которые я хотел бы прошептать тебе на ухо.
Осторожно закрыв дверь в ее спальню, он произнес тихое Муффлиато, и когда заклинание опустилось, скрыв их в их собственном тихом мире, Северус поставил Гермиону на ноги. Она смотрела на него с дразнящей улыбкой.
— Я не могу решить, чего хочу больше: спросить сейчас, что это за мысли, или подождать, пока ты удивишь меня ими посреди процесса разрушения моего разума.
Северус наклонился, коснувшись губами ее щеки, прежде чем его губы оказались рядом с ее ухом.
— Я не собираюсь разрушать твой разум, Гермиона. Я намерен убедиться, что к тому времени, когда я закончу с тобой, твой разум и тело будут способны думать и тосковать только по мне.
У нее перехватило дыхание и Северус воспользовавшись этим, снова поцеловал ее, не торопясь и втягивая ее в водоворот похоти и потребности. Ее разум таял от его прикосновений, ее маленькие ручки хватали и ласкали его, ногти впивались в его рубашку: вдоль спины, бедер и задницы... Гермиона была не в силах остановиться. Северус никогда не чувствовал себя более могущественным, чем в этот момент. Мягкость ее изгибов, плотно прижатых к его, ее тихие вздохи и сдавленные всхлипы падающие на его губы... Гермиона — чрезмерно сильная и энергичная ведьма, сейчас — таяла в его руках и была готова растечься лужицей у его ног. Только теперь Северус понял, почему ради женщин устраивали войны... он был готов отдать все ради этого момента, этого чувства, всеохватывающего и поглощающего своей интенсивностью.
Северус потратил совсем немного времени на то, чтобы вручную раздеть их обоих. Он даже представить не мог, как можно магией пусть и в спешке разворачивать такой замечательный подарок, как ее тело. С каждой упавшей на пол вещью их губы и руки находили и исследовали все новые и новые, скрытые до этого момента участки кожи. Ее вкус затопил его чувства, перекрыв все остальное. К тому времени, когда Гермиона грациозно опустилась на толстое пуховое одеяло, а он оказался между ее раздвинутых шелковых бедер, Северус почти забыл о существовании внешнего мира. Он так жаждал, заставить ее думать, желать и тосковать по себе. В своем стремлении завладеть ее разумом, телом и душой Северус попал в самолично расставленную ловушку. Он знал, что уже никогда не сможет покинуть рай, так мило предложенный ему Гермионой.
— Салазар, Гермиона, ты идеально меня обволакиваешь. Как будто ты была создана для того, чтобы обнимать меня.
Непрошеные слова сами собой вырвались из самых глубин его души, стоило ему плавно войти в нее. Жар ее стенок охватил его, а накатившая волна удовольствия была так сильна, что Северусу пришлось прижаться лбом к ее лбу и просто дышать. Хриплый стон Гермионы убедил его в том, что их чувства обоюдны. Северус осторожно вышел, оставив в ней только головку своего члена, а затем снова медленно скользнул "домой". Они застонали в один голос, двойной звук неожиданного экстаза.
— Пожалуйста, Северус, ты мне нужен.
Ее хныканье и слова, произнесенные приглушенным и нуждающимся шепотом, разрушили то, что осталось от его легендарного самоконтроля. Скользнув рукой по ее бедру, Северус поднял его повыше, открывая для себя более глубокий угол для проникновения. В притихшей комнате раздался звук прикосновения кожи к коже, но через секунду его заглушил женский вздох. Спина Гермионы выгнулась, бедра прижались к его бедрам, погружая его невероятно глубоко.
Несмотря на нежность, его темп был жестким: их лица покраснели, дыхание вырывалось из легких со стонами и хрипами, слова потерянно застревали в груди, но они страстно смотрели друг на друга общаясь без слов. Удовольствие все выше поднимаясь по позвоночнику, обжигая живот жаром. Ее стенки сжимались и трепетали вокруг него, а маленькие ноготки оставляли на его плечах и спине полумесяцы.
Его освобождение стремительно приближалось и страстное желание, которое Северус не смог бы сдержать, даже если бы от этого зависела его жизнь, выползло из самых глубин его души и было озвучено.
— Я хочу опустошить себя в тебя. На этот раз я хочу видеть, как в тебе растет мой ребенок. Я хочу тебя, нашу дочь и этот дом. Я жадный человек, Гермиона. Если ты скажешь "да", я захочу всего, чем ты являешься или когда-либо будешь являться. Ты будешь моей. Моей семьей. Моей женщиной, которую нужно любить и защищать. И все, чем я являюсь, будет твоим.
Его руки скользили по ее бедрам, сжимая их достаточно сильно для того, чтобы оставить на них синяки. Северус, приподнял их настолько, чтобы следующий толчок вырвал из горла Гермионы, крик всепоглощающего удовольствия.
— Ты будешь моей, Гермиона?
Вопль ее голоса, пока она кончала, стал музыкой для его ушей. Ее тело напряглось: маленькие ручки зарылись ему в волосы, а ступни уперлись в задницу, Гермиона грубо притянула его к себе.
— Да!
Стоило Северусу наклониться и поймать губами последний из ее криков, как вокруг них закружилась магия. Он чувствовал, как звенья их жизней, их силы переплетаются и соединяются вместе, создавая магическую связь, которую не может разорвать ничто, кроме смерти. Он даже не был уверен, сможет ли теперь смерть разлучить их.
Его наслаждение вырвалось на свободу, изливаясь в ее хрупкое тело толстыми горячими нитями. Ее имя сорвалось с его губ, подобно молитве. Северус, крепче сжал Гермиону и притянул к себе, в глубине души удивляясь тому, что каким-то образом это создание света, тепла и доброты только что согласилось быть его и только его.
У него хватило присутствия духа откатиться в сторону, когда волшебство и удовольствие медленно улетучились. Притянув ее к себе, будучи все еще погруженным в нее, Северус прижал Гермиону к своей груди. Ее руки оставались такими же крепко обвитыми вокруг него, одна из них нежно сжимала его волосы. Гермиона была такой маленькой, что идеально вписывалась в изгибы и углы его тела, ее голова покоилась под его подбородком, а дыхание обдавало теплом его грудь.
Это был долгий, эмоциональный день для них обоих, и Северус чувствовал, как первые песчинки сна засыпают их глаза. Они поговорят. Утром. При свете дня, когда будут более бодрыми и спокойными. Они поговорят, и он найдет способ вернуться "к жизни". Титул лорда Принца достанется ему, как последнему взрослому, оставшемуся в живых члену рода и он испортит каждый галлон этой самой "чистой" крови, если понадобится.
Его дочь больше никогда и дня не проживет без его любви и принятия. Возможно, у него был и не самый лучший пример родителей перед глазами, но у него очень живое воображение, и он точно знает, каким отцом хочет быть. Он отдаст любовь ей и всем ее сестрам и братьям, которые появятся в будущем... всю свою давно похороненную и потерянную любовь. Ему действительно дали второй шанс на жизнь, на дом и семью, на любовь и смех, на что-то настоящее, ради чего его сердце сможет биться. Они никогда не усомнятся в своей ценности для него. Им никогда не придется спрашивать: что они для него значат?
Прежний Северус Снейп не знал, как сыграть эту роль. Чем старше и мудрее он становился, тем больше понимал, что это не та роль, которую нужно играть. Это должно было быть выбором, обязательством, обещанием: взятым и выполненным. Это было начало, найденное в самом неожиданном месте. Северус не станет растрачивать такой драгоценный дар на свои старые горечь и недоверие. Старый Северус Снейп умер на полу лодочного сарая много лет назад. Возрожденная версия его самого докажет всем, что он достоин называть Гермиону и Севору своими. Даже если доказывать это он будет до конца своих дней.