Лишь поздно ночью Антон с собакой дошли до маленького деревянного дома на краю деревни. Белые звёзды мерцали над головой, но любоваться ими не хотелось, слишком уж гадко было на душе. Антон постучал в хлипкую дверь домика. Из спальни послышался испуганный возглас матери, дескать, кто к ней мог пожаловать в такой поздний час? Сын терпеливо ждал, пока она откроет засов.

      Женщина не сразу узнала сына. Сначала пришелец показался ей незнакомым мужиком с недобрым измученным лицом, но взглянув в его глаза, она всё-таки признала Антона и кинулась к нему обниматься.

      — Сынок! Родненький! Жив! — лепетала она, целуя грязные руки и щёки сына.

      Антон крепко обнял её в ответ и прошёл в дом. Мать наскоро наделала лепёшек из остатков муки, сварила полупустой суп, и всё сидела напротив Антона, не понимая, в чём же он так изменился.

      Фигура осталась прежней: худой долговязый парень, каким она его и помнила. Разве что, волосы с бородой отросли и взгляд стал какой-то тяжёлый, отягощённый. Она со скрипом в сердце поняла, что больше никогда не поговорит с наивным и болтливым мальчиком, каким он был, отправляясь на фронт. Антон молча ел суп с лепёшками, уставившись стеклянными глазами в стену.

      — Что ж они там сделали с тобой такое, милый… — со слезами на глазах прошептала мать, гладя его руку возле чёрного синяка на плече.

      — Тебе лучше не знать, — ответил Антон, понимая, что женщина с больным сердцем может и не выдержать рассказа его злоключений.

      Мать вынесла Эльбе миску с костями, которую собирала для соседской собаки. Овчарка жадно набросилась на еду, а после улеглась в старую потрёпанную конуру, где когда-то давно жил пёс Антона.

      Мать всю ночь шептала молитвы у образов на стенке, Антон махнул рукой на это и крепко заснул на печи.

***

      С тех пор будние дни Антона мало отличались между собой. Он помогал матери по хозяйству: носил воду, заменил прогнивший деревянный пол на новый, выходил с Эльбой на луга, где выбирал какую-нибудь корягу в ещё не оледеневшей реке и бессмысленно смотрел на неё часами, пока собака носилась по остаткам травы.

      Пару раз Антону приходили письма, которые он перечитывал по несколько раз. Вот такое письмо пришло ему от товарища Матвиенко:

      »…Ты сам-то как? Вернулся домой, видимо. Хорошо, что всё хорошо закончилось. Меня самого направили в соседнюю часть. Тебя тоже хотели призвать, но адреса не знали, я же его через общих знакомых выяснил. Я не осуждаю тебя за то, что ты от призыва скосил. Я бы тоже скосил, но совесть и ненависть к ним всем не позволяет. Главное, чтобы ты попусту там не сидел, а народу помогал. Век тебе буду благодарен за спасение».

      Сергей М., 25.10.1943

      Антон почувствовал себя жалким трусом за то, что не вернулся с ним в часть. Но звука выстрелов так близко к уху снова он бы не выдержал. Раньше он воспринимал войну как некую игру на выживание, сейчас для него военные действия были сплошной чернотой, разъедающей душу.

      В мае отпраздновали Великую победу СССР. Фашизму пришёл конец, но не пришёл конец человеческим страданиям. Люди из деревней начали потихоньку перебираться в города. Через пару лет почти все дома в его деревни опустели; остались лишь две бабки в домах у реки и они с матерью. А скоро и матери не стало. Инфаркт убил.

      Антон похоронил её на сельском кладбище, каждую неделю приходил убирать могилу, а потом всё реже и реже навещал её. Начал пить, самогон брал у одной из оставшихся бабок. Выцепил откуда-то томик с малой прозой Кафки, и читал, не понимая половину, хоть и на русском, запивая своё горе самогоном. Перечитывал письма старых друзей, но ответные не писал.

      Приходили ему и письма от Кати. Она вышла замуж на сына Натальи, которая отвела её в Андреевку. Детей долго не было, они уже отчаялись, но родила она всё-таки мальчика жарким летом. Назвали Васей. Она хотела вместе с мужем и сыном как-то навестить Антона, но ответное письмо с приглашением он им так и не выслал.

      Через десять лет, прожив довольно долгую для собаки жизнь, умерла и Эльба. Отказали задние лапы. Антон съездил с ней в город и заплатил ветеринарам оставшимися сбережениями матери, чтобы овчарку усыпили, и она не мучилась. Похоронил под неплодоносной яблоней, выросшей из косточки, которую он принёс из Анхальта. Иногда он часами смотрел на эту яблоню, думая, что, может быть, каким-то чудом будет на ней хоть одно самое кислое и маленькое яблоко, но на ветвях лишь зеленели крохотные редкие листья.

      В конце 70-х пришли к Антону госслужащие и сказали, что в деревне уже никого кроме него не осталось. Правительство хотело снести оставшиеся дома и построить там аэропорт, лишь лачужка Антона им мешала провернуть всё это. Госслужащие пообещали ему однокомнатную квартиру в Подмосковье. Делать было нечего: он собрал своё скромное имущество, сел в машину и переехал в небольшой тихий городок. Тимуровцы (так он их называл, хотя само движение уже почти умерло), группа детей и подростков, помогали ему по дому и ходили за хлебом. Все деньги с пенсии Антон тратил на водку и самую обычную еду.

      Иногда он сидел в полумраке единственной комнаты, вспоминая прошлое. Та история с Анхальтом отзывалась одновременно и как самая страшная, что с ним произошла, и как единственная запоминающаяся. Словно это было кино, настолько нереальным казался сейчас старику собственный рассказ. Разве мог он героически защитить двоих друзей, не испугаться выстрелить из ракетницы, столько мук претерпеть? Тогда он был совсем другим человеком. Он был сильным и бесстрашным, а что сейчас? Только пьёт дешёвую водку каждый божий день, от друзей сам же отвернулся, своих детей нет, а так хоть бы Катькиного сына понянчил.

      В кого он превратился? В мире не осталось ни одного человека, кому он был бы дорог. Пристманн, наверное, посмеивается над ним из своего котла в аду. Даже у него были семья и друзья. А у Антона — никого. Похороны даже никто не организует.

      Выйдя одним ранним утром за водкой, Антон услышал от бабки, сидящей на скамейке у подъезда, что на его этаже теперь живёт учительница младшей школы. Он пропустил информацию мимо ушей: на что ему вообще это знать? Живёт и живёт.

      Когда он вернулся из ларька и достал ключ от двери, его тихонько похлопали по плечу. Антон что-то проворчал и повернулся назад, но тут же обомлел от ужаса, выронив водку в пластиковой баклажке на пол. События 43-го года нахлынули на него с новой силой, перед ним стояла точная копия обершарфюрера, разве что в женском обличии.

      — Меня зовут… Пристманн, если хотите…всегда вам помогу… — говорила с расстановкой она, смотря на него ледяными голубыми глазами.

      Половину слов Антон пропустил мимо ушей, фамилии хватило. Он коротко мотнул головой и закрылся в квартире, наливая водку в гранёный стакан дрожащими руками.

      «Даже после смерти ты меня настиг, скотина», — шептал со слезами он, выпивая уже третий стакан. «Победил ты, победил!» — закричал он, допивая яд уже из горла. Антон без сознания свалился со стула и разбил голову о тумбочку. Только через неделю обнаружили его труп, похоронили на ближайшем кладбище за деньги тимуровцев, бабы Нюры, что сидела на лавочке, и соседки-учительницы.

      О какой победе может идти речь, если люди умирают от собственной безысходности? Если люди, прошедшие ужасы войны, собирают копейки по карманам, только чтобы купить алкоголя и заглушить хотя бы им чёрный яд, что в душе? Война всегда останется войной, безжалостным кровопролитием, ничего не изменится.

      А ты в прошлом — всё ещё ты. Если однажды хватило сил пойти против всех и победить в самой страшной ситуации, хватит и сейчас. Борись. Ты сам открываешь для себя дороги. Борись.

 Редактировать часть