Микки выругался, когда его рука снова зацепилась за что-то острое, и внушительный ком листьев и грязи чуть не попал в лицо, падая вниз. Шаткая старая дерьмовая лестница, на которой он стоит, угрожающе зашаталась, и он замер неподвижно, пока равновесие нахуй не восстановилось снова.

Он может придумать тысячу вещей, которыми предпочел бы заняться в воскресенье, вместо расчистки водостоков, но он также подозревает, что, вероятнее всего, просто курил бы травку в постели и весь день чувствовал себя так, словно вот-вот разрыдается, если бы был предоставлен самому себе. Кроме того, он действительно обещал своей маме сделать это, и она пытается держаться сама и поддерживать их с сестрой. Ему тоже не повредит попытаться.

— Эй, засранец!

Микки смотрит вниз на крыльцо и видит, как Мэнди выходит на улицу, все еще в пижаме и с чашкой дымящегося кофе в руках, а потом садится на ступеньки.

— Ты рано встал, — говорит она, и он видит сквозь темные очки её смеющиеся глаза.

— Сучка, уже час пополудни, — фыркает Микки и начинает спускаться вниз по лестнице, — во сколько ты вернулась вчера?

— Не знаю, — стонет Мэнди и дует на свой кофе, поднося его к лицу, — на рассвете?

Микки ухмыляется и спускается на землю, щурясь на еще и наполовину не законченную работу.

— Знаешь Кита? — спрашивает Мэнди и скалит зубы в непристойной усмешке, когда Микки пожимает плечами и говорит «конечно». — Вчера вечером я его заставила поработать языком, и скажу тебе, он им владеет.

— Господи, блядь, — стонет Микки и отворачивается, чтобы не смотреть на нее, — знать не хочу этого дерьма!

— Ты рано ушел, — она игнорирует его эмоциональную травму, — все пропустил.

— Да ладно, — бормочет Микки и пинает ногой лестницу, — вроде как, имело смысл свалить.

— Помнишь тот раз, когда мы остались у Йена? — спрашивает Мэнди ни с того ни с сего.

Микки пристально смотрит на нее в течение секунды, прежде чем ответить.

— И что?

Она пожимает плечами и окидывает взглядом улицу.

— Все еще иногда об этом думаю. Это было приятно. Я помню их дом как какую-то сказку после ночи, проведенной в том ужасном приемном покое скорой помощи.

После того случая их маме потребовалось немало времени, чтобы вернуть себе опеку, и Фиона изо всех сил старалась устроить так, чтобы Микки и Мэнди могли оставаться вместе, пока не вернутся домой.

Он спал на матрасе на полу рядом с кроватью Йена в течение нескольких недель. Он помнит, что чувствовал себя чертовски виноватым. Его мама чуть не умерла, а он не мог перестать думать, что никогда еще не был так счастлив.

— Какого хрена мы об этом говорим? — спрашивает он и поднимает лестницу, передвигая ее на несколько футов вдоль дома.

— Мы не о каком-то дерьме говорим, Микки, — произносит Мэнди с дразнящей усмешкой, — это я говорю о Йене, и о том, что он даже не замечал, что я существую, пока вы с ним не перестали быть друзьями.

— Ага, ну, — хмыкает Микки, вытаскивая сигарету и закуривая ее, — представить не могу, что он был доволен понижением рейтинга.

Мэнди вскидывает средний палец, а затем жестом показывает, чтобы он дал ей затянуться.

— Он никогда не рассказывал мне, почему вы, ребята, перестали тусоваться, — говорит она и берет протянутую сигарету, — и поверь мне, я пыталась вытащить это из него в течение многих лет.

Микки молчит, надеясь, что она быстрее доберется до сути, если он перестанет сопротивляться.

— Знаешь, — продолжает она и смотрит на него снизу вверх, ее, без сомнения, налитые кровью глаза скрыты за темными стеклами очков, — хотеть чего-то — это нормально.

Все его тело кричит, чтобы он послал и высмеял ее, но Микки не позволяет оскорблению сорваться с кончика языка и пытается придумать, что бы такое сказать. Он осознает, что у него, вероятно, никогда раньше не было настоящего разговора с сестрой, и это чертовски неловко. Но, может быть, стоит попробовать.

— Подумываю о поступлении в колледж в следующем году, — произносит он, и на этот раз ему почти легко говорить об этом, — может быть, в художественную школу.

— Ты такой ебаный гей, — фыркает Мэнди. Но ее улыбка сияет, когда она возвращает сигарету, и сестра выглядит гордой.