Сторож молча вручает Микки мешок и захват для сбора мусора, а затем уходит, оставляя его с этой задачей. Микки смотрит вниз на весь мусор, покрывающий края поля и территорию до трибун. После игр всегда оставалось столько всякой дряни, или такое количество просто кажется ненормальным, потому что он — тот, кто должен убрать его в этот раз?

По крайней мере, его не исключили. Вероятно, так бы и вышло, используй он свой первый набросок, намного более откровенный, чем версия PG (1), которую он в конечном итоге масштабировал на пятнадцать отдельных картонных знаков, что Карен помогла ему украсть из кладовки уборщика, где Джесс было разрешено хранить их перед игрой.

В общем, он мог бы назвать эту операцию успешной. За исключением небольшой детали, что он все еще ничего не слышал от Йена.

И вот он здесь, вынужденный проснуться ни свет ни заря, чтобы искупить свои преступления, собирая мусор и тихо уговаривая себя отказаться от всякой надежды.

— Эй.

Он оборачивается и ухмыляется, когда видит Йена, со слегка взъерошенными волосами и все еще тяжелыми и усталыми веками, как будто он только что выкатился из кровати и добрался сюда, прежде чем по-настоящему проснуться.

— Что ты здесь делаешь? — интересуется Микки.

Йен поднимает мешок и инструмент для сбора мусора, который он держит в левой руке, представляя их в качестве доказательства.

— Наказание, — говорит он, — я сам сдался полиции.

— И они тебе позволили?

Йен пожимает плечами и ухмыляется.

— Мое лицо было по крайней мере на пятидесяти процентах от этой штуки, не то что бы они могли отрицать мою причастность.

Микки чувствует, что должен извиниться или что-то в этом роде. Он был так поглощен идеей сделать большое публичное заявление, что не остановился и не подумал, как это может сказаться на Йене. Карен тоже не помогала, подзадоривая его, как дьявол на плече.

Но нахуй извинения. Йен не выглядит расстроенным, и не обязан был сдаваться полиции. И если гребаный Шон обиделся, увидев сходство своего парня с чуваком, присосавшимся к лицу другого чувака, то это его чертова проблема.

Поэтому он спрашивает о том, о чем действительно хочет знать:

— Где твой парень?

— У меня его нет, — говорит Йен и улыбается, мгновенно успокаивая виноватую совесть Микки, — порвал с ним несколько дней назад, вообще-то.

— Да что ты?

— Да, — Йен щурится, глядя на него, когда медленно поднимающееся солнце выглядывает из-за трибун, — он хороший парень, но он не тот, кого я хочу.

Из дагаута доносится пронзительный свистящий звук.

— Возвращайтесь к работе, ребята! — орет на них тренер со своего места, поднимая чашку кофе навынос, когда они оборачиваются и смотрят на него.

— Начинаю думать, что мне следовало просто поговорить с тобой, — бормочет Микки и бросает в сторону тренера палец, тем не менее убедившись, что тот отвернулся. Йен фыркает от смеха и кивает.

— Но послушай, — говорит он и указывает на Микки инструментом для захвата, прежде чем поднять с земли пластиковый стаканчик и засунуть его в свой пакет, — назови это постмодернизмом и включи в свое портфолио. Все в выигрыше.

Микки ухмыляется и, не успев опомниться, подходит к Йену, полностью занимая его пространство, глядя в его широко раскрытые глаза.

И это не что иное, как чертов фейерверк, когда он тянет его вниз для поцелуя.