"Кровью окрашены воды

Выше гор поднимаются груды тел

Огненный бог собирает кровавую жатву"

"К началу конца весь мир становится жутким, но я не боюсь

Собираю в сундук свои предсмертные шутки, уже не смеюсь..."

Воздух был очень странным. Был ли он ледяным настолько, что становился практически кристально-твердым, или же нагретым до температуры плазмы? Был ли он вообще? После коллапса какие-либо понятия прошлого мироздания стали максимально размытыми. Кроме одного: пепел. Можно заметить целые цепи горных хребтов, целиком состоящих из пепла. Однако, приглядевшись, начинаешь осознавать, что это и не пепел вовсе, а груды обугленных трупов. Искаженные, изломанные людские тела, застывшие в вечной агонии.

*...Вечной, как и мое бытие...*

Посреди пепельных гор то тут, то там торчали руины. Призраки былого величия каких-то рас. Один из них - циклопическая платформа с кусками стен, в которых были прорезаны гигантские окна, словно рвущиеся в беззвездную пустоту, заменившую космос, как эти руины заменили мироздание.

Посреди платформы сидело существо. Сидело и смотрело на раскинувшийся ниже по склону бесконечный, спокойный, практически черный океан. На линии горизонта, отделявшей этот небольшой залив от вечности, виднелись размытые очертания гигантских мачт, явно принадлежавших ранее самым большим кораблям той реальности.

* ...Их было много... И ни один не оказался ковчегом...*

Вид Его был ужасен. Тело напоминало невероятно длинное подобие позвоночника, созданного из других костей. конечности, целые грудины, тазы, черепа... все они срастались, наслаивались друг на друга, образуя позвонки, срастающиеся уже друг с другом. Это нечто вилось, как нитка, однако в то же время сохраняло форму. То тут, то там на теле вспыхивали бледно-золотые, белесые огоньки. Где-то тело было покрыто высушенной, словно мумифицированной, кожей, где-то ещё виднелись куски мышц. Из тела торчали циклопические отростки, напоминающие плавники, словно сотканные из миллиардов звезд, а ближе к концу тело переходило в хвост, выглядящий как бесконечное множество ветвей, под конец утончающихся до диаметра нескольких атомов, и уходящих в бесконечность. Из отростков, напоминающих плечи, вырастало сразу по 3 руки, также состоящие из огромного количества костей, только теперь к ним добавился ещё и металл. Руки были невероятно длинные, с тремя суставами, а на кистях было по 7 очень длинных, тонких и невероятно гибких пальцев, заканчивающихся острейшим когтями. Между руками - колоссальная, но практически эфемерная перепонка, сотканная словно из черных вод океана, на который смотрело создание. Из разорванной грудной клетки торчали, извиваясь, словно клубок змей, огромное количество щупалец, в центре сплетения которых располагался громадный глаз. Отвратительно белесого цвета радужка была покрыта сеткой разорванных капилляров, из которых выливалась чернильного цвета кровь. Склера - словно взрыв сверхновой, а сразу пять зрачков расплылись на этом пятне бледно-золотыми водоворотами.

Но страшнее всего была его голова. Три черепа, сросшиеся в один, словно бесконечно осыпались, искажались, дробились в спектрах света на миллионы лиц, сливающиеся в одно. Лицо, изуродованное как внешне, огромным количеством шрамов и костяных выростов, уже пролезающих сквозь глазницы, так и внутренне, с отраженными на нем бесконечными скорбью, презрением и ненавистью...

Он смотрел и раздумывал. Он явственно помнил последние мгновения жизни этого мироздания.

*… И вот Я ступаю по этому проклятому миру в последний раз. Вокруг меня - целые рои омерзительных жуков, слетевшихся на коллапсирующую реальность, словно мухи на разлагающийся труп, и желающие присоединиться к чудовищному пиршеству. В воздухе - сладковатый запах гниения. Кошмар клубится без остановки, и Я - его хозяин...*

А под ногами - отвратительная масса плоти, так несуразно чавкающая под весом его нынешней оболочки.

*…Грязь под сапогами...*

А люди (да что люди - все известные и неизвестные расы) пытались спастись. Они что есть сил карабкались по телам себе подобных, образуя гигантские груды плоти, уходящие в высоту, далеко за черную мглу, устлавшую небеса. Карабкались, ломая кости друг друга, разрывая мышцы и сухожилия, как мокрую бумагу. Они простирали к Нему руки, умоляли Его об избавлении и прощении, об исправлении неровностей мира.

Он слышал их крики и отчаянные мольбы, однако ничего не предпринимал, а лишь смотрел на их страдания, на их смерти и терзания душ. Смотрел с презрением, ненавистью... и нотками сострадания и понимания?

Он смотрел и смеялся. Смеялся тихим, хриплым смехом, больше похожим на смесь рыданий и шипения кобры перед броском. Смеялся над их страданиями, ибо когда-то они смеялись над ним. Смеялись, презирали, боялись, ненавидели...

*...Никто не становится чудовищем, не побывав предварительно жертвой...*

Создание на мгновение оторвалось от созерцания агонии молившихся ему в бездумном порыве существ, свернулось в клубок и в задумчивости посмотрело туда, где в пустоте, размытая, словно сквозь призму, виднелась фигура серого, омерзительного в своем великолепии змеиного сердца. это было Серое Сердце - то, вокруг чего и был построен мир. То, на чем все держалось.

*...annihilatio radium...* - из крыльев существа вырвались золотистые лучи, в прошлом прожигавшие насквозь целые измерения. Однако, Сердцу это не причинило не малейшего вреда. Оно все также висело - идеальное, серое, и самим своим существованием вызывающее приступы безумия.

*...Вот где корень всего зла... однако, оно неуязвимо. Не может все быть настолько просто... этот проклятый макрокосм построен на противостоянии добра и зла... если Сердце - серое, то, быть может, оно олицетворяет оба этих аспекта бытия?...*

- Огонь очистит всё? Бессмыслица. Огонь лишь сгладит углы, прикроет глаза на неудобные стороны. Огонь не уничтожает, он лишь придает другую форму. Если Я не могу полностью уничтожить эту бессмысленную концепцию противоположностей, стоит хотя бы уничтожить Надстройки, как врач вскрывает абсцесс или срезает гнойники.

*...Flamma odium...* - неестественный, металлический голос отразился сквозь все измерения. Едва эти слова слетели с некого подобия губ, как часть Его головы оказалась закрыта тенью. Внезапно, вокруг этой тени стали заниматься едва заметные огоньки пламени, словно дети, сбежавшиеся посмотреть на дыру в земле. Разгоревшийся костер даже напоминал по форме небольшой цветок, вроде розы.

Однако, вдруг, пламя, на мгновение сжавшись, вспыхнуло с чудовищной силой. Это было не согревающее пламя костра, не пламя свечи, и даже не пламя лесного пожара, пожирающего лес, нет. Это было бешеное пламя ярости, истинные огни апокалипсиса, пылающие бледно-золотым цветом.

Тут же наступила точка невозврата: пылало само мироздание. Фрактальные стены измерений вначале едва, как бы нехотя, занимались, как не хотят разгораться отсыревшие спички, затем вспыхивали, как бумага или сухие осенние листья, а после стремительно сгорали в бледно-золотом огне скверны, оставляя после себя лишь немного межзвездной пыли и газа.

*...Не так плохо... но этого все равно мало...*

*...Abyssus doloris...* - неожиданно коллапс остановился. Время словно бы застыло. Больше нигде не копошились жуки и трупные черви, пламя перестало обжигать... да и само существо согнулось, словно от ужасающей боли, прихватив рукой место, где должен был располагаться живот, как человек, умирающий от сильнейшего голода. Изо рта выпала небольшая черная сфера. Существо мгновенно подхватило это нечто своими тонкими, словно высушенными, пальцами...

*...Omnedestruens inanitatem...* - и все мироздание содрогнулась от сильнейшего притяжения. Даже могущественнейшие боги этого мира поспешили спрятаться как можно дальше к окраинам, как только поняли, ЧТО существо держало в руках - горизонт событий такой мощи, что даже самые отдаленные измерения вылетели со своих планов бытия и присоединялись к этому чудовищному хороводу апокалипсиса. Золотистое Пламя разгоралось с новой силой.

“Узрите всепожирающую пустоту моей души...” - голос существа эхом отражается через изломанные барьеры измерений - “Её не заполнит ничто... кроме, быть может, ваших страданий...”

Миры вращались вокруг Сферы с безумной скоростью, разрываясь на части, сгорая в Огне, чудовищном даже по меркам самых жестоких воплощений преисподней, приближаясь все ближе, в конечном итоге поглощаясь Сингулярностю, выбрасывая огромное количество плазмы. Раскаленная энергия как бы наматывалась на сферу, образуя гигантский бледно-золотой диск, сияние которого ярко освещало уже практически непроглядную тьму.

....

- Не торопись, о неразумное дитя. - Ровный, глубокий, мелодичный женский голос раздался среди пустоты. Никакие ограничения теперь не работали, так что распространяться звуку ничего не мешало. Да и был ли этот звук? Скорее, эта мысль передавалась непосредственно в сознание.

Существо механически обернулось на голос и тупо уставилось на ту, из-за которой в его подобиях глаз зажглось безумное пламя ненависти, настолько сильное, перед которым даже сжегший мультиверс огонь казался лишь слабым огоньком тухнущей свечи. Это была Анциллия - создательница всего бывшего, само воплощение всех концепций и идей Сердца, само воплощение Мироздания.

На её прекрасной, белоснежной, чуть сероватой коже не было ни пятнышка, ни единого дефекта. Из одежды - лишь серая лоза с цветками черных роз, закрывающая область декольте и верхнюю часть бедер. Возле позвоночника и вокруг суставов кожа расходилась, словно пластинчатая броня, открывая взору тёмно-серые, со стальным отливом кости. На изящных тонких ногах, на икрах были расположены отростки, напоминающие плавники. Лицо её, даже наполовину сокрытое стальной маской, изображающей чудовищный оскал тьмы, было воистину совершенным. Изящный, маленький, чуть вздернутый аристократический нос, тонкие, темно-красного оттенка губы, выражающие спокойствие с нотками любопытства, большие серые глаза, искрящиеся миллионами звезд, и белоснежные, чуть вьющиеся волосы, словно водопад ниспадающие с плеч до самых ступней.

Когда-то, в расцвет мира, она выглядела невероятно величественно, как истинная богиня и создательница. Но теперь, на фоне ужасающей твари, пожирающей её творение, на фоне миллиардов догорающих реальностей, разрушаемых чудовищной черной дырой, среди этой симфонии боли и ужаса она выглядела ничтожно слабой, на фоне мрачного великолепия апокалипсиса терялась её скромная красота стабильности.

Откуда в тебе столько безумной ненависти? Почему ты заставил страдать этих несчастных? - Совершенно спокойно спрашивала она, вглядываясь в его искореженное подобие лица.

- Они сами просили меня об этом, - отвратительный, шипящий голос буквально разъедал ткань мироздания вокруг - настолько много злобы в него было вложено, - Они сами повесили на меня клеймо вестника апокалипсиса, ещё когда я был рожден. Когда я познавал тайны мироздания, в меня летели тучи камней, ибо я приоткрывал этому миру глаза на неудобные вещи. Я превзошел по силе самих богов, но так и не получил статус бога, ибо в ни в одном из множества пантеонов не нужен отвратительный бастард, что принесет лишь погибель.

Тогда я решил создать свой мир. Мир, где не будет отверженных. Мир, где метка из прошлой жизни не будет значить ничего. Мир, в котором будет место для каждого. Мир, который каждый сможет назвать домом.

*...Дом. место, где ты в безопасности, Место, где тебя ждут... был ли у меня когда-то дом?...*

Но даже тогда меня не поняли. Они боялись меня. Они ненавидели меня. Они презирали меня. Но они не видели во мне желания помочь. Я стал отверженным даже среди отверженных. И тогда я понял, что дело не в моем проклятии. Все зло - от Сердца и от тебя. Ты утверждаешь, что милосердна. Так почему тогда в твоем мире столько страданий? Почему страдают эти бесчисленные несчастные, кои просто родились не под тем знаком или не в то время?

- Баланс света и тьмы, добра и зла должен сохраняться. Без этого невозможно само существование.

- Теперь это уже не имеет значения. Взгляни вокруг - вот что осталось от твоего баланса! Жалкие руины, догорающие в бледно-золотой Скверне и пожираемые моей расколотой душой! А Я - истинно вечен. Я перешел на более высокий цикл. Ты лишь жалкая прислужница Сердца, Я же - его антипод! Вы стали заложниками собственной концепции. Вы - целостность этого мира, но одновременно и баланс. Я же буквально стал воплощением коллапса. Пока существует Сердце - существую Я. однако, если перестану существовать Я, прекратите свое бытие и вы.

- ты подошел слишком близко к разгадке тайн, о которых ничего не знаю даже я. Я не могу этого допустить, ради твоего же блага и блага тех несчастных, что ты поглотил из-за своей неуемной гордыни и отказа принять волю Создательницы. Все закончится здесь... Абраксис.

После этих слов в руках Богини материализовался серебристо-серый двуручный меч, по форме больше напоминающий грубо обтесанный кусок скалы, заостренный спереди и по бокам.

Существо слушало эту речь с нескрываемыми злобой и презрением. Однако конец реплики подействовал не него, как красная тряпка.

*...Мало того, что это ничтожное порождение системы смеет называть меня по имени, так ещё и угрожает мне... что ж, я сначала поглощу тебя, а затем, если найду способ, иссушу и Сердце...*

- Вот как? Ну что ж, вызов принят!

С этими словами существо оторвало у себя одно из ребер, которое тут же приняло форму небольшого изящного жертвенного кинжала с небольшим изгибом, имеющего бледно-золотой цвет с черными прожилками.

*... mortiferum torment...* - посреди пустоты материализовался колоссальный диск, размером с небольшое море, полностью покрытый водой, однако она не стекала с него. Напротив, по ней можно было даже ходить, несмотря на явно жидкую структуру.

-то были воистину две противоположности. Она - прекрасная дева с отвратительным куском металла в качестве оружия, со смесью напряжения и отвращения на лице, но торжеством в душе; Он - огромная, мерзкая туша с изящным оружием, достойным богов, выражением немого торжества на постоянно осыпающейся пасти, но бесконечными печалью и скорбью в истерзанных, расколотых остатках души.

Бой начался. Создательница сразу поняла, что сильно недооценила противника: Абраксис, в начале казавшийся совершенно неповоротливым куском мяса, на деле оказался крайне быстрым, ловким и резким противником. С самого начала он взял совершенно невероятный темп схватки и ни на наносекунду не сбавлял его. Он постоянно перемещался во всех возможных и невозможных плоскостях; то двигался очень медленно и невероятно плавно, то наоборот, наносил удары очень резко и точно, как будто бы механически. Анциллии оставалось лишь с хирургической точностью отражать удары маленького и очень быстрого кинжала своим двуручником и ждать подходящего момента. сколько продолжалась битва? Пару секунд? Бессчетные тысячелетия? Значения не имело. Оба противника существовали вне времени, и так исказившегося из-за коллапса. Однако, в один момент Тварь все-таки подставилась. Нанесенный с особым остервенением удар прошел мимо цели. Создательница среагировала мгновенно: в одно мгновение мембрана между руками и часть грудной клетки оказались рассечены чудовищным ударом, в прошлом сокрушавшим целые измерения.

Симфонию коллапса, уже приближающуюся к своему завершению, разорвал чудовищный вопль боли. Это был не просто крик существа: воплощение его страданий, ужаса всех, кого он когда-либо поглощал - вот что отразилось в этом вопле. Крик был настолько страшен, что Богиню на мгновение сковал ужас. Однако, она быстро пришла в себя, и чуть отдышавшись после схватки, пошла закончить дело.

Абраксис лежал посреди арены. Из чудовищной раны хлестала кровь, окрашивая воду в расплавленное золото. Он судорожно пытался встать, отползти, нырнуть под воду, собрать вывалившиеся из огромной раны гнилые насквозь органы - сделать хоть что-нибудь, только не лежать вот так, в ожидании неизбежности...

Она медлила. Она понимала, что нужно сделать - добить эту извивающуюся в агонии тушу, положить конец его страданиям, затем попытаться восстановить Мир... но она медлила. Ведь как истинная создательница, она любила все свои творения, вне зависимости от их порочности. Ей НЕ ХОТЕЛОСЬ добивать это не в меру зазнавшееся существо. Она считала, что нужно дать ему шанс хотя бы перед вечным забвением.

*...Paralyticis silentium...* - неведомая, неподвластная даже её пониманию сила придавила Анциллию к диску, поставила на колени, сковала каждую мышцу, каждую кость. Это был не просто паралич: застыли все её мысли. Остались лишь эмоции. И тогда она впервые за свое вечное существование испытала то, что дано испытать лишь смертным: первобытный, практически животный ужас перед неизбежностью, неотвратимостью того, что хуже смерти - медленного и мучительного поглощения и вечного страдания горящих воспоминаний.

Она с ужасом смотрела, как Абраксис приподнимается над поверхностью воды. Отвратительные трупные черви, вовсю копошащиеся в зияющей дыре, выделяли особую слизь, из которой он регенерировал. Через относительно небольшой промежуток времени на его теле остался лишь чудовищных размеров шрам, отвратительно-белесого цвета, как брюхо гнилой рыбы.

“Ты столь же слаба, сколь наивна. Никому не дано уничтожить того, кто овладел самой судьбой...” - прошипело Создание

Он медленно, хромающей походкой, приблизился к ней, после чего острейшим когтем вскрыл капилляр на одной из высушенных рук. Потекла бледно-золотая кровь. Анциллия с ужасом смотрела на вязкую субстанцию и существ, копошащихся в ней. Абраксис опустил в кровь один из своих пальцев, на манер кисти, затем грубо схватил одной из рук стальную маску на её лице и единым движением сорвал её. К его большому разочарованию, Кровь не текла.

Ты... Не представляешь... Как я заставлю тебя страдать... - ядовитый, шелестящий голос, казалось, сделался ещё более чуждым, ещё более безумным.

С этими словами Существо опустило палец, покрытый кровью, на её лоб и резко провело черту. Ещё один крик боли разорвал пустоту. Но на этот раз в нем слышалось лишь отчаяние и чуть ли не искренняя, подлинная мольба о помощи и пощаде. Но он, казалось, не слышал этого возгласа ужаса. Он лишь провел ещё одну линию, заставив Создательницу вновь вскрикнуть. И ещё одну. И ещё. Через некоторое время бледно золотые, с белесым отливом, изящные, на удивление тонкие линии сложились в пугающей красоты узор. Посреди миллионов различных оккультных символов, заключенных в пятиугольник, явственно вырисовывался его собственный сигил, не просто нарисованный, но буквально продавленный в черепной коробке: извивающееся, словно живое, беспозвоночное, вроде слизняка, с головой в виде раздавленного граната, из которого вытекает мозговое вещество и свисают в разные стороны пять щупалец.

Тем временем коллапс практически остановился. Мультиверс вместе со всем его наполнением, живым и не слишком, был поглощен циклопических размеров квазаром, теперь относительно спокойно горевшим бледно-золотым огнем, над горизонтом событий которого и висел чудовищный диск, покрытый водой, на котором только что произошла схватка, определившая все...

*... absoluta finis...* - квазар начал постепенно разрушаться. Форма черной сферы, находящейся в центре, словно рассыпалась, дробилась на множество мелких фрагментов, исчезавших затем в бескрайней пустоте. Тварь издала звук, чем-то похожий одновременно на лопающийся пузырь и красивейшую мелодию во вселенной. Внезапно, его грудная клетка неестественно выгнулась, раскрылась, словно пасть неведомой твари или бутон цветка; ребра торчали во все стороны, как лапки паука или сороконожки. А чудовищное око, находящееся среди отвратительных, вздутых, разлагающихся органов, в центре соцветия длинных, цепких, склизких щупалец со множеством гнойных язв и бородавок, стало постепенно чернеть. чем сильнее деформировалась структура Сингулярности, тем материальнее, явственнее становилась сфера в его грудине.

Абраксис схватил своей мерзкой лапой лицо Богини, тут же начавшее разлагаться от Скверны, заставляя её смотреть в свои широко раскрытые глаза. Тут же в клетку её сознания хлынули потоки фиолетовой полночи, усыпанные золотой пылью звезд, вихри зеленоватых вод океана и пламени, вырвавшиеся из потаенных уголков души, и густые ароматы прекраснейших миров. Однако, через призму этого великолепия и виднелась страшная реальность, сама суть только что существовавшего мироздания: чернильные потоки, состоящие из гниющих останков тех, кому не посчастливилось получить место жертвы, стекающие с гор разлагающихся тел, образованных живыми существами, что пытались выбраться из этого кошмара, и лишь некоторым из них по воле мучителя доводилось видеть свет. А сверху на все это взирали безразличные боги, которым не было дело до страданий несчастных. Они протягивали омерзительные в своей идеальности конечности лишь к тем, кото мало чем отличался от них.

Увиденное изменило Анциллию: осознание того, ЧТО пришлось вынести этой истерзанной душе, его ужасный нынешний облик, осознание того, что это великолепие, смешавшись с бледно-золотой кровью, теперь стала неотъемлемой частью его души, чудовищный, безумный контраст его мыслей... Однако, было что-то ещё. Слышалось тихое пение. Тихий, практически шепчущий, но все ещё мелодичный Хор, состоящий из триллионов голосов. Все уже давно неживые, ставшие лишь горящими воспоминаниями отвратительные существа словно приглашали её присоединиться, стать частью Хора, с головой погрузившись в этот водоворот безумия. Создательница, уже переставшая себя контролировать, несмотря на паралич, таки сделала небольшое движение в сторону Существа. Однако, в этом не было нужды: гниющие, тонкие щупальца уже обвили её нежное тело, покрывая кожу белесым трупным жировоском, подтягивая все ближе к Сингулярности. Она уже видела бездну, разверзшуюся перед ней, ощущала омерзительно сладковатый запах гниения, слышала чавканье плоти под своими тонкими, изящными ногами, однако даже не пыталась сопротивляться. Ей овладело тупое, холодное безразличие. Через несколько мгновений её полуразложившееся тело оказалось поглощено, став частью чудовищного хвоста Существа, а её обезображенное сознание устремилось вдаль, затерянное среди многих душ в круговороте гниющей вечности...

Присоединяйся к моему безмолвному Хору... - Прошелестел Абраксис. Его голос оставался столь же ядовитым.

- вместе мы выйдем за рамки...