Продали сына

      Карл Ивановичу было скучно. Наверное, эта та финальная часть жизни, когда хочется влезть хоть во что-то, дабы отвлечься от скучного серого быта. Он даже стал обращать внимание на сына своего любовника. Прилюдно, внука. Пусть в эту чушь верила разве что доблестная полиция и пара других общественных институтов, она все же была фиксирована.

      Значит, решал Бес, наливая своему ненаглядному шестнадцатилетнему внуку коньяк, он в полном праве иногда лезть в жизнь юноши. Так, когда его папаша ничего дельного на недели не вытворил, скандала не учинил и не запнулся о дверной косяк.

      — Вот тебе, Пифочка, уже шестнадцать лет, да? В твоем возрасте пора бы и невестку поискать, а то ты нелюдимый весь…

      — Ну, — смущенно шептал Пифагор в бока — Есть одна девочка. Я ей очень нравлюсь. Наверное. Она все время за мной ходит, трогает и уже год пытается со мной погулять.

      — Какой ты неприступный, Пифочка! Целый год тебя добивается девочка? А как несчастную зовут хотя бы? — Бес не верил вообще. У этого чучеленка девушка? Лопоухого, с огромными голубыми глазенками и смешными черными кудрями, губами, как у птички и кривыми зубами.

      Все кругло изменилось, когда юный Дамантов произнес фамилию «Полянская». Богатые предприниматели, у которых поместья по всей Европе. Супруга Владислава Полянского была Карлу Ивановичу троюродной сестрой, и все вечера в ее имениях были изумительны в своей роскоши. После революции мало того доводилось видеть.

      — Пифагор, Сеня такая милая девочка. Разве можно так мучать ее сердце? В срочном порядке приводите ее к нам знакомиться.

      Когда Лев Дмитриевич прибыл после лекторства, его встретили чуть холодным чаем и несчастной гоняемой тудым-сюдым горничной.

      — Что случилось у нас, Карл Иванович?

      — Пифагор, представляете, себе зацепил Есению (или Арсению) Полянскую! Поэтому я настоял на скорейшем знакомстве с милой девочкой, а после мы пойдем умолять ее родителей…

      — Это дочь Вашей троюродной сестры? Которая недавно открыла шикарную ресторацию в центре Марселя? Вы продали моего сына, — в голосе Дамантова звучала непередаваемая тоска, он старательно пытался разжевать сухой бублик и был мало заинтересован новой идеей в голове бесовской.

      — Вы видели своего сына? Это его последний шанс, при чем великоленый. Это Влад, говорят, очень любит своих детей и ни в коем случае не воспротивится воле дочери. Пифа же такой нежный, воспитанный, добрый, а мы с Вами через него себе денег приберем, купим хороший домик взамен того, который разграбили большевики.

— Совсем недавно Вы ругались, что Пифе не нравятся девочки и он думает только о своем кузене — Федоре Федоровиче.

      — То что любит Пифа — неважно. Брак между мужчинами запрещен! Ему нужна хорошая жена в любом случае, а свои юношеские страсти он может оставить на суд господу богу.

      — Да, в Ваших словах есть доля истины. Я согласен. Жаль только, что Матильда, говорят, Владу паралельна и свою дочь за такой выбор придушит.

      — Пифагор такой красивый, прямо, как Вы, мое золотце, — нежно шептал Карл Иванович заправляя чужую непослушную прядь за ухо. Лев был прекрасен, Лев был лучшим, Лев резрешал свою кровинушку продать. Так бы и расцеловать, так и бы задушить, придушить в объятьях благодарных.

      — Лева, я Вас люблю.

      — Бедный Пифа…

Содержание