Утро касалось широкой синей спальни в своей острой, резкой манере, втягивая тень и мешая ленивой рани. Карл Иванович в манере своей обыкновенной тянулся к пепельнице — еще нагой, только очнувшийся от дрем, мрамор спины гнул к тумбе и полу. Лик своей не демонстрируя, но уже ведя беседу с не менее сонным и Львом Дмитриевичем. Один потолок, другой в паркет — зато речь их была спокойная, лишенная всяких страстей, освобожденных много ранее, да и не в возраст. Тяжко даже подняться, одеться — хоть никуда спешить не надо. Помимо каких-то жалких условностей вроде «зайти поздороваться с кузеном Беса, проследить, что сын действительно пошел в воскресную школу, зайти на почту». Быт, глупости его и бесполезности. У Льва, как настоящего врача, выходных бывает мало и он абсолютно не умеет в них находиться. Вот Карл Иванович умеет, он аптекарь — «фармацевт, Лев Дмитриевич» — ему много проще. Вновь засядет за шитье нового платия себе парадного — шкаф треснет. Но речь их шла вовсе не о том, она была самой подходящей для спален от того, что не имела в себе ничего приличного:
— Вот мы с Вами кто? Педерасты или содомиты? Вот даже условно брать, нам же нравятся женщины?
— Не знаю, Лева, — задумчиво изъяснил Бес — Ну содомии мы предавались от силы пару раз.
Лев столь же задумчиво загнул три пальцы левой руки.
— А как докажешь вот например, что воистину пару раз?
— Мы вряд ли будем кому-то интересны, все-таки, в условности, Вы мой сын. А педерастия это влечение к юношам, если рассматривать с периода античности.
— Ну и содомия это любой половой акт отличный от классического, — Карл Иванович согласно кивнул уже вовсю повернувшись к местному мыслителю. Тот был очень пылок в своих последующих рассуждениях:
— Вот доставить удовольствие женщине невозможно. Вульва ужасно нелогичный предмет — даже если брать с эстетической точки зрения. Половой член — это простый и понятный орган. В нем все четко, все ясно. Фаллическая форма превалентна в архитектуре, в социуме. Когда Вы берете его в руку… В рот, Вы можете осознать его форму, нет никаких сюрпризов, скрывающихся за его видом. А вульва выглядит отвратительно — как фарш или кулебяка. Слизь, отвратительнейшие звуки. Ее уж так в рот не возьмешь — непонятно. И как можно удовлетворить женщину, когда она устроена абсолютно нелогично?
— Лева, Вы всегда наваливаетесь, как кабан на кого угодно. Времени подумать не хватает, — Дамантов фыркает — И моя любимая тема разговора — мужчины Вам нравятся много больше, чем женщины. Я даже сделаю вывод, что они Вам вообще неприятны. Вульва ли мерзкая? Вы насиловали труп, Лева.
— Это было один раз и я был пьян, пьян спиртом — я удивлен, как я не умер от химического ожога какого-нибудь. И было это на спор — обычная практика в медицинском. И до Вас я не был ни в каких отношениях с мужчинами.
— Лева, в медицинском трупами становятся, а не совукупляются. Вот с кем был Ваш первый поцелуй, Лев Дмитриевич?
— Это было на спор — на слабо. И я был гимназистом, естественно, что я согласился.
— Опять на спор, мой мальчик! Какой Вы жуткий спорщик, — Карл Иванович задумчиво потер лицо, румяное со смеху — А вот тот рыжий молодой господин, которому мы тростью разбили голову и Вы использовали его у себя где-то “ в научных целях»? После каторги нашел Вас. Быть может он вообще сбежал с нее, все ради отмщения какому-то своему коллеге — мертвому по условностям. Он столь всего перерыл. Я не верю, что Вы не были любовниками, Лева.
— Его чувства омерзительные меня мало волнуют. Он был ужасно скучным и глупым человеком, с которым я имел общение лишь по работе и по выпивке.
— Вернемся тогда опять к моему кузену, с коим Вы спали на спор. Лева, мы тогда еще были даже знакомы!
— Ну тут не на спор. Нами двигало любопытство. Эксперимента ради. И мы были пьяны. И это не считается, потому что мы не были с ним в каких-либо особых отношениях.
— Лева, Вы очень странный мальчик. Ужасно странный.