Хван Хёнджин,

Обязаны сообщить, что мы обнаружили некоторую необычную активность на вашем банковском счету. Пожалуйста, посетите Банк Хроноса или позвоните по предоставленному ниже телефону до полудня Четверга 20-го, чтобы мы могли подтвердить вашу личность и детали, дабы устранить недопонимания.

0 #### ####

Приносим искренние извинения за неудобства.

— Банк Хроноса

Хёнджин продолжал сверлить взглядом экран телефона, расхаживая туда-сюда. Он успел перечитать текст сообщения несколько раз с тех пор, как покинул свой дом этим утром, но раздражение никак не утихало.

Конечно же, он всегда мечтал покинуть свой дом в тихом пригороде, и отправиться в город, ведь его банк облажался. Поезд был до краёв забит людьми, заставляя его нюхать каждый мелькающий пакет с едой, передаваемый по кругу, и его пробивал озноб от звука шарканья ног по полу. Не обошлось без классики жанра, и где-то позади заплакал ребёнок.

Единственным утешением для Хёнджина были наушники, возвышающие какую-никакую стену между его разумом и пронзительными рыданиями на третьем заднем ряду. Он всё ещё мог слышать шум, отчего волосы на затылке вставали дыбом, но, по крайней мере, у него не было мигрени, не считая тяжкого разочарования от выхода из дома.

Ещё раз посмотрев на затемнённый до минимума экран, он выключил его и сунул в карман пиджака. Лёгкий вздох сорвался с его губ, он наклонился к окну и устремил взгляд в сторону неустанно приближающегося города.

Он до глубины души ненавидел это место.

Или, если быть точным, презирал тот факт, что не может там жить. Дело было не в том, что он не хотел, а просто в том, что его рассудок не смог бы справиться с этим. От одной мысли о шуме, мигающих огнях, постоянном гудении автомобильных гудков и скрипе тормозов было достаточно, чтобы вызвать у Хёнджина приступ боли. Он закрыл глаза, чтобы попытаться избавиться от этих мыслей, отчаянно пытаясь насладиться последними спокойными мгновениями, которые оставались у него до момента посадки на поезд обратно во второй половине дня.

Просто сходи туда, и вернись обратно, подумал Хёнджин, заставляя себя открыть глаза, когда поезд начал останавливаться, и люди начали сходить со своих мест.

Он почувствовал уже ставшую знакомой тяжесть пытливых взглядов на своей спине и демонстративно игнорировал любые взгляды, направленные на него, когда он встал, снял очки с чемодана и надел их на себя. К этому моменту он более чем привык: люди не понимали, почему он носил солнцезащитные очки, когда самого солнца нигде не было видно, или почему он никогда не снимал большие наушники со своей шеи.

По крайней мере, в его родном городишке все знали о «странностях» Хёнджина, и перестали обращать внимание. Город же был другим, и везде, где Хёнджин бывал, люди сочувственно улыбались ему и расходились с дороги, будто он разобьётся на осколки, если его рука прикоснётся к чужой.

От этого Хёнджину хотелось ударить их, обиженно топнуть ногой по земле и заплакать, но, проделав это не единожды в подростковом возрасте, он выяснил, что это не лучший план действий.

Вместо этого, убивая себя изнутри, он притворялся, что всех этих предубеждений людей к нему не существует. Он ходил по тротуарам в городе с высоко поднятой головой, с стильно уложенными светлыми волосами, и безупречно сияющей кожей в свете уличных фонарей, притворяясь, что он модель, демонстрирующая новейший стиль, а не аксессуары, проклявшие всю его жизнь до этого момента.

Возможно, он ненавидел город, потому что тот напоминал ему обо всём, что он мог бы иметь, если бы не его способности, как их называли его родители. Хёнджин ненавидел это слово, потому что это звучало как что-то хорошее.

Он вышел из поезда, тут же почувствовав вибрацию тысяч ботинок о твёрдый бетонный пол станции. Ему удалось заставить свои ноги двигаться вперёд и игнорировать постоянную дрожь, вместо этого сосредоточившись на своём пути к банку.

К счастью, банк находился относительно близко к станции, и ему не нужно было беспокоиться о том, как пересечь весь город, дабы добраться туда. Однако и эта короткая прогулка ощущалась целой вечностью, ведь он оставил свою маску дома и был до жути атакован резким запахом автомобильных выхлопов, вызывающих тошноту. В конце концов, ему пришлось поднять руку, прикрывая половину лица рукавом, вызывая к себе ещё больше косых взглядов, идя по улице, ведущей к банку.

— Что мне съесть на ужин сегодня…?

— Я думал ты сказала он-

— Тут есть ресторан неподалеку от моей квартиры, если ты хочешь-

— Что такое с этим парнем в очках?

— Представь, думать, что такие огромные наушники – это круто.

Игнорируй…

— Но он выглядит мило. Если бы он не носил это я бы может-

Отрывки разговоров пробивались сквозь наушники Хёнджина, и, несмотря на все его усилия, он не мог заставить себя игнорировать эти слова. Особенно трудно было абстрагироваться от фраз, сказанных с утончённым осуждением, явно нацеленным на него, и он пытался убедить себя, что влажность в его глазах была вызвана загрязнённым городским воздухом, блокирующим его дыхательные пути, щекоча глотку.

Было больно оттого, как Хёнджин был осведомлён о каждом разговоре и каждом человеке вокруг него, но оставался всё таким же отрезанным от мира.

Будь он моложе, то мог бы сбежать домой к своим родителям и попросить кого-нибудь из них пойти с ним или позвонить в банк, ведь для него было мучением слышать механический голос, исходящий из телефона. Однако теперь, став взрослым, он оградил себя от того чувства внутри, которое он чувствовал каждый раз, когда был вынужден просить о помощи в чём-то, и поэтому у него не было другого выбора, кроме как самостоятельно наносить визиты в город. Они никогда не становились легче, как из раза в раз надеялся Хёнджин. Во всяком случае, каждая поездка наполняла Хёнджина ещё более мучительным чувством одиночества, чем предыдущая.

Когда его взгляд наконец остановился на банке на противоположном конце улицы, замечая замысловатые резные узоры на его внешних стенах и изысканный интерьер, Хёнджин вздохнул с облегчением. Он опустил руку, наконец открывая рот и нос, и зашагал вперёд, засовывая руку в карман, чтобы вынуть телефон и показать сообщение тому, кто будет его обслуживать.

Холод дверной ручки сотряс его ладони, когда он толкнул дверь в банк. Внутри была духота, присущая такому тесному скоплению людей, а также приглушённый шелест бумаг и тихих переговоров.

Хёнджин вошёл внутрь, слегка вздрогнув, когда дверь за ним звонко захлопнулась. Никто в приёмной банка даже не взглянул на вошедшего, и Хёнджин медленно направился к мягким сиденьям в зоне ожидания.

Банк окутывала определённая умиротворённость: постоянные постукивания пальцев по клавиатуре, бормотание голосов и окружающее чувство защиты и коллективности, которого так не хватало в бурной атмосфере города. На мгновение рука Хёнджина потянулась к наушникам, намереваясь снять их, но он напомнил себе, что нельзя быть уверенным, не застанет ли что-то врасплох.

Лучше перестраховаться, чем сожалеть. Он узнал это давным-давно.

— Это Хван Хёнджин, – просочился голос в наушники Хёнджина, и он повернулся в поисках его обладателя. Он с лёгкостью заметил двух молодых сотрудников, стоящих прямо за стойкой, один из которых почти не скрывая этого, косился на Хёнджина и шептал на ухо другому. — Он тут, чтобы утвердить некоторые детали безопасности, довольно простая задача. Позови меня, если понадобится помощь, и не спрашивай о его аксессуарах! А то я знаю тебя.

Тот, с кем говорили, кивнул, и Хёнджин отвернулся. Несомненно, они и не подозревали, что он их подслушал, но он не хотел рисковать показаться ещё более необычным, чем он уже был.

Через несколько секунд он услышал звук приближающихся шагов и, взглянув вверх, увидел, что к нему подошла одна из работниц-стажёрок. У неё была дружелюбная улыбка, и она даже не моргнула, когда Хёнджин посмотрел на нее из-под своих тёмных очков. Чётко следует приказам, лениво подумал парень, когда она без колебаний села на стул напротив него.

Было трогательно, когда кто-то пытался заставить его чувствовать себя нормальным, но, увы, никогда не выходило. В их глазах всегда поблёскивала нервозность, или они кусали губы каждые пару секунд, будто им было некомфортно. Тогда Хёнджин вспоминал, почему они вообще пытались вести себя столь естественно. Он хотел, чтобы люди относились к нему, как ко всем остальным, но когда они исполняли его просьбу – ему это не нравилось.

Хёнджин не знал, чего хочет. Возможно просто, чтобы кто-то его понял, но он знал, что этого никогда не произойдёт.

— Сэр, вам ясно меня слышно? – спросила женщина напротив. Хёнджин закатил глаза, но к счастью, этот жест был скрыт очками. Она была не так сдержанна, как он предполагал.

Тем не менее он кивнул, и она улыбнулась ему, заставив его почувствовать небольшую вину за отсутствие терпения по отношению к ней. Он был на грани из-за того, что оказался в городе, раздражённый тем, что его лишили возможности пролежать в постели всё утро, и хотелось вернуться домой, где было тихо.

— Отлично! – Её голос был немного громче, чем он счёл бы нормальным, будто она так и не верила, что Хёнджин слышит её должным образом. Он привык к этому. Когда он носил такие большие уродливые наушники, никто не подумал бы, что он всё ещё мог слышать всё так же отчетливо, разве что с небольшой размытостью, как пузырчатая пленка, перекрывающая край стола, чтобы люди не поранились, если они врежутся в его угол-

Казалось, мир вот-вот взорвётся.

Хёнджин знал лишь, что этот звук в разы громче всех тех, что ему доводилось слышать, и казалось, он обволакивает его со всех сторон. А за ним последовала оглушительная тишина и жуткий, сбивающий с толку звон, который он слышал впервые.

Он чувствовал одну лишь боль. Чистую агонию, кричащую ему из ушей, головы, ног, рук-

Хёнджин не мог уцепить ни единой мысли. Каждый раз, когда он пытался сформировать что-то связное в своём уме, ужасный звон в ушах ломал и поглощал это, возвращая его в почти коматозное состояние.

Постепенно Хёнджин осознал несколько вещей. Первое, он больше не сидел на стуле, а теперь лежал на боку с осколками битого стекла, разбросанными по земле перед ним. Красная жидкость покрыла некоторые из них искрящимся блеском, что привело его ко второму осознанию: запах крови был настолько сильным, что он едва мог дышать, не задыхаясь от ужасного отвращения. И третье: люди кричали, и их крики ужаса были единственным, что могло прорваться сквозь постоянный звон в его голове.

Хёнджин оцепенело смотрел перед собой, глядя на мигающие огни и разрушенный интерьер банка. Всё было так ярко, но почему-то он не мог закрыть глаза. Они горели и слезились от того времени, сколько он держал их открытыми, потому что, быть честным, он беспокоился, что, если он уступит и опустит свои тяжелые веки, они закроются навсегда.

Его туманное зрение пришло в движение, и Хёнджин мог различить очертания туфель, когда мимо него пронеслась большая группа людей. Он открыл рот, чтобы вымолвить хоть что-то, но его голос отказывался работать, и через несколько секунд люди ушли.

Однако, когда Хёнджин услышал слова, произнесённые ими, он почувствовал благодарность за то, что не смог ничего сказать.

— Сколько у нас времени? – прохрипел некто, их голос был до грубости резким, и Хёнджина пробрало холодом.

— Тридцать секунд, пока не приедет полиция. Может меньше. Сам же понимаешь какая тут охраняемость. – Зазвучал второй голос, не менее страшный, чем первый.

— Тогда нам нужно действовать быстро. За мной.

Их разговор слышался всё дальше и дальше, но Хёнджин не обращал внимания на направление, в котором они двигались или на их последующие слова. Вместо этого он внезапно осознал, насколько чёткими были их слова, прорезая озадачивающий звон в его голове, и наполняя его мысли их словами. Это должно быть невозможным, он же не должен…

О нет…

Его наушники лежали на полу перед ним, разорванные пополам взрывом, громыхнувшим банк пару минут назад. Хёнджин почувствовал ещё больше нарастающую панику, увидев свои очки немного поодаль с разбитыми в осколки линзами, объясняя, почему мир внезапно стал таким ярким, а свет резал глаза.

Хёнджин понятия не имел, что делать. Восприятие начало возвращаться в его мышцы, пока страх заставлял его сердце биться чаще, однако он начинал терять всякое чувство логики и чувствительности из-за ошеломляющего ужаса, что наполнял его при виде сломанных аксессуаров. Они были не просто аксессуарами, они были для него всем, единственным способом, дарующим ему более или менее нормальную жизнь-

Он не помнил, как поднялся на ноги, но внезапно он оказался среди обломков приёмной. Реальные масштабы повреждений ударили как обухом по голове, от зловоний смерти закружилась голова, но это было ничто по сравнению с агонией, поразившей его, когда он взглянул на ныне разбитые окна, открывающие вид на город.

Забавно, как простой поворот головы открыл для него настоящие врата в Ад для его слуха и зрения, и он пошатнулся от столь большой волны на его чувства. В широко распахнутых глазах вспыхнуло пламя, исчезнувшее в внушающих угрозу слепых зонах и шуме. Он проникал до самых лёгких Хёнджина, сжимая их в своих тисках, а голова была близка к взрыву, когда он начал тонуть в криках, гуле сирен, выстрелах, плаче, и криках… криках, криках-

Все, что Хёнджин знал, это то, что ему нужно выбираться отсюда.

Он повернулся, и, пошатываясь, направился вглубь банка, спасаясь от регистрационной стойки на ногах, которые вот-вот грозились подкоситься. Он не знал, куда идёт, знал лишь, что чем дальше он будет от этого хаоса, тем лучше.

Он шатался по искусно декорированным коридорам, срывая жалкие вздохи с губ. Слёзы грозились хлынуть из глаз, когда сознание подкинуло картину той дружелюбной работницы, лежащей на полу, и стеклянные глаза, смотрящие прямо на него, но сейчас он двигался под влиянием единственного инстинкта, ведущего его вперёд. Он должен был убраться подальше от шума… в какое-то тихое место, ему хотелось отдохнуть.

— Ох, чёрт, да это целая куча драгоценностей.

Его ноги наконец застыли на месте, когда из приоткрытой двери прямо перед ним донёсся знакомый голос. Он узнал в нём второго человека из группы, которая обошла его после взрыва, и почувствовал, как при воспоминании о них с его виска потекла струйка холодного пота. Он сопоставил факты и понял: они и были причиной того, что произошло, а сейчас находились в комнате прямо перед ним.

Но Хёнджин не мог вернуться. Не к шуму города, охватываемого страхом. Что он мог сделать? Больше некуда было идти, если он пойдет вперёд, то окажется прямо в поле зрения этих преступников, а если вернётся, то подвергнется агонии, которая чуть не свела его с ума, когда он впервые услышал это. Что он мог-

И вот, колени Хёнджина подогнулись, и он врезался в стену слева от него. Боль от удара в бок была едва заметна на фоне постоянной пульсации в голове, и он был уверен, что мокрые дорожки, стекающие по его лицу, были слезами.

— Это первое хранилище. Мы будем просто-

— …Сколько мы тут уже?

— Это изменит всё-

— Может Левантер наконец перестанет нами командовать.

— Стоит ли нам-…?

Сколько их тут? – отчаянно подумал Хёнджин, откинув голову и прислонившись на стенку позади него. У него не было никаких шансов сбежать, если они нашли бы его, и неописуемая усталость, от которой он не мог избавиться, охватила все его конечности. Чувство безнадёжности лишь усилилось, когда он услышал зловещий щелчок. Звук заряжаемого пистолета. Будто эта ситуация не могла стать ещё хуже, они оказались вооружены.

Его разум неистово кричал ему бежать или, по крайней мере, попытаться, но он был не в состоянии ничего сделать, кроме как прислушиваться к мрачным переговорам группы в комнате за ним. Нервозность усиливалась от каждого издаваемого ими шороха, от каждого шага, который, как он надеялся, не ведёт в коридор, где он упал.

Если они найдут его… Когда они найдут его, он был уверен они-

Он задавался вопросом, как до этого дошло. Если бы только он не был так чувствителен к телефонным звонкам, если бы он не съеживался при звуке голоса из трубки, то мог бы разобраться со всем из дома. Если бы только он был нормальным, если бы только у него не было этих глупых способностей

— Дерьмо.

Хёнджин моргнул и открыл глаза (чёрт возьми, он ведь сказал себе, что закрывать их – плохая идея) при звуке нового голоса. Этот был намного ближе к нему, чем кто-либо из других, и Хёнджин обнаружил, что это не доставляет ему такого дискомфорта, несмотря на произнесенную им грубость. Он попытался заставить себя поднять глаза, но у него совсем не было сил пошевелить головой, поэтому он лишь мельком увидел синий пиджак, прежде чем говорящий присел перед ним.

Первое, что поразило Хёнджина – то, насколько спокойным он выглядел. Несмотря на яркость, сиявшую в его тёмных глазах, лицо незнакомца представляло собой безмятежную маску, которой удавалось успокоить Хёнджина, просто взглянув на него. Маленькие губы надулись от смеси разочарования и беспокойства, пока изучали Хёнджина, и, наконец, черноволосый человек вновь заговорил, хотя было ясно, что он разговаривает не с Хёнджином.

— Чан, тут горожанин, и не думаю, что смогу перенести его вовремя. Ты же сказал, что все были снаружи!

Ты уверен, что не сможешь провести его? Мы с Сынмином тут немного заняты. – Хёнджин вздрогнул, когда услышал ещё один бестелесный голос, но не мог понять, откуда он. У него был слегка механический голос, будто звонящий из другого места, и он с заминкой понял, что у незнакомца было странное устройство в одном из его ушей. Он покосился на него. Туман в его сознании немного рассеялся с тех пор, как появился парень, и он обнаружил себя немного более способным к связному мышлению.

Внезапно тёплая, успокаивающая рука убрала влажные волосы Хёнджина с его лица, и он вновь моргнул, осознавая, что человек настойчиво смотрит на него.

— Ты можешь двигаться? – спросил он Хёнджина особенно мягким голосом, пробираясь сквозь путаные мысли, которые продолжали затуманивать мозг Хёнджина. Несмотря на успокаивающее чувство, когда другая ладонь прижата к его лбу, Хёнджин обнаружил, что его голос всё ещё не работал.

Не прошло и секунды в молчании, как незнакомец поднялся на ноги, и тело Хёнджина невольно задрожало, когда он вновь был брошен один на земле. Он безмолвно наблюдал, как пара кроссовок начала двигаться к продолжающемуся бормотанию преступников в комнате дальше, и с запоздалым чувством страха понял, куда направляется черноволосый парень.

— Он не сможет двинуться, и думаю, он немного не в себе. Я пойду туда, и мы разберёмся с последствиями-

— Стой! – Голос Хёнджина напугал самого себя, и незнакомца, видимо, тоже, судя по тому, как его ноги тут же застыли на месте и снова повернулись к Хёнджину.

Проглотив сухость в горле, Хёнджин использовал новообретённую необъяснимую силу, и приподнял голову, встретившись с тёмными глазами незнакомца. Он не знал, почему решил сделать то, что собирался. Возможно, всё было потому, что он знал, что умрет, и хотел совершить доброе дело напоследок, или, возможно, потому, что, несмотря на все их недостатки, его силы могли спасти их жизнь в этот момент.

— Не ходи туда. Там находятся опасные люди, около семи-… – Хёнджин вздрогнул, покачивая головой, борясь с черными пятнами, затемняющими его зрение. — Нет-нет, их восемь. И, думаю, они вооружены. Не ходи.

Странная тишина воцарилась в коридоре, и Хёнджин зажмурился, пытаясь заглушить пульсацию в голове. Он сделал то, что должен был, и теперь мог поддаться объятьям безжалостной боли.

А потом… всё закончилось.

У Хёнджина не было другого способа объяснить это. Всякий шум внезапно прекратился, и вместе с ним исчезла его неистовая мигрень. Он не мог пошевелиться или хотя бы открыть глаза, чтобы увидеть, что произошло, но по какой-то причине это не имело для него никакого значения, потому что, наконец, он обрел покой.

Когда время вокруг него застыло, Хёнджин отключился.

***

Когда он очнулся, то лежал на чем-то мягком. На мгновение ему показалось, что его тело парит, но что-то лёгкое покрывало его от шеи вниз, а голова покоилась на чём-то невероятно удобном.

Его чувства начали просыпаться вместе с ним, вытягивая и поглощая информацию из мелких деталей в его окружении. Он слышал в ушах собственное устойчивое сердцебиение, и ещё одно, чужое, рядом с собой. Пахло дезинфицирующим средством и чистотой, что наводило на мысль о том, что где бы Хёнджин ни был, там было хорошо убрано и безопасно. Он также мог уловить странный земляной запах, не задерживаясь на нём надолго.

Всё тело Хёнджина невероятно болело, да и по затылку словно ударил колокол, отдавая звоном, но он не мог вспомнить, как оказался в таком состоянии. Он даже не был уверен, где вообще находится и почему его веки кажутся такими ненормально тяжелыми, но обнаружил, что, несмотря на всю эту неизвестность, он не был напуган. На чём бы он ни лежал, это было так удобно, и присутствие человека рядом с ним утешало, даже если он не знал, кто это. Иногда он улавливал звук карандаша, шаркающего по бумаге, предполагая, что человек что-то пишет, и поэтому Хёнджин сосредоточил свой слух на этом, чтобы отвлечься от головной боли, которая продолжала давить на виски.

— Я имею в виду… Откуда мы знаем, что он не заглянул в комнату до появления Бинни? Может, он убежал от взрыва, а затем очутился прямо возле хранилища, увидел, сколько внутри грабителей, а после потерял сознание из-за полученных травм?

Голос украл внимание Хёнджина от человека рядом с ним. Он не мог определить, откуда он шёл, но звук был немного искажён, будто говорящий находился в другой комнате. Но пусть даже человек и находился далеко, Хёнджин легко мог услышать в нём напряжение, даже если он звучал гладко и приятно для его ушей, имея бархатистый тон.

Слова говорящего что-то пробудили в нём, и он ощутил предчувствие, что речь шла именно о нём. Однако всё остальное было для него загадкой, и он начал выискивать в голове воспоминания о «грабителях» или «взрыве», но ничего не нашёл.

— У него не было ранений, кстати… – заговорил другой человек тихо и вдумчиво. — Только по мелочи, ничего такого, что довело бы его до отключки.

— Тогда, может, стресс? – ответил первый голос, и Хёнджин пытался уследить за разговором.

Если они действительно говорили о нём, как предположил Хёнджин, то он, должно быть, по какой-то причине потерял сознание. Они казались такими же потерянными, как и он сам, но это, безусловно, объясняло, почему он проснулся с пульсирующей головой в неизвестном месте, даже не помня, как он там оказался.

— Я видел, как он вздрогнул, когда я воспроизвёл запись с камер наблюдения. Будто он, правда, очень чувствителен ко… всему, – сказал новый голос, его тон был лёгким и воздушным, несмотря на контрастную задумчивость.

Хёнджин мало-помалу начал чувствовать комфорт, однако тот испарился, когда его отняли слова, сказанные где-то в соседней комнате. «Чувствительный», – прозвучало из их уст, и это вызвало у Хёнджина мгновенную панику. Если они подозревали его в этом, значит он не был достаточно осторожен, и с ещё большим усилием попытался вспомнить, что именно.

Затем его рот приоткрылся в ужасном осознании. Голоса прорезали его болезненную мигрень слишком отчётливо. Прошло достаточно времени с тех пор, как он мог в наушниках так ясно слышать голоса людей из другой комнаты, а затем он понял, что наушников на нём не было. На его лице образовалась безнадёжность, и он уже знал, даже не открывая глаз, что очков на нём тоже не было.

Боже… Что со мной случилось? Что я натворил?

— Говорю вам, ребята, это ненормально. Он вздрагивал от каждого мельчайшего звука, даже не мог взглянуть на меня без прищура, и знал точно сколько там было грабителей. Я не мог услышать и звука из коридора.

Хёнджин ахнул, когда к остальным присоединился знакомый голос. Он не знал, почему это наполнило его такими эмоциями, но предположил, что это должно было иметь какое-то отношение к тем воспоминаниям, которые он потерял, и его глаза внезапно открылись, встречаясь с ослепляющим белым сиянием медицинского кабинета.

Он демонстративно прищурился от него, хотя свет явно не помог ему облегчить головную боль. Необъяснимое желание найти обладателя последнего голоса управляло им, он поднялся из лежачего положения, а взгляд начал блуждать по комнате, в которой он находился, задерживаясь на нескольких койках, идентичных той, на которой он отдыхал, и на пустых витринах шкафов.

Однако его поиски не увенчались успехом, так как он не нашёл никого, вызвавшего у него эту бурю эмоций. Он собирался откинуться обратно на мягкую пушистую подушку, но заметил кого-то, сидящего возле него.

На него смотрела пара широких карих глаз, слегка прикрытых чёлкой из взлохмаченных тёмных волос. Рот человека приоткрылся, когда он взглянул на Хёнджина с явным удивлением, у него были пухлые щёки, а кожа выглядела мягче фарфора. Он не выглядел угрожающе, особенно когда пытался прикрыть свою небольшую записную книжку, лежавшую у него на коленях. Видимо это было то, что он писал, издавая те звуки, которые Хёнджин слышал, прежде чем начать подслушивать разговор в соседней комнате.

— Эм… Ну… – Человек громко сглотнул, прежде чем прервать зрительный контакт с Хёнджином и взглянуть на дверь в другом конце комнаты. — Ребят, он очнулся!

И с этим криком исчезла любая малейшая крупица комфорта, которую Хёнджин испытывал к парню. Его голос ворвался в и без того болящую голову Хёнджина, превращая это в настоящую агонию.

Всё, что Хёнджин смог сделать – сдержать крик, и долгий стон сорвался с его губ, он наклонился вперёд и зажал руками свои горящие уши. Он не замечал звука открывающейся двери или извиняющиеся заикания человека рядом, и лишь зажмурился, пытаясь укрыться от палящего света комнаты, внезапно ставшего до боли ярким.

— Ч-Что я сделал? Я просто позвал вас, ребят, я не хотел-

— Всё ещё верите, что он не гипер-чувствителен ко всему? – сказал знакомый голос, ликуя, но сейчас Хёнджин не чувствовал того же энтузиазма, как в первый раз, всего пару секунд назад. Головная боль растекалась от висков, охватывая всю голову, а после и тело полностью. Свет плясал на его веках, и он чувствовал влажные слёзы, стекающие с уголков глаз от тех страданий, которые он испытывал.

— Не волнуйся так, Сони, – мягко заговорил другой человек, и Хёнджин узнал его как того, кто говорил об отсутствии у него ранений ранее. —Йени, ты не мог бы понизить освещение? Нам хотелось бы, чтобы он мог взглянуть на нас.

Не прошло и секунды, как то невероятное давление, давящее на его глаза, уменьшилось. Голова продолжала гулко пульсировать, но он расслабил глаза, перестав сжимать их, и попытался охладить своё выражение до того, что не требовало бы столько сил для удержания.

Вокруг него воцарилась тишина, но он всё ещё ощущал присутствие других людей: случайные шарканья ног, шелест одежды. Постепенно железная хватка, в которой мигрень держала его голову, начала ослабевать, и он постепенно мог начать медленно моргать, открывая глаза.

Освещение комнаты было приглушено до гораздо более тусклого и мягкого золотого сияния. К счастью, палящая белизна исчезла, и Хёнджин с благодарностью ждал, пока тёмные пятна в его поле зрения начнут сходить. Его слух все еще был повреждён из-за продолжающейся головной боли, и он мог время от времени улавливать внезапные звуковые вспышки от молчащих людей, окружавших его кровать, но, хотя бы, его зрение вернулось к нему в нормальном виде.

Сначала взгляд Хёнджина метнулся на ныне пустое место рядом с его кроватью, где сидел парень и что-то писал перед криком. Когда он заметил, что там никого нет, он оглянулся, и увидел того парня, неловко стоящего чуть поодаль. Его черты оставались такими же мягкими и искренними, как когда Хёнджин впервые увидел их, и на его лице было видимое раскаяние, пока он нервно кусал нижнюю губу и отводил взгляд в сторону. «Сони», как назвал его один из собеседников.

Он как можно медленнее повернул голову, пытаясь смягчить боль, пронзившую его от этого простого действия, и посмотрел на четырёх людей, вошедших, пока он был слишком перегружен, чтобы обратить на них внимание.

Тот, кто стоял ближе всего к нему, ответил на взор Хёнджина взглядом тёплого беспокойства и усталости. Лёгкие кудри, обрамлявшие его лицо, делали его таким же безобидным, как и «Сона», но было что-то, заставлявшее его чувствовать себя немного более настороженно. Его обострённое зрение могло легко уловить немного недоверчивый взгляд блондина на него, и он наполнил себя тем же чувством.

Два человека стояли бок о бок сразу позади, большими глазами глядя на Хёнджина. У одного был крайне подозрительный взгляд на лице, не совсем сочетающийся с юношеской мягкостью его черт, в то время как другой моргал Хёнджину с безобидным любопытством. Наблюдательный взгляд Хёнджина немедленно ухватил слабое сияние света, исходящее из правой руки парня, но он не мог ясно рассмотреть, из чего оно исходит.

Его взгляд остановился на последнем, кто стоял у изножья его кровати, и он почувствовал, как его дыхание перехватило.

Чёрные волосы, синяя джинсовка, спокойное выражение лица и тёмные радужки, сияющие такой остротой, наполняя Хёнджина той же неописуемой эмоцией, что и раньше-

— Это ты, – тихо сказал он, собственными ушами слыша, насколько хриплым он был. Что-то промелькнуло в чужом выражении лица, и он перевёл взгляд с Хенджина на блондина, ближе всех стоявшего к кровати.

Потерявшись из-за того, что его игнорируют, Хёнджин переметнул свой взгляд налево. Блондин напряжённо провёл рукой по своим светлым волосам, находясь в смятении, прежде чем приковать Хёнджина под своим умопомрачительно серьёзным взглядом.

— Так ты узнаёшь Чанбина. Расскажешь, что ещё ты помнишь?

В его тоне не было враждебности, да и Хёнджин сам очень хотел поведать правду. Он знал, что ответ «ничего» здесь не сработает, судя по тяжёлым взглядам каждого в комнате, даже темноволосого парня с мягкими щеками, стоящего справа от него.

Он вернулся к тому моменту, когда он впервые увидел «Чанбина», ведь это была единственная крупица надежды, воспроизвести то, что произошло. К счастью, остальные оказались достаточно терпеливы и не давили на него, так что Хёнджин закрыл глаза и сосредоточился, пытаясь восстановить картину в голове.

Спокойное, но напряжённое лицо Чанбина было одной из вещей, которые взывали Хёнджина признаться, наряду с его глубоким, граничащим с грубостью голосом, и он сосредоточился на этом. Он мог представить себе, как парень сидит перед ним в узком коридоре со странным устройством, прикреплённым к его уху, прежде чем он что-то пробормотал и встал, чтобы уйти.

Он мог вспомнить головокружительную боль, подобную той, которую он только что испытал, и то, как его тело болело, словно от падения.

— Там был взрыв. – Его голос заговорил раньше, чем его мысли успели подоспеть, но со словами вернулись и остальные воспоминания. — Я… посещал банк в городе, потому что у них возникли какие-то проблемы с конфиденциальностью, а потом был взрыв. Я был напуган, и побежал обратно в банк, и… потом Чанбин нашёл меня.

Когда он повторил это вслух, то почувствовал, как тяжесть произошедшего вогрузилась на него от боли, наполняющей воспоминания. Он почувствовал, как слёзы вновь выступили на его глазах, однако теперь они были вызваны не физической болью, как раньше. Скорее, ему внезапно захотелось плакать из-за того огромного количества страха и смерти, которые он ощущал в те ужасные моменты. Вид разрушенной приёмной был слишком ясен в его сознании, и он так сильно хотел избавиться от него.

Ещё его добивали последствия, произошедшие там. Потеря наушников и очков, и его внезапное исчезновение. Он не знал, сколько времени провёл без сознания, но был уверен, что его опознали бы как одного из людей внутри банка. В конце концов, он произвёл определённое впечатление.

Все должно быть подумали, что от мёртв. А его родители наверняка обрадовались, что им больше не придётся иметь с ним дело.

— Ты помнишь, что случилось после того, как Чанбин нашёл тебя? – продолжал задавать вопросы блондин, хотя, по новообретённой мягкости в его глазах, он заметил, насколько Хёнджин был эмоционально нестабилен.

Хёнджин поджал губы, пытаясь вспомнить, жадно цепляясь за возможность перенаправить своё внимание на что-то другое, кроме резни. Он всё не мог понять, как ему удалось выжить, да ещё и с таким минимальным количеством повреждений, но решил не слишком зацикливаться на том, за что он должен быть благодарен.

— Он попытался заговорить со мной, но я не мог ответить… Потом он собрался уйти, – медленно сказал Хёнджин. Он задумался на мгновение, вспомнив, как выкрикнул предупреждение Чанбину незадолго до того, как тот ушел, но решил не сообщать об этом. Хотя все пятеро, казалось, уже и так знали, что это произошло, но возможно, он мог выдать это за то, что он сказал в безрассудстве и тут же забыл. — А после этого на несколько секунд было… не знаю. Будто всё просто застыло. Это было странно, но может мне так показалось, потому что я ударился головой или что-то такое.

Это было едва заметно, и любой другой упустил бы это, но зрение Хёнджина было достаточно острым, чтобы заметить быстрый взгляд, который блондин передал остальным возле его кровати. Безусловно, эти слова не были желанными, и он почувствовал, как его окутывает страх, когда «Сони» значительно побледнел.

Возможно ему всё же стоило соврать…

— Хёнджин, как ты узнал, сколько людей было в комнате?

Слова Чанбина были резкими, и ему удалось вернуть внимание Хёнджина. Резкость вопроса, и неожиданное использование имени Хёнджина сильно нервировали.

— Я… Как ты узнал моё имя? – дрожа спросил Хёнджин, изо всех сил пытаясь сохранить зрительный контакт, поскольку Чанбин, похоже, был полон решимости просверлить дыру прямо в сердце Хёнджина своим пытливым взглядом.

Слева от Хёнджина прочистили горло, и он любезно принял возможность отвести взгляд от Чанбина, вместо этого взглянув на светловолосого человека со светящейся ладонью. Уголки рта были опущены вниз, а руки ёрзали прямо перед матрасом Хёнджина. Хотя он явно чувствовал себя смущённым по какой-то причине, было приятно, когда на него смотрели с чем-то, кроме беспокойства, подозрения и... чего бы там не значил взгляд Чанбина.

— Возможно, это моя вина… – сказал светловолосый парень, и Хёнджин узнал в нём тот лёгкий воздушный голос из коридора. — Твой телефон был в кармане джинсовки, так что я, возможно, взломал его… не то, чтобы там было много полезного, кроме парочки деталей.

Хёнджин лишь моргнул в ответ. Это могло бы показаться странным, произойди до обстрела банка, но учитывая всё недавно произошедшее, в нём не нашлось сил удивиться, что такой милый ангелочек на вид смог взломать его телефон. Сказать, что его это не нервировало, значит не сказать ничего, но он не был расстроен, как, видимо, думал парень напротив.

— Меня зовут Чонин.

При словах собеседника взгляд Хёнджина снова сфокусировался на Чонине. Он смотрел на Хёнджина с дружелюбным выражением лица, несмотря на резкий вдох шатена позади него и то, как напрягся Чан.

— А я Джисон, – с уверенностью заговорил парень по другую сторону от Хёнджина. Страх, до этого омрачавший его лицо, исчез, уступив место выдержанному спокойствию. Он с упрямством встретил предостерегающий взгляд блондина, и приятно удивил Хёнджина своими следующими словами. — Что? Мы знаем, как его зовут, а я только что снова напугал его до полусмерти. Он очнулся в странном месте, едва не убитый грабителями. Меньшее, что мы можем сделать – сказать ему наши имена.

Между стоящими друг против друга начался безмолвный разговор, и Хёнджин с шоком обнаружил, что не может его расшифровать. Обычно он умел распознавать, о чём думают люди по лёгким подёргиваниям лицевых мышц, но из с этими двумя у него ничего не вышло. Он задавался вопросом, насколько они, должно быть, близки, чтобы общаться с такой лёгкостью.

Спустя мгновение блондин слева от Хёнджина вздохнул, и напряжение спало с его плеч. Он посмотрел на Хёнджина, который почувствовал, как волна благословения омыла его с головы до пят, когда сдержанная резкость во взгляде парня полностью сменилась извиняющимся, добрым сиянием.

— Прости, Хёнджин… Меня зовут Чан.

«Чан», мысленно повторил Хёнджин. Он едва заметно кивнул, стараясь двигаться как можно меньше, ведь ему продолжало казаться, что его голова вот-вот слетит с плеч, если он будет двигать ею слишком много. «Чонин, Чанбин и Джисон. Чан.» Его взгляд переместился на единственного, имени которого он не знал, стоявшего рядом с Чонином, с опаской нахмурившись, смотря на Хёнджина. В его взгляде теперь не было такого недоверия, как раньше, но Хёнджин был не глупец, и мог ясно видеть, что парень был далеко не так дружелюбен к нему, как Джисон и Чонин.

— Сынмин, – наконец сказал он, и Хёнджин связал его с тем мягким, почти бархатным голосом, что слышал до этого.

«Чан, Чонин, Сынмин, Чанбин и Джисон.»

Чан, Чонин, Сынмин, Чанбин и Джисон.

Хёнджин цеплялся за знание их имен с эмоцией, которую не мог понять. Многое из того, что он чувствовал, было загадкой. Он просто не мог объяснить, почему, несмотря на дикость всего этого, в нём больше не было страха к этим людям. Что-то шевелилось в Хёнджине, что-то неизведанное, но такое сильное и настойчивое. И он понятия не имел, что с этим делать.

Было ли это тянущим истощением его тела, непрерывной пульсацией в голове или той странной эмоцией, которая смягчила нерешительность, которую должен был испытывать Хёнджин, но в его голове мелькнуло, что он хочет рассказать этим людям всё. Они были необычными, но он не мог забыть, как быстро они определили, что его боль связана с ярким светом, и Чонин (чье прозвище, видимо, было Йени) выключил их. И с тех пор, как они вошли, со всех сил старались говорить как можно тише, так что часть Хёнджина позволила себе надежду на то, что они смогут понять, с чем ему приходится жить.

— Я могу чувствовать всякое, – безэмоционально сказал он, нарушая тишину. Все взгляды обратились на него, и он ощущал на себе их тяжесть. Он посмотрел на Чанбина, который, казалось, цеплялся за каждое его слово. — Сразу отвечая на твой вопрос о том, как я узнал, сколько людей там было… Я всегда мог слышать вещи, которые не доступны другим, и моё зрение в разы лучше любого, кого я встречал. Я смог услышать сколько людей было в том банке по количеству пар ног, движение которых я слышал.

— Это относится не только к этим двум чувствам, но и к тем, на которые я больше всего ощущаю воздействие. Я думаю, что… должно быть, потерял сознание из-за головной боли, вызванной звуком взрыва или чем-то в этом роде, но… – он перевёл свой взгляд на Сынмина, который потерял всю свою прежнюю осторожность в свете слов Хёнджина. — И я слышал, о чём вы говорили снаружи, я правда не был ранен. Этого давно не происходило, но если я останусь без защиты от таких вещей, как громкие звуки, моё тело может просто отключиться от давления. Скорее всего это то, что как раз произошло.

К большому удивлению Хёнджина, его признание не было встречено недоверчивой насмешкой, к которой он привык. Наоборот, группа заметно расслабилась.

Чонин просиял и подарил Сынмину обнадёживающую улыбку, заставив собеседника отвлечься и наблюдать за Хёнджином с более открытым любопытством. Джисон громко ахнул, но через секунду зажал рот руками и извиняющимся тоном взглянул на Хёнджина, что отмахнулся от него с ухмылкой, которая застала даже его самого врасплох своей искренностью. Чан склонил голову, его лицо потеряло все следы беспокойства, которое в первую очередь беспокоило Хёнджина.

Чанбин был единственным, кто не проявил особой реакции. Он лениво шатался с носков на пятки, оставаясь спокойным и собранным, пока Хёнджин пытался разорвать с ним зрительный контакт.

— Это всё, что нам требовалось услышать, – раздался мягкий голос Чана со стороны. Когда Хёнджин встретился взглядом с блондином, то был поражён тем искренним глубочайшим пониманием в чужих глазах, и с усилием игнорировал трепетавшее от него сердце. Никто, даже его родители, никогда не казались так близки ему, а ведь он знал Чана меньше пяти минут.

Что за чертовщина тут происходит?

Прежде чем он успел открыть рот и спросить, Чан выпрямился и посмотрел на людей, окружающих кровать Хёнджина с чувством завершённости. Все они оживились, когда его взгляд остановился на них, и Хёнджин довольно скоро утвердил теорию о неофициальном (или официальном) лидерстве Чана в группе.

— Давайте пока обустроим Хёнджина… – Он снова взглянул на Хёнджина, который тут же понял, почему другие, особенно Чонин и Джисон, так им восхищаются. В глазах Чана была зрелость и спокойствие, которые посылали волны утешения по телу и разуму Хёнджина, и на мгновение он даже забыл о пульсирующей боли в голове. — Хёнджин, есть ли что-то, что мы могли бы сделать, чтобы создать тебе комфорт? Обещаю, мы расскажем всё, просто ты ещё не выглядишь… полностью отдохнувшим.

Хёнджин был уверен, что выглядит ужасно, и, подняв руку, проводя ей по волосам, убедился, что они спутаны и требуют мытья. Его кожа была липкой на ощупь, и он потёр засохшие следы слёз, запачкавшие его щёки. Он вспомнил вопрос Чана и постарался не сосредотачиваться на том, насколько несомненно счастливым его делало то, что блондин так желал доставить ему максимум удобства. Это была привилегия, которой он никогда раньше не удостаивался. Даже его родители в конце концов решили, что он никогда и нигде не будет чувствовать себя как дома.

— Я, ну… – он прочистил глотку, и её начало жечь от столь длительного недостатка жидкости. — Я не могу избавиться от этих обострённых чувств, поэтому, чтобы жить с ними, я всегда носил… солнцезащитные очки и шумоподавляющие наушники? Но всё это сломалось при взрыве, да и у меня нет с собой запчастей…

Чан даже глазом не моргнул из-за особенностей просьбы Хёнджина и просто кивнул в знак подтверждения.

— Хорошо, мы достанем тебе это. Бин?

— Принял, – немедля ответил Чанбин. Чанбин немедленно ответил. Он повернулся и покинул своё место возле кровати Хёнджина, подошёл к двери в конце комнаты и распахнул её с показательной осторожностью, чтобы не шуметь. Он бросил последний взгляд через плечо, одарив Хёнджина лёгкой улыбкой. — Поправляйся.

А потом, он ушёл.

Хёнджин проглотил комок в горле и отвёл глаза от закрытой двери, повернувшись, чтобы спросить Чана, куда пошёл Чанбин и какое это имеет отношение к его наушникам и очкам, но обнаружил, что блондин уже сосредоточил своё внимание на другом.

— Ребята, можете пойти приготовить Хёнджину что-нибудь поесть и принести немного воды? – попросил он Сынмина с Чонином, получая от пары два синхронных кивка.

Рот Хёнджина встретился с полом, когда он увидел, как они тоже поворачиваются, чтобы уйти, поражённый внезапной добротой, которую Чан и его группа проявляют к нему, и тем, насколько все они доверяли ему. По мере того, как туман, затуманивающий его разум, продолжал ускользать, и к нему возвращались новые воспоминания, он мог вспомнить, как Чанбин громко говорил, обнаружив Хёнджина в коридоре, и что-то говорил «Чану». Очевидно, к нему все обращались за советом, и Хёнджин внезапно почувствовал себя намного безопаснее, когда тот стоял так близко.

— Ничего острого или с ярко-выраженным вкусом, полагаю? – Чонин повысил голос от того тихого бормотания, которым они все говорили, когда он подошёл с Сынмином к дверям.

Хёнджин наблюдал с мгновение, застигнутый врасплох тем, как они продолжили обращаться с ним, зная о его силах.

— Да… Спасибо.

Люди всегда старались вести себя тише вокруг него в его родном городе и демонстративно игнорировали его наушники или очки, но, несмотря на все это, Хёнджин чувствовал бы себя более отчужденным, чем если бы они этого не делали. Они были настолько очевидны в своей актёрской игре, например, некоторые прочищали горло в качестве предупреждения, когда он входил в комнату, и немедленно воцарялась безмолвная тишина.

Однако здесь же, хотя Чан с остальными признавали чувствительность Хёнджина, при этом всё равно относились к нему как к нормальному и не смотрели на него с жалостью или презрением, когда он вздрагивал или сужал глаза в ответ на окружающее. Лучше сказать, их действия выражали понимание, которое наполнило Хёнджина надеждой, что они нашли его не без причины.

— У тебя что-то болит, Хёнджин? – спросил Чан, на мгновение оставив Хёнджина, чтобы подойти к одной из других кроватей и сесть на стул рядом с ней. Справа от него Джисон медленно двинулся вперёд и сел на то же место, на котором сидел раньше, хотя его блокнот и карандаш остались брошенными на столе рядом с головой Хёнджина.

Когда Чан тоже сел, Хёнджин был зациклен на том же обыскивающем, но добром взгляде, к которому он постепенно даже начинал привыкать. С тех пор он узнал, что лучше всего сказать Чану правду, и больше не испытывал соблазна делать обратного.

— Моя голова довольно сильно болит… такое обычно случается, когда я слышу что-то громкое.

Джисон склонил голову в сторону Хёнджина, и было ясно, что он всё ещё чувствовал себя виноватым из-за того, что кричал ранее. Хёнджин подарил ему самую обнадёживающую улыбку, какую только мог, и, к его большому удовольствию, Джисон без колебаний ответил на неё.

— Ох… Понятно. – Голос Чана был пронизан беспокойством, и Хёнджин был тронут тем, насколько блондин, похоже, ненавидел мысль о том, что ему больно.

Ему наплевать, едко прошептало в голове, но взгляд в глаза Чана говорил Хёнджину обратное.

— Мы можем что-нибудь сделать с этим? – спросил Чан через мгновение, и его успокаивающий тон прорезал нежелательные мысли Хёнджина и неприятную головную боль.

— Я обычно принимаю обезболивающие, если становится совсем уж плохо? – неуверенно ответил Хёнджин, ожидая увидеть на лице Чана то раздражение, что он регулярно видел на лице отца, когда упоминал о своих мигренях.

Взамен, Чан понимающе кивнул и посмотрел на Джисона, уже стоявшего на ногах по другую сторону Хёнджина.

— Я могу поискать что-нибудь в тумбочках. Уверен, где-то тут точно должны обезболивающие… – вдумчиво пробурчал темноволосый, направляясь к навесным ящикам прямо позади.

— Ох, тебе не нужно так волноваться об этом, я могу потерпеть-

— Учитывая, что я одна из причин твоей головной боли, думаю это меньшее, что я могу сделать, – перебил Джисон с нерешительной улыбкой, всё ещё источавшей робкую вину. Хёнджин хотел убедить парня, что это не такая уж проблема, и люди в прошлом делали ему вещи похуже, но увидел, что тот уже был занят своими поисками.

Поэтому, он вернул взгляд обратно на Чана, чей успокаивающий взгляд вернулся к Хёнджину.

— Уверен… У тебя накопилось много вопросов, – медленно начал Чан, и Хёнджин мог своими глазами видеть, как сотни мыслей крутилось в его тёмных, как смоль, глазах. Ему хотелось узнать всё, о чём Чан думал, но также, казалось, блондин заметно, и очень сильно сомневался. — Я буду рад ответить на каждый из них, но это будет довольно долгий разговор… И учитывая твоё нынешнее состояние, я бы не хотел тебя перегружать.

На мгновение Хёнджин забеспокоился, что Чан обращается к нему с уже знакомой осторожностью, которую Хёнджин ненавидел всю свою жизнь, но подумав логически, он отверг эту мысль. В то утро весь его мир был буквально взорван, а в голове всё ещё царил беспорядок, полный спутанных мыслей и постоянной пульсации. Понятно, что опасения Чана имели под собой фундамент.

— Так, – ухмыльнулся Чан, и Хёнджин с небольшим «дзынь» осознал, что у него есть ямочки. — С чего нам стоит начать?

Прежде чем Хёнджин успел ответить, дверь в комнату открылась, и в неё заглянула светловолосая голова. Глаза Чонина были широко раскрыты от той же невинности, которая согревала сердце Хёнджина, когда он впервые взглянул на младшего (Хёнджин не хотел рассматривать возможность того, что Чонин старше его), и он осторожно вошёл в комнату.

— Я принёс тебе воды и твой телефон. Прости, что взял его, пока ты спал, – прошептал он, на цыпочках подходя к прикроватной тумбочке Хёнджина. Он осторожно положил телефон Хёнджина на поверхность вместе со стаканом воды.

Внимание Хёнджина сразу привлёк вид чего-то сквозь прозрачную жидкость, и он смог распознать это как то, что раньше вызывало слабое свечение руки Чонина. Похоже, это был какой-то чип, покрывающий большую часть его ладони своей гладкой металлической поверхностью и замысловатым дизайном. Линии были выгравированы на нём с такой точностью, что голова Хёнджина снова начала болеть, когда он попытался обработать их, и крошечные огоньки, казалось, плясали по её поверхности.

Это было прекрасно.

— Пойду вернусь и помогу Минни, – тихо заявил Чонин, выпрямившись, и быстро улыбнулся Хёнджину. У него тоже были ямочки, с нежностью заметил Хёнджин, и с каких это пор он так полюбил Чонина? — Хёнджин, тебе нравятся панкейки?

Хёнджин тихо угукнул. По правде говоря, головная боль вызывала у него тошноту, и он сомневался, сможет ли вообще есть, но Чонин казался настолько взволнованным перспективой готовить для него, что Хёнджин не стал ему возражать. Как ни странно, он уже чувствовал определённую привязанность к улыбке Чонина и хотелось, чтобы она никогда не сходила с его лица.

— Серьёзно? Вы собираетесь сделать ему панкейки на ужин? – недоверчиво спросил Чан, на что Чонин радостно пожал плечами, и снова вышел из комнаты.

Хёнджин же, однако, внимательно прислушался к словам блондина.

— Извини-… Ты сказал ужин?

Он прибыл в банк ближе к полудню, поэтому, если сейчас был ужин, а не обед, Хёнджин даже не представлял, сколько он мог упустить. Чан, видимо, уловил внезапную панику Хёнджина, и покрутился на стуле так, чтобы полностью повернуться лицом к Хёнджину.

— Да, сейчас уже девятый час, – сказал он, быстро взглянув на часы на своём запястье. — Я подумал, что ты будешь голоден после отключки в несколько часов.

Несколько часов… Хёнджин откинулся на подушки, позволяя этому уложиться в голове. Он всё ещё чувствовал себя неимоверно истощённым и сомневался, что вызванный травмой сон, в который он был вынужден упасть, действовал так, как обычный отдых.

Вопреки любому логическому сценарию, Хёнджин не беспокоился о том, что его родители, должно быть, думают в этот момент, или о том, как он собирался объяснить свое внезапное исчезновение, когда, наконец, вернётся в свой родной город. Напротив, его мысли немедля обратились к Джисону, который сидел рядом с его кроватью, когда он проснулся, и задавался вопросом, оставляла ли группа кого-нибудь ещё с ним на связи всё это время.

Какая обуза…

— Нашёл что-то! – Как будто чувствуя, что мысли Хёнджина переместились к нему, Джисон залился радостным возгласом. К счастью, он был достаточно далеко, и это не слишком сильно усугубило головную боль Хёнджина, однако это не помешало Чану резко поднять палец к губам и вызвать комичный вздох ужаса, который Джисон испустил секундой позже.— Прости, прости, я ужасен в этом-

Джисон в спешке чуть не уронил маленькую коробку, которую вытащил из шкафа, но через мгновение, восстановил самообладание и отнёс маленький контейнер Хёнджину. Он заметил, что это была простая коробка с обезболивающими, когда Джисон подошёл ближе, и хотя он не был уверен, насколько это действительно поможет от его головной боли, это было лучше, чем ничего, и он оценил усилия, которые Джисон приложил, чтобы добыть её для него.

Используя воду, которую только что принес Чонин, Хёнджин принял две таблетки и откинулся на подушку. Джисон занял свое место справа от него, обменявшись быстрым взглядом с Чаном через кровать, и все трое погрузились в тишину, которую Хёнджин знал, должен был разрушить лишь он.

— Так… Я не знаю что мне спросить, – он почувствовал нервную улыбку на своих губах, когда перевёл взгляд с одного парня на другого, но каждый из них проявил дюжинное терпение к его нехарактерной застенчивости. — Я просто хочу знать, что произошло? Кто вы такие, где я… что мне теперь делать…

— Ну, – Чан взял на себя инициативу, и Хёнджин молча поблагодарил его. — Возможно нам стоит начать с того, чтобы тебе было комфортнее с нами и с тем, кто мы есть. Но чтобы сделать всё эффективнее, могу я спросить, насколько тебе комфортно с твоими… обострёнными чувствами? Много людей знает?

Хёнджин не смог удержаться от безрадостного смеха, сорвавшегося с его губ, напугавшего обоих парней перед ним.

— Я понимаю, что я не нормальный, если вы об этом. Все в моём городишке знали в какой-то мере, но только родители знали, насколько я чувствителен ко всему. Думаю, другие горожане думали, что я хлюпик или сумасшедший, которого стоит избегать.

Чан кивнул в ответ на слова Хёнджина, сохраняя то же собранное и спокойное выражение лица. Это наполнило Хёнджина уверенностью в том, что он продолжал говорить. Отсутствие негативной реакции было впервые в его жизни, и он не мог солгать и сказать, что это не заставляло его отчаянно признаться во всех болезненных переживаниях, которым он подвергался.

— Мои родители всегда были немного растеряны, потому что я всё время плакал, когда был младше. Обычно это происходило из-за того, что они кормили меня чем-то слишком крепким и мне не нравился вкус, и они решили узнать, какие продукты мне нравятся больше всего. Однако, когда я стал старше, они поняли, что я очень чувствителен ко всем мелочам, включая другие органы чувств, такие как слух и зрение. Они сказали мне никому об этом не рассказывать, потому что люди не поймут, и что другие дети будут запугивать меня в школе... Однако к сожалению, они и без того делали это, потому что я был странным мальчиком, который ходил в тёмных очках в помещении и всегда носил наушники, закрывая уши.

Джисон склонил голову к Хёнджину, и что-то в его несчастном выражении лица подсказало Хёнджину, что эта история вызвала в нём реакцию по какой-то другой, личной причине. Его ответ, хотя и печальный на вид, придал Хёнджину больше уверенности в разговоре, поскольку Джисон, казалось, был полон не жалости, а, скорее, ощущения, будто кто-то прошёл через то же, что ты.

— Я изолировал себя, как только стал достаточно взрослым, чтобы уйти из дома. Мои родители давали мне достаточно денег, чтобы жить на них, и я просто жил один. Учитывая, что люди воспринимали бы меня всерьез, только если я был без моих «аксессуаров», и всякий раз, когда я их снимал, нам приходилось находиться в темноте и перешёптываться друг с другом. Я выходил из дома только для того, чтобы делать покупки, заниматься спортом и совершать поездки в город, когда что-то требовалось.

— И банк хотел, чтобы ты пришёл сегодня, – закончил Чан за него, получая от Хёнджина слабый кивок. — Хорошо, ну… Спасибо, что рассказал нам это. Уверен, это было нелегко.

Похоже, это был первый раз, когда Чан не смог понять Хёнджина, ведь на самом деле всё было с точностью наоборот. Хёнджину безумно понравилась возможность (хоть и очень кратко) рассказать о своей одинокой, несчастной жизни до этого момента тому, кто внимательно выслушал бы, не говоря Хёнджину «всё в порядке» и «он был нормальным». Хёнджин ненавидел, когда ему лгали, ровно так же как ненавидел взгляды сочувствия, на которые он натыкался каждый божий день.

— А вы кто? – спросил Хёнджин с новообретённой уверенностью в голосе. Возможно, воспоминания о детстве и подростковом возрасте привели его в достаточно плохое настроение, чтобы потерять первоначальную застенчивость, или начали действовать обезболивающие, и он все лучше ощущал тревожную ситуацию, в которую попал.

Он находился в незнакомом месте с группой незнакомых людей, которым, как он чувствовал, нужно начать доверять, но теперь он начинал понимать, что доверять кому-то так легко – никогда не было лучшей идеей. С каких это пор выходило хоть что-то хорошее из того, чтобы доверять кому-то, кто хорошо к нему относился? Хёнджину стоило это знать-

— Мы такие, как ты. Мы то, что нормальные люди обычно классифицируют как… ну, «не нормальные».

И вместе с этим каждая капля подозрений, накопившихся в Хёнджине за прошедшие моменты, рассеялась и сменилась болезненной надеждой. Он сразу понял, что Чан имел в виду под этими словами, но какая-то часть внутри всё ещё не верила, несмотря на мучительное чувство принадлежности, которое он испытывал с тех пор, как проснулся в окружении странной группки из пяти человек.

Он перевёл взгляд с Чана на Джисона, который никак не отреагировал на слова блондина. Джисон пристально смотрел на Хёнджина, и он мог различить кое-что в чужих глазах: понимание. Это не было похоже на спокойствие и утешение, какое дарил Чан, это была более грубая и эмоциональная связь, заставлявшая сердце Хёнджина биться быстрее.

— Докажите… Докажите мне это, – прошептал он, его губы чуть ли отказывались двигаться сквозь ту парализующе сильную надежду, которой он был полон. Если они лгали, если думали, что это просто шутка...

— Я… не самый безопасный человек для этого, – Сказал Джисон со смешком, застенчиво почесывая щеку. Он прервал зрительный контакт с Хёнджином, чтобы умоляюще взглянуть на Чана. — Чанни?

— Ох… Да, конечно. – Голос Чана снова привлек внимание Хёнджина, когда он сел вперёд на своём сиденье, сцепив руки перед собой, пока его взгляд бродил по комнате. Он не смотрел на Хёнджина, когда говорил дальше, хотя его слова были как никогда ясны. — У меня есть способность управлять теплом, то есть я могу повышать и понижать температуру, с которой соприкасаюсь. Это также означает, что я невосприимчив к... А! Сони, не мог бы ты передать мне страницу из своей записной книжки, пожалуйста? Желательно неиспользованную.

— Ага, щас, будто я бы дал тебе сжечь какие-то из моих лирик, – пробормотал Джисон, потянувшись к прикроватной тумбочке Хёнджина, чтобы забрать небольшую записную книжку, которую он там оставил. Когда Джисон открыл её на коленях и пролистал страницы, Хёнджин приготовился к хрустящему звуку рвущейся бумаги, подняв руки, чтобы закрыть уши. Джисон подождал, пока Хёнджин будет готов, прежде чем приступить к делу, а затем протянул Чану тонкую страницу через кровать.

Чан взял бумагу с благодарной улыбкой, и Хёнджин опустил руки, чтобы опереться ими на матрас под собой. Он наблюдал, как Чан держал лист на одной ладони, откинувшись на спинку стула, поджав губы в безмолвной сосредоточенности.

Если Хёнджин ожидал, что страница резко вспыхнет ярко-оранжевым пламенем, он был разочарован. Хотя, возможно, он не должен был ожидать таких взрывных действий от Чана, учитывая, насколько осторожным тот был, чтобы не навредить Хёнджину до этого момента. Вместо этого первым, что выдало силу Чана, был слабый запах гари, который с лёгкостью уловили обострённые чувства Хёнджина. Он сморщил нос от дискомфорта, за что получил небольшую ухмылку от Чана, прежде чем бумага начала гореть завораживающе медленно.

Тонкие струйки дыма порхали в воздухе, когда бумага засыхала в открытых руках Чана, словно исполняя последний танец, когда её жизнь подошла к концу. Хёнджин молча наблюдал, поражённый красотой изображения и связанным с ним подтекстом.

Он не соврал…

Прежде чем Хёнджин смог сдержаться, из его горла вырвался сдавленный всхлип, сопровождаемый знакомыми слезами на глазах. Рука Джисона соскользнула справа от него, и несколько мгновений спустя он почувствовал, как успокаивающие пальцы скользят по его спутанным волосам. Чан позволил углям на своей ладони погаснуть и упасть на пол, на что Хёнджин наблюдал со слезами и страхом.

— Ты больше не одинок в этом, Хёнджин… – мягкий голос Джисона раздался со стороны, наполненный тем же пониманием, которое Хёнджин видел в его глазах ранее. Было ясно, что он прошел через то же самое, или, по крайней мере, через что-то очень похожее, и Хёнджин, наконец, позволил себе искренне утешиться этим фактом.

Он не был уверен, как долго просидел там, тихо плача про себя. Джисон продолжал гладить его по голове таким образом, что Хёнджин чувствовал бы себя крайне униженным, если бы он не нуждался в таком контакте, в то время как Чан положил успокаивающе теплую руку на спину Хёнджина, чтобы попытаться унять дрожь его тела.

Когда его слезы, наконец, высохли, поскольку он уже довольно много плакал в тот день, Хёнджин попытался сморгнуть внезапную сухость в глазах. Джисон поднес стакан с водой к его лицу, и он с благодарностью сделал глоток, смывая неслыханные рыдания, которые всё ещё норовились вырваться из глубин его груди.

Только когда он услышал, как стакан снова ставят на стол, Хёнджин позволил себе снова встретиться глазами с двумя стоящими рядом с ним. Похоже, ни один из них не подумал ничего плохого о его срыве, хотя глаза Джисона внезапно стали подозрительно красными.

— Ты… Ты такой же? – Хёнджину удалось выбраться, наблюдая, как Джисон растянул губы в шаткой улыбке.

— Ага… Я не могу показать, что умею, как Чан, по крайней мере не здесь, и я пока не знаю на самом деле особенности моих способностей, но… – Он замолчал на мгновение, прикусив нижнюю губу, так что его щёки казались ещё более круглыми. — Полагаю, если Чан может управлять теплом, то я могу делать то же с электричеством? У меня было пару силовых всплесков, когда я был моложе.

Хёнджин тихонько рассмеялся, несмотря на то, что казалось, будто его сердце бросили в адский котёл, а затем достали обратно за эти несколько часов, в какой-то степени, это и произошло. Просто казалось, что у Джисона был способ пролить свет на ситуацию, с которой Хёнджин не мог справиться на протяжении всей своей жизни, и он задавался вопросом, развил ли Джисон такие качества, будучи вынужденным учиться самому сквозь эти тёмные времена. Он не удивился бы, ведь парень стоял перед ним, жив и здоров.

— Там… В банке, – сказал Хёнджин невнятно из-за истощения. Практически умереть, испытать перегрузку собственных чувств, а затем и нервный срыв прямо перед двумя незнакомцами. Это был довольно утомительный набор испытаний. — Чанбин случаем не связан со всякими… штуками с остановкой времени? Не уверен, что мне не причудилось, но…

Учитывая то, что я только что видел, я уже не так уверен в этом, закончили его мысли за него, но вслух предложение так и осталось оборванным, а его язык ощущался как тяжелая и неподвижная тяжесть во рту.

Его усталость не осталась незамеченной для Чана, который обменялся быстрым взглядом с Джисоном через кровать.

— Думаю, нам нужно дать тебе отдохнуть, – наконец сказал Чан, одарив Хёнджина извиняющимся, но по-мягки строгим взглядом. — Мы можем рассказать тебе больше, когда ты поспишь и все будут здесь, но прежде чем мы оставим тебя… Могу я спросить, спешишь ли ты домой? Мы будем рады, если ты останешься с нами столько, сколько захочешь, но и поймём, если захочешь вернуться в родное место.

Хёнджин обдумал предложение Чана настолько тщательно, насколько это было возможно с его усталым умом. Хотя обезболивающие и заставили его головную боль немного утихнуть, он все еще испытывал гораздо большую боль, чем гордость позволяла признать, а увлечение группой оставалось таким же сильным, как и прежде. Увидев по крайней мере еще одного человека, кроме него самого, который понимал, что чувствует Хёнджин, и мог облегчить бремя веры в то, что он был единственным во всем мире, кто не был «нормальным», он не мог отрицать внутреннее стремление узнать больше.

— Могу я… остаться подольше? – спросил он, с надеждой глядя на Чана. Его встретили всё тем же тёплым взглядом, а мельком взглянув на Джисона он понял, что у него тоже не было никаких возражений.

— Конечно. – Чан встал, а Джисон откинулся на спинку сиденья и взял блокнот и карандаш с прикроватного столика Хёнджина, будто собираясь остаться на месте. — Мы всё обговорим, но в этом нет срочности. Ты в безопасности здесь с нами, Джинни.

Хёнджин почувствовал, как легкая улыбка появилась на его губах в ответ на прозвище, и Джисон помог ему снова опуститься в лежачее положение. Когда он смотрел на мягко светящиеся огни потолка, которые больше не жгли его глаза так сильно, как раньше (благодаря Чонину), он вспомнил, чем занимался младший, пока Хёнджин разговаривал с Чаном и Джисоном.

— Панкейки, – внезапно сказал он, изо всех сил стараясь держать глаза открытыми, борясь с сонливостью, которая грозилась закрыть их. — Я не смогу поесть панкейков, если буду спать. Они обидятся?

Чан ответил лишь коротким смешком, прежде чем Хёнджин услышал, как закрылась входная дверь. Джисон поднял глаза от блокнота, в котором он был снова сосредоточен на своей лирике, с лёгкой улыбкой на лице, которая отбросила опасения, возникшие у Хёнджина.

— Всё в порядке. Панкейки Сынмина всегда слишком маслянистые, так что ты не многое упускаешь. Поверь на слово.

Если бы Хёнджин остался в сознании подольше, он, возможно, попытался бы расспросить Джисона побольше. Он всё ещё отчаянно пытался узнать всё, что мог, о группе из пяти человек, хотя понимал, что его желания перешли от интереса узнать их мотивы к их характерам и маленьким причудам, ко всему, что делало их теми, кем они являлись. Однако мягкость подушки под его головой и безопасность, которую дарили лёгкие одеяла, покрывавшие его тело, стали слишком сильными, и Хёнджин обнаружил, что засыпает под успокаивающий звук царапания карандаша о бумагу рядом с его головой.

Когда он проснулся в следующий раз, то уже чувствовал себя значительно лучше, чем раньше. С помощью обезболивающих, которые предоставил ему Джисон, и почти полной тишины, в которой он отдыхал, пульсация его головной боли уменьшилась до едва ощутимой, почти не доставляя ему дискомфорта.

Поскольку одно из его чувств перестало терроризировать его сознание, Хёнджин смог лучше уловить мелкие детали комнаты. Хотя он, несомненно, возмущался своими силами (и когда он начал называть их «силами»?) за то, что они с ним делают, в них была и красота, которую он не мог отрицать, когда использовал их в полную силу. У него не было подходящих условий так долго, что он начал забывать о тонкости звуков, когда они не были приглушены, или о движущихся солнечных зайчиках на фоне мягкого света. Также прямо возле его головы доносился сладкий фруктовый запах.

Когда оставшаяся усталость от сна исчезла из его разума, Хёнджин быстро осознал медленное дыхание, исходящее справа от него, где, он вспомнил, ранее сидел Джисон.

Он всё ещё тут? Судя по тому, насколько свежо себя чувствовал Хёнджин, он, должно быть, спал довольно долго, и его возмущал тот факт, что Джисон всё это время провёл на неудобном стуле рядом с ним.

Протирая сонные глаза, Хёнджин медленно приподнялся в постели. Простыни зашуршали под ним при движении, и он бы вздрогнул от шума, если бы тот не вызывал в нём такое умиротворение. Удобно устроившись, он взглянул направо, готовый отругать Джисона за то, что тот спал в такой позе, даже несмотря на то, что знакомы они были меньше суток, но обнаружил, что Джисона там вообще не было.

Знакомая голова черных волос была опущена, подбородком упираясь в грудь над скрещенными руками. Хёнджин узнал синюю куртку, перекинутую через спинку стула, оставив человека в простой чёрной футболке. Он старался не обращать внимание на то, насколько мускулистыми выглядели обнажённые руки Чанбина, и вместо этого откашлялся, пытаясь разбудить парня, так как это положение не выглядело удобным для сна.

Чанбин зашевелился, развел руки и вытянул их перед собой. Они коснулись покрывала на нижней части тела Хёнджина, напоминая ему о том, где он был, когда его щуренный взгляд поднялся вверх, чтобы взглянуть на Хёнджина секунду спустя. Хёнджин чуть не рассмеялся над тем, как Чанбин оказался застигнутым врасплох, что сильно контрастировало с его прохладным образом, который Хёнджин стал ассоциировать с ним.

— Ты проснулся, – сказал Чанбин голосом ещё грубее, чем обычно, едва отошедшим от сна. — А я уснул тут. Ой.

Хёнджин был слегка удивлён тем, как они перешли к неформальному общению, но, тем не менее, приветствовал новообретённое дружелюбие. Он приподнял бровь, глядя на Чанбина, но тот лишь моргнул и откинулся на спинку стула.

— И почему ты вообще уснул здесь? Определённо ничего хорошего для твоей спины. Ты же будешь горбатым.

— Ах, ещё один младшенький, который только и делает, что принижает и относится ко мне с пренебрежением, – обречённо вздохнул Чанбин, хотя Хёнджин заметил весёлый блеск в его тёмных глазах, пока те блуждали по комнате.

— Откуда ты знаешь, что я-

— Йени узнал дату твоего рождения, когда рылся в твоём телефоне, и я хотел было извиниться за нарушение конфиденциальности, но ты относишься ко мне, как гадёныш, так что я не буду.

Удивительно, но после его длинного заявления Чанбин ни капли не запыхался, и Хёнджин сделал мысленную заметку: «Никогда не вступать в спор со старшим из-за его легких».

— Почему ты тут? – спросил Хёнджин спустя мгновение, вынуждая Чанбина вновь посмотреть на него. — Где Джисон? И сколько сейчас времени?

— Помедленнее с вопросами, дружок, – Чанбин подтянулся, поправляя своё тело так, чтобы усесться на стул в более удобном положении. Он взглянул на своё запястье, и Хёнджин заметил, что на нем были часы в том же стиле, что и у Чана. — Уже перевалило за полночь, так что Джисон спит… И я здесь, чтобы ты не начал паниковать, когда проснёшься, на случай, если у тебя будут провалы памяти, которые были до этого. Ещё я хотел показать тебе, что я достал, чтобы ты смог скорее почувствовать себя комфортнее.

Хёнджин наблюдал, как взгляд Чанбина скользнул по столу рядом с его кроватью, и тоже посмотрел в его сторону. От того, что он увидел, у него открылся рот.

Поверхность стола перестала быть почти пустой, храня на себе письменные принадлежности Джисона и телефон Хёнджина, и теперь обнаружил, что деревянная поверхность была почти полностью закрыта из-за слоя предметов, покрывающих её. Его глаза тут же обратились к тарелке, которая стояла в углу, ближайшем к подушке Хёнджина. Три больших, покрытых сливками панкейка были аккуратно сложены на ней, накрытые аккуратно нарезанной клубникой, предположительно производящей тот фруктовый аромат, который Хёнджин почувствовал после пробуждения. Он усомнился в словах Джисона о том, что Сынмин безнадёжен в готовке блинов, потому что, по его мнению, они выглядели очень даже съедобно.

Однако его взгляд не задержался на них надолго, так как его внимание было украдено огромным ассортиментом солнцезащитных очков, которые были разбросаны по большей части стола. Они варьировались от линз разного размера до разной формы и цвета, и даже оправы, казалось, имели свою индивидуальность. Сразу за ними лежал большой набор наушников и ещё одна пара меньших по размеру, но от этого не менее впечатляющая, беспроводных наушников.

— Боже мой… Сколько же всё это стоит? – чуть не завизжал Хёнджин, широко раскрывая на Чанбина возмущённые глаза. Темноволосый тут же неловко заёрзал на стуле, глядя куда угодно, только не на Хёнджина.

— Не так уж много, не переживай.

— Но… зачем ты взял так много?

— Я не... совсем знал, что искать! Я не знал, есть ли какие-то цвета, которые тебе нравятся, или какой стиль ты хотел бы для оправ, а затем, когда я пошел за наушниками, я подумал, что они все выглядят очень неуклюже и неудобно, поэтому я подумал, что куплю тебе и парочку этих беспроводных, но я не знал, действительно ли они помогут, поэтому я решил купить и большие неудобные тоже.

Чанбин даже не переставал дышать, когда он продолжал болтать на невероятной скорости. Хёнджин был уверен, что они выглядели довольно комично: его собственное лицо все еще было вытянуто от шока, а лицо Чанбина покраснело от одышки.

Воцарилась неловкая тишина. Чанбин наблюдал с нервным предвкушением, словно ждал, пока Хёнджин начнет тестировать своё новое оборудование, однако Хёнджин был всё ещё слишком занят, разглядывая огромное разнообразие коллекции. Наконец, Чанбин устал от паузы и откашлялся.

— Ты можешь ну… надеть их, если хочешь. Или поесть панкейки. Они очень вкусные. Я съел один из них, потому что проголодался.

Под взглядом Чанбина, Хёнджин протянул руку и поднёс тарелку к себе. Некоторые клубнички опасно покачивались, так как его хватка ещё была слаба, но, к счастью, Чанбин не стал никак это комментировать. Он смотрел на панкейки сверху вниз, поражаясь заботе, которая, казалось, была вложена в их подготовку.

Чанбин не лгал, они действительно были хороши. Хёнджину приходилось упрощать всю свою еду, потому что его вкусовые рецепторы всегда чувствовали, будто внутри разгорается пожар, если он ел что-то немного острое, а что-то слишком кислое или горькое могло вызвать слезы на глазах. Однако панкейки, которые приготовили Сынмин и Чонин представляли собой идеальную смесь сладкого, пикантного и фруктового вкуса, одновременно освежая разум Хёнджина и успокаивая его. Единственным недостатком было маслянистое послевкусие, и он с удовольствием вспомнил комментарий Джисона о кулинарных привычках Сынмина.

Пока Хёнджин ел, Чанбин занялся примеркой нескольких пар очков, которые были выложены на стол. Это немного отвлекало, учитывая, что Чанбин иногда спрашивал мнение Хёнджина, когда у Хёнджина был набит рот, но также избавляло от неловкости, которая всё ещё витала в атмосфере. Хёнджин даже несколько раз смеялся, когда Чанбин примерял особенно необычную пару, которую Хёнджин начинал думать, что старший купил только чтобы над ней посмеяться.

Сначала он не осознавал этого, но его мысли продолжали возвращаться к спокойному, но несколько холодному выражению лица Чанбина, когда он нашёл Хёнджина в банке. Хотя он казался обеспокоенным, в его голосе также было раздражение, когда он общался с Чаном, которое лишь усиливалось после того, как Хёнджин не смог ответить ни на какие вопросы, которые он задавал. Хёнджин был не в том состоянии, чтобы вспомнить, какой была реакция Чанбина на его предупреждение, но он мог вспомнить, как его оттолкнули в сторону, и хотя он понимал, что Чанбин ничего о нем не знал, он не мог солгать и сказать, что его это не задело.

Хёнджин знал, что был обузой.

Однако теперь он видел в Чанбине ту сторону, в которую он не мог поверить, учитывая то, что он видел до этого момента. Он явно дурачился ради Хёнджина, чтобы тот чувствовал себя как дома, и это было большим изменением в его отношении. Как будто щёлкнул выключатель, превратив Чанбина из тёмного, отчужденного незнакомца в банке в глупого и улыбчивого человека, которого Хёнджин теперь мог уверенно назвать другом.

— Эм… Чанбин? – пробормотал он, жуя кусок панкейка, когда Чанбин положил на стол пару розовых солнцезащитных очков. — Могу я спросить тебя кое-что?

Чанбин кивнул в ответ, откинувшись на спинку стула и глядя на Хёнджина.

Хёнджин на мгновение поколебался, прежде чем опустить вилку. Он внимательно следил за Чанбином, пытаясь не упустить любые изменения настроения старшего, пока тот говорил:

— Что произошло в банке?

Чанбин скривился от вопроса, хотя Хёнджин мог сказать, что это было не из-за нежелания ответить. Вместо этого он выглядел почти смущенным, когда отвёл глаза, потирая руки перед собой, будто начиная нервничать.

— Ах… Было бы лучше спросить Чана или Йени, учитывая, что они знают больше о деталях и прочем, но, полагаю, я попробую объяснить как можно лучше… Ты заслуживаешь знать. – Его слова были серьёзными, несмотря на нерешительность в голосе, а черты лица Хёнджина смягчились от благодарности. Хотя было ясно, что Чанбин не слишком уверен в своих силах, Хёнджин был рад воспользоваться любой информацией, которую сможет получить о том, что произошло, отчаянно пытаясь избавиться от некоторой путаницы, связанной с происходящими там событиями.

— Когда остальные проснутся и придёт подходящее время, мы сможем рассказать тебе о том, как мы нашли друг друга, и всё такое… –медленно начал Чанбин, бросив быстрый взгляд на дверной проём, упомянув своих друзей. — Но говоря именно о банке? Нам удалось получить информацию об атаке, которая должна была там произойти, а также дату и время, поэтому мы решили, что попытаемся использовать наши силы, чтобы остановить её, или, по крайней мере, сделаем всё возможное, чтобы минимизировать ущерб. Однако мы не понимали, что будет бомба, поэтому пришлось отказаться от запланированного плана, который мы построили, и отнестись к ситуации намного тщательнее.

— Изначально я не должен был заходить так глубоко в банк, но это главным образом потому, что мы хотели попытаться остановить грабителей до того, как они пройдут через главную приёмную. Йени думал, что они просто собираются использовать оружие, чтобы расчистить себе вход и выход, с чем Чан и Сынмин легко справились бы. С бомбой, однако, они выскользнули из наших пальцев, поэтому меня послали разобраться с ними... Йени взломал камеры видеонаблюдения и обнаружил хранилище, в котором они прятались. Он сказал, что это было достаточно далеко, чтобы никто другой не почувствовал влияние моих сил, когда я использовал бы их, но потом... Я наткнулся на тебя.

Хёнджин молчал, пока Чанбин говорил. Несомненно, это только вызывало новые вопросы, но Хёнджин действительно почувствовал облегчение от того, что Чанбин был с ним настолько честен, насколько мог в данный момент. Его всё больше интересовала группа, эта странная база, на которой они, видимо, обосновались, и, конечно же, их способности, но на данный момент он был доволен тем, что медленно входил в курс дела с Чанбином в тишине комнаты.

— Какая у тебя… способность? –спросил Хёнджин, когда стало ясно, что Чанбин больше ничего не собирается говорить.

— А… Я могу останавливать время в десятиметровом от меня радиусе на пять секунд.

Хёнджин вздохнул. Слова Чанбина только подтвердили ему, что странное, неопределенное состояние, в которое впал Хёнджин незадолго до потери сознания, всё-таки было из-за старшего. С того момента, как Чан показал, что другие обладают собственными способностями, в глубине души Хёнджина всегда мучил безмолвный вопрос о том, было ли всё, что произошло, его воображением, и теперь он, наконец, получил свой ответ.

Часть Хёнджина все еще была захвачена путаницей вопросов, таких как, например, кто были нападавшие и почему они преследовали именно его банк. Ему также было интересно узнать о Сынмине и Чонине, особенно когда он вспомнил чип, который был встроен в ладонь последнего. Однако Хёнджин помнил, как Чан не хотел слишком вдаваться в подробности о других, когда их самих не было, и сомневался, что Чанбин поступит. Было очень приятно видеть товарищество и преданность, которые они питали друг к другу, и Хёнджин рассеянно задавался вопросом, сможет ли он когда-нибудь достичь этого с кем-нибудь.

Поэтому вместо того, чтобы продолжать допрашивать Чанбина, Хёнджин наклонился и взял пару беспроводных наушников, оставленных на столе. Они казались необычайно легкими в его руках и, казалось, будто были изготовлены специально для него.

Раньше он их никогда не носил: они были дорогими, а родители едва ли давали ему достаточно, чтобы свести концы с концами. Но когда Хёнджин позволил их звукоизоляции затопить мир приглушённым одеялом, он понял, почему они так дорого стоят.

— Как они тебе? – с опаской спросил Чанбин со своей стороны, наклоняясь вперёд на стуле, чтобы взглянуть на Хёнджина широко открытыми глазами от нетерпения.

Хёнджин коротко вздохнул, почти потеряв дар речи от того, какое влияние на голос Чанбина оказали простые аксессуары. Он больше не был таким грубым и резким, как раньше, и вместо этого имел более мягкий и светлый тон. Или, возможно, это было всего лишь воображением Хёнджина, когда он понял, как много другой сделал для него за день. Даже если Чанбин изначально был холодным и высокомерным, старший, по-видимому, был главным, кто вступился за Хёнджина, пока он был без сознания, и вполне мог спасти ему жизнь.

— Я… Они чудесные, –ответил Хёнджин после паузы, заставив Чанбина упасть обратно в кресло с довольным облегчённым вздохом. — Но… Как я смогу вернуть тебе деньги за них?

Чанбин усмехнулся и невозмутимо махнул рукой, словно пытаясь смахнуть вопрос Хёнджина с воздуха.

— Всё в порядке, правда. Деньги не проблема тут.

Хёнджин почувствовал, что у него в руках была возможность задать вопрос по этому поводу, но также, может быть лучше задать его, когда остальная часть группы будет в сборе. Чанбину, казалось, было немного неудобно разговаривать ни о ком, кроме себя, ради их конфиденциальности, но Хёнджин чувствовал себя слишком проснувшимся, чтобы довольствоваться сном без ответов на свои вопросы. И поэтому он решил направить разговор в том направлении, которое не доставило бы Чанбину слишком большого дискомфорта. В сторону самого Чанбина. Он положил вилку на тарелку и поставил её на стол, многозначительно откашлявшись, чтобы привлечь внимание Чанбина.

— Полагаю, ты был тем, кто вытащил меня с этого банка. Зачем ты сделал это? И почему привёл меня сюда?

Выражение лица Чанбина стало серьёзнее, но он, похоже, не возражал против ответа. Вместо этого он поднял взгляд, чтобы встретиться с Хёнджином глазами, и Хёнджин почувствовал словно его раздели до гола глаза Чанбина цвета чёрного золота.

— Если я и чему-то научился из общения с Чаном, встречи с Сынмином, Чонином и особенно Джисоном, так это тому, что такие люди, как мы, не должны быть одни. – Чанбин не отводил взгляда, Хёнджин понял, что не может сделать этого тоже. — Как только ты предупредил меня, я понял, что в тебе есть что-то не то, и я не мог бросить тебя там. Но также...

Хёнджин задержал дыхание, пока ждал, и испугался, когда Чанбин замолчал. Он отчаянно хотел знать, что сказал другой.

— Но также, что?

— Тебе было больно, – ответил Чанбин, его брови нахмурились, когда он посмотрел на Хёнджина со смесью недоумения и восхищения. — Ты не мог заговорить, чтобы спасти себя, но тебе удалось заговорить, чтобы... попытаться спасти меня, не дать мне сделать что-то опасное. Я ведь прав?

Честно говоря, Хёнджин не мог вспомнить, что он сказал. Его воспоминания все еще были несколько запутанными и ненадежными, но он знал, что сообщил Чанбину относительно количества грабителей, и что он не мог говорить ни о себе, ни о чём-либо ещё в тот момент. Он не особо задумывался об этом, но Чанбин, похоже, думал, что это значило гораздо больше.

Он медленно кивнул, и легкая улыбка промелькнула на лице Чанбина. Она была мягкой и тёплой, очень похожей на ту, которую он подарил Хёнджину перед тем, как купить ему набор подарков, которые продолжали лежать на столе рядом с ним.

— Вот тебе и ответ. – Чанбин откинулся на спинку стула и опёрся локтем о неё, сохраняя расслабленную позу.

Они погрузились в тишину, которая почему-то казалась более спокойной, чем всё, что Хёнджин испытывал раньше. Он задавался вопросом, было ли это из-за того, что Чанбин использовал свои силы, однако он всё ещё мог моргать, дышать и делать всё, что не смог сделать в банке. Следующее, о чём он подумал, были его новые наушники, но до этого ведь он мог улавливать небольшие звуки.

Почему так тихо?

Хёнджин открыл рот, чтобы нарушить тишину любым доступным ему способом, поскольку она начинала становиться довольно нервирующей, но Чанбин опередил его.

— Чан сказал, ты собираешься остаться с нами подольше? – Его голос был таким же беззаботным, как и раньше, и Хёнджин не был уверен, был ли он единственным, кто почувствовал мгновенное изменение атмосферы. Однако на вопрос Чанбина она вернулась обратно к расслабленной атмосфере, поэтому Хёнджин решил не останавливаться на этом.

— Да… Думаю так. Это хорошо?

— Это больше, чем хорошо! –Улыбка Чанбина стала шире, и Хёнджин почувствовал, что его собственные губы слегка подёргиваются от счастья в ответ. —Единственная проблема в том, что у нас нет свободных комнат... Понимаешь, у нас их четыре, и в каждой по две кровати, так что места для сна хватит всем. Но, когда здесь пять человек, все комнаты заняты, кроме этого лазарета, но ведь здесь явно не место для сна, если ты остаёшься...

Он задумчиво замолчал, пока Хёнджин обрабатывал только что полученную информацию. По словам Чанбина, база была довольно большой, если в ней было четыре комнаты с двумя кроватями в каждой. Ему было интересно, что ещё может предложить это место, но он вырвался из своих мыслей, когда Чанбин поднялся на ноги с очевидной целью уйти. Волна разочарования, охватившая Хёнджина, была намного сильнее, чем должна была быть, и он грустными глазами наблюдал, как Чанбин взял уже пустую тарелку со стола рядом с кроватью Хёнджина.

— Ты можешь взять мою комнату. Она самая большая, так что у тебя будет более, чем достаточно места, а я съедусь с Чаном.

— Чт-… Нет, я не могу просить тебя о таком!

— Ты не просишь меня ничего делать, я решил сделать это по своему желанию, – пошутил Чанбин, самодовольно ухмыльнувшись разочарованному Хёнджину, он перекинул куртку через плечо и направился к двери. — Кроме того, у тебя ведь очень чуткий слух, верно? Тебе следует занять отдельную комнату, чтобы выспаться как можно лучше. Пока ты можешь остаться здесь, но утром я перевезу свои вещи, и там мы с тобой разберёмся. Спокойной ночи!

— Но-

— Спокойной ночи, Джинни!

И дверь захлопнулась прямо перед его носом. На самом деле конечно это было не так, Чанбин позаботился о том, чтобы всё было тихо, несмотря на новые наушники Хёнджина, но Хёнджин всё равно остался в невероятно шоковом состоянии. Он изо всех сил пытался осмыслить то, что только что произошло. Их разговор внезапно перешел от разговоров о банке к новой комнате Хёнджина на базе, и он не совсем знал, что с этим делать.

Однако, когда Хёнджин наконец начал опускаться обратно на удобные простыни, он обнаружил, что его нисколько не беспокоит данный поворот событий. Этот день, несомненно, был худшим в его жизни, но он чувствовал себя так, как будто только что нашёл что-то абсолютно бесценное, наткнувшись на необычную группу из пяти человек, или, скорее, они наткнулись на него.

Он лежал на спине и радовался тому факту, что ему больше не нужно было снимать наушники, чтобы заснуть. Его предыдущие наушники всегда были слишком необъятными и неудобными, поэтому он не мог спать, просыпаясь от малейших звуков, таких как визг автомобильных шин на асфальте или уханье совы поблизости.

Но в первую ночь в своей жизни Хёнджин смог заснуть в полной тишине, окружающей его. Впервые в этой жизни Хёнджин спал мирно.

Примечание

о, вот и сэр Хван Хенджин! какая приятная встреча, правда?

мои искренние благодарности за прочтение, ещё увидимся)