1.

Усадьба Трусовых была расположена аккурат под Петербургом, на извозчике можно было добраться до столицы за полчаса. Вячеслав не любил шумов и спешки городов, грязных улиц и мостовых, поэтому его маленькая мечта осуществилась — вокруг стеной стоял сосновый бор, запах от которого исходил чудесный, и почти ни души. Рядом с большим двухэтажным домом стояла покосившаяся конюшня, голов так на десять, не больше, а еще чуть левее от нее — прудик, обросший камышом и облюбованный семейством уток. Нельзя было обойти стороной, разумеется, садик, раскинувшийся у самой усадьбы, зеленый-зеленый, за которым ухаживал старый садовник Симеон, живущий тут же на участке в стареньком деревянном доме для прислуги. Все в этом месте располагало для поэзии, романтики и долгих разговоров в кресле на открытом крыльце, лучше нельзя было и представить.     

 А всего в нескольких верстах от имения Трусовых, на счастье отца семейства, простиралось огромное поместье Щербаковых, глава которого, тот самый, Станислав, был старым другом и товарищем Вячеслава.

— Света, я уже ему, конечно же, написал, отправил извозчика, — возбужденно рассказывал Вячеслав жене, любуясь дорогой мебелью малой столовой, трогая тут и там столешницы. — Мы не виделись тысячу лет! Не могу ждать больше встречи!

— У них дочь, кажется? — спросила Светлана, расстилая скатерть на массивный дубовый стол. — И даже, если память мне не изменяет, ровесница Сашеньки.

— Да, — ответил Трусов и наконец присел на один из стульев, обитых жаккардом. — Аннушка, замечательная барышня, вся в папеньку, еще и умница. Быть может, образумит нашу Александру, та от рук совсем отбилась со своими шалостями.

— Ты слишком строг, — оборвала мягко пыл мужа Светлана, но не успела защитить дочь в глазах отца, как в просторную светлую комнату зашла молодая девушка, скромно держа руки за спиной. — Ой, Алина, здравствуйте!

— Добрый день, госпожа, — сделала реверанс хозяйке девушка, а затем и поклон хозяину. — Господин…

— Не стоит этих вульгарностей, — сказал уважительно тот самый господин и мягко улыбнулся.

— Просто Вячеслав и Светлана, мы привыкли обращаться с домашними без почетных званий.      

Трусов был одним из тех представителей просвещенного дворянства, кто целиком и полностью поддерживал отмену крепостничества, да и всякие другие реформы и начинания Александра Второго, горячо любимого. В кругу товарищей и в свете банкетных залов высших господ он был, конечно, господином, но не брезговал общением и с людьми низших рангов и сословий, ведь искренне считал, что происхождению мы не должны быть ничем обязаны. В Рязани он часто дотемна заговаривался с конюхами, кухарками, рабочими в лавках, поддерживал даже копейкой своих, как он называл их, домашних людей. В общем, человеком был благодушным и даже справедливым.

— Душенька, вы держите дом в прекрасном виде, я так рада, что вместе с этим чудным уголком нам достались и вы! — любезничала Светлана, вгоняя в краску экономку.

— Да что вы, что вы, — смущенно опустила голову Алина.     

 Алина, но для всех просто Алечка, была девушкой кроткой и неразговорчивой, очень стеснительной. Девушка всегда прилежно исполняла домашние дела, во всем помогала хозяйке и всем в доме — от кухарок до садовников. Прелестно шила и вышивала вечерами, вела расчет по хозяйству, а еще любила тихонько листать барские книги, которые ей позволяли рассматривать, и однажды Валерий Валиев, живший до сего дня на этом месте с семьей, так растрогался картиной любознательной Алечки, ничегошеньки не понимающей в буквах, что научил ее чтению. Алина оказалась способной ученицей и схватывала налету, за что барин научил ее и некоторым фразам по-французски.

— Может, чаю? — спросила Алина у хозяев, посмотрев на каждого по очереди своими черными большими глазами.

— Будьте добры, — ответил Вячеслав и добавил жене, когда Аля покинула столовую. — До чего прелестница! 

2. 

      Вечером следующего дня зала на первом этаже сияла по случаю приезда Щербаковых. Вячеслав метался взглядом по платяному шкафу и все никак не мог понять, тот ли наряд на нем сейчас, может, следовало заменить бордовый сюртук на изящный английский изумрудный? А жилет? К лицу ли этот белый? Наконец, разобравшись с внешним видом, Трусов, гордо выпятив грудь вперед, спустился по лестнице вниз, где его жена уже кланялась с гостями.

— Станислав! — громко сказал Трусов, расставив руки в стороны для крепких объятий друга.

— Вячеслав, дорогой! — также звучно ответил Щербаков и расцеловался с товарищем. — Чудесный дом! Ах, познакомься, это моя Аннушка!      

Анна сделала почтительный поклон перед Вячеславом, держа спину ровно и чуть придерживая полы бархатной юбки платья, а тот поцеловал хрупкую фарфоровую руку девушки в знак приветствия и улыбнулся новой знакомой.

— Приятно наконец с вами увидеться, — голосок у Анны был чарующий, обволакивающий все существо ее собеседника в какую-то сказочную дымку.

— Папа много говорил про вашу службу.     

 Щербакова не стеснялась льстить хозяину семейства. Ее всегда учили быть обходительной и любезной со взрослыми мужчинами, уступчивой перед женщинами и гордой перед ровесниками. Отец ее, Станислав, с самого рождения окружал девочку чрезмерной заботой, занимался ее образованием и манерами, представляя потом на балах дочь, будто она трофей, дескать, плод его стараний, который потом он очень удачно выдаст замуж за какого-нибудь графского сына. Щербаков гордился дочерью, но вся гордость его была напускной и халтурной, ведь в сущности его волновало только мнение высоких господ, которые, причмокивая и цокая, обсуждали, какой дивный он отец и муж.      

Анечка его все равно любила за многие вещи, закрывая глаза на самое очевидное и скверное в нем, потому и кланялась перед его друзьями и сослуживцами, неся бремя своей известной фамилии.     

 Она подняла свой взгляд на лестницу, пока отец и Трусов уже начали обмениваться воспоминаниями со своей службы, а Юлия и Светлана удалились в столовую, там она увидела Александру, которая, насупившись, никак не решалась спуститься и поздороваться с гостями. Она думала, что ее никто не заметит в тени и ей удасться все-таки улизнуть от скучных бесед и напускных комплиментов, но вслед за Анной ее заметил и отец:

— Саша, чего вы там стоите! Спускайтесь к нам, мы, верно, заговорились, пора пройти к ужину, — он похлопал Станислава по плечу и провел рукой по направлению к столовой. — Присядем, там обговорим все на свете.      

Мужчины прошли из в другую комнату, зазывая девушек с собой, но ни одна из них спешить за ними не решалась. Анна так и стояла в вестибюле, а Александра — на лестнице, изучая глазами гостью.

— Анна, кажется? — Саша спустилась и встала напротив Анны.

— Вы же все слышали, Александра, — лукавила Щербакова. — Кажется?

— Пройдемте, нас ждут, — Трусова приподняла подол платья, игнорируя ёрничество новой знакомой, и удалилась в ярко-освещенную большую столовую, которая была настолько белой и просторной, что даже слепила глаза после тусклого вестибюля. 

3.

- Слышал, вы ищите гувернеров, Вячеслав, — Щербаков ловко орудовал серебряными столовыми приборами, поправлял время от времени нагрудную белую салфетку и каждый раз благодарил крутившуюся рядом Алину, которая подавала блюда. — Могу отрекомендовать одну особу — Евгения Армановна Медведева. Начитанная барышня, умна не по годам. Однажды Анечка целый год у нее брала уроки французского, но я знаю, что она учит и другим наукам.      

Саша скривилась от очередного «Анечка» из уст Станислава, право, ей становилось дурно от этих слащавостей. Сама она до ужаса не любила все эти нежности от родителей и тут же пресекала их, когда они обращались к ней ласково. Беседа шла в направлении ее образования, от чего Александре становилось еще противнее, все эти публичные обсуждения ее жизни, которые порой заводил отец или кто-то еще тем более, вызывали в ней гнев.

— Прошу простить, я удалюсь на несколько минут, — выдавила из себя вежливо Саша, и, не успел отец ей что-то возразить, как она уже упорхнула из столовой в вестибюль, а оттуда — на веранду.   

  Она набрала в легкие побольше осеннего прохладного воздуха и шумно выдохнула, прикрыв глаза, она не знала, сколько стояла так, когда ее из раздумий выдернул голос:

— Не любите светских бесед? — Саша вздрогнула и обернулась — это была Анна.

— Совершенно, — она оперлась спиной на деревянные перила, покрытые бежевой краской. — Решили саботировать долгожданный ужин наших отцов?

— Кажется, они даже не заметили, что я ушла, — Щербакова поёжилась от легкого дуновения ветерка. — Маменьки тоже все в разговорах, а мне стало скучно.      

Анна посмотрела в глаза Александры, стоявшей в паре метрах от нее, и улыбнулась уголками губ — Саша была очень красива. Бархатная светлая кожа, густые рыжие волосы, заплетенные в толстую косу, глаза цвета изумруда, припухлые розовые губы и вечно хмурившиеся брови — лесная нимфа, думалось Аннушке.

— Скучно от хвалебных речей отца? — усмехнулась Трусова. — Наверное, сотню раз слышали.

— Скучно без вас, — ошарашила собеседница уверенную Сашу, у которой попытались будто выбить почву из-под ног, но она не поддалась, лишь картинно удивилась. — Мне нравилось ловить ваш редкий взгляд.      

Никто из них не успел ничего больше сказать — на веранду буквально вывалились Станислав и Вячеслав, они изрядно выпили, и прощались друг с другом, следом шли их жены.

— Ну, будем, Слава! — Щербаков горячо поцеловал друга и пожал руку. — Приезжайте в четверг утром и на весь день, мы будем ждать!      

Анна сверкнула глазами последний раз в сторону Александры, и Щербаковы уехали.