Холодные синие вспышки гиперпространства за иллюминаторами шаттла лишают происходящее последних крох реальности. Время от времени утлая посудина слегка вздрагивает и трясется – мелко, едва заметно, словно раненое животное, - и тогда где-то в глубинах дюрасталевого брюха что-то тревожно дребезжит на самой грани слышимости. Эта вибрация эхом отдается в самых костях, и Асока подтягивает колени поближе к груди, чтобы его унять.
Мол мечется по трюму разъяренным ранкором. Взад-вперед, взад-вперед, снова и снова без остановки – тяжелые железные шаги гремят по металлическому настилу, зубы обнажены в беззвучном оскале. Он весь словно ярость, алая, клокочущая ярость, и Сила вихрится и завывает вокруг него, закручивается бешеным мальстрёмом – но кроме ярости в ней скользит что-то еще, что-то, что Асока не может назвать. Оно струится мурашками вдоль хребта, сворачивается где-то в животе холодным скользким клубком.
Будь с ней кто другой, а не Мол – она бы сказала, что это отчаяние. Одиночество.
Страх.
Асока едва заметно качает головой самой себе.
Грохочущие шаги рядом с ней внезапно прекращаются. Мол замирает среди трюма на самое мгновение, натянутый как струна – а потом в нем вдруг что-то ломается, и это, должно быть, страшно, отстраненно думает Асока, безучастно глядя, как гнев в замаранных тьмой глазах сменяется поражением, как опускаются напряженные плечи. Как он, словно слепец, бредет к дальней стене и сползает на пол возле, безмолвно обхватывая руками татуированную голову.
Сила по-прежнему воет и стонет вокруг.
Внутри у Асоки – пусто.
х
Она быстро теряет счет дням. В космосе время однообразно; его отсчитывают только запрограммированные циклы смены освещения. На борту маленького шаттла, зависшего в сияющем тоннеле гиперпространства, время отсутствует как понятие.
Асока не может спать, только дремлет вполглаза. Не позволяет себе большего: тренированное тело противится отдыху, стимуляторы из корабельной аптечки поддерживают ее, когда привычка уже не спасает. В ней бурлит древняя хищная кровь ее народа: не теряй бдительность рядом с врагом, слышится где-то между мерными ударами сердца. Не показывай спину.
Энакин учил доверять инстинкту.
Она думает о нем. О том, как он улыбнулся ей напоследок, вручая оружие – криво, немного неловко, но искренне и гордо, так, будто она оправдала все его надежды и превзошла все ожидания. О том, какой теплой была его рука на ее плече. Какая радость светилась в его глазах.
Она думает о Рексе, ее старом, верном товарище. О клонах - ребятах - из 501-го. Свежая краска на потрепанных шлемах, терракота и белый – ее метки, улыбки и ухмылки, боевой азарт в глазах. Прошедшая по рядам дрожь. Черные дула бластеров, направленные на нее.
С Рексом они разминулись на Мандалоре. Он хлопнул ее по плечу на прощание – и растворился в дымном грохоте взрывов, забрав с собой ее клинки. Где он сейчас? Что с ним? Что с Энакином?
Мол, размышляет она. Там, в огненном хаосе Мандалора, они просто случайно оказались рядом – и он, не церемонясь, не произнеся ни слова, зашвырнул ее в шаттл. Зачем? Почему? Какие он преследует цели?
Мысли невыносимы.
х
- Вы ненавидите меня, леди Тано? – спрашивает Мол, и это первые слова, произнесенные между ними с боя на Мандалоре. В его вкрадчивом змеином тоне кроется привычная издевка, но глаза, замаранные алым, полные дрожащего безумия, смотрят внимательно и серьезно.
Асока замирает посреди движения, немного склонив голову. Пронзительный взгляд жжет ей между лопаток, пока она обдумывает этот вопрос.
Не позволяй эмоциям верх над тобой взять, словно наяву слышит она дребезжащий голос магистра Йоды. Сильные чувства путь на Темную Сторону открывают. Ни к чему тебе это, юный падаван, хм?
Давно уже не падаван. Орден отвернулся от нее. Ей никогда не стать джедаем. Ей не нужно быть джедаем. Но отвернулась ли она от Ордена? Почему тогда? Руки Мола творили зло. На нем - тысячи вин, тысячи смертей.
Почему?
- Нет, - ровно отвечает Асока, не оборачиваясь, и перебрасывает через плечо сухпаек.
За ее спиной на мостике плещется удивленная тишина.
х
Мол говорит. Говорит часто и помногу, увлеченно, расхаживает по трюму, и руки его, расчерченные черно-красным, взлетают и опускаются – порывисто, но почти гипнотически. Он рисует в воздухе фигуры, схемы, очерчивает маршруты; излагает планы, иногда обрывая сам себя, меняя тему на полуслове, срываясь на тихое угрожающее шипение. Он безжалостен и безразличен, он говорит о мести и о смерти, и Асока слушает, не произнося ни слова. Он не просит ее отвечать.
Временами Мол словно забывает, что она рядом. Тогда глаза его подергиваются дымкой отчаяния, а взгляд становится далеким, очень далеким. Обычно беспокойный, он замирает, кажется, на самой грани безумия, и язык, на котором он говорит, неизвестен Асоке, но среди резкой, рубленой речи она улавливает имена. В такие моменты Сила, бурлящая вокруг него, утихает, и среди чужой горячей ненависти Асока чувствует боль.
Мол, понимает она, пугающе человечен, и древние устои кодекса джедаев начинают мало-помалу крошиться в глубинах ее разума.
Асока не сочувствует ему.
Но нарушает молчание.
х
- Я научу тебя всему, что знаю, - говорит Мол, глядя ей в лицо. В его глазах, широко распахнутых и лихорадочно горящих, пляшут синие блики. – Я покажу тебе мощь Темной стороны. Вы станете сильнейшей из ситхов, леди Тано. Вместе мы уничтожим Сидиуса. Империя падет вместе с ним. Мы отомстим им всем.
Асока горько поджимает губы, отрицательно качает головой.
«Леди Тано» больше не звучит как насмешка.
х
Спарринг – это прекрасный способ убить скуку, решает Асока. Мол – отличный противник: быстрый, ловкий и очень, очень опасный. Он двигается с грацией хищника, словно перетекая из одной позиции в другую, он собран и необычайно сосредоточен, и Асоке приходится прикладывать максимум усилий, чтобы не сломаться под его натиском. В тесном пространстве шаттла они даже не используют Силу, не говоря уж об оружии, но вихрь чужой ярости и боли, бушующий вокруг них в схватке, мешает ей сосредоточиться. Удар, другой – она едва успевает блокировать, уклониться, поднырнуть под чужую руку, и это так не похоже и одновременно похоже на их тренировки с Энакином в Храме Джедаев, что в груди у Асоки что-то резко и больно сжимается.
Отвлекшись, она пропускает следующую атаку.
Мощный удар о дюрасталевые пластины пола вышибает из ее легких весь воздух. Она пытается откатиться, но Мол играючи прижимает ее к полу и прикладывает ребро ладони к беззащитному горлу.
Он может убить меня прямо сейчас, отстраненно думает Асока.
Мол внимательно смотрит ей в лицо, словно ищет что-то. Хмурится, убирает руку. Встает слитным, быстрым движением, делает шаг назад.
- Еще раз, - жестко бросает он.
После, вымотанные, они бок о бок сидят у стены. Это кажется Асоке странным и привычным одновременно, и она не знает, что делать с этим ощущением.
- Почему ты не убил меня на Мандалоре? – спрашивает она, невидящим взглядом уставившись в потолок.
Мол рядом не отвечает. Он только смеется – коротко, хрипло и безрадостно, - и устало роняет голову на ее плечо.
Асока не отстраняется.
Господи, как же приятно вернуться и перечитать! Спасибо огромное!