Сексуализации нет. Эмоций лишних нет тоже — Чонгук сосредоточен непосредственно на передаче образа Тэхёна-натурщика ровно таким, каким он его чувствует отдельно от образа неуверенного, но такого своего сильного хёна. Действительно сильного: то, как Тэхён признался ему в том, что боится — это невыносимая ценность, как сам он весь, сотканная из тревожности, искренности и чего-то до безумия терпкого, что оседает на глотке тяжеловатым сладковатым осадком. В момент, когда он видит его, сидящего на табурете в третий и последний их раз здесь, в аудитории, Чонгук как никогда хорошо очерчивает параллель между Тэхёном и работой Тэхёна. Здесь даже аура совершенно другая — этот хён так хорошо переключается между работой и естественной средой, где подсознательно ощущает себя в безопасности, что только диву даёшься.
Тэхён-натурщик себе цену знает. Он на всё смотрит с вызовом, притаившимся в уголках накрашенного коричневым рта, заранее готовый укусить до крови любого, кто только вторгнется в его искусственно созданную зону комфорта. Он гибкий и сильный, он словно скульптура — то самое, что называют искусством, и настолько задавлен токсином современного социума, что готов атаковать обидчика первым, не разбираясь, какую именно тот угрозу несёт и несёт ли вообще.
Тэхён, который его ставший таким родным хён, сам по себе человек весьма неуверенный, а в том, что касается выражения каких-либо эмоций, словно ребёнок. У него блок стоит жёсткий, но Чонгук всё ещё надеется отыскать верный ключик от этой двери, и сделать всё так, чтобы ему позволили остаться навсегда внутри этого прекрасного мира. У Тэхёна, который его ставший таким родным хён, лунная аура и у души вкус вина, которое ощущается даже в момент, когда ты его целуешь неуверенно, простым лёгким касанием. Он искрится, он светится, он такой восторженно-чувственный и до ужасного искренний, что это пронзает Чонгуку душу насквозь раз за разом. Его хён, он как самая прекрасная на свете болезнь в своей уютной неловкости, робким стыдом за всю слабость, которая для Чонгука всегда будет символом самой настоящей уверенности. Его хён для него кумир в миллионах вещей, а сам даже о таком не догадывается: то, с какой стойкостью он отражает удары внешнего мира и то, каким до сложного простым в своих импульсивных порывах-оттенках, заставляет Чонгука слегка задыхаться.
Но знаете, что самое важное?
То, что они оба, и натурщик Тэхён, и Тэхён, который самый чудесный на свете, когда дело доходит до более личных моментов, являют собой причину сбитого сердечного ритма одного мальчишки-художника, которому голову вскружило изначально лишь образом, который представляет собой сотни, тысячи несочетаемых деталек-нюансов. Чонгук Тэхёном болен в самом прекрасном смысле этого слова. Он опьянён им всем ровно настолько, чтобы действительно быть для него и плечом, и жилеткой, и психологом. Он на всё готов.
Почему так отчаянно цепляется и хочет помочь — не знает и сам, списывает на свой глупый характер, из-за которого подвергался насмешкам своих одноклассников, а анализировать скорость событий между ними двумя даже не будет, поскольку смысла не видит, но видит то чувство острой взаимности, которое Тэхён ему неумело, но искренне и ужасно боясь, но дарит в ответ.
Чонгук это ценит. Ценит каждый шажок. Каждую вольность, каждый порыв, каждый импульс он чувствует и через себя пропускает так остро, что начинает ощущать и разделять чужие эмоции. Он привык мыслить образами, восхищаться тем, что может «сфотографировать» мысленным взором, но сейчас как никогда понимает, почему эта тяга сформировалась так быстро.
Чонгук привык видеть и оценивать с точки зрения творчества и подхода к этому творчеству. Часто, когда он видит людей в рамках одного большого мегаполиса-муравейника, он задумывается лишь только над тем, хочет ли он их рисовать или нет. В поисках необходимого ему абсолюта он действительно заходит весьма далеко в плане восприятия образов всего, что окружает: за долгие годы пребывания его непосредственно в творческой среде, где поворотная точка поставилась чертовски давно, и за весь период с момента его понимания, что это именно то, в чём он видит себя, его мышление адаптировалось в большой встроенный в мозг фотоаппарат, который способен запечатлеть любую деталь, на которую никто другой внимания даже не обратит. Всё было до прозаичного просто: взмах ресниц, наклон головы, сочетание образа и подача, передача красок, собственное ощущение — ничего необычного.
Но именно Тэхёна он с первой минуты не только увидел, но и прочувствовал, и только сейчас это понимает так ясно, отчётливо — аж страшно становится. Да, люди звали его дураком за огромное сердце и широкую душу, да, у виска пальцем крутили всегда из-за того, что он правда был готов броситься помогать любому, кто в этом нуждается, но сейчас чувствует так, будто весь этот путь, что был проделан во благо тех, кому была необходима поддержка, был столь тернистым лишь только затем, чтобы в конечном итоге встретить Тэхёна.
Такое бывает? Чонгук точно не знает. Но уверен в одном: нет, не разочаруется, ни за что не разочаруется в том человеке, на чей образ сейчас ставит последние штрихи в эту минуту — не разочаруется в Тэхёне как в хёне, как никогда не будет потреблять Тэхёна-натурщика, и причина проста, пусть может показаться до ужаса странной.
Чонгук в Тэхёне не разочаруется, потому что он не ждёт от него великих свершений во благо всего человечества. Не разочаруется, потому что не ждёт от него и открытых, лёгких эмоций. Он не ждёт от него совсем ничего, но просто-напросто хочет, чтобы именно этому человеку было комфортно и гармонично существовать собой в социуме. Потому что Тэхён заслужил быть счастливым. Потому что он никому ничего плохого не сделал, а люди любят плюнуть в душу другому лишь потому, что могут себе это позволить.
Тэхён так сильно боится травмировать светлую сторону мальчика, который впился в него сначала с восторгом, а потом — с благодарностью, чтобы в конце — с желанием поддержать и просто быть рядом, но даже не подозревает, как сильно этот мальчик боится случайно совершить те же ошибки.
И если в этой Вселенной можно творить чудеса, то Чонгук чертовски упрямо уверен: каждое из них скрыто на дне чужих глаз с измученным, болезненным взглядом.
...— Ты знаешь, что твою работу признали лучшей на потоке, ведь так? — интересуется Юнги спустя пару дней, пару пеших прогулок по парку и десяток самых ярких улыбок, которые может подарить человек человеку в хмурый ноябрь. Тэхён рядом с Чонгуком кажется более собранным, более уверенным, более правильным и раскрепощённым — а Чонгук, в свою очередь, не забывает рассказывать хёну о мелочах, которые многие могут звать бессмысленной глупостью, но, на взгляд одного мальчишки-художника, именно они и имеют самый внушительный вес.
«Твой макияж так красиво подобран сегодня»
Это простая, мимолётная искренность без какой-либо корысти, а у Тэхёна в глазах зажигаются звёзды.
«У тебя совершенно потрясающий вкус в подборе цветов. Как ты пришёл к тому, чтобы краситься, если не личное? Просто интересно, в каком возрасте ты взял в руки кисти»
И Тэхён ему говорит, много делится. Рассказывает о тайной мечте когда-нибудь рискнуть стать визажистом, о том, как сильно бы хотел пройти профессиональные курсы, сертификат получить, но всё ещё нет ни денег, ни времени — и говорит об этом так искренне, много, с миллионом оттенков, что у Чонгука просто нет шансов в него до конца не влюбиться. До основания. Прогореть по Тэхёну даже остовом, потому что люди, которые делятся тем, что им дорого, заражая и других своим интересом — это самые красивые люди на свете. Это самые живые люди на свете, и то, что хён с ним в разговоре живёт, Чонгука трогает за душу. Не может не тронуть простая эмоция искренности.
А пришёл, к слову, просто. В какой-то день попробовал косметику мамы — и, нет, здесь не замешана ориентация, вовсе нет, просто в какой-то момент захотелось решиться сделать красиво. Украсить лицо, подчеркнуть, добавить деталей и яркости. Стремление к цвету — это стремление к жизни для одного Ким Тэхёна, и в какой-то момент он сросся с этим плотно и прочно. Макияж — это его зона комфорта, но дело вовсе не в том, что он хочет быть девушкой или мечтает на них походить. Он просто хочет так себя выразить, а косметика не имеет никаких гендеров.
«У тебя такой интересный ход мыслей. Никогда не думал о том, чтобы, пройдя несколько курсов, всё же попробовать себя в том, чем горишь?»
И Тэхён так говорит, знаете. С воодушевлением, эмоциями, с огнём любви к делу в глазах, а Чонгуку так его слушать интересно в ответ, что просто немыслимо. Ким делится тем, что его зовут в Париж быть моделью, но он не просто не уверен в том, что ему это нужно — не хочет быть связан с миром моделей и мод. С токсичностью связан не хочет быть, с людьми, которые думают о деньгах и слишком высоком, с теми, кто будет видеть в нём только лишь конкурента. Тэхён книги любит, знаете? И по выставкам разным ходить.
А Чонгук его слушать не может перестать, если честно. И рот закрыть тоже не может. А ещё — пропадает, как же он пропадает в человеке, который раскрывает ему эти Вселенные, доселе спрятанные в душе глубоко-глубоко.
— Да, знаю, — отвечает Чонгук. — Профессор Хан попросил меня выставить её.
— А ты?
— Спрошу у Тэхёна, если он против не будет, то тогда дело в шляпе.
— У натурщика? Разве это не часть его работы? — вскидывает бровь его друг. Юнги не понять. Юнги на Тэхёна не смотрит так, как на Тэхёна смотрит Чонгук, и это совершенно нормально — он не обязан, но благодарен за предоставленную возможность трудиться.
— Да, часть. Но для меня важно, чтобы я выставлялся только после чужого согласия, — спокойно ему Чон отвечает, пожимая плечами, а про себя думает: не чужой же он мне человек.
— Твоё дело. А что ты там рисуешь до бесконечности? — живо интересуется его одногруппник, но Чонгук, головой покачав, закрывает скетчбук.
А внутри — огромная ценность. Тэхёнтэхёнтэхён, но не тот, что натурщик, а тот, что хёнхёнхён. Тот, чьи улыбки Чонгук так часто ловит своими губами последнее время и тот, чья искренность сердце питает.
— Это тоже только моё, — и Юнги, подняв руки в примирительном жесте, пасует. У него просто нет выбора, к слову: Чонгук очень серьёзен, когда дело доходит до малейшего нарушения уже обозначенных им собеседнику личных границ, и это то самое. Потому что от сердца. Тэхён весь — от сердца, особенно такой, каким его только он один видит.
Но забавно другое: то, что спустя пару десятков минут хён шлёт ему сообщение в тот самый момент, когда на телефон приходит уведомление о списанных средствах. А на экране, на самом-то деле, очень простое:
«Мы сегодня увидимся?»
И в паузу короткую робкое вдруг:
«Я очень соскучился по тебе, Ку»
И Чонгук не может перестать улыбаться, когда печатает ему своё быстрое: «Если ты хочешь, то мы обязательно встретимся, что за вопросы!», потому что... и сам хотел ему предложить, чтобы кое-что показать. Да, возможно какое-то время ему придётся перебиваться пайком из «Севен Элевен», но оно того стоило и он не сожалеет.
Ни капли не сожалеет.
Ведь так хорошо помнит: двадцать четыре, по знаку зодиака он козерог, высшего образования нет — не смог сдать экзамен на третьем курсе, и поэтому был отчислен. До призыва уже успел зарекомендовать себя как натурщика благодаря другу Хосоку, который работает профессиональным фотографом и в мире искусства какие-никакие связи, но всё же имеет. Отслужил, вернулся к работе. Хочет восстановиться, но суровая реальность бьёт по лицу коммуналкой, общественным транспортом и покупкой еды, поэтому он кропотливо копит на то, чтобы хотя бы иметь возможность отложить на два года обучения без забот. Мечтает о курсах английского. Бредит творчеством Дебюсси и Coldplay, Рембо и Сэлинджера, Моне и Пикассо.
***
— Ты... купил что? — моргает хён уже вечером, сидя перед ним на диване в квартире Чонгука: замерший, не верящий, широко глаза распахнувший — и Чон не может улыбки сдержать, потому что ему так приятно видеть неверие в чужих чёрных зрачках, когда он будто бы между делом говорит своё: «Я купил тебе абонемент в школу английского».
Ведь он помнит детали. Помнит моменты, о которых Тэхён говорил ему вскользь, между делом и, да, совсем не жалеет о том, что потратился, ведь эта простая покупка сделает хёна счастливым, а до стипендии с грантом не так далеко — всего несколько дней перебиться.
— Мне?.. — шёпотом интересуется Ким, выглядя так, будто вот-вот расплачется. — Ты купил его мне?
— Конечно! Иначе зачем, по-твоему, мне тебе сообщать о таком?
— Просто для того, чтобы поделиться?.. — бормочет Тэхён. — Боже, я не могу принять этот подарок, это наверняка было дорого и... — но Чонгук снова делает это: мягко в чужое пространство вторгается, чтобы приложить свой указательный палец к чужим губам и заставить чуть-чуть помолчать.
— Запомни, пожалуйста. Подарки на то и подарки, их цена того, кому дарят, не должна волновать. А если их дарят, значит, могут позволить себе. Понял, хён?
— Но почему?.. — у него губы дрожат. Чон это пальцами чувствует. — Почему ты решил мне подарить курсы английского?
— Потому что я помню, что ты сильно хотел выучить этот язык, но у тебя сейчас нет лишних средств. Но они есть у меня — и я тебе их купил. Просто так. Потому что это одно из тех твоих заветных мечтаний, которые ты лично точно в долгий ящик отложишь.
И после этого между ними воцаряется пауза. Та, в которой так много заложено, что Чонгук действительно слегка задыхается — его снова топит концентратом эмоций, где смешались и свои, и чужие. Но это приятное чувство, он готов в нём с головой утонуть, честное слово, потому что он множество раз делал подарки другим, но никогда на них не реагировали так, как Тэхён сейчас реагирует. С детскими неверием и благодарностью, с отзывчивой искренностью, с честностью и абсолютно здорово — без подозрений, без умыслов, а просто... вот так вот. Эмоцией.
— Я никогда не смогу тебе отплатить за всё то, что ты для меня делаешь, Ку, — а сам безотчётно переплетает у своего лица пальцы чужие. Глупый, забыл, что не терпел, боялся касаний, а потому не понимает, как много он уже сейчас делает. Но Чонгук промолчит об этом, просто позволит себе насладиться этой вспышкой тактильного голода, который так отчаянно терзает изнутри его хёна. И даже станет десертом, если понадобится.
— Ты и не должен. Я сделал это только затем, чтобы ты почувствовал себя немного счастливее — моя трата полностью окупилась и я чертовски доволен, — морщит Чон нос, а потом... замирает, потому что Тэхён делает страшное: совсем, как недавно поступил с ним Чонгук, подносит чужую руку обратно к губам и нежно целует костяшки. Так просто. Без разрешения, но в ответ мягко вторгаясь в чужое пространство с целью поселиться здесь, кажется, на долгие годы, если уж не навечно.
Чонгук только за.
Кажется, он навсегда теперь за.
— Но хотя бы поцеловать тебя за это могу? — робко интересуется хён, глядя на него из-под полуприкрытых пушистых ресниц, даже не догадываясь, как сильно трещит сердце Чонгука после того, как он задаёт этот вопрос.
Или догадываясь. Боже, конечно, догадываясь.
— Если ты будешь благодарить меня так каждый раз, моему кошельку придёт конец, понимаешь? — широко Чон улыбается, а потом подаётся вперёд.
— Тогда мы с тобой поживём за мой счёт, — негромко смеётся ему хён в ответ за мгновение перед тем, как накрыть его губы своими.