— Мне кажется, мои сегодняшние пасы получались не совсем точными, виноват, — рассказывал Кирино, изредка поднимая к губам чашку с чаем и отпивая напиток. — Завтра буду играть лучше, честное слово!
Шиндо все кивал в ответ на слова друга, но мысли его были совершенно не здесь. В голове крутились обрывки этой навязчивой мелодии, но никак не удавалось собрать картинку воедино. Кусочки мешались меж собой, не желая складываться в цельное произведение.
— Эй! — прямо перед лицом Такуто прозвучал громкий щелчок пальцами. — Шиндо, ты же меня не слушаешь совсем, так? Все в облаках витаешь.
— Извини, Кирино, — тряхнув головой, парень улыбнулся, как бы прося прощения. — Я просто тону в своих размышлениях.
— И о чем же ты размышляешь? — с любопытством поинтересовался Ранмару.
— Да так, — отмахнулся Такуто. — Личное.
Наглая ложь. Шиндо еле сдерживал словесный поток, который так и норовил вылиться на уши несчастному Кирино. Тем не менее, парень понимал, что никакими словами не опишет это свое странное чувство.
— У тебя что-то случилось? — обеспокоенно спросил защитник. — Ты поэтому меня позвал? Тебя что-то тревожит, и ты хочешь со мной поделиться?
«Блять, почему ты оказался так чертовски прав!»
— Ничего не случилось, — выдавил улыбку капитан. — Твое беспокойство порой меня просто убивает, Кирино.
В ответ на это Ранмару лишь пожал плечами. Мол, тревожиться за здоровье своего лучшего друга ‐ это норма.
— Просто… понимаешь…
Сейчас или никогда.
— Я сочинил одну мелодию. И хотел бы, чтобы ты ее послушал.
Глаза Кирино радостно забегали, парень перемещал свой взгляд с Шиндо на его рояль, с рояля на Шиндо и так далее. Такуто слабо усмехнулся: Ранмару всегда нравилось слушать его игру.
— И ты молчал! — с театральным возмущением заголосил лучший друг. — Немедленно садись и играй, я же в нетерпении!
Музыкант нарочно шагал к своему инструменту как можно дольше, чтобы побесить товарища, наполнить его чашу любопытства до краев. Хитрая усмешка скользнула на его губах, и Кирино, заметив ее, понял, что Шиндо просто издевается.
— Когда-нибудь я тебя прибью, — шутливо пригрозил Ранмару.
— Да-да, охотно верю, — саркастически протянул Такуто и, наконец, уселся за рояль.
Капитан медленно переводит взгляд с клавиш на Кирино, глядя на него таким взглядом, будто видит его впервые и хочет хорошенько изучить. Сердце вновь отчего-то бешено забилось, словно отстукивало ритм нужной мелодии.
— Все в норме? — на всякий случай уточнил защитник, ерзая на месте в ожидании начала его персонального концерта.
И Шиндо в голову будто что-то выстрелило. Именно в этот момент, в эту самую секунду до него словно дошло, что и как он должен играть. Голос друга вновь смешивается с заветной песней. Совсем как тогда, год назад.
— Как никогда в норме, — прошептал Такуто и мягко коснулся клавиш.
Безумно сильно хотелось смотреть на Кирино во время исполнения, ловить каждую его эмоцию, каждый восхищенный вздох, срывающийся с губ. Но Шиндо не мог позволить себе отвлечься, глаза его закрыты, и лишь сердце управляет его руками и говорит, куда нужно нажимать. Музыкант с помощью мелодии будто пишет письмо, адресовывая его тому человеку, которому эта самая мелодия посвящена. И Шиндо пишет для Кирино, надеется, что до него дойдут все те чувства, о которых Такуто так давно хочет поведать. По телу бегут приятные мурашки, и парень понимает, что зря боялся этого чувства. О нем лишь нужно было рассказать.
Шиндо закончил играть и с легкой улыбкой понял, что делает это нехотя: так бы он играл и играл. Не хватало смелости поднять глаз на Кирино, хотя до этого все время хотелось встретиться с ним взглядом. Сил хватило лишь на хрипло прозвучавший вопрос.
— Ну как?
Ранмару отозвался почти сразу, так же хрипло. Такуто не мог понять по его голосу, восхищен он или же огорчен.
— Я… Черт возьми, Шиндо, что ты натворил со мной? — усмехнулся защитник.
Шиндо наконец поднял на него глаза. Кирино сидел на диванчике, обнимая самого себя за плечи. Губы его расплывались в глупой улыбке, а в глазах светился искренний восторг. Музыкант почувствовал, как дрожат пальцы.
— Такое ощущение, будто эта мелодия… Не знаю… Обнимает меня? — Ранмару не мог подобрать слов. — Обнимает, ласково баюкает и шепчет что-то приятное на ухо. Я не понимаю, как ты это сделал… Но мне стало так хорошо, правда.
— Что ж… Значит, я добился нужного эффекта, — глухо отозвался Шиндо, закрывая крышку рояля.
— Что ты хочешь этим сказать?
Такуто замолчал, тупо уставившись перед собой. Все ведь уже сделано, так почему на душе не стало окончательно легко? Будто был забыт какой-то важный пункт для исполнения сегодняшней цели.
— Я сыграл для тебя то, что чувствую сам, — наконец заговорил он. — Это та мелодия, что звучит у меня в голове, когда я думаю о тебе.
— У меня дежавю… — растерянно пробормотал Ранмару. — Словно я ее уже слышал.
— Верно. Я играл ее год назад.
Кирино медленно подошел ближе к роялю и оперся на него руками. Шиндо заметил, что друга чуть потряхивает. С чего бы это?
— Значит… Вот такие чувства ты испытываешь…
— Я измучился, Кирино, — а вот и тот словесный поток, который так хотел сдержать Такуто. — Я не понимал, что это за чертовщина, и, если честно, до сих пор слабо понимаю. Мне просто нужно было тебе это все как-то выдать. И я не придумал ничего лучше, чем сделать это музыкой. Но легче мне не стало, я все еще ощущаю, что что-то не так. И я задолбался понимать, чего именно не хватает.
Плечи Шиндо затряслись, а слезы снова встали комом в горле. Но не успел парень опомниться, как перед взором замаячила розовая макушка, а губы охватила приятная нега и легкий груз в виде чужих губ. Глаза закрылись сами собой, рука потянулась к чужим волосам сама собой, пальцы зарылись в мягких прядях сами собой. И все проблемы Шиндо, мучающие его до этого момента, тоже разрешились сами собой.
— Черт… Не верится, что я это сделал… — прошептал Кирино, оторавшись от чужих губ.
Шиндо какое-то время молчал, будто все ещн не мог прийти в себя после поцелуя. Мимолетного, но до одури приятного.
— Эй, Кирино…
— Чего? — испуганно отозвался Ранмару, боясь, что своими действиями только оттолкнул Такуто от себя.
— Кажется… именно этого мне и не хватало.
И Кирино все понял. Следующий их поцелуй прервался нескоро, да и зачем? Они оба сыграли друг для друга мелодию своей души.