Близился совет кланов.

Агрессивные действия, которые так или иначе совершали как сторонники Кровавого Дождя, так и Безликого Бая, порядком всколыхнули всю преступную общественность, заставляя более мелкие и слабые семьи суетиться, подобно перепуганным перепёлкам. Хуа Чэн долго не решался на этот шаг, поскольку не хотел втягивать в свои разборки относительно мирных людей, однако он и также не мог потерпеть оскорбления, которые ему нанёс Безликий Бай.

Испокон веков Хуа Чэнчжу оставался полумифической фигурой в преступном мире. Он никогда не нападал на другие кланы без особой причины, однако спровоцировать его было проще простого: он всегда напоминал притаившегося гепарда, готовящегося к прыжку на свою жертву. Пройди мимо него — и останешься в живых. Обрати на него внимание — и распрощайся с белым светом. Его игривая и саркастичная натура тесно переплеталась с жестокой холодностью, позволяя Хуа Чэнчжу продержаться на своём посту более пяти лет.

И если сейчас этот вспыльчивый, но по-своему справедливый человек затеял самую крупную мафиозную войну за семь лет…

Они сидели в комнате Се Ляня — тому всё ещё строго прописывали постельный режим — но держались от него на тактичном расстоянии, чтобы лишний раз не тревожить и не беспокоить. Места всё равно было много — солнечный свет и лёгкий прохладный ветер, струящийся из приоткрытого окна, свободно гуляли по персидскому ковру и драпированным стенам. На кушетке, поставленной напротив пышной мягкой постели, вольготно разлёгся сам Хуа Чэнчжу. Серебряные цепочки на его чёрных плотных сапогах красиво поблёскивали, придавая хозяину несколько щегольский вид. Его чёрный костюм был сшит из самых лучших тканей, а рубашка была краснее свежей крови, и всё равно на Хуа Чэнчжу это смотрелось очень естественно, словно ему на роду написано одеваться с иголочки.

На его коленях лежала голова чёрной борзой. Питомца звали Эмин, и его жутко боялись все обитатели особняка — он был огромен сам по себе, а его алые глаза, по слухам, горели в ночи не хуже раскалённых углей. Пусть порода и была борзой, всё же Эмин был полукровкой и, судя по всему, его отцом было исполинское чудовище, иначе не было никаких объяснений его габаритам. Пёс сразу заприметил тонкую и изящную Жое, которая всё так же лежала в обнимку с хозяином и практически ни на кого не обращала внимания. Глупо было отрицать, что их тянуло друг к другу, но они оба, хоть и были готовы рвать чужие мышцы и кости за своих хозяев, были ужасно нерешительны в делах сердечных. Всё, что им оставалось — это стрелять друг в друга глазками и радоваться взаимному интересу.

Позади Хуа Чэна стоял Инь Юй с выправкой оловянного солдатика, который держал в руках планшетку с какими-то данными. Этого человека Се Лянь почти не видел, поскольку он всегда пропадал на дополнительных поручениях своего босса и заботился о том, чтобы все его приказы исполнялись строго и со всей ответственностью. Он был красивым, но жутко невыразительным человеком, которого, быть может, Се Лянь и встречал когда-то очень давно.

На креслах у залитого светом окна примостились Хэ Сюань и Ши Цинсюань. Последний, если не смеялся, то обмахивался своим расписным веером и стрелял всяческими комплиментами направо и налево, целясь чаще всего в смущённого и покрасневшего до кончиков ушей Се Ляня. Да и вообще, Ши Цинсюань, одетый в лёгкие и свежие цвета, казалось, был самим олицетворением лёгкого летнего ветерка — такой же озорной, такой же задорный и весёлый. Такие ветра всегда дуют после жестокой грозы, успокаивая раздражённую природу.

Зачастую его слова ну уж очень смущали Се Ляня, из-за чего из ушей бедного юноши едва дым не валил. И хотя покрасневший Се Лянь, конечно, вызывал дикое умиление и желание обнять как можно крепче, Хуа Чэн ни на секунду не терял бдительности. Он жадно ловил каждую его эмоцию, надеясь, что такое большое количество людей, пусть и знакомых за последние три недели, не слишком сильно напугает его.

Но Се Лянь держался молодцом. Более-менее поправившийся, одетый в чистую белую одежду и лишь немного неуверенный в себе, он стал выглядеть гораздо привлекательнее, чем все эти мрачные дни.

— Се Лянь, я буду пояснять свои слова, чтобы вы не запутались, хорошо? — спокойно начал Инь Юй, привлекая к себе внимание стуком ручки о планшетку. — Тогда начинаем.

Он набрал в узкую грудь как можно больше воздуха, а затем мягко, с интонацией учителя, начал своё повествование:

— Безликий Бай похитил приёмную дочь господина Хуа где-то три недели назад и выдвинул следующее условие: он отпустит девушку, но только если господин Хуа добровольно уйдёт со своего поста, а лучше покончит с собой. Но тут очень кстати в наши руки попала информация, что Безликий Бай частенько наведывается в Шэньу, где на имя Мэй Няньцина был куплен особняк. Господин Хэ пробрался внутрь и похитил вас, полагая, что вы и есть приближённый Мэй Няньцин, однако всё оказалось прозаичнее.

Се Лянь вздохнул и потупил взгляд на самодовольном Эмине. Ему очень нравилась эта собака, и он жутко хотел потрепать её по макушке. Воспоминания мельтешили друг перед другом, как отблески стеклянной мозаики, и в конце концов очень болезненно выстраивались в общую картинку, думать о которой, к сожалению, жутко не хотелось.

— Мэй Няньцин… — задумчиво протянул Се Лянь, а затем неуверенно кивнул. — Да, я помню его. Он — правая рука господина Цз… госпо…

Се Лянь запнулся, не в силах выдавить из себя это имя, и Хуа Чэн тут же напрягся. Он спокойно прервал его и рассудил:

— Мэй Няньцин — правая рука Безликого Бая?

— Да. Он хороший человек… Был моим учителем в средней школе. Очень дипломатичный и ответственный.

Се Лянь сказал это легко, однако всех окружающих это признание пробило на мурашки. Подсылать свою правую руку в частные учителя к ребёнку, чтобы с самого начала «воспитывать» его под прихоти Цзюнь У и всячески склонять к согласию? Это вопиющий случай!

А Се Лянь тем временем продолжал, комкая в руках краешек одеяла.

— Да, Мэй Няньцин был хозяином того особняка, в котором я жил, кажется, года три.

— Простите, а до этого?.. — неловко вступился Инь Юй, черкая в своих бумагах.

— То тут, то там. Мы переезжали либо очень быстро, чтобы нам ничего не угрожало, либо наоборот, надолго задерживались там, где всё было под полным контролем Безликого Бая. Но я не знаю точно, простите…

Сердца всех, кто сидел в комнате, сделали болезненный кульбит. Этот невинный юноша всё ещё находил в себе силы чувствовать себя виноватым за то, что от него в принципе не зависело.

Никто не торопил его с ответом. Хэ Сюань, поднявшись, открыл окно полностью и закурил, погружаясь в свои мрачные мысли.

— Что ж, хорошо, — кивнул Инь Юй. — Завтра на совете это и скажем. Будут присутствовать кланы Юйлун, Хэ и Ши, — Инь Юй выразительно посмотрел на парочку у окна. — Клан Мингуан, а так же кланы Сюаньчжень и Наньян.

— Что-о-о? — всплеснул руками Ши Цинсюань. — Ваше Превосходительство Хуа, помилуйте! Сюаньчжень и Наньян снова разнесут всё поместье в щепки! Ну надо оно вам?

Хуа Чэн что-то ответил ему, чем раззадорил юношу пуще прежнего, однако Се Лянь ничего не слышал. Он всё так же смотрел на свои руки и скомканную ткань, всё больше и больше утопая в своих размышлениях и воспоминаниях. Красный шёлк в его пальцах вмиг обратился в иссохшие кленовые листья.

Помнится, когда семья Сяньлэ ещё существовала на этом свете, ему тоже прислуживали два похожих человека. Фэн Синь и Му Цин были добрыми людьми, но они жутко не могли ужиться друг с другом и потому очень часто дрались, зачастую и на глазах маленького Се Ляня. А когда молодой наследник обижался на них — они магическим образом объединялись и в один голос завывали мольбы простить их и не расстраиваться по пустякам. Они всегда были ему опорой, пусть и шаткой. Даже когда Цзюнь У сделал свое роковое предложение, они оба были возмущены до глубины души и помогли подстроить его побег, а затем…

Что с ними стало потом?

Последнее, что Се Лянь помнил — это как две тени его телохранителей и, по совместительству, единственных друзей, таяли в свинцовых осенних сумерках. Они провожали отдаляющуюся от них холодную машину какими-то криками, даже махали руками, но Се Лянь ничего из этого не услышал. Прильнув лбом к ледяному окну, мальчик тоскливо смотрел на мельтешащие на обочине кленовые ветви, склонившиеся от тяжёлых капель дождя, и думал о том, как подавить вспенивающуюся в груди тоску.

Что они тогда ему сказали?

Что с ними приключилось?

Цзюнь У убил их? Пытал, как родителей? Или позволил им убежать и зажить свободной жизнью?..

— …янь… — слышал он сквозь завесу осенних воспоминаний. — … Се…

Солнечный блик снова вернулся в его медовые глаза, и с удивлённым «а?» Се Лянь резко вскинул голову. Он чувствовал себя немного потерянным, а потому пару мгновений вспоминал, почему он сидит на кровати под пристальным взором четверых грозных людей.

— Всё хорошо? — осторожно спросил Хуа Чэн, глядя с едва прикрытым беспокойством. — Ты устал?

— Да, всё отлично! — улыбнулся Се Лянь, розовея от стыда. — Я… Если только совсем немного.

— Тогда заканчиваем. Инь Юй, позаботься о том, чтобы к завтрашнему собранию всё было готово. Хэ Сюань, хватай своего парня и бегите отсыпаться. Завтра будет тяжёлый день.

По началу Хэ Сюань хотел огрызнуться, но отчего-то Ши Цинсюань, расслышавший в этих словах какой-то скрытый подтекст, не дал ему вставить ни слова и резво утащил в лабиринт коридоров. Инь Юй поклонился и вышел следом. Всего спустя мгновение шумная комната, которая кипела обсуждением, вдруг затихла и стала очень спокойной и безбрежной, словно домик старого одинокого рыбака на берегу молчаливого моря.

— Се Лянь, мы можем поговорить?

От игривой и рассеянной натуры Хуа Чэнчжу тоже не осталось ни следа. Он выпрямился, оперевшись локтями о свои колени, и внимательно посмотрел спокойным обсидиановым взором на беспокойного юношу, который в этот момент, кажется, вспоминал, как ему следует правильно дышать. Хуа Чэн был очень красивым и, если бы обстоятельства позволяли, Се Лянь бы часами смотрел на эти острые, но приятные черты, о которые запросто можно было пораниться.

Он искренне восхищался этим человеком, и его очень расстраивала мысль о разнице между ними. Это чувство — чувство того, что он был всего лишь потерянной вещью Цзюнь У, которую тот рано или поздно найдёт — саднило на языке ядовитой горечью и не позволяло проглотить свои сомнения.

Почему ему было запрещено влюбляться в кого-то?..

— Да, конечно. Садитесь ближе, если хотите, — неосознанно выпалил Се Лянь, чуть подвинувшись к подушкам. Лишь затем, спустя секунду он осознал свои намерения и густо покраснел. — Простите, я… случайно.

— Нет, всё хорошо. Я с удовольствием, если ты не против.

Он и впрямь сел на краешек кровати: так, чтобы быть ближе к Се Ляню, но чтобы не нарушать его личного пространства и никак не беспокоить. Однако даже так Се Лянь мог почувствовать жар и пряность, которые были постоянными спутниками красивого тела Хуа Чэна. Красный и чёрные цвета идеально контрастировали с его кожей, заставляя любоваться собой, словно одеяния демонического князя, а среди алых одеял и серебряной вышивки Хуа Чэнчжу и вовсе выглядел, словно господин далёких восточных стран.

— Се Лянь, завтра будет совет кланов, и я хочу, чтобы ты был на нём. Но, чтобы не смущать тебя, мы кое-что придумали.

— …?

Хуа Чэн взял ближайшую к себе прямоугольную подушку и положил перед собой, изображая стол.

— Смотри, я буду сидеть во главе стола, — он указал на короткую сторону подушки. — Остальные главы кланов будут сидеть справа и слева от меня. Инь Юй будет стоять позади моего плеча. Я хочу, чтобы второй конец стола, — он указал на оставшийся короткий край. — Был занят тобой. Мы повесим вуаль, из-за которой тебя будет почти не видно, но зато ты сможешь запросто отодвигать ткань и смотреть тогда, когда тебе вздумается. По правую руку от тебя будет сидеть Ши Цинсюань, а по левую — Хэ Сюань. Для твоей же безопасности.

— Безопасности?

Хуа Чэн чуть улыбнулся, взглянув на Се Ляня с безграничной нежностью. Года, проведённые в золотой клетке, очень сильно исказили всё представление Се Ляня о мире, даже некоторые воспоминания, которые были связаны с его бывшей жизнью. Хуа Чэн, осознавая это, чувствовал жгучую злость напополам с сочувствием — и ему, подобно цепному псу, искренне хотелось всюду следовать за Се Лянем, оберегая его жизнь и покой.

Однако юноша немного засмущался под этим внимательным взглядом и неловко притянул к груди коленки, обнимая их.

Хуа Чэн тут же посмотрел обратно на подушку.

— Се Лянь, не хочу тебя пугать, но даже я не могу сказать, как пройдёт завтрашний совет. Ты — наследник крупнейшей мафиозной семьи, которого мы много лет считали погибшим. Ты наш самый ценный союзник и ключ к уничтожению Безликого Бая.

— Вы ошибаетесь, — горько отмахнулся Се Лянь, опустив ресницы. — Простите, господин Хуа, но я ничем не могу вам помочь. Даже если в мире остались знамёна Сяньлэ, я не смогу взять их под свой контроль. Безликий Бай знает, что я у вас, но не знает, где именно. Если вы на весь мир заявите о моём возвращении, он взъерепенится, как бешеный пёс, и начнёт просто убивать. Он найдёт нужный рычаг, поверьте мне. Безликий Бай — чудовище, и, если он захочет, он сможет сделать так, чтобы я сам приполз к нему на коленях. Прошу вас, господин Хуа… Не заставляйте меня…

Се Лянь совершенно поник, уткнувшись носом в острые коленки. Он весь сжался, как брошенный котёнок, и Хуа Чэнчжу всем своим существом захотел обнять его, обогреть, приласкать и защитить от всех бед этого мира. От Безликого Бая. От самого себя, страдающего в тишине и боящегося признаться в своих страхах.

— Се Лянь, можно тебя кое о чём попросить? — вдруг спросил Хуа Чэн. — Но если ты не захочешь, то я не буду настаивать.

Юноша вопросительно взглянул на босса и тут же оторопел, увидев его протянутую бледную руку. Она была очень красивой и крепкой, с отчётливыми суставами, но в тоже время изящной и грациозной, словно древнегреческое изваяние.

— Больше никто тебя не обидит. Никто не будет заставлять тебя делать то, что тебе не нравится. Если ты хочешь отойти от дел и жить спокойной жизнью, я помогу тебе в этом. Никто не тронет тебя. Как только мы уничтожим Безликого Бая, всё станет хорошо, я клянусь тебе.

Его нежные слова звучали таинственным заклинанием, расцветающим прямо на сердце. Солнечный свет мерцал в его ладони, разгоняя весь страх и сомнения, которые царствовали в беспокойной голове Се Ляня, но отчего-то юноша вдруг почувствовал жуткую, ломающую все рёбра и мышцы боль, саднящую глубоко в груди. Он не мог даже дать ей никакого объяснения, он не мог понять откуда она и почему появилась. Пламенная речь Хуа Чэнчжу была похожа на яркий всплеск света, который больно ранит, когда ты выходишь из сырого тёмного подвала, но пройдёт пара секунд — и этот свет озарит весь мир вокруг тебя, согревая и всячески утешая, но…

Се Ляню казалось, что этот свет выжжет ему глаза.

Он вдруг почувствовал себя таким беспомощным и таким усталым, таким недостойным доброты этого могущественного человека. Множество сомнений забрезжили в его сердце, словно круги на воде, и всё-таки, глядя на раскрытую ладонь, Се Ляню очень хотелось…

На глаза навернулись слёзы, едва заметные под пушистыми ресницами.

У Се Ляня разбивалось сердце от каждой новой мысли, и всё же, этот августовский солнечный свет смог растопить тонкую корочку льда в его груди. Он успокоил дыхание и эмоции, а затем протянул руку в ответ.

━━━━➳༻❀✿❀༺➳━━━━

Следующий день принёс сильный ливень и резкое похолодание. Все окна были плотно закрыты, но в комнатах по-прежнему было достаточно тепло и комфортно. Сейчас, одеваясь в свой потрёпанный белый свитер поверх рубашки, Се Лянь вдруг на секунду подумал, как, должно быть, тепло в этом поместье в холодную зиму.

Ему было неспокойно, но он скидывал это на волнение от предстоящего совета. В конце концов, он семь лет не видел такого большого скопления людей, и он очень боялся, что его психика в очередной раз выйдет из-под контроля. И всё же, Се Лянь искренне не хотел подводить Хуа Чэна и его планы. Ему хотелось обрести чуть больше смелости —

И, если получится, тогда он… Возможно, тогда он сам возьмёт Хуа Чэна за руку.

Спустя пару минут тягучего ожидания к нему вошёл Ши Цинсюань. Из его одежды исчез юношеский задор, и теперь он был одет, как и полагается главе клана — в строгом костюме, но с неизменным пёстрым веером и копной вьющихся каштановых волос.

— С добрым утром, братец, — разулыбался юноша и демонстративно покрутился перед Се Лянем. — Как тебе духи? Правда вкусные?

Се Лянь с пару секунд недоуменно хлопал ресницами, а потом чуть подался вперёд и принюхался. Ши Цинсюань, довольный, как мартовский кот, пах очень мягким, даже немного женственным парфюмом. Акватический, с ненавязчивыми нотками перечной мяты — точь-в-точь как и сам Ши Цинсюань.

 — Очень вкусные, — солнечно улыбнулся Се Лянь. — Тебе они подходят.

— О, это подарок Хэ Сюаня. Ну же, пойдём в зал. Сядешь чуть пораньше, чтобы попривыкнуть к обстановке.

Они вышли из комнаты, и Се Лянь впервые очутился в коридорах Призрачного особняка. Всё было в древесной отделке с редкими красными или чёрными драпировками; иногда попадались гобелены, изображающие классические полотна эпохи Возрождения. У Хуа Чэна определённо был вкус, который, как назло, очень совпадал со вкусом Се Ляня.

— Вчера господин Хуа Чэнчжу сказал, что вы с господином Хэ…

— Пара? — усмехнулся Ши Цинсюань, обмахнувшись веером. — Ты только ему не говори, а то разозлится и засмущается, как девица на выданье. А что такое?

Се Ляню было очень неловко что-то спрашивать, и он сильно покраснел. Руки по инерции стали теребить белый край свитера.

— И как оно?.. — робко спросил юноша. — Вы… счастливы?

Ши Цинсюань замедлил шаг.

Он сразу понял, что Се Лянь спрашивает это не просто так. И, признаться, в сердцах Ши Цинсюань был очень рад тому, что юноша вдруг решил поговорить об этом, и решил закрепить пройденное. Он легонько поднял свой округлый локоть, и Се Лянь, немного поколебавшись, всё же взялся за него. Через пару шагов он заметил, что ему так идти даже приятно.

— Когда-нибудь я расскажу тебе всю историю нашего знакомства. Поверь, такое ты даже в сериалах не видел! — расхохотался он. — Мы многое вместе пережили. В то время я совсем не думал, что смогу снова кому-то довериться — но вот он, Хэ Сюань. Пусть он и выглядит страшнее самой смерти — чёрт возьми, ты видел его татуировки на руках? Кто вообще бьёт себе рыбьи скелеты?! — но он показал мне, что любовь существует. Конечно, поначалу было очень сложно, но совместными усилиями мы справились. И ты справишься, Се Лянь! Отрицай, сколько влезет, но между вами с Хуа Чэнчжу прямо искры летят! Поверь мне, главной свахе этого змеиного гнезда.

— Ш-Ши Цинсюань! — Се Лянь за секунду вспыхнул и покраснел как маков цвет. — Что ты такое говоришь?!

Но Ши Цинсюань смеялся так весело и задорно, что совсем ничего не услышал. Он распахнул тяжёлую дубовую дверь и мятным вихрем влетел в роскошный зал, который уже начали сервировать.

Под самым потолком мерно покачивались многоярусные хрустальные люстры, которые немного приглушали свет и рассеивали его, погружая комнату в приятный и ненавязчивый полумрак. Искусная резьба змеилась по ножкам стульев и стола, очаровывая и завораживая — особенно Се Ляня, который очень любил антикварные вещи и всей душой трепетал перед ними. Комнату венчали роскошные стрельчатые окна, которые пока не были завешены и потому сияли жемчужным серым цветом. Крупные дождевые капли мерно барабанили по толстому стеклу, убаюкивая и задавая весьма приятную атмосферу. Под центральным окном, вглядываясь куда-то в зелёный хвойный горизонт, горела стройная фигура Хуа Чэна, схваченная в чёрную рубашку и бордовый костюм-тройку. От всей его лисьей натуры веяло элегантностью и душевным спокойствием.

— Ваше Превосходительство, мы пришли! — заголосил Ши Цинсюань, легонько отпуская своего спутника. — Как у вас дела? Всё хорошо?

Хуа Чэн даже не дёрнулся. Поправив чёрные лайковые перчатки — их Се Лянь заметил только сейчас — он неспешно обернулся, и на лице его не было ни единой эмоции, кроме прохладной сдержанной улыбки.

— Наконец-то вы пришли, — хозяин удовлетворённо хмыкнул и слегка склонил голову в качестве приветствия.

Се Ляню было немного странно видеть такого Хуа Чэна — властного и сдержанного, словно пригнувшаяся для прыжка пантера. Но он не мог не отметить, что даже такой Хуа Чэн его невероятно очаровывал.

Слуги уже почти закончили искусную сервировку, и потому постепенно удалялись, не забывая кланяться. Вскоре Се Лянь опустился на своё место напротив Хуа Чэна — для него поставили очень высокий резной стул с небольшой дощечкой на спинке. От этой дощечки во все стороны струились лоскуты алого фатина, напоминающие изящные лепестки таинственного красного цветка. Се Лянь на пробу попробовал подвигать тканью, и с удовольствием отметил, что она полностью ему подчиняется. Конечно, очертания были видны и сквозь неё, но всё же ему хотелось рассмотреть собрание во всех подробностях.

— Удобно? — заботливо поинтересовался Хуа Чэн. — Можем что-то поправить, если тебе не нравится.

Се Лянь был очень тронут. С улыбкой он ответил:

— Нет, господин, всё хорошо! Мне удобно.

— Ох, Се Лянь, тебе нет нужды называть меня так официально.

— Тогда… Как мне вас называть?

— Можно просто по имени — Сань Лан.

Сказав это, он весь просиял, словно выглянувшее из-за туч солнышко, и даже опытнейший психолог не смог бы угадать, какую бурю скрывает эта самодовольная улыбка.

Се Лянь плохо понимал рамки в отношениях с другими людьми. Как бы он ни раздумывал над словами Хуа Чэна, он откровенно не видел в них никакого подтекста или флирта; к тому же, Хуа Чэн сделал для него так много всего и так мало требовал взамен, что Се Ляню тут же захотелось хоть немного сделать ему приятное:

— Хорошо… Сань Лан, — он попытался улыбнуться также солнечно, как и стоящий рядом мужчина. — Мне очень удобно. Спасибо!

Хуа Чэн чуть не вознёсся на небеса. И, пожалуй, если бы слуга не доложил о прибывших гостях, он бы точно упал Се Ляню в ноги и кланялся ему, как божеству.

Их смущение продлилось не больше пяти секунд. Хуа Чэн пожелал ему удачи, сунул в руки небольшую миску с нарезанными хлебными корочками и одёрнул алые занавеси.

Начинался совет кланов.