Глава 5. Хитрости правильной сервировки

Где-то на пятой минуте собрания Се Лянь почувствовал, как его голова вдруг увеличилась раза в три и жутко загудела.


Хэ Сюань, одетый всё так же в своё неизменное чёрное, молчаливо дожидался обеда и не желал вникать в суть собрания от слова совсем. Его первостепенной задачей была охрана Се Ляня, если что-то вдруг пойдёт не по плану — и Хэ Сюань жутко не хотел обременять себя чем-то ещё. Он вообще большую часть жизни выглядел либо раздражённым, либо молчаливо-мрачным, похожим на того, кто может убить человека буквально чем угодно. Он, кажется, и вовсе не собирался высказываться, бессовестно скинув всю болтовню на Ши Цинсюаня.


Сам Ши Цинсюань, разумеется, не изменял себе и всё так же суетился на месте, как беспечный ветер. Только теперь в его улыбке проскользнуло что-то едкое и как будто бы насмешливое, словно он готовился с кем-то подраться прямо сейчас. Лишь иногда он прятал нижнюю половину лица за расписным веером с узором из трепещущих на ветру листьев, однако его мятные глаза всё равно мерцали лукавым соблазном.


— Господин Пэй, я безумно рад вас видеть, — задразнился он на мужчину, которого только что объявил слуга.


Это был глава клана Мингуан, Пэй Мин. Высокий и крепкий, этот зрелый мужчина всё ещё не утратил своей улыбки и шарма закостенелого ловеласа. Его одежда изрядно удивила Се Ляня: тёмно-зелёная, усеянная поблёскивающими орденами и медалями, которые тяжело звенели от каждого его выверенного шага. Генеральская форма отлично подчёркивала его подкачанную фигуру, отчего несчастные служанки тут же краснели, как огоньки, стоило Мингуану к ним обратиться.


Его лицо было расслабленным и сытым, как у человека, который взобрался на вершину всех человеческих благ и не хотел с неё слезать ближайшие лет десять. Если приглядеться, можно было увидеть в глубине его тёмно-зелёных глаз кошачью наглость, что была так присуща всем богатым людям.


Генерал Пэй Мин не был мафиозным авторитетом, однако пустил свои корни глубоко в военные государственные структуры. Как правило, он всегда сохранял нейтралитет во всех преступных конфликтах, однако с превеликим удовольствием поставлял многим группировкам — включая семью Хуа Чэнчжу — оружие и некоторые военные разработки. Конечно, генерала никто бы не назвал святым, однако он всегда действовал с умом и предельной осторожностью, считая, что оружие — не информация, и в неумелых руках оно не принесёт больших проблем.


В конце концов, он оставался умелым, цепким до новостей и событий генералом, который к своим сорока взобрался едва ли не до небес — осуждай, сколько хочешь, и всё равно невольно восхитишься умением вертеться и договариваться.


«Что на Ши Цинсюаня нашло?» — спросил сам себя Се Лянь, робко выглянув из-за занавески.


— Вашими молитвами, господин Ши, — огрызнулся Пэй Мин и уселся по правую руку от прикрывшего глаз Хуа Чэна — подальше от болтливого мафиози.


Рука Ши Цинсюаня сжалась на основании веера, едва не обращая её в щепки.


«Глава клана Наньян, Нань Фэн!»


— Ой ли? — притворно удивился Ши Цинсюань и вдруг подмигнул Пэй Мину. — Поди разминулись, в коридорах, да?


Статный мужчина что-то ответил ему, но Се Лянь быстро утратил к нему интерес. Он сверкнул глазами и взглянул на новое лицо, появившееся в зале.


Нань Фэн был моложе Пэй Мина лет на десять, однако мог посоперничать с ним ростом и фактурностью фигуры. Загорелое и спортивное, его тело дышало здоровьем и силой, с помощью которой можно было запросто сломать пару десятков костей. У него было открытое, смутно знакомое Се Ляню лицо с правильными, но немного грубоватыми чертами, которые обычно очень любят молодые девушки. Тем не менее, крепкие предплечья Нань Фэна, которые не скрывала официальная одежда, заставили Се Ляня сильно занервничать и затревожиться.


Примерно такие же руки были у Цзюнь У, и Се Лянь как никто другой знал, на что именно способна их чудовищная сила.


Незаметно для себя, Се Лянь съел первую горькую корочку.


Нань Фэн вежливо поздоровался со всеми и сел рядом с Ши Цинсюанем. Его любопытный взгляд быстро скользнул по красному балдахину во главе стола, однако, чувствуя исходящее со стороны Хуа Чэнчжу желание убивать, никто из них не нашёл в себе смелости спросить о нём. Нань Фэн быстро завёл с Пэй Мином светский разговор о, кажется, мировой политике, однако Се Лянь даже не пытался вслушиваться в их беседу — всё равно он ничего не понимал, а в комнату вошёл новый слуга.


«Глава клана Сюаньчжень, Фу Яо»


Вдруг вся сторона по правую руку Се Ляня замерла, встречая нового гостя.


С его появлением температура в комнате заметно понизилась. Лицо Фу Яо — холодное и строгое, омрачённое тенью недовольства и ощутимого раздражения, не выражало ровным счётом ничего. Алебастровая кожа сильно контрастировала с костюмом насыщенного тёмно-сливового цвета, который бесконечно красиво подчёркивал его ледяные раскосые глаза. В длинных волосах цвета пасмурного неба прятались блики от покачивающейся люстры, из-за чего всё его лицо приобретало призрачный, несуществующий шарм.


Глава Фу Яо равнодушно скользнул взглядом по алым занавескам, но не нашёл в них ничего интересного и преспокойно устроился рядом с Хэ Сюанем, прямо напротив скрипнувшего зубами Нань Фэна.


Теперь их лица едва ли не принесли Се Ляню чувство дежавю, поскольку казались очень знакомыми, и в тоже время катастрофически далёкими. Выглядывать из-под занавесок он не решился, планируя дождаться последнего гостя, главу клана Юйлун. Се Лянь помнил, что клан Юйлун существовал ещё во времена правления Сяньлэ, и резко почувствовал острый укол лёгкой ностальгии. Тогда дочь старого главы предложила ему помощь, когда по пятам Се Ляня бежали цепные псы Безликого Бая, за что очень серьёзно поплатилась своим здоровьем и едва ли не жизнью. Тогда Се Лянь сам покинул их угодья, опасаясь, что Безликий Бай полностью уничтожит их семью из-за него.


Раз теперь клан Юйлун был одним из самых могущественных — значит, всё было не зря.


Се Лянь вдруг почувствовал привкус горечи на корне языка и слабо улыбнулся.


— Что-то глава Юйлун задерживается, — хмыкнул Пэй Мин, явно довольный пустующим местом напротив. — Поверьте мне, Хуа Чэнчжу, вы зря пригласили в этот зал женщину. Они ужасно непунктуальны.


«Женщину?»


— Помнится мне, господин Мингуан, в прошлый раз опоздание госпожи Юйлун спасло вам жизнь. Что-то я позабыл детали, не напомните? — елейно протянул Ши Цинсюань, сверля Пэй Мина взглядом и прикрываясь своим веером.


Пэй Мин недовольно скривился, отчего его лицо приобрело тень брезгливости.


— Какая нынче молодёжь пошла забывчивая, — покачал головой мужчина. — Только и помнят бабкины россказни о том, кто за кем должен бегать.


«Какая, должно быть, интересная история», — Се Лянь прислонил к губам ладонь и беззвучно хихикнул. Почему-то Пэй Мин его жутко веселил своей обидчивостью, однако он не хотел, чтобы за столом сегодня серьёзно кто-то поссорился.


Стоило ему об этом подумать, и возникший конфликт прервал слуга, который торжественно объявил о последнем госте.


«Глава клана Юйлун, госпожа Юйши Хуан»


Се Лянь вдруг почувствовал, как у него пересохло в горле.


В зал неспешной походкой вошла женщина, образ которой мерцал безбрежностью и спокойствием. Её блестящие волосы были распущены — только несколько передних прядок и чёлку на затылке скрепляла красивая изумрудная шпилька. Чёрные локоны струились по изящным плечам и чуть прикрывали шею, которая была спрятана за высоким воротником зелёного китайского платья. По его подолу струился узор из туманных лесов, вышитый сияющими золотыми нитями, однако в нём не было ни капли вычурности. Эта женщина была обворожительна, но её светло-зелёные, почти прозрачные глаза не отражали никакой заинтересованности происходящим. Вот только, за исключением колючего и холодного взгляда Фу Яо, её глаза лучились светом простоты и ненавязчивости, что было присуще, как правило, людям очень флегматичным и обладающим потрясающим душевным спокойствием.


Её лёгкий цветочный парфюм, что вуалью стелился за идеально прямой спиной, был так же изящен, как и она сама: это был аромат белых цветов с лёгкими нотками пудры. Простота и выразительность, видимо, всегда были отличительными чертами этой женщины.


Се Лянь помнил её молодой двадцатилетней девушкой, в глазах которой сияло беспокойство и искреннее желание помочь. Иной раз могло показаться, что она и вовсе была готова пожертвовать своей собственной жизнью во благо другим.


Семь лет никак не отразились на её мягком лице: у неё не было ни единой морщинки. Она даже не пользовалась косметикой: исключением был розоватый тинт на губах, которым она перекрывала бескровие, и сатиновые тени цвета древесной коры.


Она поклонилась гостям, но ни с кем не поздоровалась, как и её спутник — молодой высокий юноша с волосами цвета спелой пшеницы. Он был гораздо смуглее Нань Фэна, однако ничуть этого не стеснялся и, казалось, вообще не обращал на свой внешний вид внимания. Спутник главы Юйлун, как и она сама, был одет в белые широкие штаны и тёмно-зелёную китайскую тунику с узором деревьев.


Се Лянь совершенно не помнил этого юношу, поскольку семь лет назад Юйши Хуан была на редкость самостоятельной и крайне не любила ходить с приставленной к ней охраной.


Они спокойно прошествовали до своего места по левую руку Хуа Чэнчжу и подарили вежливый поклон исключительно главе. Не прошло и мгновения, как, казалось бы, погрузившийся в тяжкие раздумья Хуа Чэн ответил на приветствие и поинтересовался:


— Госпожа Юйлун, как ваше самочувствие?


Се Лянь моргнул пару раз, когда за столом воцарилось траурное молчание. Никто не ожидал, что Хуа Чэн заговорит первым именно с опоздавшей гостьей.


Она, впрочем, не ответила. Вместо неё с поклоном заговорил её смуглый спутник:


— Госпожа Юйлун благодарит главу Хуа Чэнчжу за его беспокойство и сообщает, что её здоровье в полном порядке. Ей хотелось бы начать собрание и разобраться с причиной совета кланов.


Возможно, Се Лянь ослышался, но со стороны Пэй Мина он почувствовал лёгкий смешок.


Вдруг женщина подняла тонкие нефритовые руки и показала несколько жестов.


Только сейчас Се Лянь понял, что госпожа Юйлун была абсолютно немая.


Юноша за её спиной внимательно посмотрел на жесты, а затем произнёс:


— Также госпожа Юйлун интересуется, кто или что занимает место напротив главы Хуа Чэнчжу.


Все гости почувствовали лёгкое оцепенение. Пока каждый мужчина здесь мялся, избегая косых взглядов, и всячески сдерживал себя от лишних фраз, погибая под аурой босса, эта женщина поинтересовалась самым главным вопросом легко и непринуждённо, словно ничего не боясь.


Се Лянь не мог не проникнуться к ней глубочайшим уважением.


Это действительно была та самая легендарная Юйши Хуан — вежливая и прямолинейная, несгибаемая, как молодой бамбук.


Та самая, которая когда-то укрыла Се Ляня, дала ему кров и пищу, а затем своими же руками перерезала себе горло, чтобы даже под пытками не выдать ни местоположения сбежавшего мальчика, ни тайн Юйлун, когда Безликий Бай пришёл в её дом.


И хотя остальные кланы относились к ней неоднозначно, Хуа Чэнчжу, очевидно, тоже очень уважал и ценил её, а потому не замедлил с ответом.


— За этим балдахином скрывается тот, кого преступный мир однажды потерял на долгие семь лет.


Вопросительные взгляды обратились к Хуа Чэнчжу, и только госпожа Юйши, казалось, начала смутно догадываться о смысле его слов.


— Но обо всём по-порядку.


Хуа Чэн махнул рукой, и в комнату проник аппетитный запах горячего ужина. Слуги, быстро сменяя друг друга, совсем скоро заставили длинный стол самой разнообразной едой и наполнили кубки дорогим вином — кроме кубка Юйши Хуан, которая вино не пила и предпочитала либо чай, либо обычную воду. К тому же, на столе, если присмотреться, ближе к женщине стояли блюда китайской кухни, которую она очень любила. Во всём же остальном еда соответствовала исключительно вкусам Хуа Чэна — она была разнообразной, но достаточно острой и специфической. Если на лицах всех гостей появилось сомнение, то Хэ Сюань не собирался даже думать об этом, и сразу же принялся за вкусный обед.


Инь Юй прочистил горло и начал вещать:


— Три недели назад состоялась встреча господина Хуа Чэнчжу и представителя Безликого Бая, который так же устроил на него облаву. В ходе этой встречи выяснилось, что Безликий Бай, бесчинствующий уже многие года, решил раз и навсегда избавиться от нашей семьи: он похитил юную дочь Хуа Чэнчжу, советницу Бань Юэ, и до сих пор держит весь мир в неведении касательно её судьбы.


Пэй Мин скептично поднял бровь, но даже сам дьявол не заставил бы его ляпнуть: «Бань Юэ? Та некрасивая девочка, похожая на перепёлочку?»


— Это привело к тому, что градоначальник Хуа объявил Безликому Баю открытую войну? — низким голосом спросил Нань Фэн и тут же получил одобрительный кивок от Инь Юя.


— Прошу прощения, — равнодушно начал Фу Яо, который ел очень мало и больше прикладывался к вину. — Но неужели этот стол задумывался как стол ваших союзников? Не сочтите за оскорбления, но любой, кто влезал в открытую войну с семьёй Уюн, заканчивал очень и очень печально.


Хуа Чэн скрипнул зубами и метнул взгляд на балдахин, однако стройная фигура за ним оставалась неподвижной и молчаливой, никак не выдавая своих чувств. Всего на секунду Хуа Чэн пожалел, что не дал Се Ляню петличку, чтобы тот в любой момент мог сообщить о чём-то лично ему.


Ледяной взгляд окатил напряжённого Фу Яо, и Хуа Чэнчжу ядовито улыбнулся:


— То, что предыдущие соперники Безликого были недальновидными идиотами, вовсе не моя проблема, не находите?


Многие за столом поперхнулись возмущением.


— Градоначальник Хуа, у вас что, есть какой-то козырь? — недоверчиво спросил Мингуан. Ему тоже не хотелось влезать в чужую войну, однако по натуре он был жутко любопытным.


Хуа Чэн даже не посмотрел на него. Вместо этого он пригубил мадеру и позволил Инь Юю объяснить.


— В попытках разыскать нашу госпожу, Градоначальник Хуа нашёл уязвимое место Безликого Бая. Именно этот человек скрывается за алым фатином во главе нашего стола, предпочитая не показывать своего лица после столь длительного отсутствия в преступном мире.


В лицах сидящих отразилось недоверие. Лишь госпожа Юйши Хуан, опустив длинные искрящиеся ресницы, вдруг подняла тонкие руки и изобразила несколько жестов. Её спутник тут же промолвил:


— Госпожа Юйлун спрашивает, не связан ли этот таинственный человек с павшей семьёй Сяньлэ.


Всех сидящих вдруг передёрнуло. Мингуана — от шока и неверия, поскольку он был свидетелем тех далёких событий, но уже позабыл о них и не придавал им особого значения, а Ши Цинсюаня, Хэ Сюаня, Се Ляня и даже Хуа Чэна — от одного и того же восклицания, вспыхнувшего в голове: «Так быстро?!»


Нань Фэн и Фу Яо, лица которых вдруг потеряли всю кровь, шокированно переглянулись, не смея выдавить из себя ни слова.


— Постойте, постойте! — затрепетал Мингуан, отмахнувшись рукой. — Как это может быть связано с семьёй Сяньлэ? Она пала много лет назад. Безликий Бай лично уничтожил всю их главенствующую династию, я сам был на похоронах!


— Я тоже так считал, — ледяным голосом ответил Хуа Чэн, чьё лицо помрачнело от таких грубых слов. — Пока глава Хэ не схватил молодого наследника Сяньлэ, Се Ляня.


Тень за фатиновыми занавесками крупно вздрогнула, а Хэ Сюань наконец-то оторвался от обеда. Он ничего не говорил, однако прикрыл глаза и кивнул в согласии.


— Инсценировав похороны Се Ляня, Безликий Бай дружно обманул всех глав преступного мира, отомстил госпоже Юйши Хуан, — Хуа Чэн взглянул на удивлённую женщину, выражая ей поддержку, но ни в коем случае не сочувствие. — И затем забрал его в свои угодья.


— На кой чёрт? — продолжал Мингуан, скептично смотря на фигуру за балдахином. — Сколько лет прошло? Восемь? Десять? Он уже должен был запытать его до смерти.


Улыбка сползла с лица Ши Цинсюаня, и он всего на мгновение заразился желанием Хуа Чэна рвать и метать, а лучше — порвать этого невежу на куски и бросить на съедение акулам. Он дрожал от злобы, а Хэ Сюань, закатив глаза, вновь принялся за еду. Лица Фу Яо и Нань Фэна своим цветом могли соперничать с пеплом, и потому оба главы заняли выжидающую позицию, не смея проронить ни слова. Госпожа Юйши, всё ещё отходя от шока, постепенно смягчала свой взгляд до сочувственного.


Перчатка скрипнула в кулаке Хуа Чэна, когда тень за балдахином, вскинув руку, скромно обронила.


— Тут я должен внести ясность: он не пытал меня. По-крайней мере, у него не было умысла отомстить.


Все взгляды единовременно вскинулись к нему, отчего Се Лянь резко почувствовал приступ удушья. Он изо всех сил вцепился в дрожащую тарелку с хлебными корочками и сглотнул слюну, пытаясь выглядеть и звучать как можно увереннее.


Госпожа Юйши Хуан опустила задумчивый взгляд. Через спутника она спросила:


— Прошу прощения, если мой вопрос ранит молодого господина Се, но связано ли это с намерением Безликого Бая породниться с семьёй Сяньлэ?


Се Лянь был тронут её чуткостью и вежливостью. Он немного промолчал, прежде чем вздохнуть и ответить:


— Госпожа Юйлун права.


Мингуан был готов взорваться: не то от шока, не то от ярости. Он невежливо хлопнул рукой по столу и накинулся на Се Ляня с вопросами:


— Если ты тот, за кого себя выдаёшь, то почему же ты никому не сообщил о том, что жив-здоров? Почему, спровоцировав такую резню, ты всё-таки признал своё поражение и даже не попытался что-либо исправить?


Се Лянь был ошеломлён. Ошеломлён и жутко огорчён, потому что эти два вопроса он задавал сам себе на протяжении семи лет. Однако он прекрасно понимал Мингуана: когда война достигла своего апофеоза, множество людей из его клана были истреблены за предполагаемый нейтралитет. И всё же, даже сказанные из справедливой обиды, его слова глубоко ранили и без того кровоточащее сердце. Се Лянь опустил замутнённый взгляд и ссутулился, не находя нужного ответа.


— Мингуан, чёрт бы вас уже побрал! — вспыхнул Ши Цинсюань, кинувшийся на защиту Се Ляня. — Следите за своим языком!


— Это с чего же? — тут же завёлся задира. — Мне просто любопытно, почему мы снова должны влезать из-за него в войну. В прошлый раз мои люди погибли, а вот Сяньлэ, судя по всему, жил припеваючи, так с какой стати мне снова лезть в эту мясорубку?


— Мингуан.


Под столом, со стороны Хуа Чэна щёлкнул предохранитель. Абсолютно все слышали этот резкий громкий звук и перевели взгляд на босса. Он был так же непоколебим, как и прежде, однако его взгляд мог пронзить человеческое сердце насквозь. Его ослепила ярость, и он был готов прямо сейчас выстрелить как минимум в колено говорливому грубияну. Или сразу в пах — так хоть этому жеребцу останется напоминание на всю его недолгую и уже безрадостную жизнь.


Воздух над столом наэлектризовался, грозясь вспыхнуть: это чувство легло тяжёлым камнем на плечи Се Ляня, но он не мог сказать хоть что-то в своё оправдание. Вмиг он почувствовал себя загнанным в угол и безумно виноватым.


Однако за него вступилась молчаливая союзница.


— Госпожа Юйлун говорит, что на момент войны между Сяньлэ и Уюн молодому господину Се едва исполнилось пятнадцать лет, — спокойно промолвил мужчина за её спиной. — Безликий Бай множество раз демонстрировал свои маниакальные качества, поскольку многократно совершал моральное насилие над всеми своими жертвами. Этот мужчина не лишён харизмы и силы, из-за чего он может сломать даже сильного и взрослого человека, не говоря уж о подростке. Единственным, кого должен винить господин Мингуан, является Безликий Бай.


Мужчина беспомощно скрипнул зубами. Даже если он и хотел что-то сказать в ответ, он всей своей кожей ощущал желание Хуа Чэна пристрелить его на месте, и потому был ничем не лучше волка, угодившего в острый капкан. Чем сильнее он будет брыкаться — тем больнее металлические лезвия будут впиваться в его ногу и дробить кость.


Оставалось лишь горделиво хмыкнуть и демонстративно пригубить вина.


— И что градоначальник Хуа предлагает? — отстранённо спросил Фу Яо. — Проведите обмен заложниками и всё. Зачем вы созвали нас?


Его голос был холоден, но слова были горячее лавы. Из-за них сердце Се Ляня забилось, словно израненная птица, и множество мыслей сразу затрепетали в усталой голове.


Он не знал, что расстраивало его сильнее: равнодушие, схожее с тем, что было семь лет назад у всех кланов к его судьбе, статус «заложника» или же холодный совет обменять его жизнь на более важную и уважаемую.


Се Лянь срочно захотел уйти, но вместо этого проглотил ещё одну хлебную корочку вместе с собственными непрошеными слезами.


Хуа Чэн искренне пожалел, что у него с собой лишь один пистолет и он не мог направить прицел и на Фу Яо.


Пока воздух медленно, но верно воспламенялся над обеденным столом, в зал вдруг вошёл новый слуга. Он нёс в руках серебряный поднос с вензелями, на котором был запечатанный белым воском конверт и маленький ножичек.


Ши Цинсюань нахмурился и вдруг почувствовал неладное.


Слуга подошёл к главе и вручил ему письмо. Инь Юй тут же вскрыл его и показал Хуа Чэнчжу.


На листке бумаги было лишь несколько строк, от которых кости мафиози вдруг налились свинцом. Он посмотрел на наручные часы, и зрачок его тут же сузился до крохотной точки. Вскочив из-за стола, он громко воскликнул:


— ВСЕ НА ПОЛ!!!


То собрание закончилось для Се Ляня легко и почти безболезненно. Сперва он почувствовал, как тёплые струи воздуха мягким дыханием лизнули его спину. Фатиновые занавески мягко взмыли к потолку, расцветая прекрасным алым цветком. На секунду Се Лянь испугался, что его лицо кто-то увидит, однако люди пронеслись мимо него, словно пестрая карусель.


Се Лянь вдруг очень близко оказался к окну. Ему было жарко, и потому резко захотелось скинуть с себя этот закатанный свитер, который почему-то стал серым и пропитался странным запахом.


Юноша взглянул под оконный свод. Деревянная рама дрожала, как от сильной вибрации, а затем вдруг сжалась и вспыхнула мириадами мерцающих стеклянных осколков.


Кажется, некоторые из них глубоко вонзились в его лицо, но Се Лянь ничего не почувствовал. Он лишь услышал нарастающий гул за своей спиной, усиливающийся до немого белого шума.


Се Лянь обернулся. По его лицу струилась кровь.


 — Сань Лан?..


Он не успел ничего увидеть. Пыль и побелка взорвались перед ним, словно гейзер, и по опаленному персидскому ковру звонко рассыпались жемчужины и хрусталь с рухнувшей люстры, чей каркас пробил пол. Все под ногами накренилось и пошло страшными трещинами, и Се Лянь, не удержав равновесия, нырнул вглубь пыльного облака. Он упал на нижний этаж, и боль лизнула каждую его кость. С потолка градом падали кирпичи, камни и обломки мебели; где-то над головой был слышен лязг битой посуды.


Се Лянь болезненно застонал, и с трудом разлепил грязные пыльные ресницы. Рядом с ним упало что-то обугленное, но отчетливого багрового цвета. Юноша присмотрелся, и вдруг почувствовал, как по его венам растёкся горячий лёд.


 — …А?..


Это была оторванная человеческая рука.


 — Сань Лан? САНЬ ЛАН?!


Но вместо слов из его горла вырывался хриплый пенящийся крик. Се Лянь перевернулся на живот, пытаясь уползти из-под каменного дождя, но тут же ощутил жуткую боль на спине, ногах и плечах.


Вдруг он понял, что не может произнести ни единого слова.


Он вздрогнул, прежде чем тяжёлая боль обрушилась на его затылок вместе со звенящей темнотой.


Всё поместье, разрушенное до корней, пылало алым заревом. Ядовитый огонь пожирал фатиновые занавески и обломки антикварных вещей; чёрный дым клубился под серыми небесами, оплакивающими трагедию в Доме Блаженства.


Посреди чужих болезненных стонов и запёкшейся крови, чернеющей среди обугленных руин, крохотное бумажное перо трепетало в горячем воздухе. Все его края были подпалены и почернели. Закружившись напоследок, испорченная записка, текстом к небу, опустилась прямо на рухнувшие деревянные перекладины, под которыми истекала кровью фигура в бордовом костюме.


«Господин Хуа Чэнчжу, нехорошо покушаться на чужого супруга. Этикет для вас больше ничего не значит? Если это так, то я с удовольствием навещу вас в 19:00 25 августа и побеседую с вами о его важности. Если, конечно, вы не исправите своё невежество и не позволите мне увидеться с моим дражайшим супругом. Возлагаю на вас свои надежды!»