Река.

Он слышал журчание реки.

Где-то высоко, едва касаясь крыльями неба, заливались криком белоснежные чайки.

Это немного напомнило ему один из тех самых спокойных дней, когда они с Цзюнь У только переехали в новый город, испещрённый сеткой водных каналов и красивых мостов. В том городе над ними всегда шумели чайки.

— Золотце, ты устал? — ласково поинтересовался Цзюнь У, обернувшись с переднего сидения. Если бы он не подал голос, Се Лянь и не понял бы, что прислонился лбом к стеклу и пустым взглядом сверлил мельтешащие столбики моста. — Тебе тяжело даются перелёты?

Се Лянь не хотел ему отвечать, но понимал, что того требует этикет и его положение. Он вздохнул, и прохладное стекло от его дыхания стало мутным и белым.

— Меня немного укачивает, — тихо ответил Се Лянь, почти не соврав. — В аэропорту было очень шумно.

— Ты прав, — участливо улыбнулся Цзюнь У своими обворожительными губами. — Давай немного погуляем в парке и проветримся?

Се Лянь удивлённо уставился на его затылок. Ему не послышалось? Цзюнь У сам предложил прогуляться на свежем воздухе, чтобы ему стало легче?

Вот уж действительно, город чудес.

Машина послушно скрипнула колёсами и завернула к стоянке перед центральным парком. В нём, возвышаясь над оградой с человеческий рост, мирно дремали высокие раскидистые кипарисы, в ветвях которых путалось жаркое солнце.

Зайдя на дорожку, Се Лянь наконец-то почувствовал, как сильно он устал. Каждая мышца заныла, а голова жутко гудела от бессонницы — они с Цзюнь У помолвлены почти год, но рядом с ним Се Лянь по-прежнему не мог как следует выспаться. До сих пор немного потряхивало от шума в аэропорту.

Цзюнь У купил ему стаканчик чёрного кофе, до сих пор не зная, что Се Ляню неприятно пить что-то настолько горькое, и что с молоком ему нравится гораздо больше.

Впрочем, а спрашивал ли его кто-нибудь?

В глазах рябило от зелени. Парк был красив и свеж — к тому же, сегодня было очень тепло, и милые парочки, расстелив пёстрые пледы на газонах, наслаждались жизнью и друг другом. Цзюнь У тогда овил его тонкую, ещё не до конца сформировавшуюся мальчишескую талию своей медвежьей рукой и разулыбался, что-то щебеча о романтической обстановке.

Се Лянь не слушал.

Вместо этого он смотрел куда-то поверх горизонта и слушал пение чаек.

В один момент он почувствовал облегчение, когда Цзюнь У отлип от него и отошёл на пару шагов, отвечая на очередной партнёрский звонок.

Се Лянь вздохнул и присел на скамейку.

Место, к которому они вышли, было небольшой дамбой. Вода там вспенивалась, как парное молоко, и поблёскивала радужными вкраплениями. Се Лянь обернулся. Цзюнь У совершенно не смотрел на него, обратившись в нефритовую статую, и потому в его голову скользнула одна запретная мысль.

Вот если бы прыгнуть и сразу набрать полные лёгкие этой молочной воды…

Всего один короткий миг — Цзюнь У не успеет его схватить, не успеет найти, до того, как…

Се Лянь моргнул и заинтересованно перевёл взгляд чуть дальше, где взорвались людские крики:

«О боже! Это не собака, это ребёнок!»

«Он захлебнётся!»

«Как он упал в воду?!»

Ноги сами понесли Се Ляня к мостику через дамбу. Она лишь регулировала речное русло, поэтому её подножие было пышным, но неглубоким. В воде, едва шевелясь, плыло чье-то щуплое тело, одетое в темные лохмотья. Оно безвольно приближалось к спаду, и, казалось, потеряло всякое желание бороться за себя и свою жизнь.

Се Лянь не понимал, что он делает.

Он быстро разулся, скинул брендовую белую кожанку и спрыгнул с моста, утопая в водянистой пене.

Вода была везде. В легких, в глазах, под одеждой. От неё все тело немного покалывало, как от подступающей судороги, однако Се Лянь старался не обращать на это внимания. В конце концов, сейчас его переживания не стоили и гроша — сейчас, когда от него зависела чужая жизнь.

Он на пробу махнул руками и тут же уткнулся лицом в появившиеся перед ним лохмотья. Тело в них — изодранное, едва живое, словно переломанная сразу в нескольких местах игрушка.

Мальчик.

Сверстник?

Он не знал — не мог прочувствовать. Тело было настолько тощим и слабым, что определить возраст было почти невозможно, да и мальчик ничем не помогал, продолжая глотать воду.

Се Лянь не был слабым или пугливым. Он притянул к себе полумертвого юношу, чью голову обрамляли жемчужные пузырьки воздуха, и изо всех сил рванул наверх, к спасительному солнцу.

Тощее тело под руками дернулось, когда Се Лянь выплыл на поверхность — легко и изящно, словно профессиональный пловец.

— Эй, братец, ты живой? — хрипло пробормотал он, пытаясь вглядеться в чужие черты. — Проклятье…

Се Лянь повернулся на спину, положил голову мальчика себе на грудь и уверенно поплыл к берегу, где уровень воды был совсем низким. Когда каменистое дно появилось под ногами, Се Ляня очень сильно занесло, и он едва не упал — вот только мальчика он к себе прижимал так крепко, словно бы в нём вдруг оказался заключен весь его мир.

— Как же тебя угораздило? — улыбнулся Се Лянь, вытащив его на траву и здорово прокашлявшись. — Ох, братец, вода слишком опасна для таких, как ты. Сейчас…

Он с трудом подтянулся, успокоив дыхание, запрокинул голову мальчишки и жадно впился в его губы, подавляя свою собственную дрожь. Надавил пару раз на грудь и вновь поделился своим воздухом.

Лишь тогда малец перевернулся и начал выкашливать воду.

Да, кажется, он был очень напуган.

Се Лянь улыбнулся ему. Мальчик явно был беспризорником, да ещё и таким, на котором обычно отрабатывают удары более взрослые и более крупные — всё его тело было расцвечено фиолетово-жёлтыми метками и грязными царапинами. Да и глаза его — чёрные, удивлённые, — были не в самом здоровом состоянии. В одном была вода, а вот другой болезненно слипался от скопившейся на ресницах и в уголке белой грязи.

Се Лянь так и не увидел второго глаза ошарашенного мальчика, да и времени не было. Не теряя улыбки, юноша изо всех оставшихся сил отпихнул мальчика, как прокажённого. Его дрожащие от холода губы уверенно прошептали:

— Беги. Беги и ни за что не возвращайся. Спрячься где-нибудь! Называйся другим именем! Беги туда, где тебя никто не знает. Ну же!

Он снова толкнул озадаченного мальчика и в конце концов прогнал его, словно неразумное животное. Сердце от адреналина колотилось, словно дикая птица, а согнутая спина горела от чужого взгляда.

Се Лянь перекатился на спину.

Цзюнь У молча и величественно стоял посреди моста, прожигая его разочарованным и злым взглядом. Вены вздулись на руке, которой он сжимал металлические перила.

Возможно, сегодня Цзюнь У будет пытать его до смерти. Жизнь мальца в обмен на жизнь Се Ляня.

Почти справедливо.

Юноша вздохнул и вперил спокойный взор в высокое, свободное небо.

Там летали белые крикливые чайки.

Уже через несколько часов, когда они пришли в новый дом и закрыли дверной замок, Се Лянь в полной мере ощутил всю бездну человеческого отчаяния.

Он стоял перед Цзюнь У на коленях. Полностью обнажённый, весь горячий из-за сильной дозы наркотика. Руки были связаны за изодранной плетью спиной и беспомощно сжимались в кулаки. По подбородку стекала слюна: Цзюнь У вставил ему в рот фиксатор, позволяя себе полностью манипулировать языком и зубами.

Он бил его.

Он зажимал ему нос и душил.

Он плевал и кончал ему в рот, называя шлюхой.

В конце концов Се Лянь разрыдался. Ему было больно, так больно, что даже обморок казался сладким избавлением — но физическая боль не шла ни в какое сравнение с унижением, которому его подверг Цзюнь У.

Кажется, в ту ночь он и правда потерял сознание. Это произошло, когда Цзюнь У достал странный продолговатый предмет и прислонил его к кончику влажного языка Се Ляня.

—  Раз тебе так нравится целоваться с другими, будучи моим, почему бы мне не поработать с твоим языком?

После первого электрического разряда Се Лянь закричал и сразу же сорвал осипшее горло.

После третьего раза он потерял сознание.

А чайки всё так же кружили за закрытым окном, погибая в глубинах беззаботных облаков.

Так высоко…

Когда сознание покинуло его, на пару мгновений стало очень легко и безмятежно. Так, словно бы он и сам воспарил в мягком небесном зареве.

Но вдруг он упал, и его сердце со спокойного ритма сорвалось на бешеный, словно у профессионального гонщика или любителя экстремального спорта. Он всем телом дёрнулся и тут же интуитивно вцепился в стройные плечи Хуа Чэна, которые тут же увидел перед собой.

— Гэгэ очнулся? — усмехнулся Сань Лан и перехватил его поудобнее. Во избежание неурядиц он держал его не под бёдра, а под колени. — Пожалуйста, не крутись так, это опасно.

Се Лянь крупно вздрогнул, когда почувствовал под собой крепкую спину Хуа Чэна. Мужчина расстался с пиджаком, жилетом и галстуком, и теперь шёл по какой-то тропинке вдоль реки в одной лишь рубашке. Его плечи красиво опоясывала портупея, которая крепила кобуру где-то на уровне рёбер — если Се Лянь чуть подтянется, он вполне почувствует её ногами. Одежда Хуа Чэна была чёрной, но Се Лянь всё равно заёрзал от стойкого запаха крови, пропитавшего её насквозь.

Он попытался осмотреть себя, но боль ржавым гвоздём вскрыла черепную коробку. Силы тут же покинули Се Ляня, и он, жалобно ойкнув, уронил взорвавшуюся голову на плечо Хуа Чэна.

— Как ты себя чувствуешь? — спросил он, чуть повернув голову. — Что болит сильнее всего?

— Голова…

Се Лянь обессиленно протянул к своему лицу ладонь, усеянную мелкими порезами и синяками, и тут же почувствовал под пальцами влажные бинты.

Воспоминания одно за другим стали взрываться в голове, заставляя Се Ляня съёжиться и болезненно застонать. Всё тело горело, как от тысячи мелких порезов, а по шее струились не то слёзы, не то тёплая кровь. Голова раскалывалась от вспыхнувших эмоций и сомнений.

Хуа Чэнчжу, совет кланов, какой-то скандал, в котором был виноват Се Лянь, речь госпожи Юйлун, письмо, взбудораженный Ши Цинсюань, крик и… кровь.

Много крови. А ещё стекла и пыли.

— Окно… — беспомощно промямлил Се Лянь, вспоминая, как заворожённо смотрел на взрывающееся прямо перед ним стекло, в котором мерцал свет пасмурного неба. Он принялся ощупывать перебинтованное лицо, искренне пытаясь не заскулить от подступившей боли.

— Так не пойдёт, — беззлобно вздохнул Хуа Чэн и мягко, со знанием дела, опустился на колено перед раскидистым дубом и осторожно опустил Се Ляня на землю. Бугристая кора тут же потревожила раны на спине, и юноша повёл плечом.

Зрение медленно фокусировалось и переставало мерцать красными мушками. Тусклое солнце, выглянувшее из облаков, рассеялось в кроне и наконец-то позволило вставшему на колено Хуа Чэну предстать во всей красе.

В целом, он был почти таким же, каким его запомнил Се Лянь до взрыва. Только волосы, чуть растрёпанные, почти не блестели из-за запёкшейся крови и сливались с рубашкой, расстёгнутой на пару верхних пуговиц. Рукава тоже были закатаны до локтя, обнажая не только крепкие, поджарые предплечья, но и сетку изящных чёрных татуировок, что тянулись от отчётливых запястий до, кажется, самой ключицы. Присмотревшись, Се Лянь увидел в этих татуировках ощетинившиеся головы неведомых зверей, которых обрамляли распустившиеся цветы и бесцветные кленовые листья.

Се Лянь моргнул и посмотрел чуть ниже, заметив на ноге Хуа Чэнчжу что-то белое.

Бинты.

На его бедре была не очень аккуратная, но плотная повязка из бинта, которая с одной стороны уже порозовела от подступившей крови.

— Сань Лан, ты…

Он вскинул голову и вздрогнул, когда встретился с обеспокоенным взглядом Хуа Чэна. Тот, казалось, вообще не мигал, рассматривая его изрезанное лицо с долей жалости и вины.

— Как ты себя чувствуешь, гэгэ? — вполголоса спросил Хуа Чэн. — Сможешь продержаться ещё пару минут? Нам осталось совсем немного.

— Где мы? Что… Что произошло?

Се Лянь осмотрелся, но не увидел ничего, кроме густого леса и поблёскивающей речки. У другого дерева, словно ощупывая что-то, был вымазанный в саже и крови Хэ Сюань. У него было ранено плечо и шея, но он, казалось, вообще не обращал на это внимания.

Хуа Чэн прикусил нижнюю губу, а затем спокойно, словно укрощая дикого зверя, заговорил:

— В особняк была подложена бомба. Тебя сильно ранило взрывом. Мы скоро придём в место, в котором сможем обработать раны, поесть и собраться с духом. Продержись ещё пару минут, ладно?

— Даже меньше, — без особых эмоций крикнул Хэ Сюань, чуть пройдя вперёд. — Я нашёл, идите сюда.

Се Лянь, всё ещё мучаясь от боли, попытался встать, но почувствовал тошноту и отвратительное головокружение. Линия горизонта размылась и задребезжала, и Се Лянь вдруг понял, что ноги его совсем не держат.

Перед Хуа Чэном такая слабость казалась ему унизительной.

— Ты позволишь? — чуть улыбнулся Хуа Чэн, протянув свою красивую руку. — Я отпущу тебя сразу же, как дойдём, хорошо?

Се Лянь чувствовал неуверенность. Он понимал, что Хуа Чэн никак не навредит ему, однако воспоминания о сне всё ещё были свежи и всё также чудовищны. Всего за секунду он покрылся холодным липким потом; взгляд окаменел, а руки против воли задрожали.

Он чувствовал себя виноватым за то, что не смог принять решение сразу.

Однако Хуа Чэн сделал то, чего никогда не делал Цзюнь У, из-за чего в его сердце и поселилось сомнение.

Хуа Чэн спросил его.

И в прошлый раз он не ударил его, а всего лишь мягко держал его чуть прохладную руку в комнате, залитой спокойствием и мерцающим солнечным светом, в котором совсем немного были видны кружащиеся в воздухе пылинки.

— Я был бы… Я был бы признателен, — Се Лянь слабо улыбнулся и чуть увереннее протянул свою руку в ответ.

Между ними возникла приятная идиллия. Хуа Чэн был искренне рад тому, что Се Лянь вышел хоть на какой-то контакт и вёл себя гораздо смелее, чем когда бы то ни было, а сам Се Лянь был просто рад немного отблагодарить своего спасителя.

Впрочем, чего отрицать? Се Лянь был в восторге от Хуа Чэна, и его прикосновения, сразу после интуитивного страха, приносили ему удовольствие.

Хуа Чэн перекинул его руку через своё крепкое плечо и несильно сжал, а другой очень осторожно приобнял за тонкую талию. Се Лянь вздрогнул, лишь на секунду переместившись в свой сон, но очень быстро отмахнулся от него: в том сне он был лишь игрушкой, которую Цзюнь У мог ломать и принуждать по своей прихоти, тогда как в настоящем он был человеком, которому кто-то хотел помочь. Се Лянь чувствовал, что в этом мире появился единственный человек, который всем сердцем хотел его поддержать, и против воли ощутил тёплую, слегка покалывающую волну в своей груди, окатившую всё тело.

Они медленно пошли к Хэ Сюаню, который уже вскрыл незаметную деревянную дверцу, скрытую за листами папоротника, и начал спускаться по скрипучим ступенькам в темноту.

— А что с остальными случилось? — скромно спросил Се Лянь, когда они начали спускаться в погреб. — Все живы?

— Гэгэ, ты слишком переживаешь о других. Как только я очнулся, я сразу ринулся на твои поиски. Впрочем, Хэ Сюань и собаки нашли тебя раньше.

На этих словах Хэ Сюань отчего-то замедлил шаг и задумчиво пожал плечами. Рука, скользнув по деревянной стене, дёрнула рубильник, и весь просторный подвал озарился трескучим мерцающим светом. Когда Се Лянь осторожно спрыгнул с последних ступенек, он тут же захлебнулся прохладным сырым запахом. В просторном зале, оборудованном на случай экстренной необходимости, вдоль стен стояли многоярусные стеллажи и металлические сетки, на которых безмолвно висело оружие, огнестрельное и холодное. От лампочки, которая то и дело потрескивала и мигала, по полу струились причудливые тени.

— Эмин и Жое живы? — с надеждой спросил Се Лянь, предпочитая игнорировать вспенивающуюся в груди панику. — Я… Я очень рад.

Однако от внимательного взгляда Хуа Чэна не ускользнула эта странная перемена. Се Лянь дрожал, как осиновый лист на ветру, а взгляд его то и дело метался по деревянным стенам в попытках что-то найти. Грудь быстро вздымалась — хотя ушибы всё ещё жутко болели.

— Гэгэ? — осторожно спросил он, нахмурившись. — Ты в порядке?

На глаза Се Ляня навернулись слёзы.

Всё это — и сырой запах земли, и деревянные половицы, деревянные стенки, всё это его в одночасье погрузило в кошмар семилетней давности. Тогда, очнувшись от наркотика чуть раньше положенного, он вдруг почувствовал, что не может согнуть колени и встать.

Темно. Пахнет сырой землёй.

Вокруг — древесина, словно он…

В гробу?

Се Лянь попытался закричать, но удушливый запах земли мешал ему; с губ — то ли во сне, то ли в реальности — срывались судорожные всхлипы. Дикий дребезжащий страх пронзил всё его существо, каждую мышцу и вену. Он снова вскрикнул, но на сей раз его всхлип был приглушённым и неясным — кто-то шагнул к нему и крепко прижал к себе, заставив уткнуться в своё плечо.

— Се Лянь, всё хорошо, — шептал Хуа Чэн ему в макушку. — Я с тобой, я рядом. Всё хорошо…

Юноша затрясся в рыданиях. Се Лянь не отстранялся — вместо этого он, вопреки ожиданиям, вдруг прильнул к Хуа Чэну всем телом и попытался сжать руки на его рубашке так сильно, чтобы и вовсе порвать её в клочья. Ему было ужасно страшно, и всё же он всеми силами цеплялся за Сань Лана, желая раствориться в нём и позабыть об этом животном ужасе.

Так ему казалось, что он в гробу не один.

— Я не мёртв… Не хочу умирать…

Хуа Чэн стал медленно покачиваться, словно баюкая его в своих объятиях, и тихонько шептал приятные слова.

В конце концов, страх медленно, неохотно стал отступать от Се Ляня. В глазах постепенно стала проявляться картинка, и юноша, долго-долго моргая, стал убеждаться в том, что это помещение — совсем не могила. Оно просторное, и в нём есть всё, что нужно — нескоропортящаяся еда, оружие и свет. В дальнем углу он даже увидел старенькую кушетку с потрёпанными подушками.

— Ты жив, гэгэ. Всё хорошо.

Хуа Чэн наконец отстранился и внимательно взглянул в жалостливые глаза бледного юноши. Он был изрядно вымотан, однако в общем его состояние даже походило на стабильное. Бинты совсем сбились, обнажая мелкие, неглубокие ранки от стекла. Если они всё сделают быстро, то от них не останется даже самого маленького шрамика — а то Хуа Чэн совсем не удержится, чтобы не осыпать их мимолётными поцелуями.

Се Лянь был сбит с толку и всё ещё немного напуган, а ещё — чувствовал себя безумно виноватым. День назад он хотел стать сильнее и смелее, чтобы помочь Сань Лану выиграть в войне, однако теперь он стал задыхаться всего лишь от землистого запаха. Ему было горько от ощущения, что он снова был кому-то обузой.

Снова.

— Сань Лан… — потухше начал юноша, опустив трепещущие ресницы. — Прости меня, я… я не хотел.

Он боялся смотреть на Хуа Чэна, однако на его лице не было ни намёка на осуждение: напротив, его взгляд был мягким и нежным, даже влюблённым.

— Тебе не за что извиняться, — спокойно улыбнулся Хуа Чэнчжу. — Главное — чтобы ты улыбался и был здоров. Давай пока перебинтуем твои раны, а потом будем выбираться отсюда?

Се Лянь вздохнул и согласился. В этом подвале было что-то вроде своеобразной ванной комнаты — была душевая, а также ящики с бинтами, йодом, обезболивающими и другими составляющими аптечки. У Се Ляня не было крупных ран на лице — всего лишь четыре мелких, но глубоких пореза от стекла: на скуле, под бровью, на лбу — прямо под линией роста волос — и, самый глубокий, прямо на переносице. Юноша забавно жмурился, когда проспиртованная ватка обрабатывала его порезы: прямо как ребёнок!

Однако, помимо боли, он чувствовал ещё что-то иное, гораздо более приятное и трепетное. Это было чувство того, что о тебе кто-то заботится. Не как Безликий Бай в своей садисткой, извращённой форме, а искренне, нежно.

Хуа Чэн улыбнулся напоследок и мягко приклеил несколько пластырей на его лицо, утёр кровь. У Се Ляня не было сильных травм, за исключением жутких синяков, множества царапин и ушиба на колене, поэтому с его уходом было покончено весьма быстро.

Вот только с Хэ Сюанем и Хуа Чэном всё было несколько сложнее.

У Хэ Сюаня было множество сильных ушибов и ран — на плече, куда вонзился один из обломков, был настолько сильный и глубокий порез, что его пришлось зашивать прямо в подвале, без сильного обезболивающего и хорошего освещения. Тогда Се Лянь впервые увидел, каково это — когда человек своими собственными руками вонзает проспиртованную иглу в края своей раны, а затем щедро поливает неровный шов алкоголем. Однако Хэ Сюань, как и всегда, не проронил ни слова, и только шумно дышал, глотая вскрики.

Хуа Чэн тоже молчал, никак не выдавая своей боли. Вообще-то, Се Лянь даже толком не узнал, насколько серьёзны его раны — градоначальник уверенно их прятал, скрываясь за улыбкой и сарказмом. Лишь один раз он едва не вскрикнул от боли — когда Хэ Сюань положил на его вывихнутое плечо обе ладони и сказал:

— Вправляю на счёт три. Раз —

И тут же дёрнул до отвратительного хруста.

— Предатель, — капризно протянул Хуа Чэн, разминая плечо, однако, кажется, совершенно не был удивлён.

Для них это… нормально?..

Троица пообедала консервами и вяленым мясом, нашли банку растворимого кофе и несколько злаковых батончиков, которые, как выяснилось, становятся в три раза вкуснее, если их обмакнуть в мёд.

— Кто-то там мне говорил, что нам не нужно держать эту комнату, да, Хэ Сюань? — не удержался от подтрунивания Хуа Чэн, мешая мёд в жестяной пиале.

— Потому что я даже предположить не мог, что ты начнёшь войну с Безликим Баем, — недовольно хмыкнул Хэ Сюань. — В любом случае, что мы будем делать дальше?

— Для начала, нам нужно собрать всех выживших, а параллельно искать Бань Юэ. Если она ещё жива, то найдёт способ связаться с нами.

Се Лянь молча слушал их беседу и обсуждения, раскрывая скорлупки грецких орешков. Несколько из них Хэ Сюань использовал в качестве пепельницы, перетянув на свою половину стола. Се Лянь, в общем-то, не возражал, к тому же орехи были слегка отсыревшими, но всё ещё достаточно вкусными, да и нравилось ему чем-то занимать свои руки, пусть их и жгло от царапин и заживляющей мази. Се Лянь почти не прикладывался к еде, но зато щедро двигал горки очищенных орешков Хуа Чэну и Хэ Сюаню, пока в его медовых глазах вдруг не вспыхнуло осознание.

— Прошу прощения! — воскликнул он, и тут же покраснел, когда встретился с двумя любопытными взглядами. — Просто… Я, кажется, вспомнил кое-что про эту девушку.

— Бань Юэ? И что же ты вспомнил? — холодно спросил Хэ Сюань.

— Я… Дело в том, что в тот день, когда господин Хэ похитил меня, я… я разговаривал с поваром в поместье Шэньу. И он упомянул, что Безликий Бай её схватил.

— И что с того?

— Безликий Бай никогда не рассказывал мне о своих делах, пленниках и мотивах. Все слуги там — тщательно отобранные гражданские, которые ничего не знают о делах Безликого Бая. Они даже не могут гулять по городу, как и я, только если требуется их личная консультация по, например, продуктам или бытовой технике.

Се Лянь взволнованно пригубил воду, переводя дыхание. Задумка казалась ему совершенно безумной — и вместе с тем, это была их единственная зацепка. Чуть успокоившись, он поднял голову и серьёзно посмотрел перед собой.

— Как повар, которому запрещено покидать территорию поместья, узнал о том, что Бань Юэ попала к Безликому Баю?

— Мог подслушать на рынке. Се Лянь, говори конкретнее.

Конечно, Хэ Сюань не позволял себе открытой враждебности, однако его тон был гораздо холоднее, чем обычно. Он, казалось, был очень чем-то раздражён, однако всеми силами скрывал причину — а она, очевидно, заключалась в Се Ляне.

— В тот день Цзюнь У был у меня, — чуть дрогнувшим голосом сказал юноша. — Он приехал вечером, провёл всю ночь со мной, а утром уехал. Но ведь ему нужно было позавтракать, верно?

Хэ Сюань нахмурился, вперив взгляд в деревянную столешницу. Он пытался соединить картинку воедино, тогда как Хуа Чэн, всего пару раз моргнув, вдруг всё понял:

— Ты хочешь сказать, что повар узнал о Бань Юэ от самого Безликого Бая, когда тот проговорился?

— … да. Возможно, не лично он, а в разговоре с кем-то.

Повисло молчание. Каждый думал об этой информации и пытался спланировать дальнейший ход событий, разгораясь всё большим азартом. Лампочка под потолком убаюкивающе потрескивала и наконец-то перестала мигать, освещая комнату почти равномерно и совсем не пугающе.

— Хэ Сюань, отправляешься в Шэньу. Поговори с этим поваром по душам и выясни детали. Мы с Се Лянем отправимся в столицу и попытаемся собрать союзников, заодно мобилизируем силы. Безликий Бай всё ещё нервничает из-за того, что не знает местоположение Се Ляня, так что сыграем на этом.

Хуа Чэн держался расслабленно и непринуждённо. Он совсем не замечал бинтов на своём плече и пыли вокруг: он вёл себя так, будто бы был не в грязном старом подвале, а в своей роскошной резиденции.

Он неспешно поднялся.

— В конце концов, мы будем на шаг впереди. И когда Бань Юэ снова будет у нас, со свежей головой и выведанной информацией… Мы уничтожим эту безликую тварь раз и навсегда.