В разжиженном мозгу Кавински серого вещества и токсинов поровну — так говорят.

Кейт наказывает за закрытыми дверьми: как зеницу ока береги, дверь на замок, на щеколду и засов, да вообще на всё, что у вас там есть, — на, держи, пользуйся битой по назначению. Радан её опасливо подбирает, а у самого глаза из орбит лезут.

— Ты же не думаешь, что я…? — уточняет он, запинается под стальным взглядом, исправляет: — Что до этого дойдёт.

— В твоих интересах, — строго возражает Кейт, — чтобы даже не доползло.

Ага. Точняк. Не думает — отдаёт распоряжения. Вся в Калеба. Вот интересно: у них непереносимость Винса — это в генах?

— Если я от Дейва учую перегар… — продолжает Кейт и складывает руки на груди. Красноречиво.

До Радана с запозданием допирает, что биту, наверное, Калеб и втюхал. И парочку геноцидных установок за компанию: чего только не придёт в голову, когда раз в месяц вылезаешь из своей криповой сычевальни по запаху сплетней. Они ж вдвоём над Дейвом надседают: и Кейт, и Калеб. Только Калеб друзьями делиться не любит.

— Кейт, ну слушай, — пробует Радан, скидывая грёбанную биту на кровать после нехарактерной заминки, потому что в планах на листочке рождественских обещаний у него не стояло «выбить кенту колени». — Дейв — взрослый мальчик, пусть сам решает, а? Я в него вливать не буду.

На мгновение сам себе верит — и Кейт тоже: её отточенная решимость даёт слабину, плечи опускаются, взгляд теряет фокус.

— Не будешь, — повторяет она с избитым сарказмом. — Как когда мы познакомились?

Бар. Стажировка.

— А это…

— Радан, пойми, я доверяю тебе, — взмаливается Кейт, подступаясь ближе. — Но я не доверяю Кавински. Он сколько уже не объявлялся, неделю? Точно в притоне своём завис. Вот так в любой момент вернётся, не дай Бог с кем-нибудь из своих — а Дейв?! Дейв же как магнит. Ещё и пьяный, представь!

Её пробирает мелкой дрожью к концу тирады. Да какое там, думает Радан; за воспоминанием в карман не лезет — самое свежее за четверг рисуется: всполошенный Калеб на пороге общажной комнаты под полночь; дверь, с его пинка почти пробившая стенку; Кейт — в немом шоке, карты из рук рассыпаются; Радан только-только с пола встаёт, готовый к выговору за всё хорошее, а Дейв — Дейв там же с порога заливисто смеётся, виском к плечу чужому притирается и ничего вокруг себя не регистрирует. Что-то про культ и листовки мурлычет — с фотиком на толстой лямке вокруг шеи. Совсем бы растёкся, если бы не мёртвая хватка чуть ниже рёбер.

Потом оказывается, что листовка у него в кармане даже не пригласительная — так, брошюрка частого гостя.

Отдирали Калеба от жертвы благовоний минут десять. И приговаривали: «Да протрезвеет он сейчас, расслабься, чё вцепился так, ну пусти, ему воды надо». Калеб не пускал.

Может, бита не только для обороны от Кавински — ещё и ему, Радану, послание: на, мол, врежь себе задним числом, я тебе не доверяю.

А Кейт так и смотрит на него большими, беспокойными глазами. Изведённая до ручки беготнёй своего же брата за лучшим другом. Это не ей гарантии нужны. Ей — только выспаться. И сбагрить Дейва в хорошие руки.

— Ну, Кей, я всё улажу, — неуклюже обещает Радан, за плечи нет-нет, а приобняв, и к себе подтягивает, смеётся невпопад: — Если придётся — кляп ему в рот и под кровать!

Кейт бровью с сомнением дёргает, — кляп кому, Дейву или Винсу? — но всё-таки носом под ключицу утыкается и молчит. У Радана тепло по жилам растекается.

— Сразу мне пиши, если что, — бубнит она, сдавшись усталости. Радан каждое слово кожей через ткань майки чувствует. — Только шум не поднимай, не надо, Калеб узнает…

Если повезёт, то уже из блога Дейва. Нет, не так: если повезёт, а с Калебом, как правило, не везёт никому, если ты не ромашка-одуванчик младшая сестра, чью домашку он проверял до самого выпускного, — или, если ты не новый дружбан этой самой сестры, бойкий первогодка-журналист, — короче… смотря правде в глаза — без шансов. Узнает.

Но не будут же они, серьёзные и трушные мужики, званый ужин при монастырской школе собирать? А то как на условиях Калеба получается: зайти, скинуть сумки, сесть друг от друга на полтора метра, хапнуть по рюмочке колы и жёстко зарубиться в монополию. И упаси Господь, если Кавински, законно проживающий в этой же комнате, надумает вернуться за чистой футболкой — Кейт же сказала, милая, отчаянная Кейт, которой нельзя отказать: «Пользуйся битой по назначению». Вернее, Калеб сказал. На торжественном вручении.

А Радану, выходит, с мощным замахом надо крикнуть: «Прости, чувак, ничего личного!» и выбить Винсу колени в обратную сторону. Винсу, которому просто повезло. Блеск.

Нет, пусть уж лучше Калеб в коридорах и аудиториях зажимает с грозной рожей, чем он Дейву кислород собственными руками перекроет. Не по-пацански это.