Troye Sivan — Heaven

Trying to save face,

And daddy heart break

I'm lying through my teeth

This voice inside

Has been eating at me.

— Ты слишком тихий сегодня, — говорит отец, высокий и статный мужчина. Он вечно ходит в чёрных деловых костюмах и красном галстуке. От него пахнет дорогим одеколоном, и обычно о таких как о говорят, что в жизни он уже всего добился. 

Алу таким не стать.

(ха-ха, неудачник)

Аллен поднимает взгляд, отвлекается от заучивания формул по физике и теряет ниточку смысла всего, что он прочитал пару минут назад. Отец нависает над ним, закрывая собой мягкий свет заходящего солнца, проникающего в гостиную через окно в белоснежной раме. У них в доме, вообще-то, всё белоснежное. Эдакая психиатрическая больница 24/7 и «дом» по словам остальных. Круглогодичное обследование головы и внутренностей.

Аллен дёргает уголки губ в наигранной улыбке. Отец зеркально отражает её, щуря небесного цвета глаза.

Горло будто что-то сдавливает.

(«остатки разума», — подсказывает что-то, что ещё не попало под обследование)

— Много домашней работы, — просто отвечает Аллен.

Он всегда был превосходным лжецом, который врёт сквозь зубы.

Отец подходит к нему и аккуратно треплет по голове, будто боится задеть на коже под пепельными волосами гниющие раны. Они в голове, но Аллен о них молчит. Губы сжимаются в тонкую полоску. Серые глаза вот-вот наполнятся слезами, он быстро моргает, сдерживая их и выдавливая ещё одну улыбку. В голове болит лишь единственная мысль: «Не разочаруй его. Весь мир и себя».

Не потеряй себя, мать твою.

Но Аллен чувствует, что теряет. По кусочку, день за днём. Полноценный пазл лишается важной детали, без которой общая картинка становится совершенно неправильной. Иррациональной.

Он весь, вдоль и поперёк, иррациональный.

Заплаканная от дождей рыжеволосая девчушка уходит, уступая своё место угрюмой блондинке с длинными холодными пальцами, поглаживающими щёки и кисти рук, не скрытые тканью.

Аллен разбивает копилку 24-го декабря. Внутри у него сладостное предчувствие скорого праздника. В гостиной стоит красивая высокая ёлка, украшенная золотыми шариками разных размеров. Если более внимательно присмотреться, то среди плотно расположенных друг к другу ветвей виднеется тонкая нить гирлянды, которых на самом деле несколько. Он включал их только один раз: когда проверял, все ли работают и сколько лампочек нужно заменить, потому что эти гирлянды остались с прошлого года, когда они только переехали в Нью-Йорк.

Аллен осторожно собирает центы с поверхности журнального столика и кладёт купюры в неаккуратную стопочку. Пересчитав деньги, он слабо кивает самому себе, думая, что на подарок отцу полученной суммы должно хватить. 

По включенному телевизору показывают новости, но голову ничем не хочется нагружать, поэтому он быстро выключает его. В собственной жизни и так достаточно дерьма, а чужого он может подсыпать чуть позже.

(все шестнадцатилетки строят из себя главных героев развернувшейся драмы)

(эй, на вас никто не смотрит, хватит строить из себя хер-знает-что)

Подарки всегда выбирать слишком сложно, если быть честным. Но Аллену уже ровным счётом наплевать на это, потому что у него в руках небольшая праздничная коробка, а мир кажется не таким дерьмовым. Эй, не расслабляйся, он только кажется.

Он идёт по холодным улицам огромного города, сливаясь с толпой и кутая красный нос в вязанный шарф. Из магазинов со всех сторон льётся рождественская музыка, и Аллен, честно слово, ощущает себя в каком-то комедийном американском фильме. Клише повсюду. Даже вот этот Санта-Клаус, который весело и бодро (убивающе) охает и поёт, будто сбежал из праздничной истории.

Аллен проходит мимо очередного магазина, и взгляд серых глаз цепляется (Боже, опять это клише!) за расставленные у витрины книги. И одна из них овладевает его вниманием. Её обложка голубая, а шрифт, которым написано название, — белый. «Как попасть в Рай?»

— Никак, — усмехается он и идёт дальше.

Голос в голове ест его изнутри. Он будто расковыривает те раны, что на мгновение перестали зудеть.

Психиатрическая больница существует не только в их белом доме, но и внутри него самого. Все его действия ограничены, приходится каждый раз думать над тем, что говоришь или делаешь. Жить так не лучший выбор.

Жить. Люди живут на земле, а он ночами рассуждает на темы, не волнующие его сверстников.

Не теряя, не изменяя что-то в таком неидеальном себе, как ему попасть в Рай?

Аллен ходит на свидание с дочкой лучшего друга своего отца. И дёргается от каждого соприкосновения их рук.

Линали — тёмные волосы, переливающиеся на солнце, и фиалковые глаза. Она сгусток теплоты и счастья. Аллен полная её противоположность. И ему действительно жаль. 

Ему жаль, что ему приходится обнадёживать милую девушку.

Ему жаль, что он врёт и улыбками режет всех вокруг.

Ему жаль, но

но.

Что он может с этим, чёрт возьми, поделать? Такие мальчики, любящие других мальчиков, падают в Ад, а не возносятся в Рай. Поэтому он будет послушным сыном, не желающим разрушать надежды отца.

— Один фрапучино, пожалуйста, — тихо говорит он в шерстяной шарф, перебирая в карманах пальто холодные пальцы.

Знаете, очереди в Старбаксе такие нереально-длинные. Он чертовски долго ждал, когда дойдёт до кассы. Линали уже ждала его у выхода, клацая что-то в своём телефоне.

— Ваше имя? — спрашивают за кассой, и он, наконец, поднимает свой больной взгляд на того, кто задал вопрос. 

Ох.

Это парень. Очень красивый парень, если честно. Он в кепочке и у него голубые глаза, а ещё он, кажется, японец. И это явно судьба.

(да здравствуют клише!)

— Аллен, — уже более громко говорит Уолкер и осторожно отодвигает колючий шарф, давая незнакомцу рассмотреть его лицо.

Парень аккуратно пишет его имя на картонном стаканчике и едва заметно ухмыляется, поглядывая из-под чёлки на него. Знаете, взгляды из-под чёлки оказываются могут быть такими обворожительными и приятными.

И Аллен очень сильно старается скрыть от любопытной Линали ещё одно имя на своём стаканчике и чужой номер телефона.

«Kanda» обжигает подушечки пальцев вместе с фрапучино через тонкие картонные стенки. Иногда в январе в Нью-Йорке бывает очень даже тепло. Или ему кажется?

— Пап, я хочу кое о чём с тобой поговорить, — говорит Аллен в апреле, когда Центральный Парк заполняется гуляющими людьми. 

— Я слушаю, — улыбается отец.

— Пап, я уже довольно давно встречаюсь с одним человеком. И я хочу вас познакомить.

— Ал, я знаю Линали, — смеётся отец, откладывая газету.

Аллен болезненно улыбается, закусывая щеку изнутри. Он пытается, правда пытается оставаться спокойным, но он весь дрожит. Он умирает прямо сейчас.

Билеты в Рай ещё остались?

— Это не Линали, пап. Это парень, и его зовут Канда, — правда вырывается на свободу, как и слеза, сбегающая по щеке.

Пытаюсь сохранить спокойное лицо

И не разбить папино сердце,

Я вру сквозь зубы.

Этот голос в голове

Ест меня изнутри.