Арсений всю дорогу до Петербурга не отрываясь смотрит в большое окно «Сапсана», локтём утыкаясь в порожек, устроенный здесь в виде подоконника. В наушниках долбит какая-то электронщина, которую он, кажется, совсем не слушает из-за поглощающих мыслей. Конечно, было бы замечательно, если бы ему удалось занять место в «бизнесе», но кто бы мог подумать, что именно этот поезд, идеально подходящий ему по времени, будет до краёв полным. Можно считать, что Арсению вообще повезло найти два смежных места во втором классе — хоть рядом никто не сядет и не придётся всю поездку прятать лицо в капюшон. После их собрания в офисе прошло уже два часа, а по ощущениям — всего минут пять: настолько тяжёлыми гирями на сердце висят последние новости. Это было опрометчиво — думать, что «Импровизация» вечна. Ничего и никогда не будет вечным. И Арсений знает это, встречает множество подтверждений, но каждый раз надеется, что случай исключительный, и всё остальное хорошее, что происходит вокруг него, действительно никогда не прекратится. «Импровизация» была огромной частью его жизни, чуть ли не главной. Каким бы сейчас ни было его отношение к каналу, но именно благодаря ему парни смогли добиться того, что имеют сейчас. И, как бы ни хотелось, всё равно приходилось терпеть, стиснув зубы.

Память снова воспроизводит тихие всхлипы Оксаны, теребящего бороду Матвиенко, нервно курящего прямо в окно офиса Позова, о чём-то пытающихся грустно шутить «Минских» и Антона, сидящего в кресле с надвинутой на лицо кепкой. Он выглядел так, словно до того огорошен новостью о закрытии проекта, что не может ничего сказать. Но Арсений слишком хорошо его знает и потому прекрасно понимает: Антон врёт.

А ещё Арсений до сих пор не может привыкнуть к отсутствию пушистых кудрей. У него настолько эти волосы перед глазами часто мелькали — теперь шутки про то, что Антон «сделал карешку», не давали покоя. А вообще, Арсению нравилось. Как бы он ни злился на своего… коллегу, Арсению действительно нравилось, как он выглядит с короткой стрижкой. Сразу вспоминается тот далёкий две тысячи четырнадцатый, когда его, Арсения, только привезли в Москву знакомиться с импровизаторами из Воронежа.

Они все вместе стоят в коридоре. Оксана уже успокоилась, и Серёга вызвался подвезти её до дома — очень мило с его стороны. Кажется, принятие, хоть с огромной тяжестью, но всё-таки наступило: ребята начали обсуждать что-то, не касающееся работы, при этом договорившись, что решат все эти вопросы завтра, на трезвую голову. Арсений очень долго готовится и, сто́ит Антону на долю секунды оказаться одному, подлетает к нему, за рукав за собой в другой конец коридора оттягивая, и шёпотом, чтобы другие не слышали, допытывается.

— Ты знал? — Попов пытается заглянуть в глаза, которые от него усердно прячут.

— Не знал я ничего, — бубнит Шастун, отворачивается, но Арсений обходит его с другой стороны, словно вёрткий лис.

— Не ври, я же вижу. Почему ты не сказал мне?!

— Арс, иди в жопу, — почти шипит длинный, вырывается, убегая в сторону «Минских», и среди них прячется. Арсений глубоко дышит носом, пытаясь держать себя в руках. Антон начинает раздражать ещё сильнее. Его поведение до сих пор кажется детским и совершенно неоправданным.

***

Из мыслей Попова выдёргивает лёгкое прикосновение к локтю. Он поворачивается, на автомате вытаскивая наушник из уха, и встречается взглядом с девчушкой лет семнадцати.

— Извините, пожалуйста… — её голос дрожит, ручки, с крепко зажатым в них телефоном, трясутся.

— Да-да? — невозмутимо спрашивает актёр, упорно делает вид, будто не понимает, что ей от него нужно.

— Простите, пожалуйста, что беспокою вас, просто… Просто я всю жизнь бы себя винила, если бы не подошла… Можно с вами сфотографироваться?

— Ну только если очень тихо, чтобы не привлекать внимание.

Девушка очень быстро закивала и приземлилась на соседнее место, с которого Арсений за секунду до этого убрал свою сумку. Натянул улыбочку, подставляя лицо под селфи-камеру, ожидая, пока фанатка сделает несколько кадров.

— Надеюсь, я тут хорошо получился, — шутит Попов в привычной манере и возвращает сумку на место, с которого девочка вскочила как ошпаренная.

— Вы всегда прекрасно выглядите, — запинаясь, тараторит она, всё ещё не веря своему счастью.

— Но не так хорошо, как ты, — улыбается обворожительно, но ровно настолько, насколько можно улыбаться несовершеннолетним поклонницам. Она снова стесняется, и остаётся надеяться, что понимает: с его стороны эти слова — лишь любезность. — Можешь выложить это фото уже после того, как мы приедем?

— Да-да, конечно! — она снова кивает, прижимает телефон к груди, словно в нём сокрыт её смысл жизни. — Извините, а можно ещё один вопрос?

— Конечно.

— А вы не знаете, когда съёмки следующего сезона «Импровизации»?

Ножом по сердцу. Арсений старается держать лицо, хотя челюсть так и норовит опуститься вниз, обнажая реальность его ментального состояния.

— К сожалению, такой информацией не располагаю. Это нужно у «ТНТ» спрашивать, — увиливает, но вполне себе честно.

— Хорошо, ещё раз извините за беспокойство, хорошей дороги!

Она испаряется так же быстро, как и появилась. А Арсений сильно губу закусывает и пытается забить болт на все свои ощущения. Вызывает проводника и заказывает чашку самого чёрного и крепкого кофе.

***

На часах половина первого ночи. Лиза встречает дома идеальной чистотой. Арсений не уверен, что его квартира выглядела так хоть раз — даже после самого дорогого клининга. Девушка быстро здоровается, а потом убегает в комнату — спать. Попов, конечно, удивлён и пытается убедить себя в том, что дело в долгой уборке, которую та, видимо, проводила, желая встретить дядю после работы. Но, стоит добраться до кухни и заглянуть в мини-бар, понимает, что дело тут вовсе не в усталости, а в отсутствии двух бутылок вина. Неужели в девочку может так много вместиться? Мужчина прикидывает и приходит к выводу, что в его квартире был кто-то ещё. Возможно, один. Возможно, двое. Как бы то ни было, не могла Лиза одна выпить такое количество алкоголя, а потом убраться дома и ещё встретить его в весьма неплохом состоянии. Выяснять этот вопрос на ночь глядя, конечно, сильно не хотелось. Пусть спит, а будет время — обязательно спросит.

Арсений идёт в душ, пребывает там достаточно долго: стоит, подставив спину под горячие струи, и слушает какой-то «надкаст», который снимает Зоя. Тема там, как обычно, какая-то философская и, если честно, Арсений не сильно вслушивается — скорее, просто заполняет тишину. Кстати, достаточно успешно, потому что постепенно перестает думать о плохом.

В ванной в голову всегда приходят славные мысли. Во всяком случае, в голову Арсения. Вот, например, сейчас, вычеркнув из головы все вопросы по «Импровизации», он думает о другом. Об Антоне. Но в своё оправдание — лишь косвенно! Внутри зияет червоточина, открытая именно из-за него. Попов понимает, что из-за Шастуна зачастую совершает слишком необдуманные поступки. И сейчас он размышляет о скандале с Баговым, который вообще забыть стоило, но почему-то с каждым днём он о себе лишь напоминает. То в ленте где лицо знакомое встретит, то Полина спросит, что делать с фотографиями и когда их выкладывать можно. В общем, не может он так просто из головы этого парня вытащить! Стыд нереальный за себя испытывает — решает, что, как только из душа выйдет, обязательно ему позвонит. И стоит под водой ещё минут сорок.

Но потом всё-таки выходит. И на самом деле звонит. Слова заранее не придумывает и потому, когда трубку на том конце всё-таки берут после долгих, нудных гудков, вываливает всё, что только приходит в голову. Парень молча выслушивает, потом очень долго решает, что ответить, но всё же даёт слабину и прощает, назвав «старым идиотом». Арсений терпит, потому что заслуженно, и соглашается как-нибудь встретиться, когда Багов в Питере будет. Ещё Попов обещает, что замолвит за него перед Катериной — режиссёром «Кукольного дома» — и попробует выбить роль со словами. Так сказать, в благодарность за понимание. Фёдор, естественно, счастлив. А Арсений рад, что хотя бы одну проблему удалось решить.

Он ложится спать не в таком плохом настроении, в каком был до этого. Во всяком случае, старается в дерби не уходить.

На следующий день Арсений просыпается позднее, чем рассчитывал, но зато под приятные ароматы, доносящиеся с кухни. Стало быть, Лиза уже проснулась и во всю готовила завтрак. Повалявшись в кровати ещё минут десять, выложив новую фотку в инсте и ответив во всех рабочих чатах, кроме тех, что со словом «Импровизация» в заголовке, он наконец-то встаёт с постели, накинув банный халат.

— Доброе утро, — с улыбкой встречает его девушка с мятым пучком, завязанным на самой макушке.

— Доброе, — кивает Попов и, ставя под кофемашину свою угольно-чёрную кружку, устраивается у барной стойки в томном ожидании. — Я вижу, неплохо у тебя вчера вечер прошёл.

— Да нормально, — она замирает на секунду и надеется, что дядя не заметил. Но он заметил.

— Просто нормально? — он сверлит спину племянницы, пока девушка выкладывает авокадо на поджаренный хлеб. — Чем занималась?

— Чуть погуляла недалеко и дома сидела, — отвечает заготовленными фразами, какая прелесть.

— А вина сколько выпила?

— Я не… — она вздрагивает и низко опускает голову.

— Да ладно тебе, я ведь не ругаю. Просто хочу знать, что у меня дома не было какой-то подростковой вписки.

— Ты не так понял! — Лиза оборачивается и смотрит на дядю растерянно, взволнованно. Арсений аж сам беспокоиться от такого взгляда начинает. — Просто… Я просто вина чуть выпить хотела… Ну ты сам разрешил! А потом случайно вторую бутылку разбила, и вот… Пришлось всё мыть…

Девочка краснеет, волнуется, пальцы сжимает и смотрит с таким раскаянием, что у Арсения сердце в комок сжимается.

— Я боялась, что ты ругаться будешь, и поэтому не сказала сразу. Надеялась, ты не заметишь. Прости, пожалуйста!

Мужчина вздыхает тяжело, к девочке подходит и обнимает крепко, поглаживая по худым плечам.

— Да чёрт с этим вином, Лиз. Ты сама не поранилась? Всё нормально?

— Нормально…

— Ну вот и всё, не переживай. Главное, что толпы малолеток в моём доме не было. А остальное — это мелочи, — Лиза тихо вздыхает и аккуратную слезу с глаза смахивает. Не от печали, а так — от волнения.

Звякнула кофемашина. Арсений легко подхватил чашку и, послав племяннице воздушный поцелуй, упорхал на балкон — курить.

***

Дни проходили без приключений. Только постоянные обсуждения новоприобретённой проблемы в виде закрытия шоу не давали нормально выдохнуть. Стас как продюсер «Импровизации» взял на себя всю ответственность за переговоры о судьбе обоих шоу«Импровизация» и «Импровизация. Команды» и никого больше к этой задаче не подпускал. Оно и правильно, так как несколько раз уже пришлось ставить на место разгневанного Серёгу, рвавшегося «начистить ебальники этим с телека». Объяснения, которые Стасу удалось выбить из руководства канала, казались какими-то нереальными, надуманными и попросту высосанными из пальца. Они говорили о низких рейтингах — Стас парировал соцопросами, статистикой просмотров канала, статистикой на «ютубе», «дыре» и огромным комьюнити, члены которого скупают билеты на съёмки в первые пять минут после их публикации. Но ТНТ-шники ничего не хотели слышать. Шеминов пересылал их письменные ответы в общий чат и комментировал огромным количеством мата. Ситуация настолько казалась нереальной, что никто из команды до сих пор не мог поверить, что это конец. Складывалось впечатление, словно их просто-напросто подвинули из эфира. И по чьей это было инициативе — неизвестно. Жалко было каждого члена команды, вплоть до звукорежиссёра. Но больше всего чужие чувства Арсений понял, когда Димка попросил созвониться в один из вечеров. Там, в офисе, когда те два надменных шакала так легко рассказали об их увольнении, Позов, кажется, почти ничего не говорил. Только очень много и долго курил. И вот сейчас, сидя на кресле в спальне, прямо перед открытым окном, покуривая каждый свои сигареты, Позов с Поповым разговаривали по телефону.

— «…я просто в таком ахуе, Арс», — продолжал Димка после глубокой затяжки. — «Нет, я, разумеется, понимал, что это случится рано или поздно, но чтоб вот так? Что делать, я не представляю».

— Уже ничего не сделать, Диман. Стас пытался решить, вывести на компромиссы или хоть как-то выведать у них, что происходит на самом деле, но это просто нереально. Молчат как партизаны.

— «Я не понимаю, на кой хуй это каналу. Шоу реально такие бабки несёт, и я даже не знаю, чем ещё они сейчас подобного добьются. Блять, я так надеялся на хотя бы ещё один сезон!»

— И ты бы хотел дальше этот цирк продолжать? Мы ведь уже столько раз обсуждали это. Ни одна из идей, что от нас требовало руководство, по факту не была ничем хорошим. Не знаю, как тебе, но мне эта «вечеринка» уже поперёк горла, — Арсений поджёг вторую сигарету, стряхивая пепел в специально принесённую с балкона пепельницу.

— «Ты знаешь, как я на эти бабки рассчитывал. Мне позарез они нужны были, чтобы ремонт закончить».

— Ты Кате говорил?

— «Говорил, конечно. Но обсуждать это, пока нет точной информации от Стаса, запретил. Не хочу нагнетать».

— Стас просит у них съёмки последней серии. Ты знаешь? — выдыхает Арсений, потирая двумя пальцами онемевшую переносицу.

— «А они что?»

— Пока молчат. Будем надеяться, что дадут добро.

— «Это пиздец, это такой пиздец…»

— Дим, спокойней. Всё нормально будет. Решим. В конце концов, не с голыми жопами мы тут уже. «Площадка» тебя в обиду не даст, плюс «Импроком» и «дыра». Да, чуть по бюджету ударит, но переживём. А если бабки будут реально нужны — звони. Я тебе любую сумму на любое время дам. Ты знаешь.

— «Арс, спасибо. Правда, спасибо. Блять, там Тео что-то плачет… Мне пора идти отцовский долг исполнять».

— Давай, бандит, — с улыбкой ответил Арсений и положил трубку, вместе с этим туша сигарету о стеклянное дно пепельницы. — Но это и правда пиздец…

***

Следующий день начался с обязанностей. Первая — отвести Лизу в аэропорт и посадить на самолёт. Её неделя отдыха в Петербурге подошла к концу, и целый день Арсений пытался развеселить племянницу, но получалось, если честно, неудачно: возвращаться в Омск ей категорически не хотелось, и, хоть дядя её прекрасно понимал, сделать с этим ничего не мог. Приходилось парировать: «Не переживай, скоро поступишь и останешься здесь уже навсегда», — в ответ он получал печальные стоны, но зато, в отличие от многих других слов, сказанных даже Юлей, это действительно было правдой.

К тому же, у него самого уже наступали рабочие дни: несмотря на закрытие «Импровизации», были и другие проекты, в которых ему нужно было участвовать. В этот раз, сразу после отлёта Лизы, пора было ехать в Москву на съёмки рекламы для уже отснятых роликов. Сразу несколько скетчей за один день и потом очередные разборки с «ТНТ», на которых ему теперь следовало присутствовать, ровно как и остальным ребятам.

Полёт до Москвы, по обыкновению, не занял много времени. Вылетели вовремя, прилетели — тоже. Такси, звонки Стасу, переговоры с кем-то из креативной группы… В целом, шли самые обычные рабочие будни. В офисе обстановка была не самой приятной. Хоть ребята старались шутить как обычно, получалось у них неважно, и вопросы типа «что будет дальше?» время от времени проскальзывали во всех разговорах. Но если бы это было единственной проблемой, то с ней можно было бы разобраться куда проще.

Арсений старается не смотреть на Антона. Снова. После недавнего разговора в офисе в особенности не хотелось с ним контактировать. Тогда Арсений ещё пытался абстрагироваться от их личных вопросов и решить тот, который был намного важнее — вопрос доверия в коллективе. Но, кажется, даже там его уже не осталось.

И словно не было между ними долгих месяцев отношений, за которые из «просто коллег» они прошли стадию «любовники» и посмели наступить на что-то, похожее на «любовь». И вот опять — холодные и почти незнакомые. Остальные, конечно, замечают подобную перемену настроения, но решают, что Арсений с Антоном снова что-то не поделили, и никому даже в голову не приходит, что проблема куда глубже и серьёзнее. Арсений до сих пор не простил Антона за ложь. Одно дело — Ира, и совершенно другое…всё остальное.

Арсения собирают для съёмки, а этот длинный отчего-то постоянно крутится рядом. Игнорировать поведение Антона, явно что-то задумавшего, было слишком глупо. И как бы актёр ни старался не оставаться вообще нигде в одиночестве, Шастуну всё-таки удалось подловить его в коридоре, когда актёр выходил с грима. Длинные пальцы, увешанные железяками, крепко цепляются за локоть и на себя тянут. Арсений чуть не спотыкается о собственные ноги, но кое-как удерживается на весу и вспоминает, как сам несколько дней назад также ловил Антона, пытаясь задать вопросы о закрытии шоу.

— Ты долго от меня бегать собираешься? — цедит сквозь зубы Антон, впервые за долгое время выглядывая из-за уже осточертевшей Арсению кепки.

— Пусти меня, Шастун, — Арсений резко дёргает рукой, выпутываясь из цепких пальцев. Кроме них, в коридоре нет никого. Но это пока, потому что в любой момент из одного из офисов может выйти какой-нибудь комик, и объясняться перед таким нет совершенно никакого желания.

— Не пущу, потому что я намерен поговорить с тобой сегодня.

— Намерен?! Ты хоть на что-то можешь решиться? — щурит глаза Попов и сцепляет руки на груди. — Ты даже о закрытии шоу мне рассказать не мог, так что говорить вообще?

— Блять, Арс, прости. Я просто не мог… Стас просил не говорить никому, — Шастун сильно закусывает губу, на долю секунды снова опуская взгляд.

— Антон, даже мне? — актёр вопросительно поднимает брови, указывая на себя жестом. — Я бы тебе сказал, даже если бы мне сам господь бог запретил.

— А я не мог. Арс, да это неважно всё вообще! Важно то, что я больше не могу вокруг тебя ходить и… — он снова пытается поймать коллегу за руку.

— Прекрати! Знаешь, Шастун, каким бы мудаком я ни казался, в сравнении с тобой, это вообще ничего не значит. Ты изменяешь своей жене, обещаешь мне, что с ней расстанешься и надо только подождать, а потом с каким-то мужиком там встречаешься. Я что, должен это терпеть?! Мне сорок лет, а я с тобой в игрушки играю.

— Тебе тридцать девять.

— Какая, нахер, разница? Мне не двадцать и даже не тридцать! Я взрослый мужчина, как и ты, между прочим, если вдруг забыл. А приходится хуйнёй какой-то страдать. Не трогай меня больше никогда. Если просто потрахаться надо, сними шлюху.

Арсений на пределе. Он завёлся, как чёртов спорткар. Как бы ему ни хотелось избежать этого разговора, Шастун сделал всё, чтобы он состоялся.

— Перестань, я прошу тебя, блять, Арс. Это ты сейчас хуйнёй страдаешь, а я хочу поговорить и объясниться. Да, я с ним встречался, но только один раз, и мы просто целовались — ничего такого…

— Да не начинай ты снова, прошу тебя! Прекрати издеваться надо мной, пожалуйста! — Арсений говорит чуть громче, чем следует, тушуется на минуту, когда из соседнего офиса выходит кто-то из женского стендапа и уходит в другое помещение, находящееся дальше от них. Антон ждёт, пока дверь закроется, и продолжает.

— Да выслушай ты меня! — Антон хватает его за плечи и трясёт. Арсений не понимает, в какой именно момент, но смачная оплеуха прилетает Шастуну прямо в лицо.

— Я сказал: не трогай! — сквозь зубы цедит Арсений, глядя на обалдевшего Шастуна, держащегося за щеку. — Я устал от этих качелей, как ты не понимаешь?! Я просто хочу спокойной жизни, с тобой или без тебя. И я не хочу, словно щенок, к тебе бежать, как только ты пальчиком поманишь! Думаю, нам нужно забыть всё, что было между нами.

— Что…? — у Антона опускаются брови, он непонимающе смотрит на Арсения.

— Я уже сказал — не делай вид, что не понимаешь. Хочешь дальше мозги Ире ебать — еби. Но без меня.

— Ты хуйню несёшь, Арс! — Антон снова хватает Арсения за руки и тянет на себя. — Говоришь это, только чтобы меня разозлить!

— Если бы хотел разозлить, я бы тебе сразу сказал, что переспал с другим!

— Чё?

Арсений очень быстро затыкается: понимает, что спизданул лишнего. Не сказал, а именно что спизданул. Рука Антона сильнее сжимает пальцы, впиваясь в кожу раскалённым металлом. Попов пытается вырваться уже более активно, но это не представляется возможным.

— Чё ты сказал сейчас? Попов, блять! — Шаст трясёт Арсения за руку, но тот молчит. До комика доходит, что ему не послышалось — он всё правильно понял. — Сука! — смачный удар прилетает прямо в загримированную щёку.

Арсений чувствует нереальную боль во всём лице. С лёгкой задержкой понимает, что произошло, и бьёт Шастуна в ответ. Целится в лицо, но Шастун уворачивается — удар прилетает в плечо.

— Так это не я ублюдок — это ты, блять! — орёт Антон, заламывая руки Арсения, который вырывается изо всех сил в порыве ярости. — Ты заебал меня не слушать, заебал вечно додумывать! Это я перед тобой на задних лапках прыгаю, а ты только о себе думаешь, эгоист ссаный!

— Э, мужики, вы чего, ебать?! — из офиса выбежали обалдевшие Серёга Шевелев и Андрей Андреев, сразу налетели на Шастуна, пытаясь оттащить от Попова.

— Антон! — где-то за спиной раздался голос Стаса.

— Это я ещё эгоист?! С каких херов я должен хранить верность тому, кому вообще насрать на мои чувства?! — Антон пытается вцепиться в волосы забившегося в стену Арсения, но получает пинок коленом где-то в область живота. — Добро пожаловать в реальность, малыш! То, что уже вся моя жизнь ради тебя разрушена, тебя не волнует?!

— Я тебе не изменял, сука, никогда! А ты, как ты мог?!

Стас стоит за спинами дерущихся, и его лицо меняется так быстро, что просто невозможно уследить, о чём именно он думает. Он оцепенел, когда до ушей начал доходить смысл прозвучавших фраз. Шеминов наблюдал за тем, как Попов и Шастун — его коллеги и друзья — жёстко метелят друг друга, накидывая нереальных матов. Никто и не думал, что Шастун такой сильный: на его руках висели сразу два мужика, и даже это не сразу остановило разъяренного.

— Антон, Арсений! — как можно громче кричит продюсер, протискиваясь между ними и буквально останавливая своим телом. С ужасом смотрит на каждого, пытаясь оценить масштабы проблемы. — Вы ахерели совсем?! Вы, взрослые мужики, чё тут устроили?! У нас съёмки, блять!

Арсений поднимается с пола, держась за стену. По его щеке стекает алая струйка с рассечённой брови. Разбиты в кровь губы, и уже наливается синяк на щеке. Антон — ещё краше. Его и без того не тонкие губы уже разнесло, на подбородке застыла ссадина, и нос кровоточит.

— Арсений, сука, как ты сейчас будешь сниматься?!

— Стас…

— Шастун, тебе пиздец! Вам обоим, пидорасам, пиздец! — Серёга с Андреем в ужасе смотрят на всех участников конфликта, до сих пор удерживая Антона на всякий случай. — Съебались по разным комнатам — быстро!

Шастун стремительным шагом уходит вдоль по коридору, хлопая дверью одной из гримёрок — за ним туда убегает и Дрон. Арсений не понимает, как всё дошло до точки кипения, но теперь у него нет сил совершенно ни на что. Актёр цепляется руками за стену, сплёвывает кровь прямо на пол и наконец-то сталкивается взглядом со Стасом.

— Стас, прости, — тихо стонет Попов, глядя на полного ужаса продюсера, достающего из кармана телефон. — Стас…

— Заткнись, Арс, прошу тебя, — цыкает тот. — Здравствуйте, Стас Шеминов по поводу съёмок. У нас неожиданные обстоятельства — придётся перенести. Полетело оборудование, не знаю, сколько дней займёт перенастройка… Я понимаю, да. Конечно. Попробуем найти новое. Буду держать в курсе, разумеется. Извините ещё раз, сами понимаете. Конечно-конечно. Спасибо, — он отключает звонок, убирает телефон обратно в карман. — Серёг, попроси, пожалуйста, тут прибрать кого-нибудь и…

— …не говорить никому?

— Ага… — тихо кивает мужчина, поправляя кепку.

— Сейчас, — соглашается комик и быстро убегает в офис.

— А ты, Арс, ко мне в кабинет. Немедленно.

***

— Я жопу твою столько раз прикрывал! Арс, я всем рисковал! А ты эту жопу постоянно в какое-то говно опускаешь! — Стас орал так, что Попов чувствовал себя, как в кабинете у школьного директора. И, в целом, всё было именно так. — Почему я с вами, как с детсадовцами, постоянно?! То вы алкоголики, то наркоманы, то проёбываетесь хер пойми, где, то ненавидите друг друга, то… Арс, ты ведь взрослый мужик, блять. Почему нельзя вести себя подобающе? Нет, знаешь, мне насрать. Веди себя как хочешь, но не в делах, касающихся съёмок. Почему, блять, сейчас?!

— Стас, я не понимаю, как это… — пытается выкручиваться Арсений, но у него совершенно не получается — Стас переходит в наступающую позицию. Подходит ближе и садится на стул напротив своего актёра.

— Мне похую на твою личную жизнь, Арсений Сергеевич, но… Это просто какой-то пиздец. Скажи, что я, нахуй, с ума сошёл, но того, о чём говорил Шастун, на самом деле не было. Умоляю, блять, скажи.

— Этого не было, — как ни в чём не бывало повторяет Попов, придерживая лёд, закутанный в полотенце, под глазом.

Стас громко бьёт ладонями по своим коленям и чертыхается. У Арсения даже плечи вздрагивают.

— Я ваш разговор, Арсений, слышал с самого начала. И даже пиздеть мне не надо, я на твои уловки не куплюсь, — снова цедит Шеминов, в глаза смотря. — Я твои гейские замашки почти десять лет терплю. Игнорирую, как могу, выкручиваюсь за тебя, между прочим. А ты тут решил жизнь свою личную на виду у всего офиса обсудить?

— Я понимаю всё, Стас, но ты не ахерел со мной в таком тоне разговаривать? — поднимает голову Арсений.

— Я сейчас задницы наши в очередной раз спас, перенеся съёмку. Мы в таких рамках жёстких: рекламодатели готовы бежать нахуй после того, как узнают, что вы больше не лица «ТНТ». Ты будешь терпеть любой мой тон, Арсений, потому что знаешь, что я прав.

Продюсер снова встал со стула, навернул несколько кругов по кабинету и остановился, прижавшись спиной к рабочему столу. Он смотрел на Арсения настолько злым взглядом, что становилось страшно. Арсений терпел. Потому что, как и говорил Стас, он был полностью прав.

— Давай, а теперь рассказывай, в какой момент ты спидорасил Шастуна?

***

Арсений выходит на парковку из здания офиса, с натянутым на голову по самый нос капюшоном. Первое, за что цепляется его подбитый глаз — курящий у «Тахо» Антон, который в момент, как встречается с актёром взглядом, выбрасывает сигарету и бежит навстречу.

— Арс, Арс!Читать голосом Антона из видео, где на НГ Арсений идёт с маленькой хрюшкой на руках

— Не трогай меня! — кричит в ответ мужчина, шарахается в сторону, стараясь быстрее пройти к воротам. Но у Антона ноги длиннее — он в два счёта догоняет, снова за руку цепляет и резко разворачивает на себя.

— Я прошу тебя, Арс, прости меня!

Длинные руки обхватывают за плечи, притягивают к себе, не дают вырваться и прижимают всё сильнее. Тело от недавнего удара под ребра болит, Арсений упирается в чужую грудь, хочет ещё раз врезать, только теперь сильнее, чтобы вырубить нахер, и сбежать куда-нибудь в Чехословакию. Чтобы губами, сухими от запечённой крови, не лезли к лицу. Чтобы голос этот, хриплый и напуганный, не слышать.

— Умоляю тебя, прости: я не сдержался, взорвался — мне так стыдно, Арсений, мне так больно, умоляю тебя!

— Антон, мы на парковке, прошу тебя, отпусти! — Арсений вырывается уже не потому, что не хочет, чтобы Антон рядом был, а потому, что Стасу обещал: в пределах офиса больше никогда ни одной сцены между ними не будет.

— Давай поговорим серьёзно, пожалуйста.

— Мне нужно в Питер улетать.

— Я тебя отвезу — пожалуйста, просто поговори со мной.

— Чего ты хочешь вообще, Антон? Мы и так всё уже решили — нихера у нас не получается…

— Мне всё это надоело, как и тебе, Арс. Я расстанусь с Ирой на следующей неделе — клянусь. Я хочу быть с тобой.

Звон в ушах. Перед глазами всё плывет и ноги подкашиваются.

***

Ира уже не помнит того времени, когда у неё на самом деле всё было хорошо. Когда она была по-настоящему счастлива, думала о будущем и наслаждалась жизнью. Она пытается держать себя в руках, демонстрировать красивую картинку в соцсетях и перед семьёй — и Кузнецовых, и Шастунов. Но с каждым днём она всё больше понимает, что когда-нибудь уже не сможет улыбаться, скрывая огромную дыру, по секундам растущую у неё в груди.

Ира просыпается обычно раньше Антона. Когда-то давно, когда их отношения были ещё хорошими, готовила завтрак и провожала на съёмки; сейчас же — принимает душ и молча уходит в спортзал, чтобы не пересекаться. Теперь Антон просыпается сонный и злой, всё утро бубнит, как старый дед — и это ещё нормально, но чаще просто ищет повод поцапаться.

В спортзале Ира занимается несколько часов, на обратном пути заезжает на завтрак — с подругой или в одиночестве. Иногда гуляет по магазинам, иногда по ухоженным улицам Москвы. На самом деле, Ире очень хотелось бы наконец-то сходить в Третьяковку, но за годы жизни в столице у неё это так и не получилось. Зато получилось открыть для себя огромное количество баров, ресторанов, магазинов и всяческих арт-пространств. Она всячески старается развиваться, занимать себя какими-то выдуманными делами, лишь бы не оставаться одной. А в одиночестве она чувствует себя почти всё время с тех пор, как Антон предложил переехать в Москву.

Ира пытается заниматься творчеством ровно столько, сколько себя помнит. Но главное слово — «пытается». В том, что она не художница, девушка убедилась ещё в глубоком детстве, пытаясь выдать две палочки на листе бумаги за своих родителей. Следующая попытка была в музыку — мама всё же сжалилась и отправила дочку на фортепиано и хор, где вскоре выяснилось, что чувство ритма у неё отсутствует напрочь и даже чёртов кузнечик является чем-то почти невозможным. Следующими на очереди оказались танцы. Сперва бальные, потом русские-народные — всё мимо. Ира пыталась уже во взрослом возрасте заниматься стрипом, но смотря видео со своих занятий, всё больше убеждалась, что выглядит при этом как корова на льду. И даже из школьного кружка КВН её попросили уйти по собственному. Единственное, что у неё вообще получилось делать руками — плести из бисера. И то, какие-то тоненькие колечки и бусики, для которых много ума и сноровки не надо. Ире всегда хотелось быть творческой. Одной из тех девчонок, которые, за что ни брались, получали шедевр. Такими девочками, как казалось ей самой, обязательно должны восхищаться. Они ещё обязательно должны быть такими волшебными, воздушными, худенькими и красивыми, как феечки из старинных сказок. Но до своего собственного идеала Кузнецовой было не так просто добраться.

Чернявая, бровастая и полная. Нет, не просто полная — толстая. И как бы все близкие ни старались убедить, что это не так, саму себя Ира видела именно в этом обличии. Но, в отличие от многих других девушек, у неё было кое-что другое — в обмен на талант и хорошенькую внешность с рождения. У Иры было упорство.

И именно благодаря упорству она пошла на кружок журналистики, научилась правильно строить речь, вела в школе почти все мероприятия в актовом зале, закончила с серебряной медалью, поступила в институт и закончила его по специальности кино и телевидения. Благодаря упорству, девушка таки смогла похудеть и наконец-то начала нравиться себе. И в какой-то момент ей стало совершенно плевать на то, что она не может песню спеть и портрет матери нарисовать. Зато она сможет сделать так, что никто и не заметит в ней ни одного минуса. И будет восхищаться её колечками из разноцветного бисера.

А потом она встречает Антона. И влюбляется в него до беспамятства. И ещё чуть позже узнает, что у Антона есть девушка.

Но Ира упорная — она дожидается дня, когда появляется реальный шанс, и им, естественно, пользуется. И вот, уже через несколько встреч и два свидания, Кузнецова понимает, что её чувства взаимны. В неё влюбился Антон Шастун.

Их отношения развиваются стремительно, когда парень находится в Воронеже. Но стоит ему уехать на работу в Москву, как всё замирает. И вместе с этими отъездами замирает и сердце девушки, в ожидании новых встреч. Она работает на радио, живёт с родителями и переписывается с Антоном почти каждый день. Ей совершенно не верится в то, что где-то вообще может быть такой человек, с которым настолько комфортно находиться рядом. От его шуток, историй, движений она тает, как ванильное мороженое. На один Новый год, растворяя пепел в бокале шампанского, Ира загадывает свадьбу с Антоном и потом, через много лет, вспоминает ту ночь и… проклинает себя за это глупое желание, потому что оно исполняется, но не приносит никакого счастья.

С их переездом в Москву всё меняется. Антон работает очень много и, кажется, пропадает на съёмках и в офисе больше, чем в те времена, когда на пять дней в неделю уезжал из Воронежа. Возвращается он почти к самой ночи — уставший и измотанный. Ещё час-другой откисает в ванной, ужинает, снова решает какие-то вопросы и ложится спать. Иногда, перед сном или, наоборот, с утра пораньше, они занимаются сексом. Но от прежней страсти почти ничего не остаётся. И ни игрушки не помогают, ни сексуальное бельё, в котором очень похорошевшая за время жизни в Москве Ира выглядит просто шикарно. Она и сама это понимает, крутясь перед зеркалом в ожидании Антона. Но ему вообще плевать на то, как она пытается разжечь прежний огонь. И даже совместный отпуск не помогает, и походы по ресторанам, и кино — всё одно.

А потом они начинают ругаться. Злятся друг на друга, как два подростка, но никак не могут ничего решить. Ира понимает, к сожалению, что, как бы сильно ни злилась на Шастуна, всё ещё любит его безумно и всё делать готова, лишь бы его не терять. А он на что угодно готов, лишь бы она его лишний раз не трогала. Уходит то на сутки, то на неделю, то на две — на сообщения через раз отвечает и ничего не рассказывает. Ира привыкла. Она дома сидит, кота гладит, по спортзалам, салонам красоты, магазинам ходит, семейный очаг, пока Антон до него не созреет, стережёт. Если честно, Ира уже и детей хочет: в её возрасте это нормой считается. Но, стоило ей этот разговор с Антоном поднять, тот ужасно отнекиваться стал, а потом и вовсе ушёл, как обычно, ничего не сказав. Но Ира помнит все их разговоры с психологами и психоаналитиками, а потому его нежелание иметь детей полностью принимает: детские травмы так просто не забываются.

У Иры колоссальное количество друзей в Москве. Например, Дарина, с которой они очень сильно сблизились в последний год и даже бизнес вместе вести решили. И десятка два ещё человек, с которыми можно хорошо время провести. Но это не то, потому что во всём огромном городе ей нужен только один человек, делающий сейчас всё, чтобы к ней даже не прикасаться.

***

Арсений по возвращении в Питер собирался заскочить по делам, но из-за разбитого лица это было невозможно. Ещё в самолёте Попов отменил все встречи, перенёс их на неизвестное время и даже написал знакомому врачу, который помог бы поскорее избавиться от синяка под глазом. Тот посоветовал хорошее средство, и Арсений уже оформил доставку на вечер.

Их отношения с Антоном дошли до апогея. До момента, после которого уже невозможно ничего скрывать и все действия должны становиться продуманными, размеренными и серьёзными. Игры закончились уже давно, поэтому стоило наконец вспомнить, что они взрослые мужчины, а не молодые парни, у которых в голове один ветер. Теперь о том, что между ними есть некие совершенно неоднозначные отношения, знало слишком много людей. Ладно, что догадался Позов, что Матвиенко допёр ещё чёрт знает, когда, и просто не заводил с другом этот разговор, а ведь, скорее всего, кто-то ещё понимал. Теперь из-за дебильной сцены Антона все попытки скрыть их связь пошли в пизду, и оставалось лишь надеяться, что у людей будет достаточно мозгов, чтобы не выносить чужой сор из избы. Но был Стас. Стас Шеминов, который считал себя другом Иры, которая в этой ситуации играет весьма немалую роль, хоть и ничего не знает об этом. Хотелось верить, что Стас сдержит своё обещание и не расскажет ей обо всём раньше, чем это планируется. Арсений в ответ обещал, что с Антоном поговорит и они либо наконец разорвут свои отношения, либо перестанут впутывать в них Кузнецову.

— Мужчина, мы на месте, — напоминает таксист, остановившийся прямо на въезде во двор. — Или вам к парадной?

— Нет, спасибо, дойду. До свидания.

— Всего хорошего.

Попов вышел из машины, перекинул сумку через плечо и, надев тёмные очки с капюшоном, направился к родной парадной. В голове у него крутились мысли, обрывки разговоров и планы. Никогда бы Арсений Сергеевич не подумал, что «под сраку лет» будет размышлять о том, как правильно организовать развод своего любовника с его женой. А любовник сам высказал своё на то желание, сам попросил помощи и поддержки. Не просто пообещал, а на самом деле рвался в бой. И эти мысли ещё с самолёта не давали покоя. Попов дёрнул ручку двери, вошёл в парадную и кивнул консьержке, а женщина, как только услышала знакомый голос, быстро вскочила с места.

— Арсений Сергеевич! Там какой-то мальчишка вас ждёт!

— Меня? — Попов остановился почти у самого лифта, поправляя солнцезащитные очки, прикрывающие лицо. — Вы путаете, наверное, что-то: у меня детей нет, Данный момент не является опечаткой. Арсений намерено лжёт о том, что у него нет детей. — ухмыльнулся мужчина и всё-таки нажал на кнопку вызова.

— Да он точно к вам. Кудрявый такой, худой. Пьяный или обдолбанный — понять не могу. Он тут уже часа два крутится, рвётся к вам.

— С чего вы взяли, что ко мне? — Арсений напрягся, наконец серьёзно глядя на консьержку через тёмные стекла.

— Ваше имя и номер квартиры называл. Знаете, я его вот выгнала кое-как на улицу, но он вон, на площадке сидит, — женщина подошла к маленькому окошку, выходящему прямо во двор, через которое видно всю придомовую территорию. — Курит на детской площадке! Арсений Сергеевич, я уж не стала милицию вызывать, подумала: вдруг что!

Актёр осторожно выглядывает в окно и от досады закусывает губу. Там на самом краю детской горки, опустив вниз кудрявую светлую голову, сидел Гришка. Про себя Арсений уже произнёс все маты, которые только мог сгенерировать его мозг.

— Племянник мой… — бросает небрежно Арсений и выходит из парадной. Женщина прижимается к стеклу, глядя за тем, как мужчина выходит на улицу и идёт к той самой площадке. — Ты тут чё делаешь? — строго спрашивает Арсений, остановившись перед мальчишкой. Тот очень медленно поднял голову, встречаясь с мужчиной взглядом. Покрасневшее лицо Орлова постепенно обрело широкую улыбку.

— Арсений Сергеевич, а я вас караулил.

— Ты как мой дом вообще нашёл? И что тебе нужно от меня? Что-то с родителями случилось?

— Я просто хотел поговорить. Вы ведь советовали, что нужно разговаривать, решать проблемы… — парень икнул, как в дешёвом подростковом кино, и чуть не завалился с горки на бок, но Арсений на автомате дёрнулся к нему, придержав за плечо.

— Ты же пьяный вдрызг! Ну совсем дебил что ли, извини пожалуйста?

— Чуть выпил, Арсений Сергеевич. Для храбрости.

— От тебя воняет… Боже, я даже не хочу знать, что ты пил, — Попов снова отстранился, поправляя сумку на плече. — Не о чём нам с тобой разговаривать. Если ничего не случилось, иди домой, — строго говорит мужчина.

Гришка грустно глаза опускает, губу с досадой закусывает и снова голову назад отклоняет, на уже порывающегося уйти Арсения смотрит.

— Я разве о многом прошу вас?! — уже намного громче говорит Орлов, неотрывно на мужчину глядя. — Написываю вам, может быть, во всех соцсетях, жить как-то мешаю?! Почему вы не можете уделить мне от силы час и выслушать?!

Арсений глаза закатывает, переносицу свою, измученную очками, трёт. Понимает, что консьержка всё ещё в окно за ними смотрит, поэтому послать на хер подростка просто так не выйдет. Это просто невозможно.

— Ладно, поднимайся, иди за мной. Нечего тут орать и меня на весь дом позорить.

Гришка быстро поднялся с насиженного места и, словно ни в чём не бывало, поплёлся за мужчиной, несколько раз чуть не запутавшись в собственных ногах. Но Арсений ему не помогает — это полностью проблемы Орлова. Они заходят в парадную, консьержка упорно делает вид, что в окно не смотрела. Арсений печально глядит на неё и взглядом за «племянника» извиняется. Та кивает понимающе, но продолжает следить за ними, пока они не скрываются за дверьми лифта.

Арсений заходит в квартиру и сразу дверь за Гришкой закрывает, разувается и строго велит ему снять кеды. Парень чуть на пол не садится, развязывая длинные шнурки. Попов смотрит на него краем глаза, совершенно не понимая, как он мог на эту уловку купиться. Арсений переплетает руки на груди и уже прямо смотрит на подростка, который всё ещё копается со шнурками.

— Откуда ты знаешь, где я живу? У отца информацию выведал?

— Нет, — себе под нос бубнит Гришка, наконец-то снимая ботинки и медленно по коридору в сторону Арсения проходя.

Мужчина напрягся, отходя на кухню и смеряя подростка строгим взглядом, всё ещё не снимая тёмных очков. Очень медленно до него начинало доходить: Лиза, убравшая всю квартиру, отсутствующие две бутылки вина, явное ощущение присутствия кого-то незнакомого…

— …это ты к Лизе приходил? — пальцем в небо бьёт Попов и очень надеется услышать отрицательный ответ. Но парень молчит и просто кивает. У Арсения в голове все возможные маты звучат одновременно. — Я даже спрашивать не буду, какого хера. В конце концов, это она виновата…

— Арсений Сергеевич, почему вы так поступаете со мной?

Попов смотрит на мальчишку предельно удивлённо, прижимаясь спиной к кухонному гарнитуру. Этот парень как будто делает всё возможное, лишь бы выбесить Арсения и вытеснить из него все положительные чувства, заменив их на пренебрежение и откровенную ненависть к себе.

— Я не хочу знать, почему ты напился и почему выбрал из всех возможных вариантов, куда мог прийти, мой дом. Но, раз уж пришёл, давай приводи себя в порядок и уходи. Я только вернулся, и мне нужно заниматься делами.

— Потому что думал, что вы меня не осудите, — тихо говорит парень, подпирая спиной стену. — Если домой заявлюсь пьяный, меня отец убьёт.

— Так на кой хер ты пил, извиняюсь?

— Грустно было, — пожимает плечами подросток.

— Нельзя напиваться, когда тебе просто грустно, тем более в столь юном возрасте.

— Опять вы про мой возраст, — хмурится Гриша и поднимает злой взгляд на хозяина квартиры.

— Знаешь, умывайся и уходи. Я к тебе со всей душой, а ты издеваешься надо мной, — бросает Арсений, взмахивая руками, и разворачивается к столешнице, набирая стакан воды из фильтра. — Я в няньки тебе не записывался и воспитанием твоим заниматься не собираюсь.

— Конечно, у вас же есть уже, кого воспитывать, — едко бросает Орлов, и бокал падает из рук актёра.

— Пшёл вон из моей квартиры.

— Нет.

Мужчина медленно поворачивается, окидывая мальчишку настолько разгневанным взглядом, что кажется, будто он никогда в жизни не был ни на кого зол настолько сильно.

— Я тебе сказал: пошёл нахер из моей квартиры, — цедит он каждое слово, глядя на подростка даже не моргая.

— Я скажу, что вы меня хотели изнасиловать, — совершенно бесцеремонно бросает мальчишка, впиваясь в разъярённые голубые глаза.

— Ты ахерел?

— Я спрятал у вас дома свою вещь. И, если что, у меня будут доказательства того, что я здесь на самом деле был. А зачем подростку, вроде меня, быть дома у сорокалетнего мужика?

Арсений смотрит на мальчишку, и у него напрочь теряется дар речи от такой наглости. Хочется взять ремень и выстегать того вдоль и поперёк, но Попов понимает, что в таком случае против него точно будет нереальное количество доказательств. Доказательств тому, чего не было.

— Я от тебя такого не ожидал, Гриш, — печально произносит мужчина, поджимая губы.

— Теперь вы иначе говорите, как пиздато, — грустно улыбается парень, убирая с лица кудрявую чёлку.

— Я сейчас твоему отцу позвоню.

— Звоните. Могу для большей эпичности поорать на заднем плане. И тогда он не меня, а вас убьёт.

— Это глупый шантаж, Гриш. Не теряй моё расположение.

— Один поцелуй. Только один поцелуй, и я ухожу из этой квартиры, не пристаю больше со своим общением и не трогаю вас, — парень делает несколько шагов навстречу Попову и останавливается метра за полтора.

— Пошёл вон.