Величественный корабль с белыми парусами бороздил просторы морей. Палящее солнце и полнейший штиль, хуже этого лишь шторм. Изможденные жарой моряки гребли так сильно, как только могли. Уже не первые сутки стоит такая изнуряющая погода. Корабль заходил все дальше на север, но нигде не было и намека на сушу – море, бесконечное синее море. Благо, хоть с продовольствием пока проблем нет. Пожилой капитан судна, согласившийся на эту экспедицию, окинул единственным глазом палубу корабля. Еще одного такого дня эти портовые крысы не вынесут. Команда новичков, вот что, пожалуй, могло быть хуже шторма. Этот безрукий ширпотреб! Они даже не могут нормально отдраить палубу, а гребут, как калеки. Так далеко не уплывешь, но выбора у капитана не было – иную команду испанская корона предоставить отказалась. И еще этот парнишка на пристани привязался со своими наивными просьбами «взять с собой». Море – это не детская площадка, это бушующая, непредсказуемая и безжалостная стихия. Она не пощадит никого. Капитан хмыкнул и уже собрался зайти в каюту, как из бочки рядом с дверью послышался чих. Не медля ни секунды, седобородый капитан сбросил с нее крышку. Седые брови стремительно поползли вверх – в бочке с соленым огурцом во рту сидел тот самый мальчишка. Вся его одежда и волосы были пропитаны рассолом, а между торсом и коленями зажаты оставшиеся огурцы. Похоже, все эти дни парнишка питался исключительно ими.

- Значит, заяц? – хриплым голосом спросил старый морской волк. Парень тут же вскочил, пытаясь что-то промычать в ответ, - Огурец-то изо рта вынь, - усмехнулся капитан.

- Капитан, прошу не прогонять! Я могу быть полезным! – отрапортовал парень, стоя по щиколотку в рассоле.

- Полезным, говоришь? Как тебя звать, полезный заяц?

- Антонио Фернандес Карьедо, капитан!

- Что ж, Антонио, можешь начинать отрабатывать свое пребывание на моем судне. Эй, дайте пацану щетки и ведро! – крикнул он куда-то в сторону, а затем вновь обратился к «зайцу», - Чтобы к вечеру палуба сверкала, понятно?

- Так точно!

Антонио выбрался из бочки, принял из рук одного из моряков драительные принадлежности и начал начищать деревянную поверхность. Уже через полчаса отработки руки нещадно ныли, а фронт работ был по-прежнему огромен. И все бы ничего, если бы помимо основной работы гребцы не делали из него мальчика «принеси-подай». И попробуй отказать – вероятность оказаться за бортом увеличивалась в разы. Вот и бегал парень от щетки до гребцов, от гребцов до кока или трюма, потом снова к гребцам и возвращался к щетке. Само собой, работа оказалась не выполнена, что рассердило и без того находящегося в не лучшем расположении духа Капитана, и мальчишка был на всю ночь оставлен за дозорного. А утром все по накатанной – щетка, гребцы, щетка, кок, снова щетка и снова гребцы. Но в этот день, по крайней мере, установилась прохладная погода: палящее солнце то и дело пряталось за пушистыми облаками, дул достаточно сильный, хоть и порой прекращающийся ветер, морские волны взбивались в пену о борта корабля.

С каждым днем становилось все холоднее. Уже через неделю от пробирающего до костей ветра не спасали ни солнце, ни теплое течение. По утрам стоял густой туман, не спадавший до самого обеда. Верхушки мачт ночью покрывались инеем. От холода трясло даже в трюме. Зябко поеживаясь, Антонио обходил корабль, проверяя, как закреплены канаты. Он потер оголенные до локтя руки, чтобы хоть как-то разогнать тепло по телу. Неожиданно, на его плечо легла тяжелая ладонь – со спины подошел капитан:

- Ну что, щенок, еще не жалеешь о своей выходке? – с едва заметной заботой в голосе спросил он.

- Нет, капитан! – послышался громкий ответ. - Скажите, капитан, почему, отправляясь на север, вы не догадались взять теплые вещи?

Мужчина влепил ему подзатыльник и швырнул под ноги ведро со щеткой:

- За работу, щенок!

Антонио тихо ругнулся, проклиная свой болтливый рот. Негнущимися пальцами он вцепился в деревянную щетку и снова заскреб ею по доскам. Пронизывающий ветер лизнул босые пятки парня, заставив еще раз тихо ругнуться. С криками мимо него, к толпе возле борта, пронеслось два человека. Толпа возбужденно «жужжала», слышались непонятные вскрики. Неожиданно четко до Антонио донеслось одно-единственное слово – пираты. Отбросив щетку в сторону и случайно опрокинув ведро с мутной водой, он вскочил и подбежал к толпе, пробиваясь к борту. Резко побледнев, он едва удержался на ставших ватными ногах. По волнам плыл отнюдь не пиратский корабль.

- Викинги, - прошептал, отходя к каюте капитана. Оттуда он, уже громко, сказал, - Это не пираты, это викинги!

- В любом случае придется сражаться, - открылась дверь каюты, - Уйти не получится – туман еще не осел.

- Так давайте уйдем в туман!

- Ты с ума сошел? Совсем мозги смерзлись? Туман - это настоящее проклятье!

- Послушайте, капитан, у нас нет ни одного шанса. Торговое судно почти не оснащено оружием! Они убьют нас. А так у нас будет хоть какой-то шанс спастись!

Капитан умолк. Брови сошлись на переносице, а взгляд направлен на приближающийся скандинавский корабль. Как бы трудно не было это признавать – мальчишка был прав. Хотя была велика опасность сесть на мель или, что еще хуже, врезаться в скалы. Скрипя сердцем, капитан отдал приказ поворачивать на северо-восток и уходить в туман. Белая пелена накрыла корабль. Дальше собственного носа ничего не видно. Дышать стало очень тяжело. Рулевой, подслеповато щурясь, пытался разглядеть что-либо впереди. Вся команда, затаив дыхание, собралась рядом с кормой. Время шло, а туман стал медленно оседать. Поднялся ветер; волны, ранее только бьющиеся о борта, стали переливать через них, заполняя водой трюм. Матросы бегали с ведрами, выливая воду за борт.

- Что это такое? Скалы? Скалы! Капитан, прямо по курсу скалы!

- Лево руля!..

- Нас же смоет!

- Покинуть корабль! Всем покинуть корабль, - кричал капитан, пытаясь удержать штурвал.

- Капитан, - Антонио уже собирался спуститься в шлюпку, но в какой-то момент обернулся, - Уходите оттуда, капитан, вы погибните!

- Дурак, капитан не может оставить свой корабль!

- Я… я останусь с вами!

- Что ты несешь?

Антонио забрался к капитану и снизу подпер штурвал. Огромная волна накрыла судно. Дыхание замерло, сердце пропустило удар, вся жизнь пролетела перед глазами. Все. Это конец. Вот так, бесславно, в первом же плавании погиб. Послышался грохот, треск ломающейся древесины и громкий крик – корабль разбился о скалы…

По редеющей тайге шел двенадцатилетний мальчик в местами порванном тулупчике и белом вязаном шарфе. Он то и дело наклонялся к земле, поднимая с нее ветки и добавляя их к уже собранным в перевязь. Спустя некоторое время он вышел на припорошенное снегом побережье, к которому прибило какие-то доски. Мальчик опустил вязанку хвороста на снег и подбежал к доскам, приподняв одну из них:

- У, сырые какие, такими печку не растопишь, - и отбросил в сторону особенно большого обломка, из-под которой послышался громкий стон, - Ой!

Ваня, так звали мальчика, подбежал к обломку, приподнял его и потихоньку оттащил в сторону. На земле, чуть ли не синий от холода, лежал какой-то мальчик. «Надо бы его в дом оттащить, помрет же», - мелькнула мысль в светловолосой голове. Ваня присел на корточки, укрыл страдальца своим тулупом и уже хотел поудобнее перехватить его под руки, как он открыл свои зеленые глаза и тихо, по слогам проговорил одно слово:

- Ayudar (исп. - помоги.), - и снова провалился в беспамятство.

Иван перехватил его под руки и потащил через лес. Здесь, в тайге, еще не было снега, только мягкий мох, усеянный иголками. Иногда под ногами хрустели, ломаясь, старые грибы и тонкие веточки. На минуту Ваня остановился и приложил ухо к груди – сердце едва слышно, но бьется, а вот дыхание совсем никуда. Он снова подхватил незнакомца под руки и продолжил свой путь. Вот ведь нашли забаву – в такую погоду в безлюдном месте купаться, почти зима на дворе, так и окочуриться недолго! Благо Ванька с сестрами недалеко от побережья живет, прямо в лесу, на полянке, избенка стоит. Хиленькая, правда, и крыша в сильный дождь протекает, и в холода только у печки тепло – в светлицу без тулупа не выйдешь, но хоть что-то. Да и куда ему, сиротинке, одному целое хозяйство на себе тащить?! Совсем еще мальчишка. А ведь справляется: и огородик вспахать, и починить, если сломалось что, и все-все. Как-никак, а единственный мужчина в доме, и хоть ты что делай.

Ваня затащил незнакомца в дом и уложил на широкую лавку, возле еле тлеющей печи. Он быстро сбегал за брошенной вязанкой хвороста и добрую его половину закинул внутрь русской печки, сразу же задвинув закоптившуюся заслонку. С лавки послышался стон и лепет на незнакомом языке. Не открывая глаз, незнакомец что-то говорил, болезненно морщился, иногда его речь прерывалась всхлипами и хрипящими звуками. Его всего то колотило, как от мороза, то бросало в жар. Он метался по постели так, что если бы Ваня не прижимал его за плечи к деревянной поверхности, он непременно упал бы. Помимо прочего, Иван заметил, как по грязной рубашке со шнуровкой на груди расплывается пятно крови. О, как же страдал его неожиданный гость! Болезнь словно сжигала его изнутри, а рана на груди расползалась от каждого резкого движения. Ивану стало настолько жаль страдальца, что он едва сдерживал слезы. Неожиданно для самого себя он очень сильно прижал парня к лавке и громко прокричал:

- Перестань, пожалуйста, ты делаешь себе только хуже!

От этого крика Антонио очнулся. Тяжело дыша, он открыл глаза. Попытка сесть была сразу же пресечена.

- Лежи здесь, я сейчас перевяжу твою рану.

Ваня налил в небольшой деревянный тазик воды из котелка, добавил в нее какую-то настойку из кувшина с полки, нарыл старую льняную рубаху и порвал ее на тонкие полоски, после чего эти полоски окунулись в воду с настойкой. Он стянул верх одежды с Антонио и принялся осторожно промывать глубокую рану, в которой виднелись каменная крошка и маленькие кусочки дерева. Антонио шипел от боли и изо всех сил старался не дергаться. Спустя некоторое время пострадавший был перевязан и теперь сидел, опершись на стенку печи, а Ваня что-то замешивал в потемневшей от влаги, деревянной кружке. Залив травки горячей водой из того же котелка, он поднес кружку к губам Антонио:

- Пей, - испанец с недоверием посмотрел содержимое кружки, - Пей, я не пытаюсь тебя отравить.

Антонио не понял ни одного слова из сказанного русским, но отчего-то решил довериться ему и приложился кружке, жадно глотая горькую горячую жидкость. Приятное тепло распространилось по телу, жар начал проходить, уступая место усталости.

- Gracias!(пр.: исп. – спасибо), - слабо улыбнулся испанец.

- Что? А, не важно! Ложись спать, - Ваня помог гостю забраться на печь и укрыл лоскутным одеялом, а сам улегся на лавку.

Неспокойной была для него эта ночь. Он просыпался от каждого шороха и постоянно проверял, как чувствует себя страдалец.