День уже подходил к концу, когда страдалец очнулся. Впрочем, он этого и не понял – ставни были плотно закрыты, и в доме было темно, как ночью. Антонио медленно сел на печи, получше укутываясь в одеяло, и огляделся. Маленького благодетеля нигде не было видно. Испанец оперся на стену: голова болела, тело ломило, но в целом лучше, чем было вчера, да и рана уже давно не кровоточила. Видно травки помогли. Он снова осмотрелся. Дом был, мягко говоря, не в лучшем состоянии, но именно эта старая развалюшка дала ему возможность остаться жить. Местами древесина рассохлась, единственное окно с закрытыми ставнями явно не один раз ломалось; деревянный стол опасно скрипел, несмотря на то, что на нем стояли лишь полупустой кувшин с отколотым краем и та самая деревянная кружка; дверь напротив печки, казалось, держалась на засове и молитвах; доски в полу потрескавшиеся или вовсе вырваны. И, тем не менее, было видно, что раньше это был большой, крепкий дом весьма обеспеченных людей. Но время, климат, и плохой уход сделали свое черное дело, превратив добротную избу в развалину. Антонио спустился с печи. По босым ногам понесло холодом – сквозило из щели под дверью. Переступив с ноги на ногу, он подошел к столу. Как и ожидалось, в деревянной кружке были запарены травы. Подрагивающими руками он поднес кружку с уже остывшей жидкостью к губам. Боль немного унялась, позволив более менее нормально передвигаться по комнате. Попытка пройти в соседнюю комнату была пресечена потоком холодного воздуха – дверь Антонио сразу же закрыл, а в щель затолкал какую-то поеденную молью серую тряпку неопределенного назначения, лежавшую в большом сундуке, чьи красивые узоры давно поблекли. Испанец медленно – при любом резком движении начинала кружиться голова, да и само тело было против, выражая свой протест всплесками боли – подошел к полкам рядом со столом. Его внимание притянула странная кукла, если ее можно так назвать. Антонио взял ее в руки, и нижняя ее половинка упала вниз. От неожиданности парень вскрикнул и только потом заметил внутри упавшей половинки куклу поменьше. Он присел на корточки и взял ее в руки – ее нижняя половинка тоже легко отделилась, открыв третью красавицу, а потом еще и еще, пока не добрался до самой маленькой, половинка которой уже не отделялась.

- Матрешка, она называется матрешка.

Антонио настолько увлекся разбиранием игрушки, что не заметил, как в дом вошел Иван. Последний же молча подошел к столу и поставил на нее с трудом добытую кринку.

С самым рассветом Ваня отправился через лес в деревню. Проверить, как живут сестры с этим чудаковатым ляхом – сам Иван отказался покидать отчий дом, понадеявшись, что сможет его содержать – и заодно пополнить запасы трав. Свои уже заканчивались, да и немцу (пр.: на Руси немцами называли не только жителей Германии, но всех, кто не говорил по-русски) они не сильно-то помогали: притупляли боль, снимали жар, но не лечили совершенно. Ближе к обеду мальчик добрался до относительно большой деревни в сто дворов. Здесь зима уже вступила в свои права, и нехоженые места были покрыты снегом по колено. Подойдя к домику на окраине, он потер руку об руку, чтобы хоть как-то их согреть, и нехотя постучался в добротную дверь. Послышались шаги и шум отодвигающегося засова:

- О, это ты! Ну, типа, проходи, - поляк отошел в сторону, пропуская внутрь Ивана, - Чо, все-таки решил с нами жить?

Ваня улыбнулся и покачал головой:

- Нет, я хотел кое-что у тебя попросить…

- Ванюша, миленький! Ты как? Замерз поди, Наташенька, ставь самовар!

- Оля, со мной все хорошо, правда. И я не могу долго здесь оставаться. Я здесь, чтобы попросить у вас некоторые травы. У меня дома немец больной, похоже застудил себе все, что можно и нельзя.

- Сейчас, сейчас, - девушка со светлой косой побежала куда-то вглубь дома, - Ой! Феликс, помоги, я не достаю! Феликс! Опять дрыхнет! И когда успел?

Ваня прошел на кухню к сестре. Табурет был водружен на стул, последовала команда: «Залазь!». Девушка замотала головой, отказываясь взбираться на шатающееся сооружение.

- Лезь!

- Не полезу! Оно упадет!

Пока они спорили, миниатюрная Наташа, закрепив длинные светлые волосы большим синим бантом, забралась на стулья. Таким образом с огромным трудом, кринка с настойкой была все же добыта с верхней полки и вручена любимому брату. Ольга еще раз попыталась уговорить младшего брата остаться, но он лишь еще раз покачал головой. Обняв сестер на прощание, Иван покинул дом Феликса.

Ваня усадил испанца на лавку и начал снимать с него бинты. Оглядев заживающую рану, он удовлетворенно кивнул. Снова были запарены травы. Русский окунул чистую тряпочку в воду и аккуратно провел ею по повреждению. Пострадавший зашипел от боли. Неожиданный поток холодного воздуха сразу же облегчил ее. Антонио направил взгляд на «источник» воздуха и начал стремительно краснеть – на рану дул Иван. Тряпочка снова прошлась по глубокой царапине.

- Вот и все! Эй, ты чего такой красный? Снова жар? – Ваня коснулся лба губами, - Вроде, нет.

- Como te llamas? (пр.: исп. – как тебя зовут?) – спросил Антонио, пытаясь отвлечься.

- Что? – Иван непонимающе посмотрел на испанца.

- Mm… - Антонио показал рукой на себя, - Antonio, - а потом показал на русского.

- А! Как меня зовут! Ваня, - он искренне улыбнулся.

Он отстранился и, подойдя к столу, стал открывать плотно закупоренную кринку. Антонио откинулся на стенку печи, пытаясь восстановить дыхание. «Что это было?! Я… я же его толком не знаю! Мы почти не знакомы… но, тогда почему? Почему оно так быстро бьется? Я же не мог влюбиться в мальчишку? Да, не мог… наверное, это все из-за болезни. Да, да, я лихорадку принял за любовь! Точно, какой я глупый…»

Иван подошел к Антонио и поднес кружку к его губам. Резкий запах ударил в нос; едва сдерживая рвотные порывы, испанец все же выпил ее содержимое. Боль неожиданно отступила. Тонкий пальчик русского указал наверх, на печь. Понятливо кивнув, Антонио последовал немому приказу. «Какой он милый! Особенно, когда пытается выглядеть серьезным… О чем я думаю? Чертова лихорадка! Надо спать, срочно!» Он лег на печи, накрылся одеялом и закрыл глаза. Минуты тянулись как вечность. Время перевалило за полночь, а сон не шел. Внизу послышались шорохи. Антонио чуть свесился вниз и увидел, как, не открывая глаз, Иван кутается в старый тулуп. Похоже, здесь было всего одно одеяло.

- Vania, - шепотом позвал Антонио, - Vania!

- А? – Ваня сонно потер глаза, - Ты меня звал?

Испанец показал пальцем на него, а затем на место рядом с собой. Спорить и сопротивляться Иван не стал – от двери несло холодом, и мальчишка порядком замерз. Он быстро взобрался на печь и залез под одеяло, почти сразу уснув. А Антонио всю ночь ворочался, не понимая, что происходит, почему рядом с этим почти незнакомым мальчиком перехватывает дыхание, а сердце пропускает удар