Липкие кошмары сумбурного происходящего не отпускали даже под тяжестью бредового горячечного забытья. Конечности холодели на голом камне, крупная дрожь била по телу, заставляя мышцы живота болезненно и тошнотворно сокращаться. Кроуфорд открыл слипшиеся глаза. Картина перед ними всплывала сквозь туман темная и удручающая. Попытки сесть давались очень болезненно, лежать было еще больнее. От не самого удачного решения - сесть - внутренности как будто ухнули и упали куда-то вниз, в неизвестность. Захотелось блевать еще сильнее.

Крошечная тюремная камера была сырой, промозглой и воняла. Из всей этой амброзии очень выделялась плесень и тина. Тронутые ржавчиной железные прутья еще хранили былую крепость, поэтому потуги парня расшатать их не привели к результату. Крошечное решетчатое оконце под потолком тоже не давало надежд на вызволение. Это вообще чудо, что его можно было разглядеть в этой кромешной темени. 

Все средства связи и оружие было изъято при отвратительно тщательном осмотре. Унизительно. Оставалось только сидеть и ждать, пока Митч сам догадается о том, что произошло, с интуицией у него всегда было хорошо. Проблема только в том, что напарники друг другу не удосужились сообщить, кто чем будет заниматься и где друг друга искать в случае чего. 

Из коридора лился тусклый желтый свет, который не особо выполнял свою основную функцию.  Походив взад вперед,  Джонни опять схватился за решетку и что есть мочи заорал:

- Выпустите меня, сволочи, вы не имеете права держать меня здесь! - Царапая ладони в кровь об ржавые прутья парень постарался еще раз пошатать их, но опять ничего не произошло. С потолка что-то капнуло за шиворот. Тюремщик с недовольной рожей, покрытой россыпью шрамов, встал со своего насиженного места и двинулся в сторону буйного пацана, доставая откуда-то из-за спины дубинку.

- Только попробуй, шваль, втащить мне, я эту палку тебе в глотку затолкаю по самую печень! - Алкоголь в голове Кроуфорда все-еще плотно сидел, а если перемножить его на природную безбашенность, то получилась гремучая смесь. Бесясь в бессилии Кроуфорд еще раз пошатал прутья. Дубинка прилетела парню аккурат по пальцам, от чего тот отпрыгнул и заорал благим матом пуще прежнего, скрючившись от боли и пряча покалеченные руки. Тюремщику было что сказать, это хорошо читалось в его лице, искаженном злобной улыбкой, и чтобы донести до Джонни то, что тюремщик хотел, ему пришлось побарабанить и по прутьям, заглушая отменную брань:

- Завались, Кроуфорд, орать будешь, когда палач озвучит твой приговор.

- ”Если” палач озвучит мой приговор, ублюдина! Вот увидишь, к утру меня уже здесь не будет!

- Слишком громкие слова для того, кто закован в цепи с ног до головы, - усмехнулся тюремщик. Джонни к своему неудовольствию только сейчас ощутил всю тяжесть оков на запястьях. Цепи пронзительно лязгали при каждом движении. “Отвратительная рожа” еще раз прошелся по прутьям дубинкой, высекая ужасный скрежущий звук, будь Джонни полным кретином, он бы почти восхитился этим. - Видел бы тебя сейчас твой отец. Какой позор на его седины!  Как думаешь, что первое он скажет, когда придет сюда?

- В душе не ебу, что он скажет, но одно я знаю точно - он определенно будет послан на хуй! - Огрызнулся юноша, - Мне уже не десять лет, я и сам могу ответить за свои поступки. С хуя ли папаша решит сюда притащиться? Зачем вы его вызвали? Он же такой неебаться занятой хуй! - От нервов Джонни превратился в одну сплошную язву. Сердце стучало в груди как бешеное, ладони, покрытые кровью, противно похолодели. Отца видеть не хотелось.

- Тут ты прав, да, твой отец достаточно занятой человек, но все же он нашел время для того, чтобы встретиться со своим любимым сыном, - елейным голосом просипел тюремщик и засмеялся, после чего прошелся по прутьям в очередной раз, - тем более, что его будут судить по всей строгости закона. Знаешь ли ты, в чем вообще тебя обвиняют?

Кроуфорд просто молча посмотрел на кривую рожу тюремщика, ничего не отвечая. Потому что знал. Однако очень хотелось плюнуть ему буквальным ядом в лицо, чтоб эта отвратительная усмешка оплавилась и слетела с костей его черепа.

- Не знаешь, ага, а я тебе напомню: сто двадцать три убийства, четыре поджога, пять покушений на жизнь, разбой, грабежи, угоны и это только в Апарте! - По мере перечисления тюремщиком прошлых прегрешений, Джонни сделал скучающее лицо, напряженный, как натянутая струна, но все равно искоса поглядывал на мужчину, который стоял уж слишком близко к клетке. При себе у него был пистолет, дубинка, связка ключей и что-то квадратное в кармане брюк. “Вот бы как-нибудь незаметно подобраться к нему поближе, отхуярить да ограбить. И естественно сбежать.” - ежесекундным вихрем пронеслось у него в голове. Однако коварный план был прерван очередной бессвязной хуйней, которую нес тюремщик:

- А ведь был таким хорошим мальчиком, вот что случается с детьми, когда они якшаются с пиратами! - Посетовал он и яростно плюнул на пол, - Твой брат был отребьем и сдох на плахе, как отребье, и тебе уготована та же участь.

- Не смей говорить о моем брате! Он был великим человеком! - Джонни змеей прыгнул к решетке, пытаясь ухватить наглую морду за край куртки, но мужчина знал свое дело и ловким движением выудил из кармана электрошокер и разрядил его в тянущуюся руку Джонни. Очередной вопль сорвался с его губ, и в нем можно было с трудом разобрать что-то смутно напоминающее “я скормлю тебя лерсам в пустыне” и “мой напарник узнает об этом”. Только после того, как он это произнес, он схватился за голову и осознал, что, вообще-то, это было не совсем правильно с его стороны. Теперь, наверное, ему будут задавать вопросы под пытками, чтобы узнать о “всей его шайке-лейке, которая приехала в прекрасный Полис Апарта, чтобы пошатнуть его спокойную мирную жизнь своей кровавой резней и грабежами”. Дерьмо. Джонни поднял взгляд, однако похоже охрана не обратила внимания на то, что он сказал.

-Твой брат был великой свиньей и мусором, грязным пиратом и вором. И ты такой же, и ждет тебя, Джон, виселица, ждет не дождется, - с этими словами насвистывая одну из тех песенок, которые обычно поют моряки, тюремщик двинул на свое место. Знал же, сучок, что это была любимая песня Джека, и все равно начал ее насвистывать, чисто чтобы позлить Кроуфорда.

Парень заскрипел зубами, стирая их в крошку, посылая в спину уходящему тюремщику испепеляющий взгляд. Проклятье сработало, но не так, как было запланировано - мордастый хмырь просто споткнулся.

Джонни в бессилии плюхнулся на пол и начал усиленно думать, как бы ему свинтить отсюда. Еще раз позвать охранника и сделать с ним то, что он планировал до этого? Нет, гиблое дело, он опять шмальнет ему по рукам электричеством. Подкоп? Бред, копать то нечем. Попытаться расшатать окно? Так до него еще долезть надо. Был бы у него паучий свисток, так хоть какой-то шанс был, что его паук услышит. Но даже его забрали. Как ни крути, а вариантов было не густо. Ноль, если говорить совсем честно. Наверное, Джонни еще никогда так сильно не ощущал собственного одиночества и бессилия, как сейчас. В пещере с каннибалами и то было проще выжить, чем в тюрьме Апарта. Темно. Стремно. Холодно. Еще и ссать хочется. И часов нет, чтобы вообразить, через какое время уже будет казнь. Так что ссать хочется вдвойне. Бросив взгляд наверх, Кроуфорд снова обнаружил темный квадрат, на котором не было ни одной звезды. Еще не посерело, значит до рассвета далеко.

Сидеть на полу было очень холодно, ярость поутихла, вместе с ней и согревающий прилив сил, и вскоре парнем вновь овладела дрожь. Сидя на полу он скрючился, и ждал, когда же появился его отец. В голове проносились воспоминания. О брате, о матери… Джека казнили двенадцать лет назад, а мать умерла от болезни и того раньше. Ее сердце не выдержало измены отца и она очень серьезно заболела. 

За невеселыми воспоминаниями Джонни не заметил, как пролетело время. В коридоре послышались чьи-то шаги и вдалеке можно было различить чью-то фигуру, в темном пальто. Фигура приложила свой браслет с ID к специальной стойке и ее пропустили дальше. Еще с десяток шагов и у Кроуфорда аж шерсть дыбом встала. Перед ним стоял его младший брат Эдгар и улыбался во все свои золотые зубы. Эдгар был крайне рад видеть своего старшего брата.

- Его ль я вижу? Да это же главный позор нашего рода! Рад видеть тебя в таком убогом положении, - поприветствовал Эдгар и отсалютовал рукой в темной перчатке.

- Бастард пожаловал, - прорычал Джонни - иди пожри говна, Эд.

- Забавно, действительно забавно, я так мечтал увидеть тебя в тюрьме и вот - мечты сбываются! - Эдгар рассмеялся, пряча улыбку в кулак. Он пропустил колкость мимо ушей.

- Я вижу у тебя новые зубы, - деловито осведомился Джонни, - не боишься, что я снова их выбью тебе, ублюдок?

Улыбка с лица парня стекла мерзкой жижей на пол, а злобные глаза уставились в лицо Джонни, не мигая.

- Я не воспринимаю угрозы от смертников, - свистяще выдохнул Эд и пристально оглядел своего брата с головы до пят. Что-то хмыкнул и продолжил молчать и пялиться.

- Я ждал отца, - скривил лицо наемник, - а увидел сына шлюхи. Неужели мир настолько несправедлив, и последнее, что я увижу в своей жизни - твоя премерзкая рожа. Отстой.

- Я пришел сюда, потому что отец в самый последний момент решил отказаться от посещения столь замечательного места, найдя себе более важные дела, - ответил Эд, пропихивая руки в карманы брюк.

- А, ну да, такие важные дела, как ебать твою мамку и посылать тебя разгребать его дерьмо, точно, я вспомнил. За столько лет отсутствия в этой чертовой долбильне я успел немного подзабыть, чем вы все тут занимаетесь, сборище тупых пидарасов.

- Лучше вести бизнес, хоть и грязный, чем заниматься чернухой, как ты, - порывшись в карманах, Эдгар выудил новенький портсигар и уставился, выбирая глазами, какую бы сигаретку взять.

- Как будто у меня был выбор! Если ты забыл, то только по твоей пиздливой наводке мне пришлось бежать, ведь все сто с хуем преступлений, которые повесили на меня - сделал ты. - Джонни вскочил со своего места и подошел вплотную к решетку. Стоя нос к носу братья сверлили друг друга глазами.

- Грязная ложь, это ты загандонил киберминистра, а это плюс сто очков к твоим проблемам, - Эдгар в очередной раз сверкнул золотыми зубами, щуря глаза, - После смерти старшего брата ты совсем слетел с катушек и отбился от рук. Твой характер тебя и сгубил в итоге. Отец сделал правильное решение, оставив меня управлять компанией…

- Ни одно из решений отца не было правильным или неправильным, - пофилософствовал Джонни, наблюдая, как брат раскуривает премерзкую ментоловую сигарету. - Они все были ебланскими, и это факт. А самое ебланское решение в его жизни - это оставить в доме такое убожество, как ты. А киберминистр сдох сам, нечего было рыться в моих делах.

- В тебе говорит мелочная зависть, - Эдгар выдохнул холодный ментоловый дым в лицо брату, - ведь с самого твоего рождения, на тебя не возлагали особых надежд. Ты всего лишь продукт чьей-то ошибки. Все пало на плечи твоего брата, а он, как последний трус, не вынес груза ответственности и сбежал в море. Полагаю, что в этот момент ты почувствовал легкое облегчение, после его исчезновения, ведь теперь тебя наконец-то заметят. Но тут на сцену выхожу я - идеальный образчик лучшего в мире сын. Умный, красивый, хитрый и ловкий, я сразу стал любимчиков отца, а тебя отодвинули не то, что на второй план - на самый черный чердак.

Эдгар рассмеялся, смотря, как меняется лицо Джонни с каждым произнесенным словом.

- Ссал я на вас, ваш бизнес и на тебя в том числе, Эдгар, - с этими словами Джонни расстегнул ширинку брюк и помочился сначала на дорогущие туфли брата, а потом и на пальто. Блаженно выдохнув, он отряхнул конец и застегнул штаны, после чего благоговейно отошел назад, ожидая реакции Эдгара. Тот помолчал еще с минуту, красный, как вареные скальфы. Запустил догорающий бычок в брата, промахнулся и немигающим взглядом стал оценивать причиненный ущерб.

- Ты обоссал мне туфли, - это могло бы звучать как вопрос, будь в словах Эда больше эмоций, чем констатации факта, - серьезно, как по-детски. - С этими словами Эдгар выхватил пистолет и прострелил Джонни ногу. После чего развернулся и ушел восвояси.

- Падаль, да чтоб ты сдох! - Джонни разложился на полу своей камеры, катаясь из стороны в сторону от нестерпимой боли, - Ублюдок, я сдеру с тебя кожу и набью ее опилками!

- Поговорим об этом на эшафоте, - бросил Эдгар не оборачиваясь. Дойдя до стойки он сказал: - Я хочу чтобы подготовка была завершена, как можно быстрее. Вместо обычного обезглавливания хочу, чтоб его повесили, а труп бросили в яму с гидрами.

- С гидрами? - Ужаснулся тюремщик, - но тогда от него даже костей не останется.

- Да, с гидрами, и чтоб трансляция в каждый уголок Апарта была.

***

За окном уже брезжил туманный морской рассвет, нежно окрашивая море в розовый. Митч хмуро устроился в роскошном кресле в одном халате и напряженно думал. По иронии судьбы долгожданный отдых Митча не принес ему особого наслаждения из-за томительного ожидания напарника в великолепном номере лучшего отеля Апарта. Засранец загулял и не отвечал по БС. Ни одно из пяти сообщений не было прочитано, в сети в последний раз мальчишка был около десяти вечера по местному времени, а маячок пропал с радаров и того раньше. Сначала Митч старался отогнать внезапное беспокойство, и у него даже получилось немного развеяться в баре, но потом навязчивое чувство стало настолько невыносимо, что хотелось просто бежать уже хоть куда-нибудь, лишь бы успокоиться. Не придумав ничего лучше, он решил действовать по-старинке - сесть и хорошенько подумать, в какую залупу его напарник залез опять. После обдумывания, мужчина пришел к ужасному выводу - без Джонни как-то скучненько. И эта мысль поразило его настолько сильно, что в попытке отрицания этого факта, он разбил какую-то статуэтку со стола, бросив ее с яростным рыком “да какого хуя!”. Проторчав в кресле еще с добрые два часа, он все-таки решил отправиться на поиски, собрался, причесался и двинул в город - поспрашивать местных, а заодно и заглянуть в паучьи угодья, на всякий случай оценить масштаб трагедий. Мало ли, что могли наделать пауки, предоставленные сами себе.

-Блять, ну ёбана-отхлебана, - пробубнил Расс и вышел из номера.

Ночные гуляки уже расходились по своим домам, а оранжевые фонари жухли один за другим. Ухватив из последней ночной лавки шашлычок с кальмарами Митч двинулся, куда глаза глядят, потому как если ты хочешь что-то найти, тебе нужно непременно искать, а не стоять на месте. Промедление может оказаться смертельным, даже в таком премилом и спокойном городе, как Апарт, в котором между прочим вот уже десять лет нет ни одного преступника, и все благодаря новому правителю. 

Яркие вывески так и не собирались выключаться и бродя по городу Митч мазал по ним глазами, пока не наткнулся на нечто очень интересное. В новостной сводке, рядом с курсом мультийен промелькнуло всего лишь на секунду знакомое лицо, а потом дамочка в черном костюмчике начала что-то вещать, с красивой улыбкой на устах. Митч остановился и вгляделся. Держа зубами палочку от шашлычка он напряженного прочитал по губам:

-Наконец-то наша доблестная… схватила особо опасного террориста… казнят сегодня утром на главной площади… -  Палочка выпала изо рта и Расс упал в православный фейспалм. - Это что-какой-то рофл?

***

Тем временем Престо и Палладио преспокойно дожевывали чьи-то конечности, сидя в чужой паутине. Их жизнь была прекрасна и без всяких понукающих человечов.

***

Утро - это понятие растяжимое, прямо как мармеладные ленточки в кислой обсыпке. Митч резво отправился обратно в свои апартаменты, чуть ли не на первой световой вспоминая, где лежит заныканное оружие и маска с кислородными фильтрами; в голове образовался скелет плана. Мыслей по поводу вызволения Джонни из тюрячки не было, как и времени на это самое вызволение. Оставалось только сорвать казнь. В очередной раз. Митч подумал и уверился - люди всегда стремились к смерти, сами того не осознавая, особенно Джонни-мать-его-за-ногу-Кроуфорд.

Благо город строился вокруг одной единственной площади - Площади Закона, на которой люди с самого основания проводили самые знаковые мероприятия. Не было места лучше, чтобы показать казнь человека, который совершил какое-либо тяжкое преступление. Если все дороги ведут в Рим, а благие намерения в ад, то все дороги Апарта вели именно к Площади Закона.

- Какая нахуй казнь, полудурок блять… - цедил сквозь зубы мужчина, врываясь в свой номер и сгребая в охапку все, что он хотел - любимый револьвер, маску, небольшую петарду и шашку с дымом. - Какая казнь, ебаный ты насос, Кроуфорд... - Митч остановился и пристально посмотрел на паучий свисток, который лежал на столе. - Я вообще в полном ахуе и полностью апиздошен. - Свисток так и остался лежать на столе. Митч ушел. Как и часть времени, что он потратил на сборы.

Добравшись за полчаса до площади Расс оценил масштабы подготовки, эшафот, которого еще вчера не было, уже возведен и кучка каких-то людей в одинаковом прикиде осматривает его со всех сторон. Митч посмотрел на небо - уже скоро совсем рассветет и толпа повалит со всех концов города. Сейчас нужно как можно ближе подобраться к месту казни, чтобы отследить, с какой стороны поведут заключенного. На этом весь великолепный план Митча и закончился. Дальше будет импровизация.

***

Когда подготовка была завершена, Джонни, бледного и трясущегося от малокровия, заковали в цепи пуще прежнего и потащили на негнущихся ногах к Площади Закона. Тюремные понтоны располагали в море, которое при всей своей красоте доставляло Джонни такое неудовольствие, что хотелось загрызть самого себя. От тюрьмы до порта нужно было добираться на реактивной лодке, которая при своей скорости рассекала водную гладь, как горячий нож подтаявшее сливочное масло, разбрызгивая соленую воду, которая попадала на раны юнца и жгла их, как огонь. За любое движение Кроуфорда били палками и грозились выкинуть за борт, чтобы он под тяжестью оков махом пошел на дно, где его бы сожрала какая-нибудь невероятно голодная и отвратительно хищная рыбина. Тяжело сопя, он кидал грозные взгляды на свое сопровождение и придумывал пытки, которым подвергнет этих пренеприятных людей. Факт собственной смерти еще не присел ему на грудную клетку, однако он старательно думал о чем угодно, лишь бы не зацепиться краешком мозга за эшафот, который возвели в его честь. Потому что, если Джонни начнет об этом думать, его непременно стошнит в кляп, и он задохнется в собственной желчи. А ему этого не хотелось. Однообразное море сверкало в лучах двух встающих солнц и это сводило с ума почти так же сильно, как и не утихающая боль в простреленной ноге.

С каждым пройденным метром, Джонни становился ближе к смерти и сердце его колко и гулко ухало об ребра, отдавая болью в горло. Дышать становилось тяжелее и воздух, казалось, как специально раскалился до невозможности. Холодные руки смерти уже вцепились в его ладони, и они казались чужими и мертвецки ледяными. Ощущение собственного сердцебиения приводило парня в ужас и ему хотелось поскорее все это закончить, вскочить и сбежать куда угодно, лишь бы сердце не билось так сильно и больно, готовое вот-вот выпрыгнуть из него через забитый тряпьем рот. 

Стараясь не обращать внимания на собственный организм, в попытке успокоиться Джонни подумал о своем напарнике. И отчего-то ему стало очень горько. Чем он занят? А что, если Митч не придет? А что если его тоже схватили? А что он сделает, если придет посмотреть на казнь? Это вообще не вопрос - Митч с вероятностью в сто тысяч процентов придет посмотреть на происходящее. Он отвернется? Посмеется? Позлорадствует? Залезет на плаху и самолично повесит его? Что будет, когда он поднимается на эшафот? Когда Джонни представил себя на месте его брата, тогда, несколько лет назад, ему захотелось обоссаться и заорать в голос, потому что он уже ощутил шершавую веревку на своей шее и она затягивалась все туже и туже, настолько туго, что кожа начала трещать и стираться в кровь. Вот он уже дернулся, чтобы привстать, но тут же огреб дубинкой по хребтине и это его немного привело в чувство, снимая мучительное оцепенение больной фантазии. “Все в порядке, Кроуфорд, что ты как малолетнее говно разнылся?” - подумал юнец и замер, оглядывая прибрежные красоты родного города, - “Всего лишь увеселительная прогулка в Ад, ничего необычного. Как будто раньше такого не было. Тебе нужно просто устроить шоу, как у тебя это обычно получается и все. Дальше простая импровизация.” С такими мыслями Кроуфорд сошел на берег и невероятно собранный всю дорогу до эшафота молчал, пялясь в глаза одному из сопровождающих. Да так злобно, что в очередной раз огреб, но уже в нос.