Эван не одинок. У него есть отец, который, возможно, чересчур идеально-статен и педантичен, как истинный английский джентльмен, но всё же любит своего единственного сына. У него есть лучший друг, Регулус Блэк, спокойный и рассудительный, надёжный, как скала, готовый жизнь отдать за близких и даже не подумать о том, чтобы упрекнуть их в чём-то. Есть лучшая подруга, Алексия Макнейр, солнечная Лекси с пёстрыми фенечками на тонких запястьях, ворохом комиксов, спрятанным в рюкзаке под когтевранским шарфом, и звонким весёлым смехом, до ужаса заразительным и, кажется, целебным.
Эван не одинок. У него есть близкие, которые помогут ему, несмотря ни на что. И всё же…
Есть чувства и мысли, которые он не доверит даже им. Не потому, что боится недопонимания. Не потому, что сомневается в них.
Просто… есть вещи настолько сокровенные и чистые в своей искренности, что их возможно доверить только одному существу во всей вселенной.
Поэтому когда Эван чувствует, что ему это действительно необходимо, он молится.
Его близкие знают о его вере. Отец, когда он, пятнадцатилетний, несколько смущённо попросил пройти таинство крещения, сначало в смятении смотрел на него несколько секунд, а после рассеянно кивнул, соглашаясь так, будто эта просьба была само собой разумеющейся и он не имел никакого права отказать. Он сам проводил сына в церковь, а после, в прохладной тени храма со строго уходящими вверх каменными сводами, шепнул, что покойная мать Эвана была христианкой и благословила бы его желание принять её веру.
С тех пор Эван до самой смерти никогда не снимал простой железный крестик.
Реджи с Лексой приняли его очень спокойно, хоть и были оба атеистами, да и в целом в магическом обществе верить в Иисуса, Марию и прочих не принято, несмотря на популярность Рождества и Пасхи. Они просто любят его за то, кто он есть, и готовы принять его любым без какого-либо осуждения или насмешек — и Эван так чертовски сильно любит их за это.
На следующее Рождество они, помимо нескольких редких комиксов и тяжёлой коробки сладостей, подарили ему невероятной красоты янтарные чётки, блестящие под светом свечей уютным золотисто-рыжим.
И тем не менее, Эван продолжил молиться по простым деревянным четкам, до этого принадлежавшим маме. Отец ради него отрыл их на чердаке среди кучи коробок с её вещами, которые так и не решился выкинуть.
Эван молится обо всём подряд, что только в голову взбредёт. Слава Богу, этот сумбурный, странно-чудной, прерывающийся на «Надеюсь, я тебе не надоел еще?», «К тебе же можно на ты? Ты не сердишься? Ты умеешь сердиться?» и «Спасибо тебе за то, что позволяешь себя беспокоить ради такой ничтожной персоны, как я», до крайней степени искренний поток сознания.
Может, он молится совершенно неправильно. Может, в него следует врезать молнией за это. Но Эван отчего-то уверен, что в этом вопросе не существует «правильно» и «неправильно». Иисус любит и продолжает любить людей несмотря и на более ужасные мысли и поступки, и Эван точно не настолько ужасен, чтобы его, в отличие от всех остальных детей Божьих, возненавидел Господь.
Молитвы его успокаивают, будто кто-то бесконечно надёжный и бесконечно любящий ласково его обнимает и обещает указать путь в темноте. Молитвы дают ему сил не поддаваться отчаянию, когда кажется, что не остаётся ничего, кроме как сдаться и молча плыть по течению. Молитвы помогают ему не опускать руки и продолжать бороться, улыбаясь каждому новому дню, как величайшему счастью. Ради себя, ради близких...