Му Цин не мог предполагать, что чувства могут быть такими.

Вернее, он не позволял себе предполагать что-то вообще, ведь, если представишь себе что-то хорошее, то потом разочаруешься, когда это не сбудется. Поэтому Му Цин жил моментом, не смея думать о чем-то большем.

Сейчас он мог сказать, что получил больше, чем хотел и, может, чем заслуживал.

Му Цин никогда не говорил об этом вслух — выражение таких эмоций казалось стыдным и обнажающим. Будто его больше не скрывало ничего от внимательных глаз Фэн Синя, ведь тот понимал — действительно понимал его — и от этого становилось непривычно и страшно.

Несмотря на это, в новогоднюю ночь Му Цин пообещал себе, что попробует. Попробует снова довериться и привязаться, попробует положиться на кого-то, кроме себя.

Когда он узнал, что мать хронически больна, Му Цин чувствовал себя отвратительно. Грязно и бессмысленно. Она отдавала последние деньги ему на обучение и на какие-то вещи вне базовых потребностей, а себе не оставляла ничего. Одним вечером ей стало плохо, и Му Цин понял, чем ему обошлось все то, что он получил.

Му Цин стал работать на мелких должностях, убираться в каком-то офисе и писать работы за младшие курсы за деньги, только чтобы покрыть стоимость лекарств и размещения в лечебнице. Это был ужасный период его жизни, полный ненависти к себе, боли и нищеты. Каждый день, засыпая в старой маленькой квартире, Му Цин прислушивался к звукам и шорохам за стенами. Из соседних квартир доносились громкие голоса и крики, глухие удары, и тогда он понял, что все вокруг — это грязь.

Весь мир казался чужим и неприятным, полным тупого насилия, а будущее — непроглядно темным. Му Цин был на грани несчетное количество раз, но оставался только ради встреч с матерью, которые наполняли существование хоть каким-то смыслом, эфемерным и далёким.

Тогда Му Цин встретил Лин Вэнь, которая предложила ему работу и хоть какие-то перспективы выше, чем простая офисная жизнь.

И дело не прогорело.

Му Цин шел вперед без надежд на что-то лучшее или блестящее, он был укрыт плащом неуверенности в будущем и в себе, но он был укрыт — и это давало преимущество. Быть скрытным и непонятным проще, чем открываться каждому, да и всем доверять нельзя, ведь всегда будут люди, которые забудут тебя, как грязь, мешающуюся под ногами, или, еще хуже, воспользуются тобой и растопчат в угли горящее сердце.

Исключением стал Се Лянь. Му Цин был достаточно проницательным, чтобы распознать, что за ним стоит долгая и трагичная история, поэтому по отношению к Се Ляню хотелось быть искренним и добрым, таким, каким он себе не позволял уже долгое время.

Перебороть себя и позволить что-то большее, чем обычные деловые отношения, оказалось сложно.

Но ещё сложнее было переступить черту в отношениях с Фэн Синем.

Му Цин долгие ночи прокручивал в голове этот момент. Ему хотелось, чтобы Фэн Синь уже признался в том, что устал играть, чтобы он сказал, что все ещё ненавидит его. Все бы стало гораздо легче, не надо было бы ломать себя и думать о глупостях, Му Цин мог бы сосредоточиться на выставках и текущих делах.

Но этот день… Он был совсем другим.

«Мне в первый раз так захотелось проиграть.»

Так хотелось проиграть…

Проиграть…

Хотелось…

Он хотел.

Потребовалось много времени, чтобы осознать, что это значит и как много это значит. Одна фраза — даже не прямое признание, никто не говорил об этом вслух, но Фэн Синь выжигал эти слова в его сердце и выводил холодными пальцами по спине, смотрел и чувства становились очевидными, искренними и тёплыми.

Му Цину хотелось прижаться ближе и, наоборот, закрыться в другой комнате и –плакать-кричать-шептать– что он не сможет вынести этого снова.

Слишком много жертвовать для тех, кого любишь, и слишком много любить.

Это все время ходьба на грани.

Но он не стал. Му Цин не очень хорошо запомнил этот момент. Вот он сжимает пальцы на чужой спине, что, может быть, почти больно, прижимается –его голова на плече Фэн Синя– и почти плачет, не от радости или грусти, а, скорее, от переизбытка эмоций и чувств.

Фэн Синь гладит его по голове, спине, предплечьям, проводит носом по его растрепавшимся волосам и целует, что-то шепчет, снова прижимает ещё ближе, к сердцу, чтобы показать, что он здесь — для него, всегда, что бы ни случилось.

Му Цин помнит тепло, запах мандаринов и звуки взрывов петард и салютов за окном, куранты и музыку, кольцо на чужом пальце, когда Фэн Синь берет его за руку и держит крепко и легко одновременно.

Они засыпают на кухонном диване, укрытые оранжевым пледом, Му Цин прислушивается к чужому дыханию и думает о том, что, может быть, все не напрасно.

Может быть, все ещё будет замечательно и у него в жизни.

***

Утро сонное и растрепанное, оно ложится на крыши домов и спускается к улицам светло-синими сизыми лучами, тускло освещая блестящий снег и окна многоквартирных домов.

Му Цин думает, что он поспал бы ещё часика три, как исключение и выходной в честь праздника, но у него не выходит.

[Фэн Синь]

«Смотри это ты.»

(Изображение)

Телефон пиликает и Му Цин долго смотрит в потолок. Он не отключает уведомления, потому что ему никто не пишет, но, видимо, это изменилось.

Му Цин поднимает голову, удерживая теплый плед на плечах, и берет в руки телефон, открывая личные сообщения.

«Смотри это ты»

Он смотрит пару минут мимо прикрепленной фотографии, а потом дверь в ванную хлопает и Му Цин дёргается. Картинка с котенком. Он стоит и немного бессмысленно и непонимающе смотрит вперед.

— Прямо как ты сейчас, — Раздается со стороны двери.

Му Цин не оборачивается, откидываясь на спинку дивана и кутаясь в плед. Он старается отбросить мысли о том, что котенок все же милый. Считает ли Фэн Синь, что это сладко-приторное слово подходит ему?

А что Му Цин об этом думает и чувствует?

Он сидит ещё пару минут, разминает руки и, наконец, просыпается и плетется в ванную. Ужасно растрепанный и сонный с полузакрытыми глазами, Му Цин долго залипает в отражение, согревая руки под теплой водой.

Фэн Синь варит кофе. По знакомым звукам и запахам Му Цин немного возвращается в привычную жизнь, но она всё ещё подернута сказкой и праздником.

Черничная зубная паста, крики детей на улице, кофе и треск яичницы.

Они проводят это утро неторопливо и спокойно. Идет первый день нового года, но жизнь течет плавно и медленно, окутывая каждое мгновение вместе.

Му Цин отчитывает Фэн Синя за внезапное раннее пробуждение, но тот смотрит таким чистым и влюбленным взглядом, что хочется замолчать навсегда или, наоборот, закрыть его рот рукой и шептать: «Не смотри так больше»

И он шепчет — только другие слова, ломаным голосом, как будто на другом языке, Му Цин правда очень старается, и от того, как улыбка Фэн Синя смягчается, ясно, что тот понимает.

— Если мы не встанем, то я не смогу поработать, — Говорит Фэн Синь ему в плечо после ещё одного фильма по «Гарри Поттеру» на случайном канале.

Му Цин цепляется за его спину, не удерживая, но предупреждая, что может, и отвечает:

— Зачем кому-то работать первого января?

— У нас поставки в другую страну, — Смеется Фэн Синь на недовольный голос парня, — Надо проконтролировать.

— Се Лянь проконтролирует, — Му Цин переплетает их пальцы, но его руки все ещё немного дрожат и он, может быть, совсем немного, но боится даже дышать рядом, потому что та связь, что была между ними теперь, отличалась от всего остального. — Мы не договорили.

Фэн Синь ничего не говорит, на экране телевизора катятся титры под какую-то мелодию и, кажется, начинается реклама.

— Я хотел сказать, мне нужно убедиться, — Почти неслышно говорит Му Цин, — Что ты правда готов быть со мной и поддерживать наши отношения.

Он шепчет быстро, но Фэн Синь все равно слышит эти слова будто громче, чем весь фоновый шум, окружающий их.

Фэн Синь немного отодвигается, чтобы взять чужое лицо в ладони и посмотреть в глаза — так близко, что он смог бы увидеть в них свое небольшое отражение.

— Я не шутил, — Говорит он, стараясь поддерживать зрительный контакт. — Если бы в мире был кто-то, ради кого я бы хотел стараться, то это был бы ты. Как бы не было сложно, но я пройду это с тобой вместе.

Му Цин не выдерживает где-то на середине и отводит глаза, изо всех сил пытаясь не сказать какую-то колкость в ответ.

Сколько людей он терял, когда говорил глупости, и никого не обрёл.

— Я верю, что все получится, — Фэн Синь мягко сжимает его плечи и поднимается, чтобы открыть окно. — Может, прогуляемся?

Свежий воздух холодит лодыжки и будто бы забирается внутрь, унося тревожные мысли. Му Цин кивает, они одеваются тепло — наверное, слишком тепло для их района — но Му Цин завязывает на Фэн Сине шарф и все это ощущается по-другому: более лично.

Улицы преображаются, становятся полными огней и фонариков, весёлыми детьми и снегом. Снег большими хлопьями летит вниз, Му Цин ловит его на пальцы, а после Фэн Синь надевает на его руки перчатки и греет их в своих. Прохлада остужает разум, они покупают что-то пахнущее корицей и апельсином, а потом, уже почти у дома, падают в сугробы снега.

Му Цину кажется, что снег засыпался ему под пальто, но он смотрит на то, как фонарь освещает падающие снежинки, и все остальное отходит на второй план.

— Это лучшее, что могло случиться со мной, — Слышится голос Фэн Синя рядом, глухо, будто за стеной. — Ты — лучший, — Уже чётче говорит он, приподнимаясь и подавая руку Му Цину.

В этот раз Му Цин точно знает, что, не думая ни секунды, он бы взял его за руку снова.