– Аяка-Аяка, – позвал Тома, заходя к ней в комнату после стука и разрешения войти, как приличный омега. Девочка, которая, еще когда только услышала его шаги в коридоре, с надеждой спросила "Как думаешь, это Тома?" так громко, что сам Тома прекрасно услышал сквозь тонкие стены, сидела за столом напротив своего брата и, очевидно, обедала. – А, Аято тоже здесь. Утро доброе.

 – Доброе. Но уже совсем не утро, Тома, – хихикнула та. Если бы Аято сказал то же самое своим ледяным тоном, вышло бы даже близко не так очаровательно.

 – Ах, юная госпожа, Вы совсем не понимаете. Я только проснулся, значит, для меня еще утро, – протянул он, глядя то на одну Камисато, то на другого. – Раз вы пока заняты, я зайду позже.

 – Нет-нет! – Аяка замахала руками, останавливая его. – Ты можешь присоединиться к нам, если хочешь. Вот, для тебя всё готово, – она гордо указала на лежащие рядом вилку с ложкой, совершенно чужие на этом иназумовском столе.

 – А… ладно, – согласился Тома после короткой удивленной паузы и сел рядом с с готовностью подвинувшейся девочкой. Напротив него оказался Аято, всё такой же прекрасный и всё такой же хмурый, и сразу стало как-то некомфортно. – А ты становишься всё более предусмотрительной. Спасибо, Аяка.

 – На самом деле это о-нии-сама мне напомнил, – смущенно поправила его она.

 – А… спасибо, Аято, – сказал Тома самым вежливым тоном, и тот едва заметно кивнул, не отрываясь от еды. Омега неловко взял в руку вилку, окидывая взглядом разнообразие еды и, теряясь, взял первое попавшееся. – Но раз мне куковать в Иназуме еще три месяца, я стану мастером в использовании этих ваших палочек.

 – Лучше в использовании кисти, – пробормотал Аято, и Тома натянуто рассмеялся.

 – Точно! Насчет Мондштадта, я хотела тебя кое-что показать… – оживилась Аяка, поворачиваясь.

 – Не во время еды, – коротко заметил ее брат, и она, опомнившись, расстроенно вернулась к своему обеду.

 – Но мне теперь любопытно? – не менее расстроенно протянул Тома, но Аято было не сломить. Пришлось прождать весь прием пищи, то и дело ловя красноречивые взгляды, когда слишком заговаривался и забывал есть.

По крайней мере, Аяка была всем довольна. Это только ее брату было невозможно угодить.

Наконец подкрепившись и дождавшись, пока слуги не унесут всю посуду, Аяка ускакала в угол комнаты, где были аккуратно сложены вещи, а ее брат с непоколебимым выражением лица водрузил на тот же стол стопку бумаг и свитков, принявшись читать их с таким видом, будто их двоих уже не было в комнате. Тома задержался на нем взглядом, пытаясь понять, следовало ли им уйти в другое место, чтобы не мешать ему, но в конце концов усталость после обжорства пересилила, и он просто обернулся к Аяке, радостно воскликнувшей:

 – Смотри!

 – Мондовская одежда? – удивился Тома, когда она впихнула ему в руки то, что так хотела показать. – Э? – он, состроив недоумевающее лицо, рассмотрел янкер со всех сторон. – Э…

 – Что-то не так? – обеспокоенно спросила Аяка.

 – Да просто… странный какой-то трахт. Обычно по ним можно понять, из какого человек района или деревни, и профессию, и возраст, и семейное положение, и кучу всего, а тут как-то… ничего не понятно… – Тома, озадаченно хмурясь, уставился на затейливые украшения, которых было так много, что рябило в глазах.

 – Это товар для Рито, выполненный в мондштадтском стиле. Он не может правдиво выражать информацию о своем будущем покупателе, – ровно сказал Аято, и омега, взглянув на него, согласно кивнул.

 – Да и нужды в этом никакой нет… Но очень красиво, – задумчиво пробормотал он, притянув к себе рубашку и осторожно поглаживая пальцем затейливую вышивку. Опыт подсказывал ему, что у него не получилось бы так же, даже если бы он тренировался десять лет. Налюбовавшись, Тома аккуратно сложил трахт и протянул его обратно Аяке, улыбаясь. – В любом случае это замечательный сувенир.

Она, не принимая одежду, уставилась на него растерянным взглядом, словно он по нему одному должен был понять, чего она хотела, но он мог только вопросительно уставиться в ответ.

- Эм… В общем, ты ведь говорил… – начала Аяка и беспомощно посмотрела на брата, взглядом прося помочь в трудную минуту, но он оказался безжалостно глух к ее мольбам. – Что тебе непривычно носить местную одежду… Так что я подумала…

 – Так это для меня? – удивленно спросил Тома, и взволнованность в ее взгляде обернулась облегчением. Посмотрев еще раз на роскошную одежду, он, снова протягивая ее ей обратно, сказал. – Извини, я не могу это принять, – облегчение тут же сменилось шоком. Еще со стороны Аято, кажется, повеяло ледяным неодобрением, и Тома, поняв, что трахт у него забирать никто не собирается, положил стопку на пол и почесал щеку, неловко рассмеявшись. – Эти вещи слишком дорогие для меня… понимаешь?

 – Но они не так много стоили… – расстроенно протянула она, понурившись. – Всего сто тысяч…

 – Сто тыс… – Тома от шока поперхнулся и закашлялся. Он невольно пересчитал этот трахт в килограммы картошки, которые можно было получить за ту же сумму, и с ужасом понял, что на них его семья могла бы прожить целый год, а то и больше. На омегу наконец снизошло понимание, что Камисато попросту неприлично богаты. Да, он видел их имение, видел толпу слуг, но почему-то смутно полагал, что это всё принадлежит комиссии или что-то вроде того. Богачи таких размеров всегда казались ему чем-то, встречающимся исключительно в неправдивых романах, пусть даже он нередко видел в Монде тех же Рагнвиндров. – Как бы это объяснить… Если надену такую дорогую одежду, то буду думать только о том, как бы не испачкать и не порвать…

 – Ничего страшного, если испачкаешь или порвешь! Можно просто купить новое, – заверила Аяка, и на этот раз Тома кинул беспомощный взгляд в сторону занятого чтением Аято, так же оставшегося глухим и к его безмолвным мольбам о помощи.

Его бросили в одиночку объяснять ребенку значимость труда.

В итоге он решил, что, в целом, справился неплохо. Его тон не был укоризненно наставническим (при первом едва заметном намеке на подобное Аяка как будто бы съежилась, и Тома тут же исправился), Аято не посмеялся над ним (Тома, правда, не был уверен, что тот умеет смеяться), и маленькая альфа вроде как согласилась с его доводами, выторговав себе право помочь ему выбрать более подходящую одежду.

Наконец после затянувшегося обеда они втроем с Касуми отправились гулять по Рито, а Аято самым возмутительным образом даже не вышел их проводить, не говоря уже о том, чтобы пойти с ними. Мысленно саркастично пожелав ему веселья со всеми его бумажками, Тома пошел бок о бок с Аякой, которая вчера разузнала всё-всё самое важное о Рито и была готова делиться.

Это был портовый городок, не слишком большой, но определенно на редкость неоднотонный. Люди на улицах носили такое многообразие одежды, что Тома, который провел всю свой жизнь в Мондштадте, который иностранцы не слишком часто считали достойным посещения, откровенно терялся, не зная, откуда те могли быть родом, и до неприличия заглядывался на прохожих, пару раз отстав и не потерявшись только благодаря внимательности Касуми.

Больше всего на улицах, конечно, было иназумовцев в их характерных кимоно, но еще то тут то там виднелись мондштадцы, которых Тома почему-то умудрялся узнавать по одной только осанке, а также вечно серьезные люди из Лиюэ, темнокожие люди из, должно быть, Сумеру и многие, многие другие.

Один раз Тома, засмотревшись, почти врезался в столб. С того момента Аяка решила для безопасности держать его за кончик рукава. Держаться за руки им не позволяли местные нормы приличия.

Первым дело, позабыв о конечной цели их путешествия, заключавшейся в том, чтобы приодеть омегу, маленькая альфа повела его к целому ряду ларьков с едой, то и дело оглядываясь на Тому с горящими от радости глазами, убеждаясь, что он тоже в предвкушении.

Иназумовской едой он оказался не слишком впечатлен, она чересчур отличалась от привычной ему. Аяка, слишком стесняясь говорить с торговцами сама, раз за разом посылала Касуми добыть для него, откровенно говоря, сытого, пару тех или иных закусок, и Тома пробовал всё, но своего честного мнения не сказал ни разу, чтобы не расстраивать ребенка, и в своих словах впечатления от еды упирал по большей части на то, что вкус был необычным и что он подобного никогда не пробовал.

Особенно сильно он оказался разочарован трехцветными данго. Он ожидал невыносимо сладкую сахарную бомбу, прямо как то, чем любил награждать себя за хорошую работу дома, но с сахаром в данго всё оказалось довольно грустно.

Спустя часа два после выхода из гостиницы Тома, используя все правды и неправды, а также свои непревзойденные неприметные техники, подвел Аяку к давно примеченному им ларьку с мондовской едой, которая, если верить вывескам, должна была быть такой же вкусной, как домашняя готовка. Тома не верил (ничто не могло сравниться с домашностью готовки для собственной семьи), но счел это хорошей возможностью познакомить Аяку с родной готовкой в ответ на ее старания.

 – Привет! – жизнерадостно поздоровался он с альфой-владелицей ларька, честно отстояв с двумя дамами четверть часа в очереди и прожужжав альфе все уши о том, как вкусно готовят у него дома, хотя Касуми до этого игнорировала других покупателей и сразу же отправлялась делать заказ, пользуясь влиянием благородной семьи. – Что посоветуешь для тех, кто пробует нашу кухню в первый раз? – он отвел было ладонь, чтобы показать на маленькую альфу, жертву его порывов, но та совсем робко спряталась за ним, не показываясь женщине на глаза. Тома удивленно захлопал глазами. – Аяка?..

 – Ах, маленькая леди совсем стесняется. Не бойтесь, подойдите поближе, взгляните на еду, – настолько по-мондштадски дружелюбно и неагрессивно сказала та, что омега почти прослезился. На Аяку это, правда, не подействовало – она спряталась за ним еще больше, и ее стало совсем не видно. Женщина взглянула на нее ничуть не растерянно, словно совершенно привыкнув к подобному на чужбине. – Тогда как насчет пильццы? Иназумовцы ее просто обожают.

 – Пильцца! – от родного блюда Тома совсем воодушевился. – Тогда три кусочка, пожалуйста, – он показал три пальца и на какое-то время замолчал, глядя на то, как та упаковывала им с собой еду. Она носила странный чересчур цветастый трахт, совсем не похожий на обычную мондовскую одежду и явно служивший стратегической цели привлечения клиентов. Зато черты лица у нее были самые что ни на есть мондовские, но, вопреки ожиданиям Томы, ему от встречи с сородичем радостнее не стало. – И еще три шашлычка. О, десерты тоже есть? Тогда три мятных желе, пожалуйста. И что-нибудь попить.

 – Конечно, – всё так же дружелюбно отозвалась она. – Малыш, ты ведь омега, верно? – Тома, увлеченно разглядывавший остальные блюда, удивленно вскинул взгляд на нее, внезапно посерьезневшую, и кивнул. – Du solltest Inazuma so schnell wie möglich verlassen, – резкий переход на мондштадтский язык ошеломил его, и он озадаченно захлопал глазами. И без ее слов Тома уже вполне понимал, что ему нужно было побыстрее вернуться домой. Альфа перевела взгляд за его спину, понизив голос до едва слышного. – Dieser Familie kannst du nicht vertrauen.

 – Я знаю, – после затянувшейся паузы, когда она уже почти закончила упаковывать, чуть севшим голосом сказал он. – Спасибо за беспокойство.

Женщина со вздохом покачала головой, словно он был неразумным птенцом, совсем не слушающим ее предупреждения, и заулыбалась снова, словно не сказала сейчас ничего такого, от чего у Томы по спине пробежали мурашки. Касуми заплатила за еду, и каждый взял себе часть.

 – А что она сказала? – с искренним любопытством спросила Аяка, пока они искали подходящую скамейку, чтобы поесть как следует.

 – Мм, – невнятно отозвался Тома, у которого голова немного шла кругом. – Что омегам опасно быть в Иназуме, – вторую часть о том, что Камисато нельзя было доверять, он оставил при себе.

Он едва успел успокоиться после вчерашних тревог и беспокойств, а теперь они словно по щелчку поднялись заново, из-за всего нескольких слов. Чем же были известны Камисато, раз даже первый встречный слышал об их дурной славе? Должно быть, это было то же, на что пытался во время разговора с Аято намекнуть Себ. Развратный дед с четырьмя омегами до сих пор диктовал слухи о своих потомках.

Даже с этим предположением всё равно было как-то неспокойно. Он едва ли мог выяснить, что за слухи ходили о семье Камисато, пока находился под удушающим крылом этой самой семьи и не мог ходить по улицам в одиночку.

 – Sugoi… – когда они наконец нашли себе местечко, пробормотала Аяка, вытащив свой один кусок своей пильццы, по размеру не помещающийся на двух ее ладошках. Она передала кусок сидевшей рядом Касуми и, после того как та откусила немного, прожевала и немного подождала, забрала обратно, принявшись неуклюже есть.

Тома удивленно захлопал глазами, но промолчал, доставая свой кусок.

Пилльца была еще очень теплая, на контрасте с прохладным воздухом, и каждый укус согревал тело изнутри, так же как и разогретое молоко с медом, которое они попивали между укусами. Если закрыть глаза, можно было на секунду представить, что он дома.

В этот момент омега внезапно осознал, что Иназума была весьма богатой страной, раз здесь обычные торговцы пользовались элементальными камнями, чтобы поддерживать для еды тепло или прохладу. В Монде такое могли себе позволить только самые зажиточные семьи.

Разделавшись с половиной своего куска, Тома посмотрел на Аяку, проверяя, как она справляется, и фыркнул от того, как сильно у нее растянулся сыр с пилльцы, на что девочка смущенно отвернулась, продолжая бороться с непривычным врагом. Затем он взглянул на Касуми и удивленно вскинул брови – та была, как и всегда, совершенно неподвижна и внимательно смотрела вдаль, строго сложив руки на коленях.

 – Касуми? – непонимающе хлопая глазами, позвал он, и та отточенным движением повернула к нему голову. – А почему ты не ешь?

 – Мне не поступало такого приказа, – монотонно ответила девушка, и Тома со вздохом перевел взгляд на Аяку, которой достаточно было сказать одним-единственное слово, чтобы упрямица перестала упрямиться.

Вопреки его ожиданиям маленькая альфа непонимающе уставилась на него в ответ и спросила:

 – Но оставшаяся порция ведь для о-нии-самы?

 – А? – опешил Тома. Ненадолго он оказался в мире, где не нужно было видеть то хмурое лицо, и совсем забыл о существовании Аято. Омега потратил несколько секунд на придумывание отговорки. – Но она остынет к тому момент, когда мы вернемся домой, и станет невкусной.

 – Тогда можно будет просто разогреть, – упрямо заявила Аяка.

 – Но всё равно будет не так вкусно как свежая, – заметил Тома, и она возмущенно надула губы, наконец выглядя как капризный ребенок, как и полагалось в ее возрасте. – Давай ты просто приведешь его сюда завтра? А то еще попробует старую невкусную пилльцу и решит, что вся мондовская готовка невкусная.

 – Мы завтра уже возвращаемся домой… – пробубнила Аяка, понурившись.

 – Что? Завтра? Уже? – ошарашенно брякнул Тома.

 – Да… О-нии-сама сказал, что почти закончил со всеми делами…

Тома был на самом деле не слишком удивлен подобной новости. Аято выглядел так, будто разбирался с делами одно за другим, прерываясь только на еду и сон (возможно, не всегда прерываясь), с таким темпом любой список дел должен был окончиться быстрее, чем один безмятежный мондштадтец успевал моргнуть.

 – Тогда давай приготовим ему пилльцу, когда вернемся в имение. Я и ты, вместе, – с улыбкой предложил он после печальной паузы за здоровье старшего Камисато.

 – Вместе? – тихонько, удивленно переспросила Аяка.

 – Ага, я знаю рецепт, – просто ответил он, и у девочки загорелись глаза. – Можно сделать и не пилльцу, а добавить вместо грибов что-нибудь другое, что угодно, будет пицца. Это такое особое блюдо в Монде, на него закидывают все остатки еды в доме.

 – Что угодно… – повторила она и задумалась. – А можно мисо? О-нии-сама очень любит мисо суп.

 – Мисо? – ошарашенно переспросил Тома, не имевший ни малейшего понятия даже о том, как готовился этот самый мисо суп. – Можно, наверно… Я, конечно, не пробовал, но, наверно…

 – Тогда мы обязательно приготовим брату пи… мисоццу! – кивнула сама себе загоревшаяся идеей Аяка, и Тома, рассмеявшись, протянул через нее один из шашлычков Касуми.

Впервые за время их знакомства служанка показала на лице какие-то эмоции, неуверенно переведя взгляд с широко улыбавшегося ей омеги на юную госпожу, утвердительно ей кивнувшую, а затем осторожно осторожно взяла коротенький шампур в руки. Под пристальными взглядами двоих ее спутников ей не оставалось ничего иного, кроме как съесть первый кусок.

 – Ну как? – воодушевленно спросил Тома.

 – Это… рыба, – всё так же чуть растерянно ответила Касуми, и омега фыркнул, уже зная, что ничего другого от нее не следовало ожидать.

 – Хорошо-хорошо, отдавай этот Аяке, и вот тебе новый, куриный, – сказал он, передав служанке следующий шашлычок, когда она отдала рыбный юной госпоже, едва удерживающей на одной ладошке оставшуюся половинку своего кусочка пилльцы. – Так мы обычно едим эти шашлыки в Монде, передавая по кругу. Самая лучшая еда для друзей.

 – А если есть рыбный и куриный, то и их можно приготовить из чего угодно? – заинтересовалась Аяка, когда Касуми забрала у нее пилльцу от греха подальше, и Тома кивнул. – И из тофу тоже? О-нии-саме бы понравилось!

 – А тебе самой бы что понравилось? – дружелюбно отозвался Тома.

 – Сакура-мочи-шашлычок… – мечтательно протянула девочка, и омега рассмеялся от ее вида, хоть и понятия не имел, что такое мочи.

За куриным последовал овощной, а после него Касуми наконец-то приступила к своему огромному куску пилльцы с молоком. Одежду в итоге порядочно испачкали все трое (Аяка особенно сильно страдала из-за этого, решив, что оплошала в своей роли всегда элегантной юной госпожи) и, вернув в ларек использованную посуду, они поспешили обратно в гостиницу переодеться, потому что маленькая альфа от вида грязных пятен на своей одежде с каждой секундой огорчалась всё сильнее и сильнее. 

Чтобы не дать брату узнать о своем провале, Аяка неуклюже попыталась провернуть хитрую схему, отправив Касуми за сменной одеждой в их с Аято комнату, поручив в крайнем случае сказать, что у нее резко изменилось чувство вкуса и ей немедленно понадобилось переодеться. Тома совершенно не мог представить себе, чтобы Камисато на это клюнул, но отчитывать сестру тот не пришел.

Когда они вернулись в центр Рито, возникла иная проблема – крайне неожиданно подступил вечер, и магазины с мондштадтской одеждой принялись резво закрываться один за другим на несколько часов раньше всех остальных. Тома восхитился их родным духом любви свободного времени и заботы о себе, но Аяка это не слишком хорошо оценила, особенно когда в третий раз подряд очередной магазин закрылся почти что прямо их носом.

 – Не везет нам, конечно, сегодня… – протянул Тома, не слишком расстроенный. Без удобных сапогов было грустновато, но в конечном итоге он как-то раз почти год подрабатывал у портного и вполне мог сшить себе одежду сам, лишь бы была ткань и ножницы с иглой и нитками. Кривовато, но мог.

Застывшая рядом с ним Аяка внезапно шмыгнула носом. 

Омега резко повернул к ней голову, убеждаясь, что девочка не просто немного простудилась, а уже вовсю плакала, вцепившись пальцами в свою одежду.

Тома перевел взгляд на Касуми, стоявшую по другую сторону от юной госпожи, но та смотрела на маленькую Камисато с откровенным ужасом и явно была не в состоянии оказать хоть какую-то помощь. Приходилось снова брать дело в свои руки.

 – Аяка, – ласково позвал девочку Тома, опускаясь рядом с ней на одно колено и подключая максимальный уровень своих дружелюбности и участия. – Почему ты плачешь?

 – Магазин… закрылся… – ответила та, всхлипывая уже через каждое слово.

Бедный ребенок, которому даже не пришло в голову помахать перед продавцом своим высоченным статусом, чтобы заставить его работать дальше.

 – Всё в порядке. Я совсем не расстроен, так что и ты не расстраивайся, хорошо? – Тома потянулся было осторожно погладить ее по голове, но вовремя вспомнил о местных правилах приличия. Не хватало ему еще, чтобы Аято потом откусил ему эту ужасную руку, посмевшую коснуться его драгоценной сестры.

 – Но! – Аяка резко повысила голос, рвано выдохнув. – О-нии-сама дал мне задание… А я совсем… совсем не справилась, потому что… потому что отвлекалась!.. – слезы, которые она изо всех сил пыталась сдерживать до этого момента, хлынули рекой, и всё равно девочка оставалась в разы тише, чем Карен во время своих капризных рыдания.

Тома вздохнул, наконец поняв, в чем здесь дело. Выдав целый поток успокаивающих слов, он чуть наклонил голову, беспомощно глядя на маленькую альфу, за чувством вины совсем не верящую, что не сделала ничего плохого, затем взглянул на Касуми, от происходящего превратившуюся в каменную статую, словно она никогда не видела плачущих детей. Поняв, что помощи в самом деле ждать неоткуда, и заметив, что прохожие уже начали с подозрением на них поглядывать, Тома скрепя сердце взял ее за руку, отвлекая от душевных страданий.

 – Аяка, – мягко позвал он, и она наконец подняла на него взгляд, не переставая тихонько всхлипывать. – Твой о-нии-сама не станет тебя за такое ругать и не будет злиться.

По крайне мере, Тома на это надеялся.

 – Но он ра… разо.. разо… чаруется во мне… – совсем не с первой попытки выдавила из себя Аяка. – И больше не б-будет мне… ничего поручать…

Младшая сестренка, которая искренне хотела выполнять поручения своего старшего брата, была для Томы таким невиданным созданием, что он на несколько секунд потерял дар речи.

 – Аяка, – сказал он снова и упал в ощутимую паузу, подбирая слова. – Как и Аято, я тоже старший брат и немного понимаю его чувства к тебе. Веришь мне? – она потратила, кажется, раза в два дольше времени, чем обычно, на то, чтобы понять его слова, но в итоге всё же кивнула. – Я обещаю тебе, когда мы вернемся и расскажем Аято, что ничего не успели купить, он в тебе точно не разочаруется. Ну а если посмеет разочароваться… – он поманил девочку пальцем и прошептал ей, доверчиво подавшейся вперед на ухо. – Тогда он редкостный придурок.

 – О-нии-сама совсем не такой! – очень возмущенно воскликнула Аяка и не очень убедительно шмыгнула носом. Каменное лицо Касуми окаменело еще сильнее, и та сделала вид, что не слышала столь ужасных оскорблений в сторону своего господина.

 – Ну раз ты так говоришь… – нарочито расстроенно вздохнул Тома, повесив голову, а затем хитро взглянул на ребенка. – Но если на самом деле такой, то можешь стать моей младшей сестрой, а не его. Я тебя никогда не обижу.

 – А… – Аяка ахнула, глядя на него во все глаза. В них всё еще стояли слезы, и у нее текло из носа, но зато от шока из-за его предложения она перестала плакать. – Тома, извини… Но я младшая сестра только о-нии-самы…

Она восприняла его слова всерьез, и ему пришлось потратить все свои силы на то, что выдержать нахлынувшую волну умиления.

 – Точно? – спросил он и, когда Аяка кивнула, наигранно грустно схватился за сердце.

 – Но мы можем быть друзьями… – сказала маленькая альфа, и волна умиления стала еще больше от того, что она пыталась утешить его в такой ситуации.

 – Тогда будем друзьями, – решил Тома, взяв паузу, чтобы справиться с собой и не затискать это милейшее создание. Милейшее создание еще раз шмыгнуло носом, и он обратился к Касуми. – У тебя есть с собой платок?

Та, отмерев от столетнего окаменения, достала платок, и Аяка забрала его, самостоятельно высморкавшись и не дав опозориться Томе, машинально потянувшемуся, чтобы вытирать сопли младшей сестре.

Понимая, что необходимость в нем по большей части отпала, омега отпустил руку девочки, но та несмело перехватила его за самый краешек рукава, поглядывая из-за платка. Если бы не смотрел на нее так внимательно, даже не заметил бы этого.

Чуть поколебавшись, он взял ее за крохотную ладошку, улыбнувшись, и Аяка смущенно отвернулась, пытаясь одной свободной рукой привести себя в порядок после невеселых слез.

 – Такой ужасный вид… второй раз за день… – пробубнила девочка и подняла голову, глядя на Касуми. Та, после значительной озадаченной паузы без слов поняв, что от нее требовалось, опустилась на корточки, помогая маленькой леди в непростой задаче представительного вида.

Ну и избалованный ребенок.

 – Быть юной госпожой непросто. Как раз натренируешься на нас, – заметил Тома. Вновь более-менее готовая к пребыванию в чьем-то обществе Аяка пусть и кивнула, но особо убежденной не выглядела. – Ну что? Пойдем в гостиницу проверять, как там твой брат?

 – Нам еще нужно купить ему омияге… – пробормотала альфа.

 – Омияге?

 – Сувенир… Подарок… – пояснила она. – Чтобы о-нии-сама знал, что мы сегодня о нем думали.

Очаровательно. Пора было вводить лимит на количество очаровательных вещей, которые она делала в день, чтобы Тома этот самый день мог пережить.

 – У тебя уже есть какие-то идеи? – спросил он, улыбаясь, но Аяка только неловко уставилась на землю.

Ничего ужасного. Не то чтобы ему очень хотелось возвращаться в гостиницу и терпеть общество одного невыносимого альфы. Держась с Аякой за руки, они отправились на поиски подходящего омияге.

В процессе выяснилось, что в виду имелась еда, а именно какие-нибудь сладости, и Аяка, пройдясь мимо нескольких десятков прилавков с незнакомой едой, растерянно уставилась на Тому, не зная, что и выбрать, и в итоге взяла какое-то местное лакомство, которое точно должно было понравиться ее брату.

Тома тоже попробовал немного. Без сладости от горя сводило зубы.

Торжественно вручив коробку с десертом Касуми, Аяка в наконец-то приподнятом настроении решила, что настало время возвращаться в гостиницу. Солнце уже давно зашло, и на улицах снова стало весьма прохладно и людно, не самое самое подходящее место для ребенка. Особенно для такого, как Аяка, всё время старавшейся идти мерно и почтенно, но забывавшей о манерах всякий раз, когда впереди виднелось что-то интересное.

Но в конце концов даже ее сморила усталость, и она принялась заразно зевать.

 – Тома, а ты можешь стать друзьями с о-нии-самой? – сонно спросила Аяка, и зевавший омега от шока чуть не прикусил себе язык.

 – Ты чего это вдруг? – ошарашенно спросил он.

 – Мне весело проводить с тобой время, – сказала она, весьма грустная вопреки своим же словам. – Если бы вы с о-нии-самой стали друзьями, ему тоже было бы весело.

 – Ну… – озадаченно протянул Тома. – Мне кажется, он бы предпочел проводить больше времени с тобой, чем быть друзьями со мной.

Она несколько секунд смотрела ему в глаза, а затем отвела взгляд и опустила голову, говоря:

 – Аяки недостаточно, – она затем высвободила руку и прижала ее к груди, чуть съежившись как маленький воробушек. – У меня не получается заставить о-нии-саму снова улыбаться как раньше.

От ее признания Тома беззвучно вздохнул. Если бы он оказался на месте Аято с его смертельно больными родителями и огромными свалившимися на голову обязанностями, то тоже, наверно, разучился бы улыбаться.

Или наоборот. Обычно натянутая улыбка так и лезла ему на лицо, когда он чувствовал себя плохо в окружении людей.

 – Но ты можешь заставить его улыбаться хотя бы иногда, в отличие от меня, – напомнил Тома. Когда речь шла об улыбке Аято, она выигрывала с большим отрывом, Тома ноль, Аяка шесть. И это только то, что он лично видел. – Это уже неплохо.

 – Нет, это плохо, – с неожиданной силой возразила Аяка, мотнув головой. – О-нии-сама раньше… никогда не переставал улыбаться… – Томе было определенно крайне сложно представить себе ледяного принца улыбчивым. – Он всегда был весёлый, и у него всегда было для Аяки время… – омега, понимая, что это перерастало в весьма доверительный разговор, коротко обернулся на идущую следом Касуми. Ему было как-то не по себе от того, как маленькая альфа игнорировала ее присутствие. – Раньше о-нии-сама всегда смешил Аяку… Мы с родителями в его день рождения всегда приходили утром первыми поздравить его в его комнату, и в последний раз он заранее спрятался, а затем, пока мы гадали, куда он делся, выскочил у нас за спиной и обнял, мы тогда так смеялись… Или когда он положил лягушку Аяке на голову… Или когда он провернул хитрый план, чтобы убедить родителей, будто мы заболели, чтобы мы могли тайком сбежать вдвоем в соседнюю деревню… Но он больше не такой…

С одной стороны было очень хорошо, что Аяка могла излить кому-то душу и не держать всё в себе, с другой стороны Тома понятия не имел, что ему ей теперь сказать.

Ничего не поделаешь, у вас с братом сейчас худший период в жизни, ты только подожди сколько-нибудь лет, и он, может, придет в норму. Омеге всё еще было сложно представить себе, что норма у Аято была такой, как она описала.

Он завернул в переулок и остановился, снова опускаясь на колено, решив, что такое не стоит обсуждать на ходу. Аяка то и дело тихонько всхлипывала, но пока держалась.

 – Знаешь, твой брат сказал мне кое-что похожее. Что было бы хорошо, если бы мы с тобой могли стать друзьями, – сказал Тома, перефразировав всё так, чтобы не было понятно, что они заключили тайный договор, чтобы он мог спасти свою находящуюся в опасности омежью шкуру. – Вы двое в этом похожи. Очень заботитесь друг о друге, – он вздохнул, попытавшись улыбнуться. – Аяка, просто то, что ты у него есть, уже значит очень многое. Ты уже ему очень помогаешь, – она молча мотнула головой, не соглашаясь, и Тома рассмеялся. – Это правда! Ты только подумай, если бы у тебя не было Аято, тебе сейчас было бы намного более грустно и одиноко, верно ведь? – чуть поколебавшись, она кивнула. – И с ним это точно так же. Просто знание того, что ты где-то есть, прибавляет ему сил. Но ты можешь и больше. Мы с тобой сегодня уже придумали одну идею, как заставить Аято улыбаться.

 – Какую? – озадаченно спросила она, шмыгнув носом.

 – Готовка. Если ты приготовишь ему что-нибудь своими руками, то он просто не сможет не обрадоваться, – пообещал Тома, которому еще предстояло следить за тем, чтобы кулинарные попытки Аяки не превратились в отраву.

 – Точно? – неуверенно спросила она.

 – Точно-точно, – заверил он, и повисло молчание, пока маленькая альфа усиленно размышляла. Чем дольше, тем лучше, омега боялся за свою шею, если приведет в гостиницу зареванную девочку с красными от слез глазами.

Касуми весь разговор так и простояла молча чуть в стороне, перекрывая проход в переулок свой крохотной фигурой и никак не реагируя. Было совсем непонятно, как с ней быть.

 – Тома, а ты сейчас очень скучаешь по своей сестре? – в конце концов тихонько спросила Аяка.

 – Мм? – удивленно отозвался он. – Ну да, конечно.

Девочка решительно кивнула.

 – Надеюсь, ты скоро с ней увидишься, – сказала Аяка с серьезным видом. Настолько серьезным, насколько он мог быть у такого очаровательного ребенка.

 – За это спасибо, – всё так же растерянно ответил он и поднялся, коротко рассмеявшись, когда та схватила его за рукав, показывая, что готова идти.

Всего несколько поворотов, несколько минут каменного молчания от Касуми, и вдали показалась знакомая гостиница, путь к которой Тома всё еще так и не выучил, продолжая полагаться в этом на ребенка младше него на четыре года. Вместе с гостиницей виднелась и знакомая фигура Камисато, явно недовольного тем, что они возвращались так поздно.

 – Ты только посмотри, кто за тебя волнуется, – негромко пробормотал Тома на ухо пристыженной Аяке, нагнувшись к ней, а затем, выпрямившись, повысил голос. – О-нии-сама, а вот и мы!

Аято, услышав его, повернулся в их сторону, но так и не двинулся с места.

 – А? Нет! – маленькой альфа совершенно неожиданно возмутилась и потянула его за руку, требуя внимания. – О-нии-сама только мой о-нии-сама!

 – Только твой? Совсем-совсем не поделишься? – охнул Тома, и Аяка с силой замотала головой. За проведенные вместе пару дней она к нему так привыкла, что почти не страдала от застенчивости, и стало очень забавно ее дразнить. – То есть о-нии-сама только твой о-нии-сама, а ты младшая сестра только Аято. Понятно-понятно, мне совсем нет места рядом с вами.

 – Ты можешь быть нашим дру-угом, – доверительно протянула Аяка, но, только-только приблизившись к гостинице, тут же отпустила его руку и побежала к брату. Она чуть замешкалась, оказавшись рядом с ним, но затем изо всех сил обхватила за живот, обнимая.

 – Оя, – Аято охнул, чуть покачнувшись, и, удивленно моргнув, опустил руку на голову сестры, поглаживая. Тома снова проиграл в их негласном состязании по призыву искренних улыбок ледяного принца – Тома ноль, Аяка семь. – Так соскучилась по мне?

 – Да, – с подкупающей честностью ответила та, и Аято улыбнулся еще шире, так что омега записал своей маленькой сопернице еще одно очко.

Даже нежно улыбаясь, он продолжал выглядеть грустно.

Решив не мешать более своим присутствием трогательной семейной сцене, Тома попытался как можно незаметнее прошмыгнуть мимо них, но остановился как вкопанный от одного-единственного слова от ледяного принца:

 – Подожди, – омега перевел на него взгляд, нервно улыбаясь и гадая, что он успел натворить такого ужасного. – Сегодня наш последний день в Рито. Тебе тоже стоит сходить в онсен.

 – Что такое онсен? – беспокойно поинтересовался Тома.

 – Там горячая вода. Очень приятно, – сказала Аяка, минимально необходимо отлипнув от брата, и подняла голову, глядя на него. – Тома пойдет с нами?

 – Это неприлично. Он может пойти после нас, – спокойно ответил Аято.

Омега сложил два и два, а именно горячую воду и неприличность, и нервно сказал:

 – Один? Пожалуй, нет, спасибо, я воздержусь…

Ему хватило неоднократных немногозначительных взглядов от альф, которые он получал сегодня весь день, он точно не хотел купаться где-то голый в одиночестве, чтобы к нему с легкостью мог подлезть любой озабоченный человек.

 – Купаться в онсене одному очень скучно, – поняла его отказ Аяка совершенно неправильно и посмотрела на брата. – Можно что-нибудь сделать?..

Аято выдержал примерно две секунды ее вопрошающего взгляда, а затем задумчиво уставился на стоявшую рядом Касуми. Верно оценив ее врожденные способности к поддержанию беседы, он вздохнул и, поразмыслив немного, неохотно сказал:

 – Мы можем приказать поставить перегородку.

Эта казавшаяся поначалу ужасной идея выросла во что-то в целом приемлемое. По большей части из-за горячей воды. Ладно, целиком и полностью из-за горячей воды. Тома больше привык таскать во время подработки горячую воду в купальне, чем самому в ней нежиться, поэтому сейчас, оказавшись в онсене, вода в котором грелась сама благодаря какому-то хитроумному устройству из Снежной, растерял всякую способность мыслить и съехал вниз как можно больше, оставляя над водой только нос и выше, греясь, греясь и греясь.

Хорошо.

Тома никогда не страдал отсутствием красноречия, но сейчас ему больше никакое другое слово не приходило в голову.

Хорошо.

Аяка, рассказывая брату всё самое важное, щебетала что-то у Томы за спиной за бамбуковой перегородкой, Аято порой односложно отвечал, еще реже они обращались к омеге, и тот невнятно мычал что-то непонятное на довольном в ответ. От этого Аяка звонко смеялась, а ее брат тихо хмыкал (возможно, это было самое близкое к смеху, на что он был способен), и Тома чувствовал себя почти счастливым. На сто плохих вещей в Иназуме наконец-то нашлась одна хорошая.

Затем Аяка сказала, что в имении Камисато тоже есть онсен, пусть и поменьше, и омега почти расплакался от счастья из-за второй хорошей вещи.

Жизнь начала казаться не такой ужасной. 

 – О-нии-сама? – удивленно позвала Аяка брата за перегородкой, и Тома совершенно не мог винить его за затянувшийся ответ. Он сам сейчас соображал со скоростью одно слово в минуту. – О-нии-сама? О-нии-сама!

Ее голос зазвучал неожиданно взволнованно, и это выдернуло омегу из блаженной дремоты.

 – Аяка? Что случилось? – спросил он, поворачиваясь к перегородке и касаясь ее ладонью.

 – О-нии-сама… кажется, заснул, – озадаченно ответила.

Понимаемо. Очень понимаемо.

 – Лучше разбуди его. Не стоит спать в таком месте, – посоветовал он, и Аяка обеспокоенно согласилась. Спустя несколько попыток потрясти ледяного принца и еще десять взволнованных "О-нии-сама!", в ее голос начал закрадываться испуг, и Тома, взвесив все за и против, сказал. – Я сейчас подойду.

О нет, какой же он ужасный непристойный омега. Будто бы он никогда не видел голых альф в общественных купальнях Монда, где не было разделения по полам. Но Аято вряд ли в чем-либо убедит, так что Тома морально подготовился к его ледяному взгляду, как только очнется от своего сладкого сна в онсене и обнаружит рядом с собой этого ужасного омегу.

Тома добрался до края онсена и с некоторым трудом вылез из него – от непривычно горячей воды всё тело расслабилось настолько, что совершенно отказывалось работать. Спеша на помощь Аяке, он слишком поторопился, и от резкой смены положения у него потемнело перед глазами. Уперевшись рукой в неприятно негладкие камни, он замер в неловкой позе на несколько секунд, пытаясь прийти в себя, но Аяка позвала своего брата особенно напуганно, и пришлось ползти дальше.

Ладно, он поспешил с выводами. Ничего целиком и полностью хорошего в Иназуме не было.

Не забыв завязать на поясе полотенце, чтобы не прослыть совратителем маленьких альф, он соскользнул во вторую половину онсена и, опираясь для надежности одной рукой о перегородку, дошел до злополучных брата с сестрой. И тут же перехватил Аято, не завалившегося опасно в воду только из-за того, что Аяка удерживала его за руку изо всех сил.

Выглядел ледяной принц, конечно, так себе. Красный как рак настолько, что Томе даже не нужно было размышлять над тем, вытаскивать его из воды или нет, он тут же перехватил его со спины и потащил к краю, пока Аяка нервно вертелась рядом, поддерживая брата.

 – Ты сама-то как? Нормально? – как можно более обыденным тоном поинтересовался омега, при каждом шаге испытывая свою удачи не свалиться точно так же без сознания и оказаться к тому же придавленным молодым господином. Аяка посмотрела на него со слезами в глазах (третий раз за день, явно не самый лучший день в ее жизни) и кивнула. – Уверена? Хорошо. Тогда у меня для тебя важное задание, – дотащив источник половины своих проблем до края онсена и прислонив его боком к перегородке, чтобы не утонул в ближайшую минуту, Тома застыл на пару секунд до исчезновения черных пятен перед глазами, вцепившись рукой в неприятный каменный край, а затем помог ей вылезти, опасаясь доверять это дело ей одной. – Сходи позови кого-нибудь. Наканиши, например. Только не торопись слишком, ладно? Главное, не упади по дороге.

Аяка с абсолютно красными глазами, но на удивление не шмыгающая носом кивнула, подхватила полотенце и вопреки его наставлениям слишком быстро понеслась прочь из онсена. Тома проводил ее взглядом и вздохнул, уронив голову в ладони. Постояв так немного, он собрался с силами и тоже вылез на сушу, а затем обернулся к Аято, довольно скептически оценивая свою возможность вытащить его сейчас из горячей воды, но и оставлять его там не стоило.

Из воды. Тома хмыкнул, поразившись тому, что совсем не боялся этого количества воды. По крайней мере, ему не нужно было начинать свою тренировку с луж, как предлагал Себ.

Подождав еще немного и так и не услышав шума со стороны входа, означавшего бы, что ему не придется страдать в одиночку, Тома быстро вдохнул-выдохнул несколько раз и, перехватив Аято под мышками, потянул его наверх. Вытащив и оттащив его на достаточное расстояние (подумаешь, его пятки всё еще плескались в воде, не так уж и критично), омега осторожно улегся на живот на камни неподалеку, чувствуя себя наполовину убитым непомерными усилиями, и уставился на мирное лицо альфы, испытывая особый подвид зависти.

Чувствуя беспокойство, Тома потянулся и беспощадно похлопал спящего красавца по щеке, на что тот недовольно заворчал, чуть отворачивая голову, наконец приходя в себя, позволяя омеге с облегчением вздохнуть. Прижавшись щекой к неожиданно прохладным камням, он заторможенно гадал, что произойдет раньше – Аяка прибежит с помощью или Аято соизволит очнуться.

Аято победил. Почти сразу же после ужасного нападения на свою щеку тихо невнятно простонал что-то и даже поднес руку к лицу, жутко морщась.

 – Доброе утро, альфа. Ты там живой? – хрипло спросил Тома, и это оказалось не самым лучшим его решением. Аято резко повернул к нему голову и тут же с недовольным вздохом схватился за нее. – Спокойно. Приди сначала в себя, а потом брюзжи.

Альфа наградил его недовольным взглядом, но в кои-то веки послушался и, подтянув к себе из воды ноги, нашарив лежавшее где-то рядом полотенце и прикрыв те места, на которые Томе было сейчас откровенно наплевать, вздохнув, замер, держа ладонь на лбу. Со стороны входа наконец раздался шум, и омега с усилием поднялся, садясь, чтобы не подавать виду, что чувствует себя тоже не лучшим образом.

Он махнул рукой быстрым шагом подошедшему к ним Наканиши, за которым следом спешили нагруженная полотенцами работница гостиницы и взволнованная Аяка, и отвернулся, вытираясь ухваченным сухим полотенцем. Наканиши помог юному господину сесть, задавая при этом короткие важные вопросы насчет его состояния, Аяка обеспокоенно держала брата за руку, и Тома был совершенно не заинтересован в том, чтобы быть слушателем трогательных семейных разговоров.

 – Оя, вака-сама. Кто бы мог подумать, что Вы забудете элементарные правила пребывания в онсене, – с ноткой веселья сказал Наканиши, убедившись, что с нарушителем спокойствия всё в порядке, и Тома впервые увидел, как Аято посмотрел недовольно на кого-то кроме него. Внезапно стало очень даже интересно.

 – Я… я тоже забыла! – бросилась Аяка на помощь брату.

 – А я не знал ни о каких правилах, – жизнерадостно добавил Тома. Было что-то крайне удовлетворительное в том, чтобы видеть, как на Аято смотрят укоризненным взглядом. Протянув недовольному юному господину юкату на смену, взволнованная работница отдала такую же Томе. – Спасибо!

Он тут же накинул ее на себя, в кои-то веки радуясь нелюбимому предмету одежды, и запахнул, избавившись наконец от необходимости сидеть у всех на виду в одном мокром насквозь полотенце. Камисато поступил так же, но, как обычно, значительно медленнее и элегантнее. Тома задержался на нем взглядом, но через секунду отвернулся.

Не от стыдливости, конечно. Просто Аято под всеми пятью слоями одежды, которые он обычно носил, неожиданно оказался… тощим.

Но, возможно, это просто Тома слишком привык к перекачанным мускулистым мондовским рыцарям.

 – В целом, всё в порядке. Но Вам, вака-сама, нужно впредь лучше питаться, – заключил Наканиши, и Аято пробормотал всё такое же недовольное "Я знаю…" – А сейчас Вам следует съесть что-нибудь легкое и сладкое, чтобы восстановить силы.

 – Я сейчас же сообщу на кухню, – с готовностью кивнула работница.

 – А мы сегодня принесли сакура-мочи, может, они подойдут? – взволнованно спросила Аяка.

 – Подойдут, – подтвердил Наканиши, и так непредвиденным образом пригодился купленный сегодня во время прогулки десерт.

С неожиданной для своего почтенного возраста силой старичок помог Аято встать на ноги, пока Аяка стояла рядом, не отводя от брата взгляд ни на мгновение, словно он собирался упасть в любую секунду, а Тома, достаточно пришедший в себя спустя несколько минут отдыха, очень осторожно поднялся сам, пока работница растерянно смотрела на него, явно не зная, разрешено ли ей прикасаться к омеге.

Войдя в здание гостиницы, они разделились, когда Тома, поняв по отсутствию внимания к своей персоне, что он сегодня больше не нужен, тихонько двинулся в сторону своей комнаты, отбившись от остальных. Он чувствовал себя более-менее хорошо, но тело ощущалось каким-то тяжеловатым, так что, придя к себе, он сразу же улегся спать.

В дверь робко постучали всего через четверть часа.

Тома очень тихо и очень тяжело вздохнул, садясь на футоне.

 – Войдите? – сказал он, повысив голос. Дверь немного приоткрылась, и показалось лицо Аяки.

 – Тома, ты уже спишь? – заметив, где он, спросила она громким шепотом. – Ой, тогда спокойной ночи…

 – Ничего-ничего, заходи, – пожал плечами он, выбираясь из-под одеяла. – Тебе что-то нужно?

 – Нет, просто Наканиши сказал, что тебе тоже стоит съесть что-нибудь сладкое, так что я пришла тебя позвать… – сказала она, приоткрыв дверь пошире, но так и не зайдя внутрь. За ней маячила фигура Касуми.

 – Думаю, я лучше просто посплю, – ответил Тома после заметной паузы, во время которой боролся с чувством вины за то, что не хотел никуда идти, особенно если рядом с целью был один определенный альфа.

 – Хорошо! – закивала Аяка и, чуть поколебавшись, неловко спросила. – Ты точно хорошо себя чувствуешь?..

 – Конечно! – ответил Тома и с улыбкой показал ей большой палец. Воспряв духом, девочка ответила тем же жестом, тоже заулыбавшись.

 – Тогда увидимся завтра утром, когда будем выезжать. Спокойной ночи, – сказала маленькая альфа снова и закрыла дверь.

Тома от шока подорвался с места.

 – Завтра? – удивленно ахнул он. – Подожди-подожди! – Аяка, услышав его, с удивленным видом обратно открыла дверь. – Как это завтра?

 – У нас был такой план… – озадаченно напомнила она.

 – План, не план, неважно. Аято буквально только что упал в обморок, нельзя просто сделать вид, что ничего не было, и заставить его провести весь следующий день верхом, – поняв, что задача быть голосом разума достается ему, с жаром заспорил Тома.

Аяка несколько секунд пораженно смотрела на него, приоткрыв от удивления рот, а затем так же горячо закивала, делая шаг в комнату.

 – Я тоже так думаю! – воскликнула она, с ней даже не нужно было спорить. – Но когда я спросила о-нии-саму, какие у нас планы на завтра, он сказал, что они не изменились! Ну как так можно!

 – Ну что за приду… человек… – вздохнул Тома и, посмотрев на совершенно согласную с ним Аяку, задумался. Его глупому Высочеству явно нужен был хотя бы один день полноценного отдыха. Омега, конечно, не был врачом и обследования Аято не проводил, но ему казалось довольно очевидным, что тот мог упасть в обморок немалым образом из-за огромной накопившейся усталости, выражавшейся вечно усталым видом альфы и знатными мешками под глазами. Если тот отправится в имении в таком состоянии, то вполне может упасть с лошади и сломать себе шею, оставляя Тому без защиты. Крайне неблагополучный исход событий. – Аяка, у меня есть план, подходи, обсудим его, – она с готовностью приблизилась и села напротив него, а вот Касуми выглядела так безнадежно, словно желала сейчас только поспать. – Слушай внимательно. Ты – главная часть этого плана.

 – Я? – ошарашенно переспросила Аяка. – Может, лучше ты?

 – Нет, Kleines, у тебя есть то, чего нет у меня, – заявил он, торжественно ткнув в ее сторону пальцем. – Любовь Аято к его драгоценной младшей сестре!

 – Что? – охнула маленькая альфа, и даже Касуми за ее спиной уставилась на него как на немного свихнувшегося.

Но Тома был абсолютно прав, он был в этом уверен. Аято разбаловал бы свою сестру до невозможности, если бы она не была такой примерной и хорошей и позволяла бы подобное.

 – Смотри, Аяка, – с улыбкой доставившего многие неприятности взрослым подростка начал Тома. – Тебе нужно всего лишь умоляюще посмотреть ему прямо в глаза и робко попросить, чтобы он завтра взял выходной. Пошел с тобой вместе на прогулку, например.

 – Это не может так просто сработать… – пробормотала она, отводя взгляд.

 – Это точно сработает, обещаю тебе! – заверил ее омега. – В жизни старшего брата нет ничего сложнее того, чтобы отказать в просьбе своей младшей сестре.

 – Но я бы слишком досаждала ему этой просьбой… – сказала она совсем тихо, и у Томы от этих слов болезненно сжалось сердце. Уж слишком они были грустными и неправильными.

 – Во-первых, выполнение этой просьбы пойдет ему на пользу. Ты ведь и сама видишь, что ему нужно отдохнуть? – перейдя с жизнерадостного тона на серьезный, спросил он, и девочка неохотно кивнула, соглашаясь с ним. – Во-вторых, ты нисколько ему не досаждаешь. Правда.

 – Ладно… – пробурчала Аяка, втянув голову в плечи, но убежденной совсем не выглядела. – Ладно, я попробую… ради о-нии-самы…

 – Я буду твоей моральной поддержкой, – решительно заявил Тома, отказавшись от скорого сна в пользу возможности увидеть лицо Аято в этот момент. В общем и целом ему не хотелось видеть этого альфу, но когда речь шла о тех моментах, когда на него укоризненно смотрели или выбивали из колеи, вопрос стоял совсем иначе.

Именно так всего спустя еще четверть часа, обсудив всё от и до с Аякой, он и оказался снова в комнате брата и сестры Камисато, наедине с ними и аккуратно разложенными по тарелкам сакура-мочи, от предвкушения интересной сцены внезапно начавшими казаться намного более сладкими. Тома коварно улыбался сам себе, и Аято с подозрением поглядывал то на него, то на свою сестру, севшую напротив него, рядом с чужаком. 

 – О… о-нии-сама… – начала та с таким встревоженным видом, что Тома забеспокоился, как бы она не упала в обморок от волнения. – Завтра, наверно, будет такая же хорошая погода, как была сегодня… – она бросила беспомощный взгляд в сторону своего соседа, но омега сделал вид, будто не заметил этого, чтобы она потом не могла расстроиться, что не справилась самостоятельно. Аято молча сидел с вопросительным видом. – Поэтому… Поэтому… Давай завтра, пожалуйста, никуда не поедем? – ответ не последовал сразу же, и Аяка, ошибочно решив, что недостаточно постаралась, тонким голосом повторила. – Пожалуйста?

 – Я… – наконец выдавил Аято из себя после заметной паузы, пока маленькая альфа виновато смотрела в стол. Если бы смотрела на брата, то увидела бы, насколько выбила его из колеи, заставив вечно холодное выражение лица обратиться комично растерянным. – Я…

Тома ухватил одну штуку сакура-мочи, прикрывая рот ладонью, чтобы не было заметно, что он вот-вот начнет хохотать.

 – Я очень сильно за тебя беспокоюсь, о-нии-сама! – нанесла Аяка добивающий удар, идя строго по разработанному вместе с омегой плану. – Мне очень хотелось бы, чтобы ты отдохнул хотя бы один день… Пожалуйста? – в ее голосе уже начали сквозить слезы, и если бы Тома знал ее похуже, то не понял бы, что они были настоящими. – Давай ты завтра отдохнешь?

Повисло молчание, и омега пытался как можно тише давиться лакомством.

 – Ладно, – делая вид, будто не сидел только что, не зная, что и сказать, в конце концов ровным тоном согласился Аято, кинув на него короткий недовольный взгляд, подозревая, кто приложил к этому кошмару руку.

 – То есть ты пойдешь завтра с нами с Томой гулять? – с надеждой спросила Аяка, которой совсем не удавалось тайно вытереть выступившие слезы.

- Да, – вздохнул тот.

 – С нами с Томой? – удивленно подал голос омега. – Может, вы лучше вдвоем?

 – А? – растерянно отозвалась Аяка. Кажется, она даже не рассматривала возможность того, что он с ними не пойдет. – Тома? Давай с нами? – чуть поколебавшись, она жалобно заглянула ему в глаза. – Пожалуйста?

Ужасно.

Он сам обучил ее этой тайной технике и сам стал ее жертвой.

Нужно было сопротивляться изо всех сил, в конце концов она не была его младшей сестрой, и у него был крохотный шанс на победу.

Когда Тома проиграл, согласившись, Аято насмешливо хмыкнул.

***

 – Аяка плохо себя чувствует, – хмуро сообщил ему ледяной принц на следующее утро, и Тома остановился как вкопанный.

 – Насколько плохо? Она заболела? – обеспокоенно спросил он.

На несколько секунд повисло неуместное молчание.

 – Кажется, она вчера просто съела что-то не то, – вздохнул Аято, и Тома кивнул, уверенный, что виной всему были те сакура-мочи. Они были странные на вкус, а Аяка съела большую их часть.

 – Тогда… Ну?.. – омега чуть взмахнул рукой, сделав пару кругов, тонко намекая, что они могли сейчас развернуться и пойти в свои комнаты.

 – Аяка меня выгнала, – мрачно сказал тот. – Сказала не возвращаться без прогулки, – он достал невесть откуда небольшой сложенный пополам лист бумаги, держа его между двух пальцев. – Дала список покупок.

 – Можно? – спросил разрешения Тома и, когда Аято кивнул, забрал лист, раскрывая его. – Ого… Я ни слова не могу разобрать…

 – В самом деле? – удивленно спросил Аято. Забрав список обратно, он кинул на него взгляд и, вздохнув, устало потер переносицу. День отдыха явно пока не был успешен. – Точно, она же написала его на иназумовском… Она всегда боится писать на общем, – чуть задумавшись, он снова вздохнул, на этот раз еще тяжелее. – В целом, нам нужно купить одежду тебе, несколько подарков родителям, еще сакура-мочи, – Тома удивленно приподнял брови, но промолчал. – И п… пи… пируза?

 – Что? – непонимающе спросил омега.

 – Я тоже не знаю, – нахмурился Аято, напряженно разглядывая одно-единственное слово.

После продолжительной озадаченной паузы молча стоявшая рядом Касуми коротко подала голос:

 – Пилльца.

 – Пилльца? – удивленно спросил альфа.

 – А, пилльца! – наконец понял Тома, щелкнув пальцами. Иназумовский язык в самом деле искажал слова до неузнаваемости. – Но остывшая она уже не вкусная… Но ладно. Тогда, может, разделимся? – с надеждой спросил он. Ему совершенно не хотелось проводить день в обществе старшего Камисато.

Тот снова вздохнул.

 – Аяка-сама приказала мне следить, чтобы вы вместе отдыхали, – сказала Касуми.

 – Чего? – расстроенно протянул Тома и попытался применить тактическую хитрость. – Может, мы можем договориться? Я дам тебе кусочек пилльцы…

Девушка проигнорировала его, и настала его очередь тяжело вздыхать.

Лишенные способности сопротивляться желаниям Аяка, они покинули гостиницу и направились к центру Рито, надеясь разобраться со списком покупок как можно скорее и избавиться от неприятной компании.

А компания была и в самом деле неприятная. Тома целых четыре раза попытался начать хоть какой-то разговор, чтобы не идти в полной кошмарной тишине, и целых четыре раза разговор умирал спустя пару фраз из-за полной незаинтересованности его двух спутников. И если Касуми он мог понять и простить (она казалась неловкой и необщительной вне зависимости от ситуации), то Аято простить было невозможно.

Тома скучал по Аяке. Очень сильно скучал.

 – Как же неловко… – пробормотал он себе под нос после четвертой провалившейся попытки, теряя всякую надежду.

 – Неловко было во время твоей течки, – ровным тоном сказал альфа.

 – Что? – выдохнул Тома, не поверив своим ушам. Аято в кои-то веки решил поддержать разговор и ответил ему вот этими словами. – Ты… – он медленно выдохнул, напоминая себе, что рядом с ним шел не тот альфа, которому можно было влепить пощечину. Нужно было оставаться спокойным. – Ты кажешься таким воспитанным, но на самом деле у тебя совершенно нет манер.

 – Что, прости? – кажется, даже не возмущенно, а ошарашенно спросил тот.

Так и хотелось ответить ему "Что слышал".

 – В Мондштадте только редкостные пьяни опускаются в разговоре с омегами до упоминаний течек или запаха, – напряженно сказал Тома, не смотря на собеседника. – Их после такого арестовывают.

 – Здесь тебе не Мондштадт, – бросил Камисато.

 – Не поверишь, я заметил, – хмуро процедил сквозь зубы Тома, сжимая пальцы в кулак. Затем он расслабился, медленно выдохнув, решился и, прибавив шагу, поставил перед Аято ногу, заставляя его остановиться, затем встал напротив него. – Привет, альфа, – негромко сказал он, вскидывая взгляд, и Камисато совершенно очевидно напрягся и замер, не позволяя себе проявить слабость и отступить на шаг назад. – Во время следующего гона держи себя в руках, ладно? Весь домой тобой провонял, – спокойно сказал он первый пришедший в голову упрек в сторону альфы. Под конец фразы Аято не выдержал и чуть скривился. – Вот видишь. Тебе неприятно, когда говорят о гоне, прямо как мне неприятно, когда говорят о течке.

Он отступил в сторону и с жутко бьющим по ушам сердцем молча пошел дальше, глядя себе под ноги.

Тома вскоре почувствовал себя крайне тупым. Умный человек на его месте сдержался бы и не стал бы выяснять отношения с альфой, от которого буквально зависело, не попадет ли он экзотической игрушкой в местный бордель. Как только горячая мондштадская кровь чуть подостыла, он нервно схватился одной рукой за локоть другой, до боли впиваясь пальцами в кожу, чтобы успокоиться, зная, что его запах сейчас предательски кричал о том, как ему страшно. Несколько сердобольных прохожих-альф даже, кажется, с тревогой на него поглядывали, но никто не решался подойти.

Аято вычеркивал предметы из списка покупок со скоростью молнии, разительно отличаясь от своей сестры, которую мог отвлечь любой ларек с чем угодно. Один за другим он с невероятной точностью находил нужные магазины и нужные подарки для своих родителей (какие-то штуки для онсена, местные сладости, украшения, и еще двенадцать неизвестных Томе вещей), указывал, в какую гостиницу сколько нужно доставить, и шел дальше. Дойдя благодаря указаниям Касуми до ларька с пилльцей, Аято потратил полминуты на напряженное разглядывание сего блюда и в итоге просто сказал "Нет".

Придурок.

Все эти пару часов они с Томой не то, что не разговаривали, они даже не смотрели друг на друга, но затем наступил момент, которого омега, ходивший за альфой следом как красивое и бесполезное украшения, так сильно опасался.

Необходимость выбирать себе одежду.

Когда они зашли в третий магазин мондовской одежды с безумными ценами, Тома, потерявший всякую надежду, попытался было заикнуться о том, что сошьет себе всё необходимое сам, но ему сказали не глупить. Спустя еще пять минут его страданий и тихих вздохов Аято не выдержал и показал ему ладонью на одну из рубах, явно надеясь этим ускорить затянувшийся процесс и поскорее вернуться к сестре.

Тома уставился на эту самую уродливую на всем свете мондовскую рубаху, расшитую цветами, от которых болели глаза, и безнадежно уронил лицо в ладони.

 – Да в чем дело? – нетерпеливо вздохнул Аято.

 – Здесь всё слишком дорого… – пробубнил Тома, зная, что этот родившийся с серебряной ложкой во рту альфа не поймет его страданий. 

 – Мне кажется, мое время дороже, – заметил тот, и омега вздохнул.

К счастью, к нему на помощь подошла работница магазина, и Тома, бросив в атаку всё свое обаяние, выпросил у нее пошив более нормальной одежды из более нормальных материалов. Позволив себя обмерить и указав на ту пару сапог, в которую влюбился с первого взгляда, Тома с наконец-то довольным видом выбрался на улицу к ждавшему там (чтобы ни в коем случае не оказаться рядом с омегой, которому снимали мерки) Аято и, показав ему большой палец, сообщил:

 – Я сбил полцены, – гордо сообщил он, зная, что тому будет всё равно. Альфа вскинул брови, и Тома продолжил, наконец идя рядом с ним обратно в гостиницу, говоря всё равно что с самим собой. – Причина моего успеха проста. Во-первых, я очаровательный. Во-вторых, я заговорил с ней на родном языке, по звучанию которого она скучала. В-третьих, она альфа, а альфы втайне думают, что омеги тупые и не могут преследовать хитрых целей.

 – Я не думаю, что ты тупой, – ровным тоном заметил Аято, и Тома вопросительно уставился на него, ожидая вездесущее но, а за ним что-нибудь крайне оскорбительное.

Ничего не последовало.

 – Ладно, альфы думают, что мы инфантильные, – вздохнув, поправил себя омега.

 – Я также не думаю, что ты инфантилен, – возразил Аято, и Тома от шока замолчал на какое-то время. – Скорее, неопытен и наивен.

 – Как ты можешь не думать, что я инфантилен, если ты буквально сказал мне не закатывать истерик? – в конце концов недоверчиво указал он ему на очевидное противоречие. – Истерики закатывают только маленькие дети.

 – Если бы… – пробормотал тот, поморщившись, и Тома, не дождавшись пояснений, повернулся к идущей за ними Касуми, мысленно жалуясь ей на него.

 – Эм… – неожиданно девушка подала голос, чуть обеспокоенно глядя в спину своего молодого господина. – Омеги Асаши-самы регулярно устраивали сцены, несмотря на свой преклонный возраст…

 – Ох… – крайне красноречиво ответил Тома. Асаши-сама вроде как был дедом этого хмурого альфы, и это, похоже, значило, что из-за поведения его омег у Аято сложилось не самое лучшее впечатление обо всем прекрасном поле в целом (Тома их совершенно не винил, только идиот мог жениться на четырех омегах и надеяться, что они не начнут грызться между собой в этой стране, где нужно было постоянно бояться возможности очутиться в борделе). Но прямо сейчас его больше интересовало то, что Касуми, кажется, впервые что-то сказала без того, чтобы ее о чем-то спросили. – Вы с Аято старые друзья, верно?

 – А? – не менее красноречиво ответила она, напрягшись.

 – Мы выросли вместе, – равнодушно подтвердил альфа.

 – Я так и знал, я такое вижу, – в приподнятом настроение сказал Тома. Неожиданно его спутники даже начали с ним разговаривать. – А Наканиши учил тебя с раннего детства, верно?

 – Так и есть, – чуть поколебавшись, сказал Аято.

 – Это тоже заметно, ты порой говоришь и держишься совсем как он, – кивнул Тома, удовлетворенный своим успехом.

Альфа неодобрительно хмыкнул и, смерив его внимательным взглядом, заявил:

 – Ты старший ребенок в семье, – омега кивнул, зная, что старшие дети видели друг друга издалека. Им не хватало легкомысленности младших или единственных детей. – Ты рос одиноким ребенком, – Тома удивленно вздрогнул и отвел взгляд, понятия не имея, как тот сумел это понять. – Ты так и не научился на кого-нибудь полагаться, – омега поджал губы и промолчал. – Вчера. Почему вчера ты лежал рядом, когда я пришел в себя?

 – Что? Ну… Я следил, чтобы ты дышать там, например, не переставал, – озадаченно пробубнил он, зациклившийся на том, что Аято его, оказывается, не так уж и ужасно понимал.

 – Лежа? – ровно уточнил тот, и Тома наконец понял, что именно его беспокоило.

Он отмахнулся от этого альфы, не вращался весь мир вокруг его идеального лица и тощего тела.

 – А ты как думал? Я сам чуть в обморок не упал, пока тебя из воды вытаскивал, – возмущенно сказал он.

 – Если тебе было так плохо, что ты сам себя подвергал опасности, помогая мне, то тебе не стоило мне помогать, – сказал Аято до того взрослым рассудительным тоном, что Тома возмутился только сильнее.

 – И что мне тогда следовало делать? Сидеть рядом и смотреть, как ты пытаешься научиться дышать под водой? – недовольно спросил он.

 – Именно. Меня бы всё равно спасли.

 – Да кто бы тебя спас? Мы там с тобой были вдвоем!

 – Там… – Аято на пару секунд осекся, и в их односторонне разгоряченном споре образовалась холодная пауза. – Там были не только мы с тобой.

Тома непонимающе округлил глаза.

 – Вака-сама… – неуверенно пробормотала Касуми за их спиной.

 – Всё в порядке, это вовсе не секрет, – отозвался альфа. – И я, и Аяка в данный момент находимся под постоянным наблюдением из-за опасности покушения.

 – Покушения? – пораженно повторил за ним омега. Его жизнь снова начала походить на роман про аристократов. Потратив полминуты на переваривание данной информации, он недоверчиво уточнил. – Но если там кто-то был, то почему не помог мне?

 – Потому что ты уже вытаскивал меня. И потому что он ужасно ленивый, – раздраженно сказал Аято, и Тома покивал для виду, на самом деле совершенно не понимая, как лень могла играть роль в подобной ситуации.

 – Тогда… за тобой и сейчас наблюдают? – с интересом спросил он, попытавшись тайком оглядеться и приметить спрятавшегося телохранителя за ближайшим столбом. Не получилось сделать это даже близко тайно.

 – Нет. Касуми достаточно, – сказал тот, и омега снова обернулся на их крохотную спутницу.

 – При всем моем уважении к Касуми… – начал Тома, и девушка чуть нахмурилась, словно ожидая, что он сейчас скажет самую неуважительную вещь на свете. – Мне кажется, она бы не смогла вытащить тебя из воды.

Бета удивленно моргнула и отвела взгляд. Тома чуть сбавил ход, поравнявшись с ней. Раз она имела честь защищать богатенького молодого господина, то должна была быть жутко сильной, и омега умрет бы от неутоленного любопытства, если сейчас же не получит ответы на все свои вопросы.

 – Тома, – обратился к нему Аято прежде, чем он успел начать. – Спасибо за то, что помог мне.

Тот удивленно вскинул голову, глядя в его спину, а затем, расслабившись, ответил, улыбнувшись:

 – Immer gerne.