Проснуться под утро из-за сира Аррика Каргилла, который тормошил и повторял "мой принц, это срочно", было подобно внезапной снежной лавине. Люцерис вскочил мгновенно, хватая сира Аррика за руку.

— Что случилось? Дедушка умер? — сон сняло как рукой. За окном предрассветное небо закрывалось бледно-голубыми облаками без единого проблеска солнца.

— Нет, ваше Высочество. Принц Эймонд попросил вас срочно прийти. Принцессе Хелейне... — Люцерис даже в темноте заметил, как колеблется сир Аррик. — Нездоровится.

— Но чем я могу помочь? Разве для этого не нужно звать мейстера? — спрашивал Веларион, всё же вставая с постели и хватая из сундука дублет и штаны. Эймонд вряд ли бы просил прийти просто так.

— Я не знаю, ваше Высочество. Принц Эймонд сказал, что вы сами всё поймёте.

— Хорошо. Я сейчас приду. Они в её покоях?

— Да.

Люцерис натянул сапоги, поглядывая на протирающего глаза брата.

— Люк? Что случилось? Что с Хелейной? — Джекейрис приподнялся и сел. Аррик поспешил откланяться. Видимо, Эймонд наказал сообщить только Люцерису. Они были связаны обетами хранить тайны короны, и эту, видимо, они хранили не первый год.

— Извини, это...

"Это личное? Это не мой секрет? Это касается только меня, Эймонда и его сестры, на которую ты не можешь наглядеться? Она, кажется, видит будущее?"

— Слушай, я не уверен, что могу тебе это говорить. Мне нужно торопиться. Но если это то, о чём я думаю, нам может понадобиться твоя помощь. Может, я пришлю за тобой позже?

— Чего?.. что ты несёшь? И почему не позвать ей мейстера, в самом деле!

Люцерис почесал затылок. Насколько Эймонд рассердится, если Люцерис приведёт с собой брата, можно было только предположить.

— Ты любишь Хелейну? Хочешь на ней жениться?

Это подействовало как брошенная в лицо перчатка. Джекейрис вздрогнул и нахмурился, начиная защищаться.

— Хелейна — прекрасная женщина, и я...

— Да или нет? У нас мало времени. Мне надо идти.

Джекейрис замялся, и Люцерис устало вздохнул, направляясь к двери. Он заправил ночную рубашку в штаны и накинул на себя дублет, надеясь успеть привести себя в приличный вид по пути. Главное, чтобы никто его не увидел.

— Постой, я иду с тобой, — окликнул его Джекейрис. Он накинул на себя халат и наскоро сунул ноги в башмаки, портя заднюю часть обуви. Люцерис успел застегнуть несколько застёжек дублета.

Они вышли из комнаты и, убедившись, что никого нет, побежали. Снаружи было прохладно, если не морозно. Они оказались бодрствующими в спящем замке в то время, когда все огни уже погашены и пришло время готовиться к тому, чтобы зажигать их снова.

Им встречались только вездесущие слуги, но даже одного их любопытного взгляда будет достаточно, чтобы вновь пустить цепочку слухов. Люцерис уже слышал эти разговоры под лестницей и на кухне:

— Эйгон-пьяница мёртв, а его племянники наведываются к вдове по ночам! К чему бы это?

— Да они и есть убийцы! Подумай сам! Они же бастардово отродье этой шлюхи с Драконьего Камня. У них порочная кровь, они могут только грешить! Старший блудит, а младший покрывает!

— Ах, бедная принцесса Хелейна! И зачем она только позволяет этому ублюдку себя брать?

— А ты не знаешь? Она же блаженная. Такие не могут отказывать.

— Да-да, это всё драконья кровь! Даже праведность королевы Алисенты не может вытравить из них эту дурь. Семеро проклинают их за грехи!

— Недаром дух Харрена сжёг этого нечестивца Стронга!

Сиры Эррик и Аррик стояли на страже у покоев Хелейны. Они без лишних слов готовы были приоткрыть тяжёлую дверь, но Люцерис вспомнил, что так ничего не рассказал Джекейрису.

— Джейс, — Люцерис притянул брата за локоть и сказал очень тихо, насколько позволяло сбившееся дыхание: — Ты должен знать, прежде чем мы войдём... Я с умыслом спросил, собираешься ли ты на ней жениться. Если нет, тебе не стоит заходить и что-то знать.

— Я... Я желаю этого всем сердцем, — смягчился Джекейрис. — Но не знаю, позволят ли мне. Я помолвлен с Бейлой, а Веларионы так просто своё не отдают.

— И всё же ты — будущий король, а не Веларионы. Тебе решать, — настаивал Люцерис. — Заходи, если твой ответ "да". Оставляю это на твою совесть, Джейс. А мне пора.

Люцерис поспешил в покои Хелейны. Он многое ожидал увидеть, и открывшаяся картина с лихвой превзошла все ожидания. Хелейна была словно призрак из кошмара, заставляющего сердце забиться от суеверного страха. Она была мраморно белой, с выступившими чёрными венами-молниями на всём теле. Она металась по постели, иногда её пробирали судороги. Она пыталась встать, поддаваясь какому-то инстинкту, чтобы быть снова силой придавленной к кровати. Она тянула к чему-то руки и хвасталась за всё. И выла, выла, выла словно раненое животное.

— Люк! — Эймонд отчаянно бросился к нему почти сразу. Бросив мокрую тряпку в таз, Таргариен схватил его за плечи и затараторил: — Помоги. Мне больше нельзя её касаться. Ей становится хуже, я не могу её успокоить! Я не знаю, что делать!

Люцерис усилием воли преодолел оцепенение и взял руки Эймонда в свои.

— Всё будет хорошо. Для начала успокойся сам. Что с ней? Это так она видит будущее? Что ты обычно делал?

— Да, но обычно она... Обычно это просто... кошмары! Я приходил, и мы сидели вместе и... Она не спала! Она просыпалась! Теперь она не в себе, она не может проснуться!

— Это похоже на приступ. Давай раздобудем маковое молоко, оно снимет спазмы и...

Эймонд со злостью бросил его руки.

— Нельзя! Не будь идиотом! На неё не действует маковое молоко! Она пьёт его постоянно!

— Постоянно?..

Вой Хелейны — протяжный, низкий — прервал их спор, и они оба метнулись к её постели. Она снова попыталась встать и чуть не свалилась с кровати. Эймонд успел её подхватить, они соприкоснулись руками, и она с шипением отпихнула его, оказываясь вновь на мокрой постели. Только тогда Люцерис увидел, что её зрачки полностью закатились за веки и глаза стали полностью белые.

— Что ты делаешь, когда ей так плохо? — сглотнув, спросил Люцерис. Он старался мужаться, но это было тяжело. Желание сбежать росло каждое мгновение.

— Я... Я пытаюсь её обнять, разбудить, разговариваю с ней, чтобы она вернулась. Пару раз я обливал её водой, но в этот раз не помогло... — растерянно объяснял Эймонд, хватаясь за голову.

Хелейна неожиданно дернулась и вновь попыталась встать с кровати. Люцерис оказался на её пути, она схватила его за руку и на секунду впилась ногтями, а затем с вскриком отпустила, словно обожглась. Душа не успела уйти в пятки, и горячая боль накатила на него запоздалой волной. Он посмотрел на запястье и обомлел. На месте её прикосновения теперь краснел ожог.

Раскалённая. Хелейна была буквально раскалённая. На ней ни капельки пота.

— Что это? Это?.. метка?

— Седьмое пекло! — застонал Эймонд. Он в сердцах пнул кровать и зарычал. — Тебе тоже нельзя её касаться! Что теперь делать? А если она умрёт?! Никому нельзя здесь доверять! Чёртов красный замок, да пусть он весь сгорит до тла!

— Мне нельзя её касаться?.. и тебе нельзя?.. — шептал Люцерис. Он взглянул на Хелейну ногтями разрывающую простыню. Треск ткани был оглушителен. Понимание закрадывалось в его разум, а звуки, издаваемые Хелейной, перестали быть такими бессмысленными.

Слова. То, что они ошибочно приняли за вой, — длинные растянутые слова на сотню мгновений. Она бредила, только это был не общий язык, как обычно.

— Da-a-ary-y-ys... Da-a-ary-y-y-ys...

Валирийский. Она говорила...

— Король... — поражённо прошептал Люцерис.

В этот момент решительно появился Джекейрис и тут же растерял весь свой пыл, увидев Хелейну. Она начала биться о кровать.

— А ты, бестолочь, что здесь делаешь? — рассвирепел Эймонд, закрывая сестру спиной. — Убирайся!

— Нет, Джейс, подожди, оставайся, я думаю... Он может помочь, Эймонд.

Эймонд недоверчиво оглядел поражённого Джекейриса и поджал губы. Обида и страх за сестру подменяли холодный разум.

— У меня есть идея. Надо попробовать. Вряд ли мы сделаем хуже, — убеждал Люцерис, взяв его за руку. Эймонд отвлёкся на этот жест и посмотрел на их соединённые ладони. Веларион погладил его большим пальцем, практически ощущая, как Эймонд рвётся на части. Взгляд Таргариена метнулся на глаза Люцериса и нашёл в них то, что видел так редко в своей жизни — надёжность.

— Хм. Хорошо. Пробуй.

Люцерис бы улыбнулся, если бы это была подходящая ситуация для улыбки. Он подбежал к растерянному и смущённому Джекейрису и насильно поволок к Хелейне. Она тем временем пробасила не своим голосом:

— Зве-е-езда-а-а...

— Теперь понял, почему я не хотел, чтобы ты приходил?

— Абсолютно! Какого Неведомого вы здесь делаете?! Что с ней?

— У неё видения. Она унаследовала дар предвидения. Эймонд говорил, что раньше он её успокаивал и будил. Теперь он не может её касаться, она ему не позволяет, понимаешь? Тебе она позволяет. Я видел, как ты целовал её руку вчера. Ты можешь её вернуть.

— Семеро, Люк, не заставляй меня это делать!

— Ты же говорил, что любишь её и хотел бы жениться! Ты зашёл сюда, а значит согласился! — возмутился Люцерис.

Джекейрис панически попытался вывернуться из хватки, однако Эймонд схватил его за шкирку и кинул к постели Хелейны.

— Не переживай за то, что сводишь свою судьбу с ведьмой. Я не позволю моей сестре выйти замуж за труса, — процедил Эймонд.

Что-то взыграло в Джекейрисе, когда он поднял взгляд на Эймонда. Люцерис был уже готов их разнимать, и тут Джекейрис поднялся, сел на постель и поймал барахтающуюся в простыне Хелейну. Она не пыталась избегать его прикосновений, и он не обжёгся. Это было хорошим знаком.

Эймонд едва заметно вздохнул, и Люцерис понял, что он нарочно задел гордость Джекейриса. Это был рискованный выпад, как всегда.

— Что нужно делать? Как успокаивать? — спросил брат, пытаясь удержать дрожащую Хелейну.

— Чё-ё-ёр-р-рна-а-ая ни-и-ить, — почти нараспев тянула Хелейна на валирийском, медленно разжёвывая каждый слог. "Наверное, так бы и звучали драконы, если бы умели говорить," — невольно пронеслось у Люцериса.

— Обычно я просто говорил ей... О чём-то приятном, о причинах вернуться, — ответил Эймонд, скрещивая руки на груди. Было видно, что ему тяжело об этом говорить. Что-то он, возможно, хотел бы похоронить в себе навечно. — В этот раз она, возможно, ушла слишком далеко, потому что не давала мне её вытаскивать из видений. Она нас не послушает, она не хочет возвращаться.

— Есть... Ну, предположение, — сказал Люцерис, заламывая пальцы. Он сомневался в своей теории, но когда Эймонд с интересом стал ждать продолжения, осмелился высказаться: — Её магия идёт от её драконьей крови. У меня складывается... впечатление, что она становится неким подобием дракона, входит в такое... состояние. Даже сейчас, прислушайтесь, это ведь валирийский! Может быть, стоит отвечать ей на нём, чтобы она точно поняла?

— Подожди... И правда! — воскликнул Эймонд, прислушавшись. Он бросился к туалетному столику и начал что-то искать.

Джекейрис тем временем гладил Хелейну по голове, притянув её ближе. Она оплела его руками, продолжая выть, и не сопротивлялась. Джекейрис же выглядел так, будто топил котёнка.

— Чё-ё-ёр-р-рна-а-ая ни-и-ить, — повторяла Хелейна.

— Люк, — растерянно позвал Джекейрис, укачивая её как ребенка. — Я вряд ли смогу что-то сказать по-валирийски... Я хорошо знаю только команды драконам.

— А песни помнишь? Помнишь колыбельную, которую нам пела мама?

— Да... Как же там начинается?

— Огнедышащий крылатый вождь, — подсказал Люцерис. Пел он всегда неважно, но Джекейрису, которому не наступил на ухо медведь, нужно было лишь уцепиться за слова.

— Да-да, точно! Но две головы третьей поют.

Моим голосом огонь заговорил,

А цена была уплачена магией крови.

Эймонд нашёл небольшую записную книжку в зелёном переплёте, сел рядом с Хелейной прямо на пол и стал чиркать на бумаге, видимо, записывая её слова. Люцерису ничего не оставалось, кроме как сесть рядом и запеть вместе с Джекейрисом.

— Новый клинок для трона, — неожиданно быстро сказала Хелейна так, что Люцерис еле сообразил, что это значило.

— Со словами пламени,

С ясными глазами связать трёх

Для тебя пою я.

Спазмы Хелейны начали постепенно проходить вместе с её протяжным воем и мертвецкой бледностью. Эймонд уже ничего не мог разобрать, поэтому присоединился к пению, надеясь, что втроём они смогут достучаться до Хелейны.

— Мы вместе воплощаем единство,

Тремя головами.

Мы будем летать так, как нам было суждено,

Красиво и свободно,

Красиво и свободно.

Это сработало. Хелейна полностью расслабилась в объятиях Джекейриса и обмякла, закрывая глаза. Тогда он заботливо взял её на руки и перенес её на сухую кушетку. Люцерис подобрал одеяло и, отряхнув, накрыл её.

— Надо позвать слуг, чтобы они поменяли... простыни... — Джекейрис отошёл, закрыл лицо руками и застонал. Вся его собранность треснула под грузом переживаний, и он вновь сорвался: — Пекло! Что это было? Это всё ради предсказаний?! Не говори мне, что ты мучаешь её ради какой-то ереси! Почему вы не позвали мейстера?!

— Мейстер не может ей помочь. Это магия, идиот! — огрызнулся Эймонд, и Люцерис снова заранее встал между ними, предупреждая стычку. — Все 11 лет её приступов я заботился о ней! Ей ничего никогда не помогало!

— Кроме тебя, — заметил Люцерис. Джекейрис закатил глаза и присел на край кушетки, подоткнув Хелейне одеяло.

— Кроме меня, — нехотя подтвердил Эймонд, исподлобья косясь на Джекейриса. Кажется, он был готов отшвырнуть его от сестры в любой момент. — Отныне и я не могу. Сначала она не давала прикасаться матушке, теперь мне. Она мне больше не верит, я её чем-то обидел. Наверное, что-то увидела или...

— Ты хороший брат, Эймонд, — сказал Люцерис и слабо улыбнулся. Эймонд неверяще моргнул хмурясь. Впрочем, он быстро вернул себе ироничную маску теперь, когда всё прошло. Скорее всего, они втроём притворятся, что забыли, как малодушно повели себя сегодня.

— Ты тоже, Люк, — парировал он, хмыкнув. — Кстати, ты смог понять какие-нибудь слова?

— Нет, — соврал Люцерис. — Я услышал только "дракон", но, кажется, ты записал это.

— Да, — Эймонд показал свои записи тонким грифелем, одновременно указывая на валирийские слова и говоря их перевод на общий: — Нить, огонь, трон, дракон. Всё, что удалось услышать. Мне показалось, что она говорила о каком-то танце и буре, но...

— Шторм, — объявила Хелейна, резко открыв глаза.

Она поднялась на локтях и оглядела их диким взглядом. Измождённая, с пепельно-серой кожей и потрескавшимися губами она должна была выглядеть хрупкой и слабой. Но Люцерис узрел лишь древнюю силу, с которой надо считаться.

Первый рассветный луч осветил Хелейну, золотя её лицо и растрёпанные волосы. Она посмотрела прямо на Люцериса и произнесла:

— Шторм близко. Прячься, мальчик.