Я тебе нужен

— Какого чёрта, Уильям?

Генри молчал настолько долго, что Афтон обрадовался и такому ответу. Хотя ему, похоже, было необходимо услышать совсем другое.

— Пустишь? — криво улыбнулся бывший совладелец пиццерии, — Ты всё равно работаешь допоздна, а тут ливень, так что…

— Нет, — отрезал Генри, — Если у тебя что-то важное, то говори здесь. А если нет, то тебе лучше вернуться домой.

— О чём ты, приятель? Я просто проезжал мимо, решил зайти, поболтать…

— Мимо? В полночь? Уильям, бога ради…

— Хорошо, мне НУЖНО было тебя увидеть, — сердито подтвердил Афтон, — Ты мне нужен, доволен? Пропусти.

Он попытался оттолкнуть Генри плечом, но тот упёрся руками и не сдвинулся с места.

— Уходи.

— Дружище, это перестаёт быть смешным.

Если до этого момента лицо Уильяма сияло пусть и натянутой, но улыбкой, то теперь оно стало походить на древнюю каменную маску. Перемена произошла так резко, словно кто-то стукнул по переключателю и вырубил свет, и Генри от этого стало здорово не по себе. Стоящий перед ним человек нисколько не походил на его друга, на большого, предприимчивого добряка Афтона, на его Уильяма, он напоминал скорее выцветшую фотографию, посеревшую от времени. Генри больно было смотреть на него, но куда больнее в своё время ему далось осознание того, что в трагедии, произошедшей с семьёй Афтонов, есть и его, Генри, вина.

Он слишком любил Уильяма. Настолько сильно любил, что не смог отпустить его, когда пришло время. А ведь это не Уильям женился первым. Если бы Генри нашёл в себе достаточно мужества, то смог бы побороть эту… болезнь. Но он не смог. Возможно, именно поэтому Уильям слетел с катушек. Именно поэтому погибли те пятеро детей. Погибла Элизабет. Погиб Эван.

Потому что Генри был слабаком. Что же, он не собирался быть им и дальше.

— Уходи, или я вызову полицию, — твёрдо пообещал Эмили.

Лицо его бывшего напарника вновь исказилось, на сей раз являя миру гримасу ярости и отвращения.

— Как ты смеешь… У меня на это место прав ровно столько, сколько и у тебя, и ты знаешь это! Впусти меня! Ты не можешь не впустить меня…

Однако, его слова, похоже, не произвели на Генри ожидаемого впечатления. Эмили стоял, прислонившись плечом к дверному косяку и скрестив руки на груди, и выглядел больше уставшим от всего происходящего, нежели напуганным. Уильям вновь принял потерянный, одинокий вид, и эта очередная резкая перемена настроения заставила Генри задуматься о том, насколько болен стоящий перед ним человек.

— Пожалуйста, — тихо попросил Эмили, — Просто уйди наконец. Разве тебе самому не больно вспоминать? Я знаю, ты постоянно околачиваешься вокруг пиццерий, ты бредишь ими, но ради твоего же блага, тебе нужно идти вперёд.

— Но, Генри… — Пожалуй, впервые за вечер Уильям позволил себе выглядеть слабым и уязвимым, таким, каким он чувствовал себя на самом деле. — Это наше дело. Мы, — он сделал ударение на последнем слове, — открыли его вместе…

— «Мы»? — тяжело выдохнул Эмили сквозь зубы, чем разозлил бывшего компаньона, — нет никаких «нас», Уилл. Больше нет.

— Ты издеваешься?! После всего, через-

— Через что мне пришлось пройти из-за твоих действий? — Генри потерял терпение, — В чём был виноват ты и только ты?! Включая убийство тех невинных детей!

Уильям открыл, было, рот чтобы возразить, но тут же был прерван.

— Даже не начинай! Мы оба знаем, что произошло на самом деле, Уильям!

— Генри, мне нужно это, — голос Афтона звучал надломлено, — После всего, что случилось со мной, мне нужно заняться тем, что я умею. Я страдал слишком долго…

— НЕ ТЫ ЗДЕСЬ ЖЕРТВА! — перебил его Генри, срываясь на крик, — Я вытянул франшизу из того дерьма, в которое ты её погрузил, я один тащил её на своём блядском горбу все эти годы, и я, блять, не позволю тебе разрушить результат труда всей моей жизни, только для того, чтобы ты мог убить кого-то ещё!

С каждым словом высокий, худощавый Уильям ссутуливался всё сильнее, а под конец и вовсе начал дрожать. Это, в купе с промокшей одеждой, представляло из себя довольно жалкое зрелище, но Генри не мог позволить себе быть обманутым ещё раз. За все годы их знакомства он никогда не позволял себе повышать на Уильяма голос, но сейчас просто не мог остановиться, выкрикивая ему в лицо одно обвинение за другим, до хрипоты, до темноты в глазах. Слишком давно всё копилось внутри, и этот ночной визит определённо стал последней каплей.

— Бизнес прогорит без меня, — тихо заметил Афтон, когда Генри замолчал от недостатка кислорода, — я нужен здесь. Я тебе нужен.

Генри молча посмотрел на своего бывшего друга. Уильям использовал эту фразу слишком много раз, и всё же, каждый раз она безотказно действовала на Эмили. Сейчас в его голове проносятся все эти воспоминания, и только по этой фразе, сказанной тем же голосом и в той же интонации, можно понять, что Уильям Афтон из прошлого и стоящий перед ним человек — одно и то же лицо.

Калифорния, первый групповой проект в университете. «Я тебе нужен» — и до конца обучения тандем Афтон-Эмили невозможно заставить скооперироваться с кем-то другим. Впрочем, не то чтобы кто-то из преподавателей действительно пытался, слишком уж эффективно они работали в команде.

Середина полугодья, «Я тебе нужен» — и вот Генри начинает зависать с Уильямом после учёбы. Сам он никогда бы не решился завести с ним дружбу, потому что это НАСТОЛЬКО неловко после идиотских шуток однокурсников в их сторону… К счастью, Афтону всё равно, что о нём говорят другие, так что и Генри поступает точно так же, и разрешает себе только глупо хмыкнуть на странную формулировку. Зато у него наконец-то появляется человек, с которым он может проговорить больше часа и не заскучать.

Начало второго курса, комната в общежитии. «Я тебе нужен» — и каким-то таинственным образом комендантша выселяет к чертям придурка Джона, которого Генри не мог выжить с прошлого года, и его место тут же занимает Уильям, делающий максимально невинное лицо и уверяющий, что не имеет к перестановке никакого отношения. Генри ему не верит, но и допрашивать, как он уломал непреклонную миссис Штраус, не имеет ни малейшего желания. Потому что Уильям офигенный сосед: он не врубает тупую музыку по радио, не завешивает свою половину комнаты плакатами футбольных команд и не называет Генри пидором. А ещё никогда не жалуется на включённый свет, когда Генри читает.

Конец третьего курса. «Я тебе нужен» — и мать Генри, до этого запрещавшая ему даже приводить друзей домой, разрешает Уильяму остаться на лето. Генри не может её винить, его друг — офигеть какой обаятельный ублюдок, он влюбил бы в себя и каменную статую. Генри не статуя, поэтому он сдался куда раньше, но Афтону об этом знать не обязательно, потому что если он узнает, то точно уйдёт. Генри проводит с ним лето, смотрит, как его мать треплет Уильяма по голове, и думает, что если бы она узнала об извращенских наклонностях своего сына, то точно бы выгнала его из дома, предложив Уильяму занять его место. И даже при этих мыслях, он не может Уильяму завидовать, потому что слишком привязан к нему.

Пруд неподалёку от его родного города. Поход, в который Уильям затащил его чуть ли не силком. Ночь в слишком тесной мать её палатке. Афтон слишком мать его близко. Удивлённое «я тебе нужен» вместо ожидаемого презрения — и вот Генри плавится в руках Уильяма, его Уильяма, который знает обо всех его недостатках, но всё равно смотрит на него, как на сокровище, держит в своих руках и целует везде, докуда только может дотянуться. По возвращении мать устраивает ему ликбез на тему того, что при сексе нельзя позволять девушке оставлять на себе столько следов, и спрашивает, к истерикам какой именно девчонки ей готовиться в случае залёта. Генри глупо хихикает и заверяет её, что по поводу беременности она точно может не беспокоиться.

Четвёртый курс, их комната. Игривое «я тебе нужен» — и Эмили, только что переживавший о том, что будет, если кто-то о них узнает, сам нависает над Уильямом и совершенно не может себя контролировать. У них обоих искусаны губы, потому что сдерживать стоны приходиться слишком часто. И даже сам вид губ Афтона пиздецки его заводит, не говоря уже о том, как спокойно он позволяет брать над собой контроль. Глаза Уильяма смотрят на него с поволокой похоти, и Генри считает, что никогда не увидит ничего красивее.

Выпуск. «Я тебе нужен» — и Генри без колебаний решается открыть общее дело. Они молоды, полны идей, чертовски хорошо разбираются в технике и маркетинге, Уильяму он доверяет больше, чем самому себе, так что и думать тут не о чем.

Убеждённое «Я тебе нужен» — и Генри заваливает Уильяма на кровать в том же доме, в котором он час назад сделал Долорес предложение. Потому что он не любит её от слова «совсем» и на свадьбу решился ради Уильяма, но последний об этом ещё не знает. Генри не может рисковать его будущим только из-за того, что не способен справиться с мерзкими желаниями своего тела. Тем не менее, свадьба через месяц, и пока на нём нет кольца, он позволяет Уиллу делать с собой всё, что ему заблагорассудится.

Его свадьба ни черта не меняет. Свадьба Уильяма — тоже. Потому что стоит Афтону сказать «я тебе нужен» и Генри плывёт, пропадает с концами, нарушает все мысленные обязательства, перед собой, перед женой, перед Богом. Он спит и с Долорес тоже, иначе она начнёт что-то подозревать. И каждый раз во время оргазма прикусывает язык, чтобы не выдать имя того, о ком он думает на самом деле. Потому что хоть Генри и не любит свою жену, Долорес не заслуживает такого. Никто не заслуживает.

Генри окончательно осознаёт, какой он ублюдок, когда Уильям говорит, что у них с Клавдией будет ребёнок. И только тогда он впервые находит в себе силы сказать ему «нет». Уильям всё понимает, но зато сам Генри чувствует себя отвратительно ещё очень долго после рождения Майкла. Они всё ещё работают вместе, и он правда пытается стать Уильяму хорошим другом, каким и должен был быть изначально. Никто не замечает, насколько фальшиво выглядят их рукопожатия, похлопывания по плечу и смех. Никто, кроме них самих. Когда на свет появляется Элизабет, Генри не может заставить себя согласиться на предложение стать её крёстным отцом. Когда счастливая Долорес объявляет, что наконец-то забеременнела, Генри малодушно размышляет, что было бы славно пустить себе пулю в лоб.

В один прекрасный день, когда Долорес с Чарли проводят отпуск у её матери, Генри открывает дверь собственного дома и обнаруживает на пороге Уильяма. Видит бог, он пытается убедить его уйти, но врать Уильяму просто невозможно. «Я тебе нужен» — и Генри позволяет взять себя в супружеской постели. Когда он просыпается утром, то даже не может почувствовать угрызений совести — он слишком скучал. Афтон тоже не выглядит сожалеющим. Они проводят вместе все дни до возвращения семьи Генри, и после продолжают спать друг с другом. Уильям бесстыдно врёт жене про завалы на работе, и Генри эгоистично не вмешивается, потому что делает то же самое.

Однажды Долорес решает проведать Генри на работе, и видит, как Уильям толкается в её мужа, лежащего на их рабочем столе, а тот бесстыдно разводит ноги и шепчет его имя так, как никогда не произносил её. Генри успевает увидеть страх и отвращение в глазах своей жены, прежде чем она хлопает дверью. Он думает о том, чтобы догнать её, но Уильям целует его, говорит: «Я тебе нужен» и Генри остаётся на месте. Дома он находит записку с ругательствами и просьбой никогда больше не появляться в её жизни. Он обнимает Чарли и не знает, как объяснить ей, почему мама ушла. Он запрещает Уильяму прикасаться к себе, потому что не имеет права разрушить и его семью тоже.

А потом происходит инцидент с пропавшими детьми. Уильям становится главным подозреваемым, и всех допрашивают, долго, бесконечно долго. Криминалист по делу как будто бы случайно упоминает, что подобные преступления без видимых мотивов могут совершаться на почве полового дивиантного поведения, и у Генри мурашки бегут по спине, потому что всё сходится в одной ослепительной точке, и Эмили ненавидит, ненавидит всем сердцем то, что всё настолько хорошо совпадает. Он говорит с Уильямом об этом тем же вечером. Он сам не знает, чего хочет: признания или наоборот заверений, что это не он, ему страшно, но он всё равно спрашивает.

Уильям не отрицает, но и не признаёт вины. Он только говорит «Я тебе нужен» и целует Генри как в последний раз, а после уходит, не проронив ни слова. На утро, когда их снова начинают допрашивать, Эмили молчит о своих подозрениях. Сходит с ума, боится, срывается на сотрудников и следователей, ненавидит себя, но молчит. Со временем у всех остальных подозреваемых находится алиби, и только у Уильяма — нет. Он убийца. Единственный человек, которого Генри когда-либо любил, убил пятерых детей. Но у полиции всё ещё нет доказательств, поэтому они отпускают его. Генри безумно стыдно, но он малодушно радуется тому, что Уильяма не арестовали.

Хотя официально контракт так и не расторгается, Афтон как будто понимает, что Генри больше не сможет смотреть ему в глаза, и так и не появляется на пороге пиццерии. Через пару месяцев Генри слышит, что на другом конце города открывается Circus Baby's pizza world, аниматроники которой созданы компанией «Afton robotics». Он глубоко вздыхает и приказывает себе двигаться дальше. Ему нужно работать. Ему нужно обеспечить Чарли хорошее детство.

Когда пропадает Элизабет, об этом твердит весь город. Ещё один пропавший ребёнок, но теперь главный подозреваемый сам оказался пострадавшим. Это, отчасти, снимает с него подозрения. Спустя месяц Генри приходит на похороны. Все знают, что гроб пустой. Он замечает Уильяма в толпе, и его сердце разбивается на тысячи осколков, когда он видит его бледное, осунувшееся лицо. Майкл и Эван стоят подле отца, и глядя на то, как он, убитый горем, всё равно держит руки на их плечах, невозможно поверить, что он мог убить кого-либо. На Клавдии, стоящей неподалёку, нет лица. Генри смотрит, как несчастная женщина содрогается от рыданий, и не подходит. Семье Уильяма и без него достаточно горя.

Возможно, именно поэтому он позволяет сыновьям Афтона куда больше, чем остальным посетителям. Это становится ошибкой. Его ошибкой. Если от того, что было раньше, он мог откреститься, то в смерти Эвана виноват он. Из-за его распоряжений сотрудники до последнего закрывали глаза на поведение Майка и не остановили его, когда было нужно. Когда Эмили звонят и сообщают о несчастном случае в его заведении, у Генри как будто что-то щёлкает в голове, он уже знает, чей это ребёнок. Он уже знает, в чьи глаза ему придётся смотреть. Все эмоции как будто отключаются, когда он прибывает в пиццерию. Реальность происходящего доходит до него только тогда, когда он видит рот Фредбера, залитый кровью. Он сталкивается с Уильямом в дверях, и тот впервые в жизни даже не смотрит на него. Афтон проходит мимо и как заведённый повторяет «я всё исправлю». Как Генри узнаёт позже, Эван умер в больнице.

А потом происходит то, из-за чего Генри окончательно уверяется, что тогда, в восемьдесят третьем, это был именно Уильям. И в пропаже Элизабет скорее всего виноват он. И куда именно пропали те пятеро детей, Генри тоже к своему ужасу понимает. Не то чтобы ему приходится совершать для этого какие-то невероятные умственные усилия. Скорее реальность становится настолько очевидной, что отрицать её Генри больше не может, как бы ему того не хотелось.

В ночь перед похоронами пропадает труп Эвана. Об этом говорит весь город, кажется, что из каждого утюга кричат об исчезновении мёртвого ребёнка, но есть ещё кое-что, и вот на это в общей панике никто не обращает внимания. Генри обращает, потому что это происходит прямо у него под носом. Костюм Фредбера изчезает. Сотрудники думают, что это сам Эмили вывез его по-тихому, чтобы не омрачать и без того уничтоженную репутацию пиццерии. Генри ничего не вывозил. Зато прекрасно знает, кто мог это сделать. И ему страшно думать о том, зачем он ему понадобился. Слишком назойливо в голове звучит фраза «я всё исправлю», произносимая когда-то родным, а теперь невероятно пугающим голосом.

В конце концов, на небольшом городском кладбище рядом с пустой могилкой Элизабет появляется ещё одна, тоже пустая. Проходит месяц, второй, и разговоры, наконец, стихают. Зато мысли Генри не замолкают ни на секунду. Теперь он знает, по-настоящему знает, и его каждый раз почти выворачивает при одной мысли о том, что Уильям сделал с этими детьми. Ему страшно думать о том, что Уильям натворил, страшно понимать, что этот человек спал с ним в одной постели, страшно осознавать, что он на свободе, что от совершения новых преступлений его ничего не сдерживает. И самое страшное — Чарли исполнилось шесть. Столько лет было одному из первых пропавших. Теперь она подходит на роль жертвы.

Тогда Генри начинает работать так, как не работал никогда. Всё, чего он хочет, — это взять Чарли и убраться подальше из Харрикейна, пока не поздно. Он обещает себе, что заработает достаточно, и тогда они больше не вернутся в этот проклятый город, что он больше не вспомнит о Уильяме, о том, что их связывало, о собственном прошлом. Только для этого он реабилитирует имидж закусочной. Только для этого он продолжает просыпаться по утрам. И именно по этой причине новые аниматроники в плане технического оснащения больше походят на продвинутые охранные системы, чем на что-то развлекательное. Генри не может допустить ещё одного случая.

Что было хуже всего, — даже зная правду, несмотря на то, что Уильям отбитый наглухо маньяк, угроза для жизни окружающих, Генри всё равно было тяжело. Потому что Уильям произнёс пресловутое «я тебе нужен» спокойно и уверенно, и как всегда, оказался прав. Но Генри не мог продолжать в том же духе. Даже если сейчас Уильям выглядел так, будто неспособен никому навредить, это неправда. Он мог. Он уже убил как минимум пятерых детей, которым просто не повезло оказаться на празднике в тот день. Поэтому Генри глубоко вдохнул и произнёс громко и чётко:

— Нет, не нужен. А я не нужен тебе. У тебя всё ещё есть жена и сын. У меня — Чарли. И говорить нам с тобой больше не о чем.

С этими словами он зашёл внутрь и запер дверь. Он ждал, что Уильям попытается вломиться внутрь силой, но этого на удивление не произошло. Сначала снаружи был слышен только шум дождя, потом его разрезал громкий хлопок автомобильной двери, и послышался рёв двигателя. И только тогда, когда и он затих в отдалении, Генри позволил себе сползти по стене на пол и тихо заскулить. Он не мог рыдать в полную силу: в его кабинете уснула Чарли. Папа обещал ей закончить работу до заката, но в который раз нарушил слово, поэтому девочка привычно свернулась клубочком на диване, стоящем перед рабочим столом её отца.

***

Капли воды стучали о лобовое стекло автомобиля с такой силой, что, казалось, могли разбить его на мелкие осколки. Машин, к счастью для взбешённого, невнимательного водителя, по дороге обратно почти не встретилось. Руль старой машины он сжимал до скрипа. В его голове, не стихая, звучала одна-единственная мысль, которую он, забывшись, произнёс вслух:

— Значит, Чарли…