Брагин шел на работу в отвратительном настроении. Причин тому было несколько, но, по большому счету, можно было ограничиться двумя словами: Марина и Лена.
Первая выбивала из привычного образа жизни настолько, что Олег временами сам себя не узнавал. Шутить стал реже, на женский пол почти не заглядывался, поводов для радости находил все меньше, а о Нарочинской думал подозрительно часто.
И это при том, что Марина больше не звала его на помощь и практически перестала разговаривать на темы, с работой не связанные.
Вторая проела бы ему плешь, если бы на голове еще остались волосы. Михалева была везде и всегда. Звонила и писала несколько раз на дню, пыталась прямо на работе накормить чаем и напоить сырниками (или наоборот, Олег уже запутался), постоянно напрашивалась в гости. Если получала отказ — начинала манипуляции уровня детского сада, то бишь надувала губы и вызывала водопад в глазах.
Раньше Брагину было проще согласиться, чем терпеть, но последнее время Лена нервировала особенно сильно. Поэтому и обращался он к ней намного реже и только за сексом.
Хорошо еще, что сегодня они были в разные смены.
Эта ночь была кошмарной не только потому, что он провел ее с Михалевой. Сегодня Брагину, впервые в жизни, пришлось представлять кого-то вместо партнерши.
Проблема была еще и в том, что эта «кто-то» имела ослепительно синие глаза.
Впрочем, все равно не помогло. Просто потому, что Лена на Нарочинскую была похожа еще меньше, чем Гафуров на Лазарева. И то мало-мальское удовольствие, вытянутое у физиологии практически силой, совершенно не спасало ситуацию.
«Околдовала она меня, что ли».
***
Нарочинская, впервые за несколько недель, ехала на работу в нормальном настроении. Причиной тому стало успокоительное, которое наконец-то начало действовать.
Нет, Марине не стало менее больно, что было странно и на нее мало похоже. Но теперь боль отодвинулась и существовала немного автономно от собственной владелицы, не поглощая ту целиком. И поэтому пережить ее было легче.
Можно сказать, что раньше Нарочинская активно конфликтовала со своими переживаниями, а теперь… ну, не помирилась с ними, конечно, но хотя бы приняла.
И не пыталась изменить.
***
Не успев зайти в отделение, она уткнулась в спину Брагину, который, видимо, не нашел другого места, чтобы остановиться.
Или опять думал только о себе.
— Нарочинская, хорош создавать аварийную ситуацию, — пробурчал он, даже не обернувшись.
— Кто бы говорил, — Марина вскинула брови — то ли от удивления, что он умудрился узнать ее спиной, то ли от наглости этого лысого типа. — Не стена, Брагин, подвинешься.
Общаться так, будто ничего не произошло, уже стало привычкой.
— Может и подвинусь, — Олег повернулся к ней лицом и подарил хитрющий взгляд, — а что мне за это будет?
— Неправильно ставишь вопрос, — влет передразнила его выражение лица женщина. — Надо спрашивать, чего тебе за это не будет.
Она была такой красивой, что связно думать получалось с большим трудом.
— Да ну?
Его ямочки, которые появлялись на щеках при любом удобном и неудобном случае, так и хотелось расцеловать.
— Ну да.
— И, — мужчина наклонился ближе к ее лицу, и женщина тут же сделала шаг назад, — чего же мне не будет?
Нарочинская пожала одним плечом, уверенно создавая вид, что делает одолжение:
— Скандала, например. Ты же не хочешь скандала?
Брагин скорчил умоляющую физиономию:
— Неужели ты собираешься испортить настроение своему лучшему коллеге? — о том, что этого самого настроения в принципе не было, он предпочел умолчать.
— Лучшему — ни за что, — сверкнула белоснежной улыбкой. — А ты здесь каким боком?
Олег деланно сморщился:
— Язва ты бубонная, — он хотел сказать что-то еще, но позвала труба. В смысле Дубровская:
— Ребята, к нам конструктор везут!
— В смысле? — одновременно повернулись к ней с одинаковым вопросом Марина и Олег.
— Мужик с параплана упал, чудом выжил.