Они ужинали, когда Олегу кто-то позвонил. Брагин звонку явно не обрадовался и, выслушав собеседника, грубовато сообщил, что приехать все равно не сможет, но может перевести деньги.
— Что случилось? — спросила Марина, когда Брагин нажал на «сброс».
— Ничего, — он улыбнулся, но ее это не убедило:
— Не ври мне.
Мужчина поморщился:
— Да там, — поймал требовательный взгляд Нарочинской. — Отец умер, на похороны звали.
То, что он задел Марину за живое, Олег сообразил почти сразу — по ее взгляду, и поспешил добавить:
— Да ты душу-то не тревожь, я его не знал почти, — Нарочинская все еще смотрела на него с беспокойством, поэтому мужчина обошел стол и обнял ее за плечи. — Я его не помню толком, последний раз в пять лет видел. Не переживай так.
Марина вскинула к нему голову:
— Ты поэтому ехать не хочешь?
— Работаю завтра и послезавтра.
— Думаешь, Вера Георгиевна не отпустит? Если хочешь, я поеду с тобой.
Олег отвел глаза, и Марина поняла, что ее предыдущий вопрос попал в точку. Она встала и тоже обняла мужчину.
— Осуждаешь? — спросил он, зарываясь носом в ее шею.
— Нет. Решать тебе, Олег. Главное, чтобы ты потом не мучился всю жизнь.
— Ты бы поехала? — мужчина заглянул ей прямо в зрачки.
Нарочинская пожала плечами:
— Не знаю. Но я поддержу любое твое решение.
В эту ночь Марина осталась у Брагина, хотя не собиралась. И, судя по тому, как крепко обнимал ее спящий мужчина, сделала все верно.
Спали они плохо: Олег — из-за мыслей, Нарочинская — из-за Олега. Утром Брагин все же решил отпроситься у Веры Георгиевны, но сказал, что Марине не стоит с ним ехать — не те там люди, чтобы ей себя на них тратить. Нарочинская, хоть и переживала, согласилась. Попросила только оставить адрес и телефон родственников, к которым он поедет.
Как чувствовала.
***
— Марин, привет, че с тобой? — озадачилась Нина, глядя на Нарочинскую. Было из-за чего озадачиться: нейрохирург выглядела так, будто летела в Склиф на метле, а до этого еще ночь не спала. Видимо, на шабаше гуляла.
Даже идеальный макияж не скрыл красные глаза и мешки под ними.
— Нина, — забыв о правилах приличия, Марина даже не поздоровалась. — Брагина не видела?
— Нет, — еще больше озадачилась регистратор.
— Он тебе не звонил?
— Нет, а должен? Марин, че случилось-то? — все пыталась врубиться Дубровская.
Но Нарочинская уже переключилась на подошедшего Куликова:
— Сергей, вам Брагин не звонил? — мужчина отрицательно мотнул головой, и Марина продолжила. — Вы его не видели?
Травматолог нахмурился, подозревая, что произошло что-то, о чем он еще не знает:
— Нет. Брагин же выходной, позавчера к родственникам уехал.
Марина напряглась еще больше:
— Да знаю я. Вчера должен был вернуться и не приехал. Телефон недоступен.
Нина аж взбодрилась:
— Погоди, куда он должен был вернуться? — с жаждой узнать подробности поинтересовалась она.
— В Москву.
— Так может вернулся и дома спит.
— Да нет его дома! — Нарочинская повысила голос. — Его нигде нет! — нейрохирург увидела вдалеке Лазарева и кинулась к нему. — Костя!
Куликов с Дубровской проводили ее одинаково недоуменными взглядами.
— Че-то я не поняла, — протянула регистратор. — Они все-таки вместе, что ли? Паразиты…
— Я тоже не понял, но видимо вместе, — впрочем, Куликов был удивлен меньше. Возможно, потому что видел: так, как от Нарочинской, Брагина не штырило ни от кого.
Даже от Ларисы.
***
Через два часа о том, что Нарочинская ищет пропавшего Брагина, знал весь Склиф.
Каких только комментариев Марина не наслушалась! Некоторые любезные товарищи, типа Шейнмана, авторитетно заявляли, что Брагин точно загулял. Другие предполагали, что ушел в запой. Третьи — что куда-то влип (о чем Нарочинская догадывалась и без их ценного мнения), но куда именно — они не знают. Четвертые просто решили, что он дрыхнет где-нибудь без задних ног.
Когда Марина все же смогла дозвониться до родственников Олега, которые ранее не брали трубки, и узнала, что Брагин уехал от них еще вчера, у нее чуть не остановилось сердце. Может, и остановилось бы, если бы Зименская не подсказала, что можно звонить в больницы всех населенных пунктов, проходящих по трассе Зарецк-Москва.
Еще через час мертвенно-бледная Нарочинская вышла в приемное:
— Нина, — лицо нейрохирурга было пугающе-спокойным, только губы сжались в тонкую полоску, — Брагин разбился. ДТП.
Дубровская села мимо стула. Куликов, только что расписавшийся в журнале, не успел ее поймать и стал поднимать женщину с пола.
— Живой? — спросила Нина, еле шевеля губами.
— Не знаю, оперируют в местной больнице. Поеду сейчас туда.
Травматолог подумал и заявил:
— Я с вами, Марина. У меня как раз смена закончилась, а завтра выходной.
Нарочинская посмотрела на него с благодарностью:
— Хорошо, я только Павловой скажу сейчас.
Но Ирина Алексеевна в положение не вошла:
— Некому работать, Марина Владимировна. Половина нашего отделения на больничном, треть нейрохирургии — в отпусках. Даже Шейнман уехал на конференцию недавно. А у вас две плановых сегодня. И Брагину вы сейчас ничем не поможете, — добавила она, еще не понимая, что все ее аргументы бессмысленны.
Через пять минут после этого разговора Нарочинская без проблем отпросилась уже у Веры Георгиевны и, не уведомив завотделением, поехала вместе с Куликовым в Зарецк.
Еще через полтора часа Ирина Алексеевна, только узнавшая о произошедшем, негодовала в кабинете главврача:
— Что Марина Владимировна себе позволяет? Думает, раз она дочка Нарочинского, то ей все можно?
Зименская с трудом скрыла улыбку:
— Вообще-то это я Марину отпустила, — Павлова подавилась воздухом, и Вера Георгиевна продолжила. — Ирина Алексеевна, у вас есть близкие люди?
Завотделением задумчиво моргнула:
— А при чем здесь это?
— Разве вы для них не на все готовы?
Ирина Алексеевна открыла рот. Ирина Алексеевна закрыла рот. Потому что вспомнила все косяки сына, которого сначала приходилось выгораживать перед учителями в школе, потом — пропихивать в мед, потом — защищать перед ректором, а потом еще и на работу устраивать.
Правильно истолковав мимику коллеги, Зименская кивнула:
— Вот видите. А плановые можно перенести.
— Да я уже перенесла, — поджала губы Павлова. — Но Нарочинская подрывает мой авторитет!
«Что же это за авторитет, который так легко можно подорвать» — подумала Вера Георгиевна. И эта мысль так четко высветилась на ее лбу, что Ирина Алексеевна пошла пятнами. От законного возмущения, на которое завотделением, разумеется, имела полное право.