Аарон с грохотом распахивает дверь в их каюту, отчего Эндрю едва удерживается, чтобы не закатить глаза. Он уже знает, о чем пойдет речь, еще до того, как Аарон открывает рот.

— Какого хуя ты отправил Эми в лазарет? – кричит он.

Эндрю не собирается доставлять удовольствие своему близнецу от этого диалога, поэтому продолжает натачивать свои ножи. Стигийское железо уже чистое от крови, но движение успокаивает, а кресло, в котором он развалился, удобное.

— ЭНДРЮ! – Аарон злится на то, что его игнорируют, делая шаг, чтобы вторгнуться в его личное пространство и вжать в кресло. – Она ничего тебе не сделала! Ты не можешь просто пойти туда и причинить боль людям, потому что тебе так хочется! Ты серьезно этого не понимаешь, или ты просто слишком психованный, чтобы тебя это не ебало?!

Кулак Аарона в отчаянии ударяет по спинке кресла, когда Эндрю просто протирает своей атласной тканью Ручного исправителя – действительно глупое название для ножа, но так уж получилось.

Несмотря на угнетающий жар другого тела, находящегося так близко, Эндрю упрямо не вздрагивает. Он этого не сделает, просто потому, что этому будет рад Аарон.

— Значит, ты не трахал ее в лесу. – На самом деле это не вопрос, когда Эндрю уже знает ответ. Это вина Аарона, если он был настолько глуп, что считал, что Эндрю не узнает.

Аарон делает шаг назад, покидая личное пространство Эндрю, и когда Эндрю, наконец, поднимает глаза, он обнаруживает насыщенный румянец гнева и смущения на лице своего близнеца. Подавляя удовлетворение, Эндрю отмечает тяжелое дыхание Аарона и сжатые кулаки.

Аарон быстро приходит в себя, упрямый гнев пересиливает и шок, и чувство вины, и Эндрю просто знает, что это будет нехорошо.

— Ты сумасшедший, Эндрю.

Идеально. Эндрю есть, что рассказать своему брату. Он привык слышать, как Аарон словесно нападает на него – либо в ехидных замечаниях, предназначенных для того, чтобы причинить боль, либо же полностью проклинает его.

Обычно Эндрю просто позволяет ему выкинуть это из головы, не обращая внимания на его крики. Но Аарон в последнее время стал слишком самоуверенным. Эми была четвертой девушкой, с которой он тайком встречался за спиной Эндрю. Четвертой.

Остальных было достаточно легко отпугнуть, но Эми – одна из сводных сестер Ники, что, кстати, отвратительно. Безмозглая девушка-Афродита, вероятно, думала, что запретная часть всего этого была романтичной. Что ж, она заслужила это за свою глупость.

Эндрю слишком устал от того, что Аарон ходит вокруг да около по их сделке, чтобы больше сдерживаться. Но сейчас он этого не сделает. Не в этот ебанный раз.

— Что я делаю и с кем – это не твое дело, – выплевывает Аарон, – только потому, что твоя жизнь несчастна, еще не значит, что у тебя есть какое-то, блять, право разрушать мою! Ты должен прекратить это абьюзивное говно!

Эндрю убирает нож в ножны, чтобы удержаться от совершения какой-нибудь глупости; стараясь сдерживать адский гнев в себе, Эндрю поднимает голову, чтобы посмотреть в чужие глаза.

Нет ничего более опасного, чем дитя Немезиды, реагирующее на несправедливость. Проблема в том, что он и Аарон стоят по разные стороны баррикад.

— Не мое дело? – мрачно повторяет Эндрю. – Поправь меня, если я ошибаюсь, братец, но я помню сделку между нами, которая делает твоего маленького дружка максимально пассивным

— О, так теперь я виноват в том, что ты сходишь с ума из-за кого-то?

Эндрю пренебрежительно машет рукой в сторону Аарона. К настоящему времени он должен был бы знать правила сделки получше.

— Если ты не можешь сдержать обещание, это твоя проблема. Я сохраню свое.

— О, например, как ты сохранил его с мамой?

Эндрю замирает.

Ненависть закручивается глубоко внутри него при упоминании Тильды, и она быстро захлестывает его. Конечно, речь идет о ней. Аарон, как всегда, предсказуем. Ему было наплевать на ту девчонку, из-за которой он ныл сначала.

В редком проявлении эмоций Эндрю вскакивает с кресла, становясь с Аароном лицом к лицу.

— Да, – шипит он. – Ее я тоже предупреждал, и посмотри, что с ней произошло.

Звук, который издает Аарон, неразборчив, что-то среднее между огрызанием и рычанием, ослепленный яростью и горем. Это первый раз, когда Эндрю прямо признался, что приложил руку к смерти Тильды, даже если какая-то часть Аарона всегда знала об этом.

Удар, который он наносит, ожидаем, и Эндрю легко его блокирует. Взять в полный захват его после блокировки не так уж и сложно.

Эндрю был готов к этому контакту, поэтому не отшатывается, но паника, возникающая при прикосновении другого человека, заставляет его чувствовать себя еще хуже.

Жар пробегает по его коже, тошнота подступает к горлу, когда он заставляет себя не двигаться. Он не может прямо сейчас бросить на Аарона такой запуганный взгляд из-за своих принципов, какое бы ошеломляющее не было ощущение страха.

Аарон, хотя и прекратил махать кулаками, но еще не закончил свою истерику.

— Ты такой хуевый выебщик! – он тяжело дышит, красные пятна покрывают его лицо. – С тех пор, как ты вошел в мою жизнь, ты все разрушил! Почему? Тебе так горько, что она тебя кинула? Что ты никому не нужен?

Касс хотела меня. Ответ появляется в голове мгновенно, но Эндрю не произносит его вслух. Он не говорит этого, потому что мерзкий голос в его голове шепчет, что Дрейк тоже хотел его. Это вызывает у него головокружение, потому что это правда во всех неправильных смыслах.

— Ты практически умолял меня войти в твою жизнь. – Вместо этого Эндрю усмехается, сосредотачиваясь на вспышке своего гнева надо льдом, ползущим вверх по позвоночнику. – Ты умолял меня защитить тебя. Не приходи ко мне сейчас с плачем, потому что тебе не нравится, как я это сделал.

— ТЫ УБИЛ ЕЕ! – голос Аарона срывается на крик. Злые, разочарованные слезы текут из его красных глаз, и в этот момент Эндрю презирает его так сильно, что кажется, будто внезапная лихорадка переполняет его чувства.

Как он может оплакивать свою обидчицу? Женщину, которую он боялся и от которой трясся? Женщину, которая разрушила их жизни?

Однако прежде чем Эндрю успевает что-то ответить, обидное, равнодушное или ужасное, Аарон произносит то, что заставляет его заткнуться:

— Ты должен был погибнуть в той аварии, – хрипит Аарон. – Я... мне все равно, почему ты решил, что должен выжить, но я бы хотел… я бы хотел, чтобы это сделала мама. Не ты.

Похоже, эти слова тоже что-то разрывают в Аароне, злые слезы все еще текут по его щекам, пока он пытается сдержать дрожь.

И Эндрю... Эндрю не думал, что ему все еще может быть так больно. Быть отвергнутым – это то, на чем он был выращен. Но до этого не было ничего, что могло бы заставить его оцепенеть от ран, которые Аарон расковырял сейчас.

Он был недостаточно хорош. Он отказался от Касс ради Аарона, убивал ради Аарона, посвятил всю свою жизнь его защите, но ничто из того, что он делает, никогда не бывает достаточно хорошим. Как бы он ни старался, он никогда не будет достаточно хорош.

Он знал, что Аарон затаил обиду из-за Тильды, которую, возможно, не сможет забыть, но он думал, что желание иметь брата, в конце концов, было сильнее. Впервые Эндрю понадеялся, что кто-то прикроет его спину. Понадеялся, что, несомненно, его близнец поймет его, выслушает, простит.

Надеяться на это было так глупо. Кто бы мог подумать, насколько разрушительными могут быть глупые мечты одинокого ребенка?

— Я был не единственным, кто думал, что Тильда заслужила то, что получила.

То, что он делает – идиотизм. Саморазрушительный и жестокий. Но Аарон только что вызвал лавину эмоций, которые Эндрю считал мертвыми, и он понятия не имеет, как это остановить. Он не знает, и все, что он может слышать – это крики своего семилетнего «я».

Они как гул в его ушах, и они отдаются эхом до самых костей. Отчаянная мольба о том, чтобы кто-нибудь, кто угодно увидел его, помог ему.

Только один человек.

Это была не Касс, но предполагалось, что это был Аарон. Но кого еще ебет его жизнь?

Но Аарон не тот человек, о котором мечтал Эндрю. Он не такой и никогда им не будет. Он не хочет им быть, потому что Эндрю все испортил, он как всегда все испортил.

Единственное, что он знает, что делать сейчас – это разбить кувалдой обломки их отношений и заставить Аарона почувствовать себя таким же одиноким и покинутым.

— О чем ты говоришь? – Аарон ворчит. – Что еще ты сделал?

— Я никогда ничего не просил у богов, ты же знаешь, – заявляет Эндрю. – Ни разу. Но прежде чем я сел в машину в тот день, случилось вот что.

Вытаскивая старый, поцарапанный ключ от «Хонды Цивик» Тильды, Эндрю ощущает вкус желчи. Он слишком долго держался за них.

Он бы никогда не ударил Аарона, но прижимание этих ключей к груди Аарона с едва сдерживаемой дрожью в руках оставляет на нем странно похожее ощущение грязи.

Он знает, что Аарон не простит ему этого, но, хотя Тильда никогда не была матерью Эндрю, они оба, несомненно, дети Немезиды. Это то, в чем они всегда будут хороши. Отвечая на каждый удар более сильным, пока не останется ничего, кроме сгоревшей пустоши.

Это одна из многих причин, по которым Эндрю презирает свое «наследство».

Он может разглядеть тот момент, когда Аарон находит перламутровое сломанное колесо, выжженное на пластике.

То самое колесо, которое висит над входом в их комнату. То самое колесо, которое появилось в воздухе, когда на них претендовали, подарив Эндрю его ножи и нарукавные повязки, а Аарону – его кинжал.

— Нет, – лицо Аарона искажается в гримасу боли от осознания, оскорбленный звук вырывается из его рта. – Она дала тебе свое благословение? – спрашивает он, глядя на Эндрю в отчаянной мольбе об утешении. Как будто ему есть, что дать.

— Да. – Заявляет он, и на его языке ощущается привкус железа, в ноздрях горит бензин, голова кружится так же, как и после аварии.

Вместо Тильды, растянувшейся на тротуаре, Эндрю наблюдает, как признание прожигает дыру в сознание Аарона.

Это то, чего он хотел, верно? Навредить Аарону. Взять у него что-нибудь так, как он берет у Эндрю.

Разница в том, что Эндрю уже привык к тому, что у него ничего нет. К тому, чтобы быть ничем.

В конце концов, это просто еще одно напоминание о том, насколько бесполезна месть. Теперь им обоим больно. Оба потерянные и одинокие. Ненависть Эндрю ко всему миру и к Тильде – это живое существо в его голове и сердце, которое он чувствует каждой конечностью, каждым дюймом своего тела. Даже мертвая, все, что делает эта женщина, – это уничтожает их.

Но больше всего он ненавидит себя.

Аарон качает головой, прежде чем издать горький смешок. Он не утруждает себя вытиранием слез со своего лица, просто сжимая ключ в руке.

— Конечно. – Он пыхтит, исцарапанный до крови и на гране какого-то безумия. – Конечно, она помогла бы тебе с этим. Вы оба одинаково облажались. Поздравляю.

— Аарон. – Эндрю предупреждает, потому что, несмотря ни на что, оскорблять богиню – плохая идея.

Глаза Аарона устремляются на него, наполненные какой-то слепой, обиженной яростью, которая не поддается логике. Это больше похоже на удар, на какую-нибудь другую физическую вещь .

— Нет. Нет, держу пари, ты тоже этим гордишься, верно? – выплевывает Аарон, делая угрожающий шаг вперед. – Вот почему ты сохранил его. Это как… как трофей или... или военная добыча.

Аарона трясет от гнева. Он не знает, куда направить скорбь и предательство от правды Эндрю. Как он может винить богиню?

Он не может, поэтому вместо этого набрасывается на Эндрю.

Эндрю знает, что именно так оно и есть. Он знает, что мерзкие слова Аарона предназначены не только ему, и что он просто не может смириться с предательством их матери. Немезида не только позволила Эндрю забрать Тильду – женщину, которую она в какой–то момент любила настолько, что подарила ей двоих детей, но и помогла ему. Защитила его от катастрофы.

— Я не заботился о ней как о чем-то важном. Она была для меня никем, – спокойно говорит Эндрю, и этот тон – полная противоположность тому, что он чувствует.

Что-то в самой его сердцевине кричит ему, чтобы он остановился. Чтобы нашел способ исправить то, что он натворил, и удержать Аарона. Но он не может. Отдать своему близнецу еще одну частичку себя сегодня означало бы для него смерть. Эндрю выжил, держась на расстоянии.

Касс чуть не убила его, он не впустил Аарона и вполовину, думая, что это будет безопасно, но теперь Эндрю уверен, что Аарон все равно мог бы довести работу Касс до конца, если бы действительно захотел. Не то чтобы Аарон знал об этом.

Он не может знать.

— ОНА ДЛЯ МЕНЯ НЕ БЫЛА «НИКЕМ»! – крик Аарона такой громкий, что его, наверное, слышит половина лагеря. Все еще сжимая ключ, он подходит лицом к лицу к Эндрю. – Она была моей мамой. Я знаю, что у тебя его никогда не было, потому что ты бездушный кусок дерьма без чувств, и ты не знаешь, что такое любовь. Но я любил ее. Она могла бы стать лучше, но ты отнял это у нее. У нас.

Резкий выдох ударяет Эндрю в лицо, и он не смеет пошевелиться, удерживая взгляд Аарона, в страхе перед воспоминаниями, которые могут вызвать горячие, прерывистые порывы воздуха. Он ничего не видит сквозь туман своего разбитого сердца.

Аарон привык к тому, что может наброситься вслепую, потому что Эндрю никогда не показывает этого, когда на него нападают. Хотя то, что он прячет их, не означает, что ран не существует. Если бы только Аарон знал, как хорошо он умеет заставить его истекать кровью.

Конечно, Эндрю знал, что его нельзя любить, для него это не новость. Зачем еще кому-то избивать, морить голодом или насиловать ребенка?

Но он думал, что, может быть, только может быть... если он достаточно полюбит Аарона… если бы он только достаточно постарается… то его брат... примет его? Останется с ним?

Эндрю даже и не знал, что самые мрачные и пугающие мысли в его голове подтвердятся словами близнеца, оставляя зияющую пустоту в его груди, и это причиняет боль, боль, боль.

О, каким наивным он был.

— Она могла винить только себя в том, что произошло, Аарон. Она бы не изменилась. Ты лжешь себе, если веришь в это. – Эндрю тихо, но злобно усмехается.

— Ты этого не знаешь! – ворчит Аарон.

Но Эндрю знает. Это всегда «просто веди себя хорошо», всегда «я остановлюсь, если ты будешь вести себя хорошо», и «я не хочу этого делать», и «ты не оставляешь мне выбора», и «пожалуйста», и «пожалуйста», и «пожалуйста», и...

Эндрю опускает ментальную стену, пытаясь спрятаться за ней от разразившейся бури. 

Он молчит.

Взгляд Аарона скользит по его лицу, ищущий, вызывающий, но Эндрю ничего ему не дает. Это заставляет его близнеца учащенно дышать, скрипеть зубами, а затем он фыркает.

— Нахуй тебя. Ты... – он шепчет, потом снова появляются слезы в его глазах и голосе. – Съебись отсюда. Насколько мне известно, моя семья умерла два года назад.

Для Эндрю эти слова – кислота, капающая изо рта Аарона, и все, что он может сделать, это стоять и смотреть, как они сдирают кожу с его костей, проедают себе путь через грудь и легкие и навсегда запечатлеваются в его памяти.

Он хочет умолять Аарона остаться, позволить ему попробовать снова, но он не может заставить себя пошевелиться, пока Аарон продолжает говорить; он парализован болью, которая убила бы, будь она вызвана физической раной.

— Наша сделка окончена. Я не хочу быть частью твоей жизни, и я не хочу, чтобы ты был моей, ясно? Ты – единственный человек, которого я хочу, чтобы ты держал от меня подальше.

Затем, бросив последний жесткий взгляд, Аарон разворачивается и уходит, прежде чем Эндрю успевает ответить.

Обычно ему было бы наплевать на гневные заявления Аарона, в конце концов, сделка есть сделка.

Но на этот раз Эндрю сам нарушил ее. Он причинил Аарону вред, он нарушил саму причину, по которой они заключили эту сделку.

Он не имеет права удерживать Аарона.