аякс — огненный вихрь и поцелуи солнца на плечах — дышал городом, становясь с ним одним целым, когда редкие порывы ветра подхватывали его красный шарф. он — улыбка детская, наивная, тёплая-тёплая, которую ловить хочется, сохранять в сердце, в памяти. быть рядом с нею, с ним, чтобы чувствовать просто-напросто себя живым, целостным, правильным.

      — чжунли, а ты знал, что у тебя самые красивые глаза?

      и вот близко-близко, прикоснуться к едва заметным веснушкам можно, рассмотреть созвездия, проводя плавные линии между ними. и голубые глаза — морская гладь, глазурные лилии в лучах заходящего солнца, блики нежности и тихой любви, — смотри и любуйся, только жаль, что для него они обычные. простые до боли, до разочарования в чувствах странных, в себе: видит, видит же всё. но врать продолжает: самому себе или аяксу, который обнажил и чувства и душу свою перед ним.

а шарф этот — красная нить аль бельмо на глазу, что яркой-яркой вспышкой появляется, дорогу домой указывает.

      вот только аякс — не его, а он — лицемер и паршивый актёр, что отпускать тепло солнца не хочет этими холодными осенними днями. и обматывает шарф вокруг шеи, беря в свои тёплые руки его слегка холодные и обжигая дыханием. знает, что его глаза — самое красивое, что на него смотрят с тихим обожанием, и взгляд напротив становится ярче и словно живее рядом с ним.

      — будь предусмотрительнее, пожалуйста, и одевайся по погоде.

      смешок и улыбка зайчиками солнечными словно осветила его сердце, вновь согрела. а в объятия свои — защита, безоговорочное доверие, тишина на двоих в сердце шума большого города — принимает, защищает, обещая разобраться в себе, чувствах, рассказать без приукрас, как есть. но не сейчас. вновь, опять.

      гладит мягкие рыжие волосы, смотрит на аякса — простота влюбленности юной, ослепленность будущим и надеждами (не)оправданными — и хочется разрыдаться. не достоит он любви такой: до нежности, до счастья в глазах, до открытой души нараспашку. наоборот, это юноша всего мира заслуживает, а оказалось, что мир его до одного человека сократился, до преданности слепой и улыбок беспечных, от которых дышать тяжелее становится.

      но будет продолжать врать, веря не себе, а чувствам аякса, и надеяться, что когда-нибудь они истиной станут и для него.

~~~

     а сейчас, в красный шарф кутаясь, чжунли ищет в толпе такой же, чтобы сплести воедино, греясь в объятиях друг друга: близко-близко, не расставаясь. только потерял ориентир, а холодная очередная осень разделила их, кажется, уже навсегда.

      тогда в душе аякса, в его глазах не замечал, рассматривать не хотел, лишь роль выбранную отыгрывал бездарно, сейчас — дайте возможность, последую, необходимую, и увидел бы каждую крапинку, искорку, нашёл и соединил бы из созвездия во одно поцелуями; называл бы солнцем своим, ловя улыбки, смешки.

      он помнил, но этого мало, хотелось больше, ближе, навсегда.

      но сам упустил, запутавшись во враньё и чувствах, которых, доказывал, что не было, а сейчас, обнимая маленького нарвала, понимает, что аякс был самым лучшим, его душа и глаза, которые смотрели на него как на всё, что имело для него самого смысл улыбаться, любить и надеяться.

      и для чжунли теперь точно навсегда, но лишь выцветшими воспоминаниями, фотографиями совместными, на которых сияют самые красивые глаза, в которых утонуть не жаль, с радостью задохнуться.

      но вновь и лишь опоздал.

      а красный шарф ближе прижимает, кутаясь, от холода защищать, аромат родной вдыхая и в сердце сохраняя.