— Раз, два, три… Раз, два, три… — отсчитывает такты нахмуренная учительница танцев. — Леди Джессамина, следите за спиной! Сгорбленной вас не должен видеть никто и никогда. А уж в танце — тем более! Раз, два, три…

Джессамина тянет вверх подбородок и выпрямляет спину до звона в уставших мышцах. Она знает, что пока не получится — учительница её не отпустит.

А ведь раньше ей нравились танцы. Кто бы мог подумать, что их можно превратить в такое вот истязание. Руки у учительницы сухие и жёсткие, в танце она ведёт уверенно и чётко — словно подвижный механизм, а не человек. Юная леди учится подстраиваться под чужие движения, полагаться на них. Чтобы позже, на приёмах, не ударить в грязь лицом и не оттоптать ноги претендентам на своё внимание. А такие, безусловно, будут, не зря же она — дочь императора и одна из самых завидных партий на всех островах, пусть пока ей всего двенадцать. Самое время учиться взрослым танцам и взрослым играм.

Наконец учительница кивает, удовлетворённая очередным заученным движением, и даёт ей передышку, пока меняет запись в аудиографе. Джессамина расслабляет затёкшие плечи и запрокидывает голову. Садиться она не спешит, учительница это не одобряет. Да и долгий отдых ей не положен — всего пара минут перевести дыхание. Когда же уже конец занятия.

Аудиограф хрипит, давясь вступлением и запись приходится остановить, чтобы прочистить механизм. Джессамина не обольщается, учительница отлично умеет справляться как с капризной техникой, так и с учениками. Даже не меняясь в лице. Но всё равно — это ещё пара минут отдыха.

Джессамина оглядывается, и взгляд её падает на тень, прислонившуюся к стене недалеко от входа.

— Корво, — зовёт она небрежно и уверенно. Не сомневаясь, что её послушаются.

Её защитник отлипает от стены и подходит ближе. Смотрит на неё выжидающе сверху вниз, ждёт указаний. Он всегда молчалив и даже немножечко угрюм, но Джессамину это не смущает. Неважно, что молчит, главное же — что слушает. И выполняет.

Она приседает перед ним в лёгком книксене — его она выучила давно и идеально — и застывает в ожидании. Но почему-то её защитник медлит и не предлагает руки. Джессамина хмурится и вскидывает, против правил, голову.

— Ну же, Корво, потанцуй со мной! — поторапливает она.

К её удивлению, лицо защитника выглядит немного растерянно, как будто он не совсем понимает, чего от него хотят. Хотя что может быть проще? Да, её макушка не достаёт ему даже до груди, но учительнице же это не мешает! А для неё это шанс дотянуть до конца урока по облегчённой программе. Вряд ли Корво будет к ней так же требователен, как эта возрастная леди.

— Отстаньте от него, леди Джессамина, — холодно командует учительница. — Он солдат, а не джентльмен, откуда бы ему научиться танцам. Да это и не нужно: его дело защищать вас, а не удовлетворять капризы. Пожалуйста, не забывайте это.

Джессамина против воли дует губы, расстроенная, что фокус не удался. Корво кланяется, отводя глаза:

— Простите, моя леди, — и снова отходит к стене.

Урок продолжается.

Вчера у Корво был свободный день, и Джессамина даже немного заскучала, отвыкнув находиться где-либо без своего молчаливого сопровождающего. Она бы не отпускала его ни на шаг, но папа прав, ему нужно ещё тренироваться, учиться… И хотя бы иногда всё-таки отдыхать. Но разве клятва защитника не утверждает, что находиться при ней — главная радость его жизни? Одни красивые, но пустые слова… Явиться на службу он должен завтра утром, и вряд ли он сделает это хоть на минуту раньше.

Но Корво удивляет её, постучав к ней в комнату за пару часов до сна. Джессамина разрешает ему войти и даже откладывает книгу, которую читала для завтрашнего урока. Защитник стоит на пороге и заметно мнётся, не уверенный, как начать разговор. И стоит ли его начинать вообще.

— Что случилось, Корво? — хмурит брови юная леди. — Ты отвлекаешь меня просто чтобы стоять и молчать?

— Нет, — торопливо выдыхает он наконец. — Я хотел извиниться. Несколько дней назад, на уроке танцев…

— Ничего страшного, — перебивает его Джессамина. — Я сама виновата, что поставила тебя в неудобное положение. Мне стоило догадаться, что не все обучены искусству танца. Кто бы мог тебе его преподать…

— Всё верно, моя леди, я не обучен вашим танцам, — снова чуть склоняется защитник. — Но всё же… Я родом с Серконоса и у нас сложно найти хоть кого-то не умеющего танцевать. Этим искусством владеют все: от малых детей до древних старух. Только это наши танцы, непривычные для ваших глаз, особенно… — он запинается. — Особенно для высшего света. Но если бы леди захотела посмотреть…

Джессамина с любопытством наклоняется, выглядывая, что он прячет за спиной, и Корво понятливо демонстрирует ей небольшой плоский свёрток — музыкальную пластинку. Граммофон для таких стоит в одном из малых залов: аудиографы почти вытеснили их, но многие любители считают, что звук с пластинок чище и ярче, что не даёт им совсем уйти в забытье.

Джессамина кивает и спрыгивает со стула. Даёт знак следовать за собой и, несмотря на отсутствие ответа, знает, что Корво не отстаёт ни на шаг. Зал пуст — уже слишком поздно для уроков, рано для личных встреч, а приёмы обычно проводят в залах побольше. Она садится на стул и наблюдает, как Корво возится с тонким механизмом, кладёт пластинку и бережно, едва дыша, опускает на неё иглу. Вряд ли его волнение связано с музыкой: эти пластинки — недешёвая штука и при этом очень легко выходящая из строя. Если с ней что-то случится — могут быть немалые проблемы, ведь вряд ли Корво её купил.

Первые же ноты сбивают её с толку. Ритм музыки скачет молодым козлёнком: то взлетая вверх, то затихая ненадолго, то ускоряясь, то почти замирая — как под это вообще можно танцевать?! Где стройные и ровные такты, где строгие паузы, дающие танцорам выполнить нужные па? Но при этом музыка столь заводная и бодрая, что Джессамина сама не замечает, как начинает притопывать ножкой.

Корво вслушивается в музыку, но стоит на месте, кажется, просто наслаждаясь её звуками. Но Джессамине этого недостаточно.

— Ну же, — подбадривает она. — Ты обещал мне показать, а не просто дать послушать!

Корво вдыхает, выпрямляясь, и шагает к середине зала. Вот он замер, ловя скачущие в воздухе ноты, а потом миг — и взлетает вместе с ними. В этом нет ничего от скучных местных танцев. Это хаос, весёлый и вольный, подчиняющийся ритму, но не связанный им. Корво двигается легко: то плавно, то резко, обрывая движение или меняя его траекторию, будто это ему ничего не стоит. Будто музыка несёт его сама. Корво движется свободно, словно он не в зале, а на арене, где Джессамина увидела его впервые. И была очарована его скоростью и лёгкостью.

Музыка смолкает так быстро, давая ему отдышаться, но Джессамина радостно хлопает в ладоши, подпрыгивая на стуле, и требует:

— Ещё!

И Корво танцует ещё. Следующий танец медленнее, но завораживает он ничуть не меньше. Движения Корво плавные, длинные, словно он подкрадывающийся к добыче хищник. Взгляд сосредоточен, всё тело напряжено, плащ струится вокруг него, подчёркивая эту странную и опасную грацию. Джессамина смотрит не дыша, широко распахнутыми глазами. Никогда раньше она не видела таких танцев. Никогда раньше такие зрелища не устраивали ради неё одной. В этот раз в конце мелодии она не хлопает, но выдыхает так восторженно, что от Корво это не может ускользнуть. А от её внимания не ускользает его короткая, но довольная улыбка.

Он придерживает пластинку, чтобы немного отдышаться, и в этот раз Джессамина его не торопит, терпеливо ждёт, уверенная, что он продолжит. Но он удивляет её, шагая ближе под первые аккорды и предлагая ей руку. Не так, как её учили, не так, как принято на Гристоле… но что в этом жесте можно не понять.

— Я никогда не видела таких танцев, — смущается она на мгновение.

— Я покажу, — успокаивает её защитник. — Если, леди, конечно, захочет…

Леди хочет однозначно, и маленькая ладошка ложится в большую. В этот раз музыка снова торопится и скачет, но следовать ей на удивление легко. Она словно несёт сама: раскачивает, наклоняет, кружит. Руки Корво держат её легко и уверенно, словно она вовсе ничего не весит. Джессамина следует им — и танец получается сам собой: весёлый, радостный, заставляющий её задыхаться от непривычно быстрого ритма и восторженно вскрикивать при резких разворотах.

Очередную мелодию ей приходится просто послушать, чтобы перевести дыхание. Но ноги то и дело начинают сами притаптывать, словно готовые снова сорваться в пляс. И уже к следующей, она сама требовательно тянет Корво руку.

Но тот вдруг смущается и отступает на полшага.

— Я… сейчас сдвину запись. Это… неподходящая мелодия.

— Ты не умеешь под неё танцевать? — интересуется Джессамина, не расстроившись. Они нравятся ей все.

— Я умею. Просто она немного не подходит вам.

Джессамина хмурит брови, и Корво сдаётся, смущённо пряча глаза.

— Этот танец обычно танцуют люди немного старше. Некоторые движения… их не приличествует совершать столь юной леди. Я не могу вас этому учить.

Джессамина пытается спрятать удивление, не совсем понимая, что он имеет в виду. Но решает всё-таки не сердиться на своего защитника за отказ.

— Хорошо, — кивает она. — Давай дальше. Но эту я запомнила и буду ждать, что ты научишь меня ей позже. Когда я не буду для неё слишком юной леди.

Корво напрягает плечи, осторожно кивая, и сдвигает иглу к следующей мелодии.

Он надеется, что Джессамина больше никогда об этом не вспомнит и, главное, не расскажет остальным. Иначе его положение окажется очень и очень неловким.

А на следующей неделе он сам начнёт учиться гристольским танцам, чтобы больше не приходилось отказывать своей леди в такой мелочи.

Впрочем, про тот танец она так и не забудет, стребовав выполнить своё обещание через несколько лет. Но к тому времени Корво уже не будет возражать.