Кому как, а Джессамине от этого предсказания была одна головная боль. Кто только додумался делать их достоянием общественности?! Неужели непонятно, что вещи настолько личные не должны выставляться напоказ даже для монарших особ. А она и вовсе ещё не первое лицо Империи. Но сплетни уже ползут, и хорошо, если именно сплетни, пусть бы шептались за спиной. Но некоторые же и с ней желают это обсудить! Совсем никакого такта!

— Говорят, принц Вестлер весной собирается почтить нас своим визитом, — будто бы невзначай упоминает Лианна, признанная придворная певица, отставляя в сторону чашку с чаем.

— Да-да, — вторит ей её подруга и скрипачка Рина. — Я слышала, у себя на родине он весьма славен своими подвигами…

Джессамина морщится, словно откусив лимона, но ссориться с собеседницами ей не с руки, поэтому она молчит и остаётся сидеть, делая вид, что её это не касается. А не вскакивает, хлопнув дверью, как очень хочется сделать.

Они не первые, кто начинает словно бы случайно обсуждать при ней достоинства (и недостатки!) различных видных мужей.

И вряд ли последние.

Чёртовы Оракулы.

К обеду к ней в кабинет заглядывает придворный секретарь и интересуется, не желает ли леди написать запрос на сопровождение торговых судов через Рестлинский пролив.

— Но я же не занимаюсь морской торговлей, — хмурится Джессамина.

Нет, ей приходится хотя бы понемногу разбираться практически во всём, но обычно это происходит в форме докладов, а не внезапно подсунутых на подпись документов. Это настораживает.

Но секретарь развеивает её сомнения доверительным сообщением:

— Просто понимаете, адмирал Джозеф весьма заслуживающий внимания молодой человек. И он родом из Тивии…

Догадавшись, к чему он клонит, Джессамина обрывает его взмахом руки:

— Довольно. Леди не желает писать никаких запросов никаким адмиралам. Разберитесь как-нибудь без меня, пожалуйста.

Секретарь понятливо исчезает за дверью, а Джессамина устало утыкается лбом в лежащие на столе руки. Никакого покоя.

Самый подлый удар наносит ей Эйвин — любимая нянюшка — до сих пор, несмотря на преклонный возраст, имеющая доступ в её покои. И к её сердцу.

— Ты уже выбрала себе наряд для Бала Середины года, моя дорогая? — интересуется она ласково, поправляя выбившуюся из причёски прядку. — Там будет так много приезжих гостей. Кто знает, может, именно этот вечер станет для тебя особенным.

— Эйвин! — взвывает Джессамина не выдержав. — Ну ты-то уж всё про меня знаешь, к чему тогда эти разговоры?!

— Как к чему? Кто, как не я, желает тебе найти своё счастье.

— В предсказании, — она почти выплёвывает это слово, — говорится про одного человека. Единственного. На всю жизнь.

— Конечно, на всю, — кивает нянюшка. — Как же иначе. Но ты же не будешь всерьёз считать сюда же какие-то детские забавы…

Джессамина всё-таки вскакивает, выворачивается из-под её ласковой руки и вылетает прочь. Она зла. Она в ярости. И она знает, с кем ей сейчас нужно поговорить.

Корво разбирает документы у себя в кабинете. Как-то легко и незаметно его стало погребать под бумагами едва ли не больше неё. Впрочем, едва увидев её на пороге, он откладывает листы в сторону и встаёт.

И тут же портит всё впечатление вкрадчивым вопросом:

— Что моей леди могло понадобиться здесь в столь поздний час? Что-то случилось? Или, может… ей захотелось поручить срочно собрать информацию на кого-то из будущих гостей…

Джессамина вспыхивает, словно выплеснутая в костёр ворвань, подлетая к нему вплотную в два резких шага:

— Ты! Не говори мне, что ты, мой лучший шпион и информатор, довольствовался слухами и не достал это чёртово предсказание целиком!

— Конечно, я достал, — не отрицает Корво, глядя на неё нечитаемым взглядом.

— Тогда процитируй, — требует Джессамина.

— Оракулы сказали, что моя леди будет счастлива в любви, — негромко отвечает Корво, не опуская глаз. — Что она всю жизнь, до самой смерти, будет любить лишь одного человека.

— Дальше, — торопит Джессамина.

— Чужеземца и воина, — добавляет защитник, прикусывая губу. — Равно как и она, до самой смерти верного лишь ей одной.

— Неужели Оракулы сообщили для тебя что-то новое? — сердито спрашивает Джессамина. — Или, может, ты думаешь, что они сообщили что-то неизвестное мне самой?!

— Кто знает, предсказания Оракулов всегда так нечётки и туманны… — вздыхает Корво, чем вызывает очередную вспышку.

— Корво! Одного единственного! Ты меня вообще слушаешь?!

— Конечно, ведь моя леди так прекрасна, когда сердится, — отвечает Корво, наконец срываясь с серьёзного тона на дразнящую усмешку. — Я готов слушать тебя хоть всю ночь.

— Всю жизнь, — сердито напоминает Джессамина, дёргая его к себе за широкий ворот.

— Всю жизнь, — довольно выдыхает Корво уже в её губы.

Никто уже давно не сомневается, что именно в этом — его счастье.