Эльмир и Сатори теперь уже вместе с головой окунались в круговорот обязанностей главы государства. Пока Эльмир был занят, Сатори или отдыхал, поскольку ему всё ещё было велено не переусердствовать и не тратить слишком много сил, но чаще всего он проводил время подле Эльмира или же за занятиями магией. Навыков он не растерял, отнюдь, однако кое-что всё же требовало постоянной практики.

Поле для тренировок за дворцовым садом подходило идеально. Сатори часто оставался там наедине с собой и новым веером, который он быстро сумел приручить как основной артефакт. Песочного цвета с золотой кисточкой и пылающим красным знаком лисьего огня посредине в золотой окантовке, Сатори он полюбился с первого взгляда. Вернее, Лис почувствовал в нём что-то близкое себе, поэтому ни в коем случае не мог упустить такое сокровище. Эльмир примерно понимал его страсть, ведь неотъемлемой частью его были Множества Истин, с которыми он почти не разлучался и которым всегда уделял должное внимание, относясь уважительно.

Однако теперь, когда не намечалось никакого боя и не было времени пустить их в ход, клинки ждали своего часа на позолоченной подставке в покоях Эльмира. Впрочем, Эльмир надеялся, что больше никогда не выдастся возможности использовать их в серьёзном бою, а на тренировки время найдётся, ведь скоро он закончит со всем, что накопилось в его отсутствие. Теперь, когда всё начало налаживаться, он всё более задумывался о том, на что надеялся до всех этих происшествий и приключений. О серьёзном разговоре с Сатори, о том, что он хочет предложить и о том, чего так сильно хочет уже много месяцев.

Возможности поговорить всё никак не выдавалось. Короткие мгновения передышки были лишь за обедом или перед сном, в совсем неподходящее для серьёзных разговоров время. Сатори это не нравилось, но он молчал, понимая, что его недовольства ничего не изменят.

***

Наконец, Эльмир закончил с бумагами, все менее значительное оставив на Тайра, охотно помогавшего ему. Тот отправил его отдыхать, но ему было совершенно не до отдыха. Кое-что не терпело более никаких отлагательств.

Сатори, ожидаемо, был в павильоне у тренировочного поля — знойное солнце пустыни в зените стояло прямо над дворцом, делая невозможным пребывание под открытым небом. Едва завидев Эльмира, Лис поднялся с места и бросился к нему, радостно обнимая за шею, когда он приблизился. Вид у главы каганата был предельно серьёзный, и Сатори понял, что он не за этим сюда пришёл. Эльмир спросил, где ему удобнее будет говорить — здесь или во дворце, и Сатори, от вдруг нахлынувшего волнения недолго думая сказал, что во дворце. Они направились туда, в покои Эльмира, и когда дверь закрылась за ними, что-то внутри окончательно сжалось от непрекращающегося страха.

— Сатори, я уже давно — ещё тогда — хотел сказать тебе кое-что, — было заметно, что Эльмир переживает. Он волновался так, как никогда до этого. Потому что от ответа его Лиса, как ему казалось тогда, зависела вся его жизнь.

— Что? — с игривым любопытством спросил Сатори, устремив тёплый солнечный взгляд на Эльмира, который чуть успокоил его. И всё равно вся эта формальность и серьёзность пугала его.

— Хочешь ли ты навсегда связать свою жизнь с моей? — после минутной заминки спросил Эльмир с серьёзным видом. Внутри всё трепетало от волнения, он был напряжён и едва дышал. Сатори удивлённо уставился на него, резко побледнев и, очевидно, ещё до конца не осознавая его слов. Это было прекрасным предложением, и Лис был готов с радостью дать своё согласие, но что-то останавливало его. Он поглядывал на Эльмира со смущением и нерешительностью.

— Я… нет-нет, я не могу, — он отвёл виноватый взгляд в сторону, а после и вовсе зажмурился.

Эти слова прозвучали для Эльмира словно приговор. Он растерялся ещё больше, чувствуя, что дышать совсем нечем. Скрываемые слёзы душили.

— Но почему?! — как-то слишком испуганно спросил он и взял Лиса за руки, накрыл его ладони своими, рассматривая его выражение с слишком заметным вниманием.

— Глупый! Ты — глава каганата. А кто я?.. Кто я, Эльмир? Разве имею я право занимать место подле тебя? — в голосе Сатори слышалось отчаяние, говорил он тихо, так, словно ему было очень больно. Верно. Это было нестерпимо больно, но он не мог иначе. — Я недостоин тебя.

Эльмир не верил в происходящее. Почему Сатори говорит о таких вещах? Почему вообще считает так? Ведь сам Эльмир был твёрдо уверен в желании заключить брак с Лисом, чтобы наконец-то почувствовать себя спокойным. Ведь ему позволили, ведь Тайр уже благословил его. Ведь он любил Сатори.

Лис закрыл лицо рукавами в отчаянии, боясь только выдать своё состояние. Отвечать отказом тому, за кого он готов был спуститься в глубины преисподней и с кем прошёл бы даже адское пламя, было невыносимо. Что-то внутри надломилось, и его охватила неприятная, почти болезненная дрожь. Но Сатори не мог позволить себе эту слабость. Потому что речь шла не о его счастье, а о судьбе Эльмира и всех Ориентальных Песков. Он не имел никакого права вмешиваться.

— И кто из нас глупый? — немного успокоившись, сказал Эльмир, пододвинулся чуть ближе и положил руки Сатори на плечи, чуть погладил сквозь одежду. Лис едва сдержал в себе порыв броситься ему на шею, продолжая смирно сидеть на месте и не поднимая взгляда. — Не имеет значения, кто ты, потому что ты лучший для меня. Я умер бы за тебя, если бы потребовалось, и бросил бы к твоим хоть Ориентальные Пески, хоть весь Доминион, если бы ты захотел! Я люблю тебя, Сатори, разве может нам что-то помешать? Никто не будет против.

С каждым словом он вцеплялся всё сильнее в его плечи. Сатори вздрагивал, слыша каждую его фразу, но ничего не говорил. Молча он рассматривал узор на рукавах, отняв руки от лица, так, словно видел извивающиеся золотые линии и солнца впервые. Он знал, что не имеет права находиться здесь. Был уверен в этом.

— Дай мне время подумать, — почти неслышно проговорил он совершенно спокойным и ровным голосом, вдруг поднялся и ушёл, подобрав свои верхние одежды и плащ. Эльмир оторопело смотрел ему вслед, как закрылась дверь за ним, и не знал, что делать. Совсем не так он представлял себе этот разговор, окончившийся неприятно быстро. Сатори просто ушёл, оставив его одного.

В тот вечер Эльмир дотемна срывал злость на тренировочных манекенах у павильона, пытаясь отвлечься и разнося их в щепки. Тайр не решался с ним заговорить, видя его состояние, только сочувственно поглядывал на него, стоя в стороне. Именно он попросил его прекратить это бесполезное издевательство над собой, и отвёл его к холодному источнику недалеко оттуда. Ощутив на своём до пояса обнажённом теле леденящий холод воды из источника, Эльмир пришёл всё же в себя. Тайр решил не мучить его ещё больше расспросами, только обнял, прижав к себе.

Уже за полночь он проводил Эльмира в его покои, держа под локоть. Тот как-то неохотно плёлся за ним следом, уже не желая ни о чём думать. Дворцовые коридоры были пусты, они не встретили ни души. Впрочем, Эльмир не хотел бы, чтобы его увидели в таком состоянии.

Тайр не решился бросить его одного. Да и Эльмир, завернувшись в одеяло и удобнее устроившись на постели, схватил вдруг его за руку и попросил не оставлять его одного. И Тайр просидел всю ночь вплоть до рассвета на его постели рядом с ним, ничего не выражающим взглядом окидывая то комнату, то неспокойно спящего Эльмира, и думая о чём-то своём. Состояние Эльмира беспокоило его сейчас больше всего. Он не знал, что произошло, но вдруг понял, что не видел Сатори с тех самых пор, как Эльмир ушёл после разговора. И что Сатори не появлялся во дворце. Тайр понял, что Лиса нужно разыскать и вернуть.

***

Сатори, выскочив из покоев Эльмира, кое-как застегнул на себе плащ и бросился прочь по длинным торжественно-мрачным коридорам. К своему счастью он не встретил на пути никого. Внутри всё горело болью и раскаянием — ведь он сделал больно и Эльмиру. Но Лис понимал, что так будет правильнее. Глаза нещадно пекло, но он не позволял себе плакать. На то нет причин: нет смысла страдать о том, что невозможно. Раньше он допускал мысль о том, чтобы остаться с Эльмиром навсегда, даже несмотря на его происхождение. Сейчас это было невозможно.

Услышав его историю в первый раз, Сатори даже не поверил ему. Однако позже убедился, что это правда. И очень удивился, и почувствовал себя очень неловко. Эльмир тогда успокоил его, что это не помешает им быть вместе, ведь он никогда больше не вернётся в Ориентальные Пески, и не коснётся их никоим образом. Но теперь всё переменилось.

Затерявшись в саду, Сатори наконец почувствовал облегчение. Дворец не понравился ему с первого дня пребывания там именно своей мрачной замкнутостью. Здесь среди пальм и каких-то неизвестных ему деревьев с мелкими листьями, которые густо усеивали многочисленные ветви, ему было лучше. И всё же он чувствовал себя здесь совершенно чужим, и всё окружение было для него в тягость. Сатори остановился в своём любимом уголке сада, далеко за дворцом, там, где даже не была проложена каменная дорожка, только узкая тропа, посыпанная песком. Заросли здесь были гуще и производили впечатление того, что здесь вообще никого не бывает. Одинокая каменная скамья у пруда стала его излюбленным местом среди этого напускного величия и тягостной роскоши. Никто не беспокоил и не мешал, потому Сатори мог проводить здесь столько времени, сколько хотел.

Душе его не было покоя. Он метался между собственным счастьем и здравым смыслом. Его терзали не только сомнения, но и многочисленные страхи. Каждая ночь, проведённая в плену, стала его кошмаром. Однако Сатори не хотел ни с кем делиться своими переживаниями. Здесь, во дворце, он был одинок, и это тяготило, убивало в нём уверенность ещё больше. С каждым днём тут было всё труднее, и Сатори уже даже в Эльмире не был полностью уверен. Он слишком изменился — он был полностью погружён в многочисленные заботы, и с советниками виделся чаще, чем с Сатори.

В саду даже днём было прохладно, пустынный зной почти не ощущался в тени деревьев, роса на листве и траве освежала, потому находиться в саду было огромным удовольствием. Вода в прудах была, к удивлению, всегда холодной. Этот сад был словно другой мир, так сильно отличалась обстановка здесь от вида раскалённого жарой города и бескрайних песков пустыни за его стенами.

Ночью в саду было холодно, и плащ, в который Сатори безуспешно завернулся в надежде согреться, не помогал. Но возвращаться во дворец Лис не хотел. Здесь, под открытым небом, ему было лучше. Небо над пустыней всегда было безоблачным и ясным, а ночь хоть и была короткой, но всё успевало остыть, воздух обжигал холодом. Представлять, каково было на открытом пространстве среди бескрайних песков, где ветер больно ранит мельчайшими песчинками каждый открытый участок тела, не хотелось. До утра Сатори не спал, прислушиваясь к тихому шелесту листвы и всматриваясь в безмолвное небо. Да и утром он не сдвинулся с места, так и встретив рассвет в своём привычном убежище. Он по-прежнему не хотел бы никого видеть.

Сатори отвлёк неизвестный шорох в отдалении. В напряжении он обернулся в сторону шума, и понял, что кто-то идёт сюда, пробираясь сквозь заросли высоких кустов с широкими листьями, которые звучно шелестели, соприкасаясь друг с другом. Из-за них появился Тайр с озадаченным выражением и какой-то скрытой грустью, которая читалась только в его светлых глазах. Увидев одиноко сидящего Лиса, он направился к нему и присел рядом, не спрашивая разрешения. Тот только вздрогнул.

— Что случилось у вас с Эльмиром? — спросил Тайр сразу напрямую, и под его внимательным взглядом Сатори невольно сжался ещё сильнее. Было в этом человеке что-то такое, что не пугало, но впечатляло до восторженной дрожи, какая-то необъяснимая сила.

— Ничего, — безразлично ответил Сатори и отвернулся.

— Если ничего, то почему ему так плохо, а ты ночуешь здесь? — Тайр подвинулся ближе, всё так же сохраняя спокойствие.

— Откуда вы знаете, что я… — Сатори хотел спросить, но так и не договорил. — Его настолько расстроил мой отказ?

Тайр неудовлетворительно покачал головой.

— Ты отказал ему? — с некоторым удивлением спросил Тайр снова, и промелькнуло в его глазах что-то непонятное, словно он хотел бы сказать что-то ещё, но не мог. — Но почему? Разве ты не любишь его? Разве он не любит тебя?

— Я не могу согласиться. Просто не могу. Это будет неправильно. Я пытался объяснить это ему, но он не понял меня.

Говорил он весьма расплывчато и неясно, но Тайр понял его. Вспомнил себя в далёкой юности. Тогда происхождение останавливало и его, и он допустил ту же ошибку, что и Сатори. Потому и хотел отговорить его от этого и не дать сломать их с Эльмиром жизни.

— Я знаю, о чём ты. Сатори, послушай меня. Не отказывайся от того, что сделает счастливыми вас обоих. Не допускай моих ошибок, если не хочешь жалеть об этом и страдать до конца жизни.

С недоумением Сатори посмотрел на Тайра. Что-то в нём привлекало, этому человеку хотелось довериться, хотелось открыть чувства, а самого его можно было слушать вечно. Лис вздохнул, понимая, что Тайр прав, а мгновением позже уже оказался в его крепких объятиях, и принялся слушать его долгий рассказ.

***

Сатори сомневался ещё около недели. Всё это время он ходил бледный и задумчивый, стараясь с Эльмиром не пересекаться. Он всё не мог решиться поговорить с ним, ведь понимал, что от этого решения зависят их жизни в дальнейшем. Где-то в глубине души Сатори страстно рвался поскорее покончить с этой неуверенностью и неопределённостью, чтобы не мучить их обоих.

Эльмир всё это время просидел в своих покоях взаперти, возясь с какими-то документами. На самом деле, он просто не мог прийти в себя, и пытался заставить себя заниматься чем-то полезным, но это давалось ему с трудом. Всякая мысль возвращалась к Сатори и его отказу. Ему было больно. Тайр всё это время был рядом и пытался поддержать его, ничего не говоря о том разговоре с Сатори. Но Эльмир молчал, не говорил ничего, кроме как по делу. За мрачным недовольным выражением скрывалось его волнение. Ведь он помнил, что сказал Сатори: он попросил время на раздумья. И Эльмир не беспокоил его, не желая ни к чему принуждать и давить на него.

Он соскучился. Не видя Сатори целую неделю, он едва ли не сходил с ума. Желание хотя бы увидеть его, хотя бы мельком, не покидало ни на минуту, но Эльмир продолжал упрямо и настойчиво вчитываться в тексты бумаг на столе, игнорируя свои чувства. Нет. Он же должен дать Сатори время. Но сам он выдержать не мог.

Когда Эльмир хотел взяться писать ответ на письмо, дверь в его покои неожиданно открылась, и кто-то вошёл к нему даже без предупреждения. Он поднял голову, отрываясь от письма, и увидел перед собой Сатори, чуть растрёпанного, с неловким выражением и решимостью, что светилась в его глазах. Он не ожидал его появления, а потому не смог даже ничего сообразить. Только выронил бумаги из рук, и они разлетелись в разные стороны в беспорядке.

— Я принял решение, — уверенно заговорил Сатори и подошёл ещё ближе, подобрал бумаги с пола и, аккуратно сложив, оставил где-то на краю стола. А сам навис над Эльмиром, опираясь о стол. Тому пришлось вскинуть голову, чтобы взглянуть ему в глаза. Молчание было слишком долгим и тягостным. Эльмир даже не чувствовал собственного дыхания от волнения.

— И что же ты решил? — голос дрогнул, отчего Эльмир почувствовал себя ещё более неловко. Он не узнавал прежнего себя. Он даже не замечал, что с силой впился ногтями в ладони, сжав руки в кулаки. Что-то внутри неприятно подрагивало, едва не выдавая его страх.

— Я согласен.

Эльмир с недоверием уставился на него, видя, как сияет улыбка на его губах и в его тёплых глазах цвета солнца. Сатори улыбался так искренне и невинно, что он боялся даже пошевелиться, чтобы это очарование не рассеялось вот так быстро. Во взгляде Лиса было счастье, на щеках горело смущение. Эльмир не выдержал — притянул его к себе, заставив подойти к нему, прижал крепко, зарываясь пальцами в тёмные волосы, хватаясь за плечи, наслаждаясь его близостью и теплом. Сатори обнимал его так же сильно и уверенно, прильнув к его груди и чувствуя сбитое от волнения дыхание и учащённое сердцебиение.

Лис отстранился от него слишком быстро, однако лишь для того, чтобы почти в тот же миг поцеловать, зажмурившись от удовольствия. Эльмир держался за его плечи, целуя всё настойчивей. Они были слишком счастливы в тот момент — каждый по-своему. Эльмир оттого, что теперь его Лис всегда будет рядом, Сатори оттого, что его страдания закончились, и теперь его не дадут в обиду.

Уже вечером Эльмир и Тайр говорили об этом, легко и радостно. Тайр был рад за него, ведь он хотел им с Лисом счастья. Он замечал, как отвлечённо говорит Эльмир, понимая, что радость и предвкушение захватили его целиком и полностью. О подробностях свадебной церемонии они уже договорились: Эльмир завтра же распорядится обо всём, и сам будет участвовать в подготовке к празднику. Тайр пообещал ему помогать всеми силами. Оба понимали, что это очень хлопотно, но Эльмир был готов к чему угодно. Только бы его Сатори был рядом и был счастлив.

Сатори лёг спать со спокойной душой. Терзавшие его так долго сомнения оставили его в покое, он перестал бояться. Без привычной дрожи он погасил свечи и факелы, уже убедившись, что ему ничего больше не грозит. Пусть спать с Эльмиром вместе он пока не мог, и это одиночество съедало его всё сильнее, он готов был потерпеть ещё немного. Ведь Лис и без того выдержал так долго, зачем беспокоиться об этом сейчас?

Подготовка к торжеству действительно была утомительной и изматывающей. С каждым днём и Эльмир, и Сатори переживали всё сильней. Тайр только посмеивался над ними, тем не менее, поддерживая во всём. Он понимал волнение, которое мучило юные неопытные души. И не оставлял их ни на минуту, стараясь успокоить.

Эльмир уже не был так уверен в себе. Но успокаивался, стоило ему только взглянуть на Сатори. Тот боялся не меньше, но упрямо не подавал вида, всё так же приветливо улыбаясь. Они держались вместе, тем самым придавая друг другу уверенности. Эльмир лично следил за всем, а Лис неотрывно помогал ему, чего бы тот ни попросил. И всё же, как предписывал обычай, они не могли быть вместе слишком часто. Им бы не полагалось видеться, но они не могли жить, не видя друг друга слишком долго. Не после всего, что пришлось пережить.

С надеждой в сердце ждал этого дня Сатори. И с нетерпением, которое с каждым днём становилось всё сильней. Ему приходилось каждый день терпеть присутствие посторонних, забывать о своих страхах. И он терпел, ради Эльмира и их будущего. Жутко не любил всю эту суету, но каждый день спокойно переносил её.

С восторгом он разглядывал свадебный наряд на себе. Всё происходящее казалось ему сказочным и невозможным, но Сатори убеждался, что это реальность, чувствуя, как руки мило хихикающих служанок расправляют складки на ткани. И всё любовался, не в силах поверить собственному счастью. Любовался собой в этом немыслимом одеянии, и ощущал себя как в предании незапамятных времен.

Все приготовления были уже почти закончены, и совсем скоро они наконец смогут навечно соединить свои жизни. И оба были счастливы. Эльмир с волнением и нетерпением ждал того дня, и с каждым днём ему было всё радостнее. Тайр видел их влюблённые взгляды, обращённые друг на друга и полные безграничного обожания, и только посмеивался над ними. Они заслуживали счастья, а потому он бы сделал всё возможное, чтобы ничто не помешало им в их стремлении.

Даже в городе, за пределами дворца, чувствовалось всеобщее оживление, чувствовалось приближение большого праздника. Столица окрасилась в серебряно-красные цвета: всюду развевались алые ленты и новые серебристые знамёна Ориентальных Песков с золотым солнцем. Невиданное событие: свадьба главы каганата!

И с каждым днём сладостное предвкушение всё больше брало верх над остальными чувствами. Вечером накануне Эльмир беспокойно метался по дворцу, боясь, что о чём-то забыл, что что-то упустил из виду, что не всё готово. Тайр пытался его успокоить, но он отказывался слушать и всё перепроверял лично. И только убедившись, успокоился.

— Всё будет хорошо, — уверял его Тайр. — Не переживай. Завтра же твой праздник. Тебе больше нечего бояться.

Эльмир старался успокоить себя в его объятиях. А Тайр просто был рядом. Он был немногословен в тот вечер — ведь этот человек умел поддержать и без слов, одним только своим присутствием. Он просто был счастлив: был рад, что у Эльмира наконец всё хорошо. Знал, исполнил свой долг перед Туром.