Раннее утро встречало приветливыми красками занимающегося рассвета. Столица уже не спала. Во дворце людей было кажется даже больше, чем обычно. И все сновали туда-сюда. Всё было давно готово, но ведь всё должно быть безупречно.

Всё это было наиболее волнительным. Тайр поддерживал Эльмира, который не находил себе места в предвкушении. Хоть само торжество ещё только через несколько часов, ему уже не терпелось увидеть своего Лиса. Хотя бы издали, хотя бы мельком. Но нельзя. Приходилось терпеть и изнывать от этого желания.

А Сатори, к удивлению, был спокоен. Он не выдавал ни малейшего переживания, и был как никогда уверен в себе. Будто знал, что всё пройдёт так, как полагается. Он вместе с Эльмиром следил за тем, чтобы это было так. Жалел, что не может его успокоить — перед самим торжеством они не виделись с ним три дня, ни единым взглядом не касались друг друга, не обменивались ни единым словом.

И вот теперь, на заре, начались последние приготовления, завершающие, наиболее важные. Счастливо улыбающиеся служанки окружили Сатори, посмеиваясь, а сам он не отрывал взгляда от только что принесённого ему сложного свадебного наряда, полыхающего красным на фоне бледных стен комнаты, расшитого золотыми и серебряными звёздами, огоньками и солнцами, длинными вьющимися линиями, то прерывающимися, то извивающимися под невообразимым углом. Вначале Сатори переоделся в белоснежную шёлковую нижнюю рубашку без рукавов, достающую до колен, по краям украшенную золотистой бахромой. Он не совсем понимал назначение каждой детали его одежд, но не старался задумываться; он только спросил насчёт этой рубашки, и одна из служанок, что помогали ему, ответила только, что «именно в этом он предстанет перед главой каганата, когда они останутся с первой звездой наедине», а остальные прятали раскрасневшиеся пылающие щёки за рукавами, едва удерживая смех.

Красные, как осенний клён, свободные рукава одежд были вышиты бесчисленными золотыми и серебряными точками, а по краю, обведённому золотой лентой с серебряными солнцами, располагалось множество таких же красных кисточек, на конце каждой из которых крепились круглые тонкие металлические пластинки с попеременно выгравированными на них всё теми же солнцами и звёздами, что при каждом движении издавали приятный медный перезвон. Эта деталь наряда не была пустой выдумкой — она считалась обязательной традиционной частью свадебных одежд в Ориентальных Песках и должна была отпугивать неудачи.

Верхнее одеяние без рукавов скреплял на талии изящный вышитый пояс с золотой пряжкой, изображавшей солнце, и точно такими же кисточками, как на рукавах. И даже это ещё было не всё, хоть над тем, чтобы одеться, Сатори и потратил уже столько времени, весьма терпеливо. Двое из служанок принялись заплетать что-то невообразимое на его отросших почти до лопаток волосах, попутно украшая причёску золотыми и серебряными тонкими длинными лентами и украшениями. Довершала всё это золотая заколка с солнцем, похожая на ту, что носил Эльмир.

Последней деталью наряда стала изящная корона с прикреплённой к ней полупрозрачной, как вуаль, красной накидкой, полностью скрывающей лицо так, что виднелись лишь нечёткие очертания, спереди достающей до груди и отороченной по краю золотой бахромой с мелкими серебряными бусинками, а сзади ниспадающей почти в пол.

Сатори глядел на себя в зеркало и… оттуда на него смотрел совершенно иной Сатори, не тот, каким он сам себя знал. До начала торжества оставалось совсем немного — снаружи слышна была музыка, шум ликующего народа столицы, празднующего настолько значительное событие, и в целом создавалась неописуемо счастливая атмосфера всеобщей беззаботности и праздности. Теперь-то и сам Лис начал немного переживать о том, что что-то может пойти не так, однако он старался успокаивать себя тем, что Эльмир будет рядом с ним. Всегда будет рядом.

Когда пришёл нужный час, те же служанки сопровождали Сатори до главного зала по кратчайшему коридору, освещённому ныне так ярко, как никогда прежде, факелами и красными фонариками с маленькими огоньками внутри. Сатори едва держался на ногах от волнения, но старался сдерживать это чувство глубоко внутри, подходя к массивной двери с резьбой. За ней было шумно, гул сотен голосов эхом отражался от стен, усиливаясь во много раз.

Лис был ослеплён ярким светом тысяч фонариков, который отражался от всех золотых и серебряных украшений, коими полнился зал. На сквозняке трепетали невесомые прозрачные красные занавески и ленты, от цветочных гирлянд исходил лёгкий ненавязчивый аромат, и казалось удивительным, что цветы эти не вяли. Стоило Сатори перешагнуть порог и оказаться в зале, как все смолкли, подняв глаза к нему. На мгновение его сковал страх, но после он увидел в противоположном конце помещения Эльмира, и все волнения оставили его.

Эльмир смотрел на высокую дверь напротив с таким напряжением, какого не испытывал никогда. Дыхание перехватывало, а сердце билось так, словно вот-вот выпрыгнет из груди, стеснённой церемониальным нарядом. Он едва ли сумел устоять на месте, когда дверь распахнулась и оттуда показалась подобно божеству фигурка в красном, вся сияющая серебром и золотом. Лица Сатори он не видел, но был абсолютно уверен, что он улыбается. Тепло, смущённо, сдержанно. Эльмир не видел более никого вокруг, кроме него.

Согласно обычаю, он сделал первый шаг в сторону Лиса. Сатори также ступил к нему. Не сводя взгляда с друг друга, они следовали к центру зала, где высокий свод потолка украшала драгоценная мозаика, изображавшая большое сияющее солнце в середине, а вокруг — картинки самых значительных событий истории Ориентальных Песков. Под самым солнцем они встретились наконец лицом к лицу, не глядя друг на друга, как и предписывается. Эльмир протянул ему руку, и Сатори без колебаний вложил свою ладонь в его. Тайр подошёл к ним, исполняя на данный момент роль, полагающуюся родителю одного из них, и определённым образом связал их руки вместе красной лентой специальным узлом. Лишь после этого они могли взглянуть друг на друга, и в глазах друг друга увидели бесконечную нежность и очарование.

Входная дверь перед ними открылась, и они в сопровождении Тайра и советников каганата отправились к выходу. Долго они пересекали все тропы и переходы, пока наконец не оказались перед единственной постройкой, которую не полагалось украшать к празднику, и которая всем видом своим угнетала. Семейная усыпальница глав каганата. Здесь они остались почти одни, за ними последовал лишь Тайр и один из советников. Эльмир и Сатори преклонили колени на могиле Тура, на лице Тайра лишь на мгновение показалась невосполнимая скорбь, когда взгляд его скользнул по надгробию с табличкой, на которой было искусно выписано имя бывшего главы Ориентальных Песков. Они просили сим обрядом благословения предков, а Тайр и советник были свидетелями заключения брака.

Все обычаи были соблюдены, и все они с невероятным облегчением покинули мрачные стены склепа, выходя вновь к свету солнца, близившегося к зениту. Они возвратились в главный зал, пестреющий лентами, фонариками и переливающимися на свету подвесками. На сей раз встречали их шумно и радостно: со всех сторон слышались поздравления и пожелания счастья и благополучия. Удивительно: пока они завершали все положенные церемонии, посреди главного зала уже накрыли столы. Эльмир и Сатори заняли места во главе, как и полагалось. Именно теперь Эльмир мог поднять покрывало, являя свету лицо Лиса. Сатори был красив, очень красив. Неизмеримо счастливый взгляд только прибавлял красоты его облику. Он был счастлив. Так счастлив, как никогда не был. Он всё оборачивался к Эльмиру, и тот неизменно улыбался ему — в его глазах искрилось счастье.

Это был незабываемый день, точно самый счастливый в их жизни. Они не замечали никого вокруг, никого из той многоголосой толпы снаружи или людей в зале, полностью поглощённые друг другом и своей безграничной радостью. Сердца полнились надеждой и мечтами о том, что будет дальше. Они знали точно — они всегда будут вместе, и только вместе будут счастливы. Всё прочее не имело значения.

Солнце клонилось к закату, однако праздник был в самом разгаре. Огни загорались над столицей, всё вокруг светилось, создавая чудесный вид. Всполохи разноцветных фейерверков расцвечивали небо над дворцом. Тайр с всё тем же советником стояли у окна, негромко переговариваясь о чём-то и обмениваясь шутками. Они ждали первой зори. Закат гас, затухало его пожарище за розовеющими в лучах уходящего солнца городскими стенами. Над землёй в последних его искрах загорелась первая звезда. Та, что исчезает последней с рассветом.

Тайр торжественно объявил, что пришёл час попрощаться с Эльмиром и Сатори и продолжить праздник без них, но в их честь. Их обоих вновь осыпали поздравлениями и пожеланиями каких угодно благ, пока они смущённо обменивались взглядами. Эльмир, недолго думая, подхватил Лиса на руки, как только они оба поднялись и поблагодарили всех присутствующих за то, что они пришли. Тот не сопротивлялся, обхватив его за шею, только посмеялся такой настойчивости.

Вот так — держа Сатори на руках, он и вышел. Эльмир долго следовал всеми коридорами дворца, поднимался по широким лестницам и миновал переходы, добираясь до покоев. Лис всё это время крепко обнимал его за шею, радостно улыбаясь, и временами посмеивался, видя смущение на лице Эльмира.

У настежь открытой двери, украшенной цветами и лентами, их ожидали двое слуг, которые также поздравили их и надели ожерелья из цветов на них. Над проходом легко трепетала аркой прикрепленная красная занавеска с золотым узором на ней. Когда они прошли внутрь, дверь за ними закрыли, и они остались, наконец, одни. Вдвоём.

Покои Эльмира, всегда казавшиеся ему самому каменной клеткой, безжизненной и угнетающей, теперь преобразились к торжеству. Повсюду, где только можно было себе представить, горели свечи, отчего всё вокруг заливало светом даже в этот вечерний час. Всё тем же красным пестрило теперь убранство спальни, золотые и серебристые ленты украшали всё, до чего только можно было дотянуться. А застилающее постель красное покрывало было усыпано мелкими белыми цветками, которые пахли чем-то сладким.

Эльмир осторожно усадил Лиса на край постели, а сам опустился на пол на колени рядом с ним, не выпуская его ладони из своих. Они смотрели друг на друга и не могли оторвать взгляда. В происходящее трудно было поверить, но это было реально. Эльмир глядел в солнечные глаза своего Сатори, с радостью осознавая, что теперь он его законный супруг. Его Сатори, которого он теперь точно никуда не отпустит от себя.

Они молчали. Не было нужды в словах. Не существовало слов, которые подошли бы в этой ситуации. Они были бы лишними, они только помешали бы. Эльмир, с трепетом держа его за руку, целовал тыльную сторону ладони, легко касаясь кожи губами, а Лис только посмеивался. Когда губы легко коснулись выступающей косточке на запястье, Сатори засмеялся и попытался отдёрнуть руку, но Эльмир не отступался. Бледная кожа покрывалась мурашками от щекотки, Лис неудержимо смеялся, а Эльмир просто был счастлив.

Сатори всё же освободил руку и отпихнул его от себя.

— Дурак! — он ощутимо ткнул его в плечо, и теперь Эльмир посмеялся, глядя на взъерошенного Сатори.

Долго ещё они дурачились, от души веселясь. Ведь стало намного легче: больше не было никаких тревог и поводов для беспокойства. Ведь всё хорошо. Эльмир сидел рядом с ним, так близко, что слышал его частое сердцебиение, дыхание и его волнение. Лис бросился в его объятия, прижимаясь к нему. Эльмир был спокоен, Сатори чувствовал это. Чувствовал его уверенность, и ему самому было спокойнее, мгновенно поднявшийся в глубинах души страх утихал, и дрожь оставила его наконец. Теперь отчего-то щёки запылали от необъяснимого стыда, когда взгляд Сатори коснулся лепестков цветов на шёлковом покрывале. Смущение лишь на миг сменилось вновь страхом, когда страшные картинки прошлого пронеслись перед глазами, но потом Лис привёл чувства в порядок. Эльмир рядом, и всё будет хорошо.

Его объятия, его прикосновения были исполнены нежности. На поле боя страшен и беспощаден, наедине с Сатори — бесконечно ласков и терпелив. Лис любил такого его — знающего обо всех его слабостях. Умеющего сделать ему приятно, умеющего подводить его к грани, а потом резко дёргать назад и заставлять мучиться от невыносимого желания. Эльмир знал все его слабости и умело ими пользовался, когда они вновь сливались в своём чувстве. Однако теперь всё было иначе.

Стоящий перед ним, как и должно было быть, в одной лишь красивой нижней рубашке Сатори дрожал, хоть и не хотел показывать страх. Колени и плечи тряслись, казалось, против его воли, и Лис никак не мог взять себя в руки, как ни старался уравновесить испытываемые чувства. На его лице отразилось смятение, когда он понял, что Эльмир смотрит на него, но не так, как мог бы, если б он не боялся — в его взгляде было беспокойство вместо вожделения.

— Сатори, успокойся, — он старался говорить как можно увереннее. — Если ты боишься и не хочешь — не нужно. Этой традицией можно пренебречь, тем более…

— Нет, — Сатори перебил его. Голос его всё ещё дрожал, — я хочу преодолеть свой страх. Эльмир, пожалуйста…

Эльмир всё понял. Он поманил Лиса к себе, и тот, переступив через страх и всё нарастающую дрожь, подошёл к нему. Глава каганата усадил его к себе на колени, ласково обнимая и утешительно поглаживая по обнажённому плечу, отчего кожа под пальцами покрывалась мурашками. Пока Сатори пытался сообразить, как снимаются одежды Эльмира, тот целовал его шею, зарывшись в тёмные волосы пальцами. Лис несколько раз отдёргивал руки от его тела, а потом вновь касался, нерешительно, боязливо. Эльмир улыбался. Он готов был терпеть и ждать хоть целую вечность, если Сатори так будет удобнее. Но ни за что не стал бы будить в нём ещё совсем свежие и не успевшие уснуть окончательно страхи, из-за которых Лис ночи напролёт в истерике рыдал в его объятиях. Всё будет по-другому.

***

Свадьба состоялась. Одиннадцать дней и одиннадцать ночей гуляла столица, отмечая столь знаменательное событие, одиннадцать суток не гасли фонари и не смолкал гул голосов. Эльмир и Сатори, свободные ото всего всё это время, по обычаю посвящали время самим себе. Они почти каждый день выбирались в город, где их встречали сотнями поздравлений и пожеланий счастья и проводили по всем наиболее оживлённым местам. Везде были им рады, и везде было радостно им. Эльмир ни на мгновение не отпускал руку своего теперь уже супруга.

По завершению всех празднований жизнь вновь вернулась в своё прежнее русло. В воздухе ещё витала атмосфера беззаботного счастья и веселья, и все вокруг ещё были на подъёме. Эльмир с какой-то необычайной лёгкостью занимался делами: бумаги разбирались быстрее и собрания отчего-то проходили лучше, а потому проблем стало меньше. Сатори тоже понемногу приобщался к нему, чтобы облегчить его участь своей помощью. Все письма главы каганата теперь писались его рукой — Эльмир признался себе в том, что почерк Сатори всё же лучше его собственного — поэтому Лис писал под его диктовку всё, что следовало отправить кому-либо.

Благодаря его помощи у Эльмира освободилось достаточно времени, поэтому он возобновил свои тренировки, с радостью отмечая, что не растерял навыков. Здесь, в пустыне, практиковаться в управлении песком было заметно проще, чем в Строгнфорде. Песок — повсюду, сколько угодно, больше, чем нужно. Он оттачивал своё мастерство управления песчаными клонами до возможного идеала. Все свои умения он вновь и вновь проверял в поединках с Тайром, однако его опыт всё же брал верх и одолеть его не выходило.

Прямо в разгар одного такого боя его вдруг отвлекли. Когда Эльмир скрестил клинки с мечом Тайра, удерживая его натиск, его вдруг громко позвали. Они разошлись. Тайр вложил меч в ножны с некоторой досадой, а Эльмир обернулся к склонившемуся невдалеке слуге, держащему перед собой свёрнутое письмо.

— Срочное послание главе каганата, — сообщил он, поклонившись ещё ниже, когда Эльмир подошёл.

На перетянутом красной лентой свитке красовалась впечатляющая печать короля Энгвара. Если он написал ему из Стронгфорда самолично, значит, стряслось что-то воистину серьёзное. Эльмир немедля развернул письмо, сломав печать. Со всем полагающимся официозом Энгвар писал ему о том, что на Стронгфорд надвигается серьёзная беда со стороны вулкана в лице обитающих там тёмных существ, и Стражи уже не справляются. Он просил помощи у Эльмира, но уже не как у Стража, а как у главы союзного государства. Это повергло Эльмира в серьёзнейшие раздумья.

Он не хотел возвращаться туда и вновь видеть лица бывших товарищей, и втягивать страну в войну не хотел. Ему хватило той схватки в лесу за лагерь Рея, что стоила немалых жертв. В то же время, отказ грозил враждой в последующем, что было также невыгодно. Они долго совещались с Тайром, и лишь после Эльмир в срочном порядке созвал совет. Большая часть его советников, включая Тайра, настаивали на вмешательстве. Кое-кто высказался против, но Эльмир решил всё же прислушаться к мнению тех, кто предлагал помочь в защите Стронгфорда. Ему не нужны лишние неприятности.

Сатори, едва услышав от него о предстоящем военном походе, не стал возражать. Сказал лишь, что примет любую его волю и отправится с ним или же останется в столице, если он пожелает. Но разве мог Эльмир бросить его одного? Он не настаивал, но и без того знал, что Сатори и сам не захочет отпускать его.

Мнение о Стражах у Сатори было схожее с мнением Эльмира: возвращаться он не слишком хотел. Понимал, что это необходимость, и что ему не избежать лишних расспросов и слов, но уже с дрожью представлял себе, какие выражения приобретут их лица, если они узнают обо всём произошедшем. Утешало то, что Эльмир будет с ним. Поэтому он спокойно принял это известие и решение Эльмира.

Праздничная беззаботность сменилась всё растущим напряжением. Столица Ориентальных Песков вмиг смолкла, в то время как во дворце голоса не утихали ни на миг. Для всех это было, несомненно, сильным поводом для беспокойства. Эльмир молча игнорировал тех, кто высказывал недовольства по этому поводу, пусть и не явно, но подталкивая других к сомнениям. Ориентальные Пески не хотели отправлять своих сынов в самое пекло, не зная, вернётся ли оттуда хоть кто-нибудь. А для Эльмира слишком тяжела была ноша ответственности за чужие жизни. Даже Тайр не мог помочь.

Ответное письмо Эльмир отправил на следующий день, и в тот же день дал распоряжение готовиться дать отпор войскам Архидемона. Немного было тех, в ком горел энтузиазм защищать Доминион ценой своей жизни. Но приказ был принят безропотно. Эльмир окончательно лишился сна.

Ориентальные Пески обыкновенно не вмешивались в дела остальной части Доминиона, потому что столетиями были втянуты в войны на территории обширной пустыни. Несколько лет назад наконец наступила тишина, когда после бегства Саргора и всеобщей неопределённости вся власть временно оказалась в руках Тайра. Ему же и удалось навести порядок за достаточно короткий срок. Тем не менее, Тайр не препятствовал решению теперешнего главы каганата. Напротив: он всегда был убеждён, что зло должно быть истреблено, что эта скверна должна быть вырублена под корень и навечно погребена в человеческой памяти и истории как то, чему нет места в этом мире.

Каждый вечер, когда солнце уже клонилось к закату и становилось заметно прохладнее, он проводил за попытками одолеть Тайра в бою, и у него почти получалось. Тайр признал однажды, что такой поединок измотал его, что Эльмир принял как высшую похвалу. Он добился успехов, и Тайр гордился им. Глядя на удаляющуюся по узкой тропе куда-то в ночную тьму фигуру Эльмира он неизменно видел Тура — они так похожи, что походкой, что манерой держать себя.

***

Подготовка к предстоящей войне заняла не так уж много времени, однако с каждым днём Эльмиру казалось, что он безнадёжно упускает время и что когда он доберётся — будет уже поздно. Мысль об этом не давала покоя: он чувствовал вину за то, что, возможно, уже случилось. Тайр убеждал его в том, что ещё не всё потеряно и пока нет дурных вестей, стоит перестать по пустякам переживать, а Сатори был рядом. Ему становилось легче, но ненадолго. Он вконец понял, насколько тяжела участь того, кому вверены судьбы государства.

В день, когда Эльмир во главе войска покинул городские стены, его провожали сотни взглядов, полных надежды. Тайр и Сатори сопровождали его. Им предстояло пересечь пустыню кратчайшим путём и войти в столицу зла на вулкане, чтобы уже там встретиться со Стражами и армией Энгвара. Подавив в себе все тревожные мысли об этой предстоящей встрече, Эльмир просто следовал вперёд назначенным путём. Его сомнения отразились бы и на его подданных, а потому он никоим образом не показывал их, ведь он должен как правитель более всех быть уверенным в том, что он делает. Он был холоден и спокоен.

Они остановились на привал, когда солнце зашло, а у горизонта показалась расплывающаяся линия гор. Пока ещё далёких настолько, что они казались миражом. Пройти через пустыню можно за три-четыре дня, будучи хорошо подготовленным к переходу и зная местность. Иначе любого путника ждёт неминуемая смерть, самая страшная из возможных здесь: от истощения и жажды под палящими лучами солнца, или же от невыносимого холода на остывшем песке ночью. Эльмиру и его людям на это потребовалось пять дней.

Подъём в горы был ещё труднее. Через четыре дня они наконец оказались у подножия вулкана. Оставалось ещё немного. Здесь чувствовался убийственный жар и запах серы. Казалась немыслимой жизнь в таком месте; однако приспешники Архидемона чувствуют себя наилучшим образом в пылающем городе на самой вершине.

К городским вратам пришлось пробиваться с боем. И то, что предстало перед взором людей, угнетало и повергало в нечеловеческий ужас.