Неделя после возвращения прошла для Тони напряжённо. Одна пресс-конференция чего стоила. Сотни не самых приятных вопросов, порой настолько омерзительных, что приходилось сдерживаться, лишь бы не активировать перчатку. Хотя, возможно, оно того стоило. Всё-таки Тони всегда любил шокировать публику, появляясь эффектно. А что может быть таким же шокирующим, как не встреча с, как все думали, покойником? Хорошо, что за дверьми зала дежурили две бригады медиков.

Впрочем, веселье тогда длилось недолго. Звонок от Пеппер, очень злой Пеппер, потрепал нервы. И снова он оказался виноват, и снова он оказался эгоистом, которому наплевать на всех. Замечательно. Хотя, возможно, рассказать ей и правда стоило, просто Тони, откровенно говоря, струсил. Почему-то именно Пепс признаваться в том, что он теперь живой и невредимый, было сложнее всего. Странно. И, может быть, Тони был немного, пусть и неоправданно, обижен на неё, потому что она ушла именно в тот момент, когда была так нужна.

И всё же он был рад услышать её голос, пусть кричащий и гневный голос, но он наполнил сердце чем-то тёплым и сладким. Он кому-то нужен, он не одинок.

Конечно, это отчасти казалось непонятным. Ведь Роуди был всегда рядом, да и Пеппер до расставания. Но всё равно чувство полного одиночества тенью следовало за спиной, холодило душу страхом, что однажды и они дойдут до точки невозврата, и вот тогда-то точно он останется один на один против мира. И сейчас этот страх словно достиг высшей силы, потому что вот он, стоит на самом краю, ещё немного, и сорвётся вниз, на руины порушенной жизни. А удержаться так сложно, и сил почти не осталось, потому что на одной ярости и жажде доказать всем, что он всё выдержит, не прожить долго. Нужен свет, которого стало так мало и который так далеко, пусть и близко.

Тони чувствовал себя странником в бескрайней пустыне. Он шёл, даже сам не зная, куда именно, потому что кругом лишь песок и раскалённый воздух, наполненный колючими, царапающими песчинками, и ни одного знака, хоть какого-нибудь. Чтобы знать: правильно ли он двигается, в том ли направлении? Или забредает глубже в пустыню? Хотя бы малейший знак, а не сплошные миражи, терзающие разум желанными картинками. Можно было подождать ночи и найти путь по звёздам, но только вот звёзд не было. То ли Тони их не видел, внезапно ослепнув, то ли они все погасли.

А ещё до одури хотелось свежего прохладного воздуха, как после грозы, наполненного свободой и лёгкостью, который поделится силой и поможет переродиться.

После пресс-конференции и разговора с Пеппер последовала нескончаемая череда совещаний, встреч и всего того, что Тони не любил в работе больше всего. Но сейчас отчего-то не было так противно и скучно. Может, дело было в том, что он, уставший от безделья, бросался во всё с головой, лишь бы занять себя чем-то, чем угодно, даже если это совет директоров.

Про мастерскую Тони тоже не забыл и проводил там почти все ночи, доводя до совершенства протезы Роуди. Сам Роуди был рад им, потому что предыдущий вариант немного натирал и спина начинала к концу дня невыносимо болеть, но всё же поругал. Для профилактики. Будто когда-то это помогало.

И вот сейчас Тони, запихивая желание остаться дома и никуда не вылезать из мастерской поглубже, направлялся на базу. Не хотелось. Ходить по тем коридорам, видеть те стены, агентов, а тем более одну знакомую команду героев.

Тони хмыкнул, крепче сжимая рулевое колесо, и включил музыку. Надо просто отвлечься. К тому же он туда едет ненадолго. Да и, насколько было известно, команда сейчас на задании. Так что шансов столкнуться с ними мало, вот и незачем переживать. И вообще, почему он должен нервничать? В конце концов, его совесть чиста. Ну почти. По крайней мере, в этой ситуации точно.

Успокаивая себя, он подъехал к месту назначения, припарковал машину и оказался внутри. Охранник у входа приветственно кивнул, искренне улыбаясь, и Тони не смог не улыбнуться в ответ. Простая вежливость, бытовая мелочь, но уже приятно. Как всё-таки обычная улыбка незнакомого человека способна поднять настроение.

Тони, оповестив Росса о прибытии, прямиком направился на этаж научного отдела, решая после того, как покончит с делами, зайти к Роуди.

Честно говоря, Тони не совсем понимал, что тот делает здесь каждый день. Бумажками ведь и дома можно заниматься. Но, наверное, Джеймс просто не хотел чувствовать себя не у дел. Оно и понятно: столько лет служить стране, быть на передовой, а потом внезапно оказаться за бортом… А так, пусть и бумажки, пусть и мелкая глупая работа, но нет чувства отрешённости от мира.

Выйдя из лифта на нужном этаже, Тони заметил Росса, направляющегося к нему, наверное, объяснить, что, собственно, требуется и ради чего его выдернули из дома.

Рукопожатие, сухое приветствие и ничего лишнего. Этим по какой-то странной причине Росс привлекал Тони. Человек дела, военный до мозга костей. И он точно не будет слащаво и притворно улыбаться, чтобы расположить кого-то к себе, не ожидая этих действий в свою сторону. Сугубо деловой подход.

Они оказались в просторном светлом помещении, где компьютеров стояло больше, чем в магазинах техники. Росс рассказал о насущной проблеме, связанной с группой радикалов-террористов, грозящих разобраться с «супергероями». Во время речи Тони ощущал странное чувство, словно задели лично его, грозились его стереть с лица земли. А ведь он на конференции заявил, что Железный Человек вышел на пенсию и вернётся в строй, лишь если над миром нависнет угроза вроде атаки пришельцев или восстания машин. Что касается всего остального, то пусть разбираются как-нибудь без него, не маленькие.

А теперь, оказывается, не так уж он и отошёл от дел, если задевает внутри.

И, когда Росс ушёл, Тони принялся копаться в куче информационного мусора, стараясь найти хоть какую-то ниточку, которая поможет с раскрытием и поимкой этих преступников.

<center>***</center>

Джет качнуло при приземлении, и Стив несильно ударился затылком о спинку сидения, открывая глаза. Усталость пригвоздила к месту, что еле нашлись силы отстегнуться и подняться. Не то чтобы он и впрямь так сильно устал: задание было не очень сложным, но изнутри всё оказалось раздавлено и сплющено, выпотрошено. Ничего словно не осталось, кроме тяжести.

И постоянного страха встретиться с Тони. Но в то же время хотелось видеть его, слышать, ощущать присутствие рядом. Такая полярность разрывала пополам, смешиваясь с виной и желанием исправить если не всё, то хотя бы то, что можно исправить. Попросить прощения, просто извиниться. Вот только это казалось таким нелепым, и слов не находилось. Ну не сказать же: «Прости, что не рассказал про родителей и убил тебя, Тони. Я был идиотом. Может, выпьем кофе?»

Боже. То ли смеяться, то ли плакать. А ведь надо было извиниться. Потому что… потому что иначе никак. Иначе нельзя.

Может быть, написать письмо? Хотя Тони его может и не прочитать, скорее всего, так и будет. Он просто порвёт его, или пустит в шредер, или сожжёт. Да и трусливо.

И Стив правда боялся. Что оттолкнут, посчитают это попыткой успокоить совесть или просто не станут слушать.

В сердце словно всё оцепенело, словно его парализовало, оставляя в застывшем мире. И только мысли в голове продолжали хаотично и быстро мелькать, меняясь и трансформируясь ежесекундно, приводя к чему-то новому и не менее болезненному, чем прежде. Сводящему с ума, лишающему трезвости, ясности, застилающему глаза мутной белёсой плёнкой. Изнутри сковывало панцирем, но не защищало, только корочкой пробирающего в самую глубь льда покрывало, обжигало до самых костей.

Не сломать лёд, самому в одиночку не под силу. А он всё нарастал и нарастал, причиняя изо дня в день всё больше боли. По кругу, по разворачивающейся, расширяющейся спирали из колючей проволоки. Она царапала в кровь, отравляла ржавчиной, оставляя воспалённые глубокие раны, полные гноя и яда. Их бы очистить, зашить и заклеить, но так глубоко не пробраться. И оставалось только терпеть и надеяться, что сывороткой залечится. А даже если и залечится, то не бесследно. Шрамами останется и будет тянуть и нарывать всегда.

От горячей воды и мыла царапинки неприятно пощипывало. Стив тёр их сильнее, пытаясь болью вытеснить всё остальное, что донимало, лишая покоя. Боль теперь была единственным, что помогало. Больше ничего не ощущалось. Он забыл, когда последний раз улыбался или смеялся. Это, казалось, было в прошлой жизни, когда-то так давно, что не достать из-под укрытых снегами воспоминаний.

Выйдя из душа и одевшись, Стив пошёл на кухню. Сон всё равно не придёт, так что он планировал поесть и снова просмотреть все документы по поводу тех террористов. А ближе к вечеру присутствовать на допросе тех, кого сегодня удалось схватить. Да, они пешки, но даже пешки могут знать что-то, что сможет помочь.

Учуяв запах кофе ещё в конце коридора, Стив чуть ускорил шаг, ведомый чувством голода. Но он сразу пропал, стоило увидеть Тони.

Сбегать было бы глупо и смешно, хоть и очень хотелось. Почему он здесь? Вряд ли он пришёл поговорить или просто проведать их, если только Вижена. Но Тони бы, скорее, предпочёл встречу на своей территории или где-нибудь ещё, только не здесь.

Стив не знал, стоило ли поздороваться или сказать хоть что-нибудь, но Тони, посмотрев на него лишь мельком, повернулся к Роуди и продолжил что-то обсуждать с ним. Что ж, значит, не стоило и пытаться заводить разговор. Может, так и лучше. Сейчас пока ещё слишком рано ворошить больное. Это для Стива прошло достаточно времени, впрочем, как оказалось, и этого недостаточно, а для Тони совсем мало. Когда-нибудь позже, когда Стив наберётся смелости и возьмёт себя в руки.

Ещё через пару минут в комнату вошли Сэм и Ванда с Виженом, и стало легче. Вижен единственный поприветствовал Тони и присоединился к его с Роуди разговору. Ванда взяла чашку какао и пачку печенья и направилась к себе. А Сэм и Стив остались за столом.

Всё шло относительно спокойно, хоть напряжённость и висела грозовой тучей, пока Тони не уронил на пол кружку и не согнулся пополам.

— Тони? — Роуди схватил его за плечи и немного тряхнул. — Ты чего?

Тони не отвечал, только тяжело и через силу дышал, сжимая кулаки будто от сильной боли, зажмуриваясь и пытаясь сжаться в клубок. Роуди и Вижен встали с дивана, укладывая его. Вижен подложил под его голову подушку и убрал упавшую кружку, пока Роуди пытался узнать, что происходит.

— Ну же, не молчи, приятель, — он присел на край, поворачивая голову Тони к себе и заставляя посмотреть в глаза. — Это сыворотка? Ты забыл сделать укол, да? — Тони качнул головой, крупно дрожа. — Где она? Я принесу.

— В машине.

Джеймс кивнул и поднялся, но Вижен положил руку ему на плечо:

— Я справлюсь быстрее, скажите, что именно нужно принести.

Роуди описал сумку и, как только Вижен скрылся за стеной, ведущей прямо к выходу, снова присел рядом с Тони.

— Как ты мог забыть? У тебя ведь таймер.

— Я… не забыл, хотел узнать… что будет, — голос Тони совсем ослаб, а сам он побледнел. Роуди коснулся его руки, разрываясь между желанием отругать и помочь. Рука Тони оказалась холодной, почти ледяной, хотя в комнате было довольно тепло.

— Мы это ещё обсудим, — Джеймс укрыл его пледом с кресла, — а пока потерпи, Вижен скоро вернётся.

Тот и правда вернулся через несколько секунд с синей сумкой в руках. Роуди быстро вынул всё необходимое и, уняв дрожь в ладонях, сделал инъекцию, а после, бросив всё на стол, снова оказался рядом с Тони, внимательно наблюдая за его состоянием.

Стив, как и Сэм, не понимающий, что происходит, стоял недалеко от дивана. Тони болен? И что за сыворотка?

Он порывался подойти ближе, помочь, если потребуется, но словно что-то останавливало, ограждая невидимой стеной. Растерянность и тревога заставляли сердце сильно ударяться о рёбра. Заметив, как Вижен берёт сумку и направляется к двери, намереваясь, наверное, отнести её обратно в машину, он сбросил оцепенение, пошёл за ним и, выйдя из комнаты, окликнул его. Вижен повернулся, смотря с недоумением.

— Что… это было? Почему? Что с ним?

Ещё несколько секунд Вижен смотрел проницательно, словно решал, стоит ли говорить. Стив понимал, что наверняка Тони если и рассказал ему всё, то просил молчать. А возможно, и сам Вижен не хотел говорить о таком личном для Тони ему, Стиву. Были причины, и судить за это неправильно. Но надо было узнать, что случилось. Не просто любопытство, что-то другое, необъяснимое, сложное для понимания. Тревога? Беспокойство? Странное, болезненное порождение заботы? Не понять. Но оно изнутри распирало, как будто жизнь от этого зависела.

— Мистеру Старку необходимы эти инъекции, чтобы поддерживать организм в жизнеспособном состоянии. Это всё, что я могу сказать, — после Вижен развернулся и пошёл в сторону лифта.

Поддерживать? Жизнеспособном? То есть без них Тони не сможет… жить?

Стив привалился к стене, успокаивая сорвавшееся дыхание. Он ведь и правда думал, что это самое «оживление» прошло бесследно, что Тони теперь будет просто жить, как и раньше. Почему-то даже мысли никакой не возникло, что могут быть физические последствия. Он принял это как данность, думая, что из всех последствий у него — терзающая вина, а у Тони — злость. И с этим ещё можно было справиться, найти выход и решение, но, когда к этому прибавилось осознание, что теперь Тони вынужден бороться за жизнь, начало казаться, что решения просто нет. И не будет.

Это что-то иррациональное, неправильное. Вся жизнь неправильная. Почему именно Тони? Он не заслужил такого и всё же расплачивается за чужие ошибки.

Стив сполз по стене на пол и спрятал лицо в ладонях. Теперь точно не вымолить прощения.