Идти по коридорам и видеть удивлённые и ошарашенные взгляды агентов было забавно. Их вытянутые бледные лица вызывали улыбку и рождали в глубине души азарт и детское желание позабавиться. Несколько совсем молодых ребят, которые, скорее всего, только начали тут работать, даже перекрестились. Приподнятое настроение, упавшее после встречи с «командой» ниже некуда, снова начало подниматься. Уже неплохо.

Стоя у машины и дожидаясь Роуди, Тони глубоко вдыхал свежий воздух, которого был лишён всё это время, и любовался видами начинающего редеть леса. Он никогда и не думал, что будет так скучать по природе, простору и солнечным лучам, пусть даже и осенним, едва греющим, радоваться простым мелочам жизни. Удивительно, как может измениться человек за такой короткий промежуток времени. Хотя, наверное, это просто два месяца неволи сказывались. Пройдёт неделя-другая «на свободе», и всё вернётся на круги своя. По крайней мере, Тони очень надеялся, но разум твердил, что уже ничего не будет как прежде. Не теперь, не после случившегося.

За стеклянной дверью стал заметен силуэт Роуди, он медленно, но ровно и чётко шагал к выходу.

В сердце кольнуло. По возвращении домой нужно будет сразу заняться новыми протезами. Джеймс такой порыв вряд ли одобрит: только выписаться и сразу за работу, но руки так и чесались скорее взяться за дело, а голова, казалось, взорвётся. И пусть последний месяц Тони проводил за умственной работой, изобретая новое и дополняя старое, это не то, всё это не идёт ни в какое сравнение с физическим трудом.

Роуди оказался рядом, и Тони открыл ему дверцу машины, после садясь на водительское место.

— Быстро ты, я думал, Росс тебя там продержит гораздо дольше, — Роуди пристегнулся, на что Тони закатил глаза, и вытянул ноги, еле слышно выдыхая с облегчением.

— Ну, мы с ним взрослые люди, поняли друг друга и решили не тянуть кота за… — Тони усмехнулся на немного осуждающий взгляд Роуди, — хвост. За хвост.

— И на чём же вы разошлись, взрослые люди?

— Периодические технические консультации и никакой полевой работы, — Тони завёл машину и мягко тронулся, выруливая с парковки на дорогу. — Честно говоря, я бы предпочёл, чтобы меня вообще оставили в покое, но это же Росс. Проще согласиться.

Роуди, конечно, не поверил, и Тони знал об этом, но признаваться вслух, что согласился только из-за того, что в какой-то степени чувствовал себя обязанным этому человеку, не собирался. Этого ещё не хватало. Да и благодарить пока особо не за что. Он, может, и живой, но вот надолго ли? Взгляд нервно и коротко метнулся на зеркало заднего вида, хоть там и не отражались пассажирские сидения с небольшой синей сумкой на них. Тони мотнул головой, сосредоточившись на дороге. Он ещё успеет подумать об этом.

— Какие планы? — перевёл тему Роуди, смотря на поток машин спешащих на работу людей. Мысленно Тони поблагодарил его за это.

— Помимо душа, нормальной еды и сна на моей замечательной кровати? — он закатил глаза от одних только мыслей об этом, ощущая, как в груди щекочет от возвращения домой. — Надо устроить пресс-релиз для начала. А потом посмотрим.

Разговор перетёк в обсуждение дел в СтаркИн. Так было проще. Рано пока ещё трогать больное. Будет ли вообще для этого время, Тони не знал. Возможно, выговориться о терзающем душу — это и полезно, но он не был таким человеком. Позволить кому-то увидеть себя изнутри, раскрыться, поделиться и поплакаться в жилетку… Нет. Пусть даже это и Роуди. И дело не в доверии, просто, наверное, уже вошло в привычку закрыться наглухо и вариться, изъедать себя мыслями, порой глупыми и нелепыми, чаще всего, если уж говорить начистоту.

Довезя Роуди до его дома, Тони поехал в Башню. ПЯТНИЦА вчера подготовила всё к приезду, а сейчас ещё и заказала еды из итальянского ресторанчика, которую вот-вот должны были доставить. В животе заурчало, а во рту собралась слюна. После той еды, которую ему давали, даже хот-дог из уличной палатки показался бы манной небесной.

Пару минут Тони колебался, оставить машину на улице и зайти через парадный вход или заехать в гараж и оттуда подняться на жилой этаж на личном лифте. И хотя первый вариант был эффектнее, выбрал он второй: пожилого консьержа мог и удар хватить.

Уже в лифте, поздоровавшись с ПЯТНИЦЕЙ, он позволил себе опереться о стену и отпустить себя. Ноги сразу как-то подкосились, а плечи поникли. Наконец-то покой и тишина. Никаких пищащих приборов, вечно снующих медсестёр с врачами и камер, которые неустанно наблюдали через стеклянные глаза. В Башне тоже на каждом углу они были напичканы, но это другое. Тут только ПЯТНИЦА, а не толпа медиков.

Возможно, такое одиночество сейчас было не самой лучшей идеей, но его хотелось. Безумно просто. Закрыться ото всех, спрятаться в панцирь и не вылезать. Никогда.

Как только дверцы лифта разъехались, Тони направился в ванную. К чёрту еду, сейчас душ, высокотехнологичный, набитый всякими ненужными примочками, а не тот ужасный, который был в его распоряжении два месяца.

Горячая вода расслабила мышцы, тяжёлый влажный воздух наполнял лёгкие, словно патока, растекаясь по гортани. Покрасневшую кожу покалывало, а в висках пульсировало, отдавая в кончики пальцев. Но самым приятным было отсутствие мыслей, только томная и глухая пустота в голове.

Когда дышать стало всё сложнее и начало казаться, что ещё немного и он сварится, Тони вылез из кабинки и, вытеревшись и повязав полотенце, подошёл к тумбе с раковиной и зеркалом.

От горячей воды шрам стал совсем ярким, рассекая тёмно-красной линией шею. Рука непроизвольно потянулась вверх, пальцы прошлись по всей длине, ощупывая каждую неровность и немного надавливая, пробежались по небольшим ямкам, оставшимся от стежков.

Шрамы украшают мужчину, да?

Тони фыркнул и криво улыбнулся. Он и до этого считал себя каким-то уродом. Сначала из-за реактора в груди, потом из-за дыры и жутких шрамов, оставшихся после операции. Теперь ещё и это.

Нет, сейчас во сто крат хуже. Смотря раньше на реактор, Тони вспоминал не плен, как ни странно, а первый костюм, первый полёт. И только потом накатывали воспоминания про Оби и Афганистан, страх, темнота, боль потери, боль предательства. Но сначала были восторг полёта, свобода и лёгкость.

А этот шрам… Горечь, пустота, бессилие. Чувство собственной никчёмности, ненужности. Вспышками гнев и ярость в голубых глазах, направленные на него. Сильные удары. Холод и снег. Вкус крови на языке. Занесённый над головой щит. Ослепляющая боль, а после — мрак.

Пальцы вцепились в края раковины от невыносимой тяжести за грудиной.

Он не святой, но разве заслужил такого? Или и правда настолько ужасный человек? Неужели настолько?

Тони понимал, что, возможно, был неправ. Нет, без «возможно». Но чтобы вот так расплачиваться? 

Как говорят? Жизнь посылает только те испытания, которые человек в силах выдержать? Это вряд ли. Он-то не выдержал. Потому что порой проскакивала мысль, что зря Росс затеял это воскрешение. Может, умирать и не хотелось, но и жить так, как сейчас, тоже не хотелось. Лезть в петлю или пускать пулю в лоб — нет, не дождутся. Но он уже обрёл покой, а сейчас его снова выбросили в этот котёл из боли. Надоело. Каждый день отчаянно искать в себе силы справляться, держаться, не поддаваться всему, что изнутри гложет и распирает. Смотреть на мир и искать что-то светлое и хорошее, отдавая себя без остатка, а находить лишь презрение и обвинения. Эгоист. Циник. Самовлюблённый. Заносчивый. Гнилой.

Надоело жить для кого-то и стараться для кого-то, кто даже и не замечает этого, лишь осуждает, говоря: «Ты думаешь только о себе, Тони».

Разве хоть раз он сделал что-то для себя за всю жизнь?

Он не святой, но и не тот кусок дерьма, каким его все привыкли считать. И до сих пор считают. Даже сейчас, вернувшись с того света, он услышал лишь упрёк. К чёрту всех.

Технические консультации? Прекрасно. Но он больше ни на метр не приблизится к тем, кого считал друзьями. И тем более к славному и правильному капитану, который и ударил больнее, чем кто-либо. Не когда убил, нет. Этого, откровенно говоря, Тони и не осознавал до конца — своей смерти. Для него это было похоже на долгий сон, забытье. Словно получил тогда в Сибири удар по голове, а очнулся лишь спустя почти месяц.

Когда расколол то, что Тони считал семьёй. Когда выбрал прошлое и даже не попытался спасти настоящее. Когда сокрыл правду.

Так что он отныне не существует для капитана. Даже если тот и приползёт просить прощения, Тони не посмотрит в его сторону. Не обязан. И пусть капитан хоть пропадом пропадёт из-за этого. Тони умер от его рук, хватит с него.

Часы пиликнули напоминанием. Это помогло успокоиться и взять себя в руки.

Быстро одевшись, Тони пошёл в комнату, где оставил сумку. Вынул оттуда шприц, жгут, дезинфицирующую салфетку и маленькую ампулу, мутная густоватая жидкость внутри которой словно мерцала на свету, стоило немного потрясти. Чёткими привычными движениями он наполнил шприц, повязал жгут, обработал кожу салфеткой, поработал кулаком и, сжав ладонь, ввёл жидкость в вену. После привёл себя в порядок и выбросил мусор, снова ставя на часах таймер на двенадцать часов.

Это длилось постоянно с тех пор, как Тони очнулся. Каждые двенадцать часов инъекция. Что будет без этого, он не знал, а узнать ему возможности не предоставляли: риски были велики.

Когда Тони окончательно пришёл в себя, доктора рассказали, что им пришлось сделать ради его оживления. Изменённый Экстремис. По заверениям тех же докторов, без ужасных побочек. Никаких галлюцинаций, помутнения рассудка, сумасшествия, агрессии и всех прочих прелестей оригинального вируса. Только положительный эффект.

И всё было бы прекрасно, если бы не одно но. На Тони он не работал, точнее, не работал должным образом. Как и было ожидаемо, вирус «включил» организм заново, запустил регенеративные процессы. Сердце забилось снова, кровь циркулировала по сосудам, клетки начали делиться, образуя новые, а спустя двенадцать с небольшим часов процесс начал замедляться, причём стремительно.

Чем это было вызвано, никто объяснить не смог. То ли особенностями организма Тони, то ли особенностями именно этой версии вируса. Но найти способ, как заставить вирус «работать» на полную, так и не удалось, пока, по крайней мере. Поэтому приходилось вводить его, лишь бы поддерживать тело в функционирующем состоянии.

Это казалось каким-то сюрреализмом, дурным сном или, скорее, кислотным трипом. Уж лучше бы и правда обкачался. И это словно подтверждало, что он урод, вырождение, неправильный, испорченный. Даже если какой-то супервирус, превращающий людей в сверхлюдей-полукиборгов, на него не действовал. Не то чтобы хотелось стать таким, но чёрт возьми, что с ним не так?

Есть перехотелось. Даже сумасшедший запах лазаньи, ризотто и панна-котта не смогли вернуть аппетит. Спать, хотя бы часок-другой, а потом протезы для Роуди.

Хватит насиловать себе мозг, достаточно было и этих двух месяцев. Теперь он дома, а всё дерьмо пусть останется в бежевых стенах палаты.