Каменная крошка и пыль, висящие в воздухе, не давали дышать, наполняя лёгкие противным запахом бетона. Глаза слезились, пытаясь очиститься от мусора, во рту и глотке пересохло, а на зубах мерзко скрипело. Откашляться не получалось, лёгкие горели и грозились лопнуть от перенапряжения.

Прикрыв рот ладонями и дыша только носом, Стив стал пережидать, пока пыль более-менее осядет, чтобы можно было рассмотреть хоть что-то.

Паника накатила внезапно. Стоило только восстановить дыхание и сердечный ритм, успокоиться, как тревога за Тони заставила сердце снова зайтись в бешеном темпе.

Стив пытался разглядеть свечение реактора сквозь плотную завесу пыли. Ничего. Абсолютная темнота, плотная, почти осязаемая, словно колеблющаяся от каждого движения.

На ощупь, всё ещё прикрывая рот одной ладонью, Стив шаг за шагом двигался к тому месту, где должен был находиться Тони. Передвигаясь практически по миллиметру вперёд, ступнёй расчищая путь от камешков и кусков бетона, он не переставал звать его. Спустя несколько секунд чуть поодаль от него раздался приглушённый стон и послышался скрежет металла о пол, шорох и лязг. Ещё позже тихое и глухое, похоже, из-за закрытого шлема, бормотание. Неприличное.

Облегчённо выдохнув, Стив ещё раз, уже громче, позвал Тони.

— Да здесь я, здесь. — Всё ещё ничего не различая, Стив приблизился к нему. — Куда я денусь-то? — ворчливо продолжал отвечать Тони. Раздалось кряхтение, парочка нецензурных слов и заковыристых выражений, от которых Стив невольно улыбнулся.

— Тони, ты цел?

— Да, кажется. Ох ты ж… — По помещению эхом разнесло звук падающих и катящихся камней. — Броня из строя вышла. Наверное, какое-то электромагнитное оружие, — Тони громко вздохнул и, судя по грохоту, грузно осел на пол. Спустя секунд пять что-то щёлкнуло, а после с привычным звуком костюм начал распадаться. — Вот так лучше, — уже звонче и чётче прозвучал голос Тони, который, похоже, выбрался из брони. — Только не видно ни хрена, дьявол.

Стив стоял молча, не зная, что сказать. В том, что они теперь под завалом, частично был виноват он. Ведомый вперёд ослепляющим желанием найти скорее Сэма, не расслышал предостережения Тони, забыл про осмотрительность, осторожность и снова подвёл, подверг опасности. Ведь никто понятия не имеет, куда именно они отправились. Даже Наташа не знала координат, хотя бы примерных. Да и команда сейчас занята. Так что неизвестно, когда их начнут искать.

— У тебя нож есть? Или что-нибудь острое? — спросил Тони, отрывая Стива от очередного раунда самоистязаний и обвинений. Как глупо. Не об этом сейчас надо было думать, а о том, как выбраться отсюда. Качнув головой, решая после посокрушаться от собственной никчёмности, Стив отстегнул нож с чехлом от ремня и слепо протянул вперёд.

Кое-как передав нож Тони, он попытался связаться хоть с кем-нибудь через коммуникатор, надеясь на чудо.

Чуда, ожидаемо, не произошло. Устройство было теперь бесполезным куском пластика.

Тони громко выругался, и через несколько мгновений реактор заработал. Света было, конечно, мало, но это уже что-то.

— Ты ведь сказал, что броня вышла из строя, — подходя ближе, инстинктивно потянувшись к источнику света, спросил Стив. Тони какое-то время молчал, продолжая ковыряться с реактором. От его пальцев, иногда перекрывающих голубоватое свечение, на стене рядом появлялись завораживающие тени, которые становились всё чётче из-за усиливающейся яркости.

— Броня и вышла, — соединив кое-какие проводки и закрыв корпус реактора, буркнул Тони и громко прокашлялся: пыль всё ещё не до конца осела. — Но реактор работает за счёт реакции деления, поэтому… — он поставил реактор на место, с кряхтением поднялся, осматриваясь по сторонам, и тяжело вздохнул: — Вот и спасли Уилсона. — Потом громко чихнул. — Ну и что теперь, Капитан?

Стив ощутил на себе колючий, прожигающий взгляд, поднял голову и встретился с глазами Тони. Сейчас, в полутьме, они казались чёрными дырами, из которых так и сквозило осуждением и порицанием. Недовольство и холод окутывали Тони, словно кокон, он весь был собран, напряжён, готовый вот-вот наброситься и растерзать на куски. Тони это умел, умел словами бить сильно и точно, под самый-самый дых, по больному и гложущему, растоптать, сровнять с землёй. А Стив ждал этого, давно уже: наивно было бы полагать, что Тони нечего сказать. Ему всегда есть что сказать.

— Будем молчать? Прекрасно, — Тони пнул камень под ногой и отвернулся. Стив немедленно сделал шаг к нему и замер в нерешительности, не в силах подойти ближе. Вряд ли бы Тони ударил, да даже если бы и ударил… Но что-то останавливало, хотя так хотелось ощутить тепло…

— Прости, это моя вина. Я должен был быть осторожнее и… Не стоило тебя втягивать в это… — Тони хмыкнул и резко обернулся. Глаза были сощурены, между бровей появилась складка. Он покачал головой и гневно выплюнул:

— Да, твоя.

Стив невольно содрогнулся от едких и жалящих слов и чуть отшатнулся, будто неведомая сила, выплеснувшаяся из глубины души Тони, оттолкнула. Сердце больно кольнуло. Стив понимал, что заслужил, но от этого не стало менее болезненно слышать эти слова.

Он осознал, что продолжает смотреть в глаза напротив, словно заворожённый, и не может отвести взгляд. Там, в чужих глазах, было всё: боль, обида, злость, ярость, ненависть и в то же время какая-то тоска, сожаление и усталость. Они не отпускали ни на миг, заставляли пропустить их через себя, окунуться с головой, захлебнуться.

Стереть бы это всё, заставить наполниться радостью, счастьем, восторгом и азартом, жизнью и искрящейся энергией, как прежде.

Стив открывал рот, глотал воздух, ища слова в ответ. Чувство необходимости заполнить пустоту, избавиться от молчания давило на плечи, хотелось сжаться, уйти от взгляда прямо внутрь, изучающего будто с насмешкой, как жучка на булавке под лупой.

Он глубоко вздохнул, высоко поднимая плечи, и собирался снова извиниться, за всё, а не только за сегодняшнее, но Тони зажмурился и сгорбился, сжимая руки в кулаки, его дыхание стало надломленным и тяжёлым.

— Тони?.. — Стив оказался рядом моментально, положил руки ему на плечи, поддерживая, и не знал, что делать. В памяти сразу же всплыла картинка того приступа на общей кухне… Сердце зашлось тревогой, дышать удавалось через раз, глаза бегали по лицу, шее Тони, а пальцы едва получалось не сжимать крепче, чтобы не оставить синяков и не сделать больно. — Ну же, Тони… не молчи, прошу.

— Да пошёл ты… — Тони скинул его ладони, толкнул в грудь, шатаясь подошёл к стене и упёрся в неё руками, низко склонив голову и сгорбившись. Через некоторое время, относительно восстановив дыхание, он опёрся спиной о стену и съехал по ней на пол, стукнувшись затылком.

Стив захлебнулся вдохом, ладони в местах прикосновения горели, и он сжал их.

— Тони, — тихо, почти шёпотом начал Стив, подходя к нему и садясь на корточки рядом, — прошу, позволь помочь. Прошу…

Тони, открыв глаза, смотрел в пустоту перед собой, со свистом выдыхая через раз, и устало качнул головой:

— Контейнер с ампулой в джете. Если ты не умеешь телепортироваться, то… — он чуть ли не пополам сложился и негромко застонал, прокусив губу. Стив, ещё не до конца осознав слова, придвинулся ближе и сел на пол, накрыв ладонь Тони. Кончики пальцев были ледяными.

Сколько времени у них есть, Стив понятия не имел, но едва ли час. Возможно, речь шла о минутах. А они под завалом. И никто понятия не имел, где именно.

— Тебе, наверное, лучше лечь? Или… нет, пол холодный, — Стив притянул несопротивляющегося Тони к себе. Стараясь на зацикливаться на том, что Тони так ослаб, раз даже не пытается оттолкнуть или что-нибудь сказать, он чуть повернулся, чтобы оказаться лицом к нему, а не боком, и обнял.

— Ты же понимаешь… — дыхание опалило левое плечо, и Стив ощутил, что кончик носа у Тони тоже холодный. — Это тебе с рук… не сойдёт, — прохрипел Тони немного жёстко. Он крупно дрожал, и периодически судорогой сводило какую-то часть тела.

— Если захочешь, можешь потом меня избить, — понизил до едва различимого шёпота голос Стив, одной рукой находя ладони Тони и устраивая их между животами. — Хоть что можешь делать. Всё что угодно, — он прикрыл глаза и крепко сожмурил веки, находя глубоко внутри силы удержать себя в руках и не задрожать. Он едва дышал, боясь неаккуратным движением разрушить эту атмосферу, пытался подобрать слова такие, чтобы Тони не закрылся, а выслушал как тогда, в мастерской, понимая, что сейчас самое время. И не потому, что Тони сбежать некуда, а просто пора. — Я заслуживаю всего, что ты со мной сделаешь. Моя жизнь теперь не моя, а твоя. И тебе решать, как ей распоряжаться. Если это поможет тебе обрести спокойствие, поможет привести свою жизнь в порядок, то как я могу не согласиться? Тони, я виноват перед тобой, и эта вина… неискупима. Я знаю, потому что такое не исправить ничем. Даже если бы ты не помнил, помнил бы я. И… я просто… Боже, Тони, я ведь убил тебя… Я убил тебя. Мои руки были в твоей крови. До сих пор я просыпаюсь ночами с этим ощущением. Но пусть, ладно, это неважно. Я просто хочу, чтобы ты не мучился кошмарами, чтобы ты не… мучился… Так хочется отмотать назад, вернуться в прошлое, чтобы ты снова стал… счастлив?.. Если ты был там счастлив. Но не могу. Никто не сможет. Так что если это тебе поможет, то можешь делать со мной всё. Главное, чтобы тебе стало легче.

В груди громко бухало, и звук, казалось, расходился по помещению грохотом, повторяясь снова и снова. Тони молчал, никак не реагируя на слова, и Стив подумал было, что тот их мог не расслышать, потеряв сознание, и чуть отстранился. Но Тони был в порядке, если можно было так сказать. Он смотрел куда-то сквозь Стива, моргая по-совиному, и выглядел практически так же, как и вылезая из мастерской после очередного трёхдневного загула: сонный, едва стоящий на ногах. Он тогда мог провалиться в сон где угодно. Стив вспомнил, как Тони как-то раз заснул у холодильника, головой упёршись в дверцу, привычно сжимая в руке чашку кофе.

Внезапно он посмотрел в глаза, но уже без колкости, а понимающе, что ли? Тоскливо и вымученно.

— Мы тогда оба были… как дикие звери, — Тони отвёл взгляд в сторону и покачал головой. — Если бы ты… Я бы, наверное, сам тебя убил. А потом и… Барнса. — Стив поражённо слушал и смотрел, как двигаются губы Тони, как его трясёт. Он хорошо помнил свою ярость, сносящую все рамки, желание остановить любой ценой. Но даже знание, что и Тони был ослеплён теми же чувствами, не принесло облегчения и успокоения. В итоге всё-таки не он совершил тот ужасный поступок. — Так что… мы оба облажались. Да и потом… я ведь живой сейчас? Типа того… Я… чёрт, сам не верю, но не злюсь за то, что ты… убил меня. Я — нет. Это только на твоей совести. Поэтому хватит тут… распинаться.

Тяжесть с души не ушла. И пусть Тони не винит, не ненавидит за это, он прав: совесть Стива не успокоилась. Пока он сам не сможет сжиться, принять и… Отпустить? Но проблема в том, что Стив не хотел отпускать, забыть, на что способен. Да и на сердце уже горело клеймо…

— Но я не только в этом виноват перед тобой. Во многом другом, не менее важном и… Я не рассказал о родителях. — Сквозь зубы Тони прошипел: «Заткнись», но Стив уже не мог остановиться. Тони должен знать, что и это не отпускает, что и за это на душе мерзко. — Если бы я рассказал, ничего бы этого не произошло. Если бы я прислушался к тебе тогда, по поводу Соглашения. Если бы я доверился тебе. Если бы я думал головой, а не пытался спасти Баки, наплевав на целый мир, расколов нас, команду.

Тони не прекращая повторял: «Заткнись» — и ещё крепче сжимал кулаки, раскачиваясь взад-вперёд. В груди кипело и разъедало, как кислотой. Рёбра грозились вот-вот треснуть от частого и скачущего дыхания. Не хотелось слышать это, снова переживать всё заново, ощущать тот страх и дрожащую землю под ногами, раскалывающийся и летящий ко всем чертям мир. Жалкие попытки спасти его, которые меркли и превращались в пыль из-за чьей-то упрямости и твердолобости. Собственную никчёмность и слабость, просто дикую и невыносимую. Желание удержать хоть какие-то крупицы, осколки в руках, но лишь резаться глубоко, до кости ими и истекать кровью.

Но Стив всё продолжал и продолжал, а не слушать не получалось, в этой едкой тишине каждое его слово несмываемыми чернилами отпечатывалось где-то на подкорке, высекалось на скрижалях и пряталось под замком в памяти. И кода, чтобы открыть и выбросить, Тони не знал.

— Я не жалею ни секунды, что спас Баки, — Стив усмехнулся, — если можно считать его положение сейчас спасением. Но я жалею, до безумия жалею, что не сделал это иначе. Я мог бы… но… не знаю, может, не хотел или…

И снова это имя. Постоянно оно крутилось в голове, не давало покоя. Словно этот человек стал стержнем, на котором всё держалось, точкой, в которую всё упиралось так или иначе. Все мысли, как бы ни было нежеланно, сводились к нему. И это выводило из себя, почти доводило до сумасшествия. И единственным желанием тогда становилось желание вытравить из головы этого человека. Человека, который дважды лишил семьи, который сделал сиротой тогда, в прошлом, и здесь, в настоящем. И самым краешком здравого смысла Тони понимал, что вины Барнса нет.

В первом случае он оказался орудием в чужих руках, и судить его за это просто глупо, нелогично. В конце концов, по этой же логике надо судить оружие за то, что с его помощью убивают людей, или машины за то, что сбивают пешеходов. Это Тони уяснил ещё давно, когда его называли Торговцем Смертью. Не оружие убивает, а люди. Те, которые отдают приказ.

А во втором случае… Разве можно винить человека за желание перестать быть чьей-то пешкой и жить свободно? Да и не Барнс ведь науськивал Роджерса упереться рогом и стоять на своём. Не Барнс поступил по-свински и…

И всё же первобытная злость, жажда мести заставляла кровь кипеть и застилала ядовитым дымом ясный рассудок.

Стив продолжал что-то говорить, и Тони намеревался уже ударить его, лишь бы перестал, лишь больше не давил на больное, которое никак не заживало, но в глазах резко потемнело, уши заложило, и он согнулся, почти упираясь Стиву в живот. Чужие руки сразу же опять притянули к себе, заключили в согревающие объятия, и Тони только тогда понял, как замёрз: пальцы на руках и ногах едва ощущались. Стив был тёплым, даже горячим, как печка. И, едва соображая, подсознательно потянувшись к этому теплу, Тони прижался сильнее, подтянул колени и спрятал ладони между телами, стараясь сжаться, стать меньше.

Всё тело, каждую клеточку прошибло болью настолько сильной, что хотелось кричать. Крепко сжимая челюсть, так сильно, что казалось, кость сейчас треснет, Тони уже едва различал то, что перед глазами. Голова кружилась, всё путалось и смазывалось, и лишь одна мысль крутилась без остановки.

Что конец и правда может наступить.

И это было страшно.

Умирать не хотелось, просто не хотелось. Не здесь, не сейчас, не так. Но при этом Тони понимал, что шансов почти нет. Нужна инъекция, а для этого нужно выбраться. Или их должны найти. И то, и другое маловероятно. С математикой у Тони проблем никогда не было.

Это, скорее всего, были последние минуты, и прагматическая сторона протестовала провести их вот так, оставляя слова Стива без ответа, пусть внутренний сучонок и хотел заставить того мучиться и подбросить ещё дров в костёр вины.

Тони не собирался говорить, что прощает всё, что не держит зла, он просто хотел сказать правду, которую и сам до конца не хотел принимать, потому что обида всё же была сильна.

— Я не прощаю тебя. Просто не могу этого сделать сейчас, — через силу и боль начал Тони, вцепляясь пальцами в ткань костюма. — Хотя хочу. Я хочу понять, принять, простить и просто отпустить. Чтобы не давило, не тянуло. Чтобы освободиться. Я тоже хочу вернуть назад, чтобы всё стало таким, как раньше, которое ты разрушил. В этом есть и моя вина, есть… но ты, кусок дерьма, ты просто… — он ударил Стива, насколько позволяли силы, но тот и не шелохнулся, только крепче прижал к себе. — И я так хочу тебя презирать, ненавидеть, но… не могу. Не могу. Я пытался. Ничего не выходит.

Стив едва сам не начал дрожать, понимая, почему Тони это говорит, понимая, что он сам ничего не может сделать. Понимая, что Тони умирает на его руках.

Лёгкие сжались, крик от бессилия и боли застыл в горле.

Это наказание, да? За содеянное, за все ошибки и проступки перед Тони. За его боль, обиду, искалеченную душу и порушенную жизнь.

Стив пытался представить, что станет с ним самим, если Тони больше не будет. Во второй раз. Но ничего не видел. Только темнота и ледяная пустота. Потому что без Тони… без Тони ничего не держится, не складывается, не существует. Он — центр мироздания, он — причина жить и быть, он — всё.

Как так получилось, как к этому пришло, Стив не понимал, да и не пытался понять. Просто сначала было желание, чтобы Тони всего лишь был жив, потому что должен жить, он — человек, способный изменить жизнь к лучшему, способный перевернуть мир. После, когда неверие, что он и правда живой, отступило, пришло желание быть рядом каждую минуту и секунду, чтобы знать: он в порядке, ему больше ничего не грозит, он и правда здесь и никуда не исчезнет, стоит открыть глаза. И к этому добавилось желание защищать, оберегать, охранять покой от любых угроз. Видеть, что он счастлив, что изнутри светится, что снова улыбается, а глаза горят, что жизнь в нём кипит, что внутренний огонь полыхает как никогда прежде.

Стив не знал, что это. Как назвать чувство, когда жизнь другого человека ставишь выше своей, глубокую привязанность, зависимость своего настроения, благополучия, состояния от другого человека. Возможно, любовь?

Чем бы оно ни было, но в ту минуту Стив готов был на всё, лишь бы Тони остался жив, лишь бы продержался, ведь он сильный, всегда таким оставался в любой ситуации. Упрашивал, шептал, молил не уходить, не обращая внимания, как пафосно и киношно звучат эти слова. Они просто шли от сердца, искренние и без тайного умысла. И слёзы, стоявшие в глазах, застилали пеленой взор и готовы были сорваться и покатиться по щекам, а может, уже катились, пережимали горло и не давали говорить.

Беспомощность раздирала душу в клочья, разверзлась внутри дырой, в которой пропадало всё, погружала в холод и отчаяние, убивая теплившиеся крохи надежды. И тело словно распадалось на атомы, как в трясину проваливалось, из которой не выбраться, лишь всё глубже и глубже идти, к самому дну, захлёбываясь мутной грязной водой.

— Какой же ты… — Тони усмехнулся, но не зло, а как-то по-доброму, как посмеиваются над маленьким несмышлёным ребёнком, — дурак, Роджерс. — Он покачал головой и повторил: — Просто полный…

Пальцы, сжимающие костюм, разжались, и Тони обмяк в руках Стива.