Положение было отчаянным. Дни перетекали один в другой, и некогда проницательный ум Шерлока превратился в туманную серую кашу, похожую на несвежую холодную овсянку, которой его кормили. В эти дни было непросто даже оставаться в сознании или следить за тем, как проходили часы. Он следил за временем так долго, как только мог. Последним известным ему днем был вторник. Он мог видеть отметины на стене, с болью выгравированные на камне ногтем. Сейчас его палец весь синий и в пятнах засохшей крови, как доказательство того, что все действительно было на самом деле. Но это было несколько часов или даже дней назад, и сейчас он понятия не имел о времени. Он думал, что это не будет иметь значения, но незнание начало играть с ним дурную шутку. То, что он не имел представления, какой сегодня день, вначале было благословением — облегчением от постоянного перечисления дней и систематизации травм. Теперь же это было обидно. Факт, что он теряет разум, повергал его в более подавленное состояние, чем он когда-либо испытывал. Если ему суждено было умереть здесь, в этой камере, он не мог вынести осознания того, что все произойдет без участия его разума. Все медленно терялось.

Он осмотрел камеру или то немногое, что мог разглядеть в тусклом свете. Стены были из темного камня — он представил, что это какое-то древнее, построенное вручную подземелье. Воздух был слишком влажным; стены покрыты мхом, и Шерлоку казалось, что легкие уже покрылись им изнутри. У него появился кашель, что было прискорбно, так как он был почти уверен, что во время последнего сеанса пыток ему сломали ребра, и боль от кашля была невыносимой. В камере не было окон, не было возможности следить за временем, не было света, чтобы высушить влагу. Он слышал, как капающая вода эхом отдается в соседнем коридоре. Возможно, они находились под рекой или озером, или рядом с каким-то проточным водным путем, но у него не было возможности подтвердить догадки. Основываясь на услышанных разговорах — тюремщики спорили о том, что делать с ним дальше, — он предположил, что все еще находится в Сербии. Вполне возможно, что эти люди были связаны с Мориарти, хотя тогда они бы его уже убили. Не исключено, что пленение оказалось досадным промахом, никак не связанным с его миссией. В любом случае это было неудобство. У него забрали пальто (к счастью, не любимый Белстафф, который он оставил на попечение брата), а остальная одежда плохо подходила для нынешних условий. Они дали ему сильно истрепанное одеяло и, вместо того чтобы завернуться в него, он подложил его под раскалывающуюся голову, но холодный и сырой воздух брал свое — Шерлок постоянно дрожал. Холод глубоко проник в его кости и те, что еще не были сломаны, ломило. Он крепко обхватил тело руками, чтобы помочь ребрам; это уменьшало боль и немного согрело в процессе.

— Вот и все, Джон. Здесь я и умру, — произнес Шерлок в темноту комнаты.

— На тебя не похоже так говорить, — слегка обеспокоенно сказал Джон; голос доносился из одного из углов камеры.

— Ну, раз я разговариваю с тобой, значит явно не в себе, учитывая, что сейчас ты начал отвечать, — сказал Шерлок, поворачивая голову и закатывая глаза в ту сторону, откуда слышался голос Джона. Движение головой отозвалось болью, и он вновь повернул ее назад.

— Шерлок...

— Все нормально, Джон. Я знаю, что на самом деле тебя здесь нет. Я теряю счет времени, я не в здравом уме... пока. Боль, отсутствие света и пищи… это совершенно нормальная человеческая реакция.

Джон усмехнулся в ответ, скрестив руки на груди, но промолчал.

Шерлок нашел утешение в новой закономерности: чем больше он был сбит с толку и бредил, тем чаще появлялся Джон. Это была интересная особенность, которую его Чертоги разума развили во время этой изоляции, и он не был полностью недоволен ею. В одном он был уверен — он предпочитал эти галлюцинации наяву повторяющимся кошмарам во время сна. Бодрствовать и обсуждать свои мысли с Джоном, страдая от последствий недосыпания, было гораздо более приятным способом скоротать время. Во время сна звук голоса Джона, выкрикивающего его имя, всегда будил его и продолжал звенеть в ушах в течение нескольких часов после пробуждения. Заново переживать тот момент, когда он должен был попрощаться, и услышать, что сделал с Джоном его поступок, само по себе было пыткой.

Мой лучший друг, Джон.

Покинуть Джона было самым трудным, что Шерлоку когда-либо приходилось делать. Он никогда не ожидал встретить кого-то вроде Джона: того, кто спокойно принимал все недостатки Шерлока, всю его грубость — настолько намеренную и изощренную, лишь бы держать людей на расстоянии. Но Джон был удивительным. Шерлок оказался заинтригован с самого первого дня. Джон стал бесценным помощником в расследованиях: проливал свет на Шерлока; всегда находил важные факторы; учил его смотреть на вещи с человеческой стороны. Никто лучше военврача не понимал, что нужно Шерлоку. Он знал, что не всегда был добр к Джону. Но тот почему-то не возражал. Джон был стойким и верным, и чем дольше они жили вместе под одной крышей, тем больше Шерлок начинал понимать, как много Джон значил для него на самом деле. Очень немногие люди когда-либо оказывали влияние на его жизнь. Конечно, миссис Хадсон и Лестрейд заботились о нем в очень тяжелые времена. Майкрофт — хоть и приводил в бешенство, — много раз спасал Шерлока от самого себя. Он был слишком самодоволен по этому поводу — раздражающе самодоволен. Но Шерлок не мог винить его, поскольку брат замечательно позаботился обо всех деталях и удостоверился в том, чтобы все прошло гладко после его кончины. Джон был в безопасности. Все были в безопасности. И до этого момента Шерлок успешно выполнял свою миссию по уничтожению сети Мориарти. Скоро он сможет вернуться домой. Домой к Джону. Он еще не полностью все завершил и надеялся, что эта небольшая загвоздка была лишь временной. Несомненно. Он знал, что Майкрофт следит за ним. Пленение не продлится долго. Но на данный момент оно определенно длилось дольше, чем он ожидал. Или, по крайней мере, так казалось. Если бы он только мог сосредоточиться на том, как давно это случилось. Но Джон был здесь, составлял ему компанию, и на данный момент этого было достаточно.

— Ты же знаешь, что не можешь держать меня здесь с собой, — тихо произнес Джон из своего угла. 

Шерлока раздражало, что в комнате было слишком темно, и он мог видеть только часть джонова лица — свет из дальнего конца коридора немного освещал его камеру. На мгновение Шерлок задумался, не было ли это признаком того, что разум уже тоже забыл лицо Джона. Хотя он не думал, что это когда-нибудь случится.

— Почему нет? Это совершенно нормально, — заупрямился Шерлок.

— Это нехороший знак, Шерлок. Ты недоедаешь, обезвожен. Это знак того, что тебе нужна помощь, — произнес Джон со своим вечно надоедливым раздражающим реализмом.

— Спасибо, доктор, — раздраженно ответил Шерлок. — Майкрофт скоро будет здесь, Джон. Не тормози.

— Как? Как он здесь окажется? — спросил Джон.

— Жучок. Под кожей. Успокойся. Мы все продумали, — попытался высокомерно произнести Шерлок, несмотря на то, что его била дрожь и слегка лихорадило.

— Но обо мне ты не подумал, да? — печально сказал Джон. — Что я буду чувствовать?

«Это все, о чем я думал», — мысленно пробормотал Шерлок. Он даже не мог произнести этого вслух воображаемому Джону. Он с трудом сглотнул. Шерлок знал, что это собственный разум говорит с ним голосом Джона. Но больше всего он боялся, что вся проделанная ими работа, чтобы отгородить и обезопасить Джона, может означать, что Шерлок никогда его больше не увидит. Или если все же это случится, то, возможно, он никогда не будет прощен за сделанное. Вплоть до этой нелепой заминки, Шерлок добился больших успехов. Это временные трудности. Но Шерлоку не нравилось торчать на одном месте, когда был лишь разум, который занимал его. Это было не нормально. Образ Джона хорошо пришелся, по крайней мере, как некоторое визуальное разнообразие, но чем дольше находился здесь Шерлок, тем злее становился Джон.

— Он не придет, ты же знаешь, — снова усмехнулся Джон из своего угла.

— С чего ты взял?

— Тогда почему он еще не здесь? — проворчал Джон.

— О, не знаю, — сказал Шерлок, пытаясь вселить уверенность, — ему нравится быть упрямым.

— Нет, Шерлок. Это тебе нравится быть упрямым. Он бы никогда не бросил бы тебя здесь так надолго, если бы мог помочь.

— Я подожду. Со мной все будет в порядке.

— Ты же знаешь, что нет. Ты не в порядке, — заметил Джон.

— Умолкни, кто тебя вообще спрашивал? — огрызнулся Шерлок.

— Ты. Я — это ты. Забыл?

Шерлок закатил глаза и перевернулся на бок, лицом к стене, чтобы не видеть воображаемого Джона. Задыхаясь от боли, он напомнил себе, что лежать на боку мучительно, и снова перевернулся на спину. Но когда он посмотрел в угол, воображаемого Джона уже не было. Он снова остался один в темной, холодной пустой камере, с пронзающей все тело болью. И задрожал.