Летом в Пристани Лотоса жарко. Настолько, что иногда кажется, будто одежда начнет плавиться прямо на тебе. За несколько недель вода успевает выпариться и помутнеть, по темному омываемому водой дереву свай можно увидеть, насколько опустился ее уровень. Единственное, что всегда остается здесь прохладным – это заклинательские мечи, клановые серебряные колокольчики на поясах и ранние утра.
Сейчас было как раз такое. Цзян Чэн не знал, что разбудило его так рано, глаза открылись сами собой, и встать было на удивление легко. Он наскоро оделся и вышел из комнаты. Воздух был свеж и чист, чувствовался приятный запах росы, легкой прохладной влажности. Солнце только поднималось над горизонтом, слегка окрашивая небо в желто-розовый. Он медленно прошел мимо других комнат, стараясь ступать тише, чтобы никого не разбудить, и направился к мосткам, которые находились вдали от средоточия жизни Пристани. Он любил там бывать. Они выходили далеко в озеро, а тропа к ним была скрыта высокой травой в человеческий рост. Еще чуть сбоку от мостков был маленький песчаный пляж. Совсем крошечный, но зато со светлым песком. Туда часто выбрасывало мелкие ракушки и водяных улиток. Когда Цзян Чэн был еще совсем мал, он любил их собирать, а потом показывать сестре. Тогда они набирали в глубокое блюдо озерной воды, водоросли и запускали туда улиток. Вместе наблюдали за ними, а четырехлетний Цзян Чэн каждый раз гордо ходил менять им воду, потому что он был ответственным. Но через пару дней улиток отпускали обратно, чтобы за них не волновалась семья.
К тому моменту, как Цзян Чэн добрался сквозь заросли травы до пляжа, его одежда уже практически вся была мокрой от росы. В лучах раннего солнца капельки, оставшиеся на серебряном колокольчике, переливались от голубого к зеленому, желтому и сиреневому, красиво сочетаясь с фиолетовыми клановыми одеждами. Цзян Чэн снял обувь, поставил ее на мостки и вышел на мокрый песок у самой кромки воды, зарываясь в него пальцами. Стоя на одной ноге, вырисовывал какие-то узоры и надписи пальцами другой. Вскоре на песке красовались маленький лотос, смешная рожица с пририсованным длинным хвостом и показывающая язык, несколько иероглифов рядом и толстый пес на коротких лапах, больше похожий на паровую булочку.
Прекратив свои художественные изыскания, юноша повернулся в сторону озера и вошел в воду по щиколотку, предварительно закатав штанины. Он прикрыл глаза и подставил лицо под лучи еще пока нежного утреннего солнца, слегка запрокинув голову. Легкий ветерок ласкал кожу и едва покачивал свисающие над водой травинки, спугивая замеревших на них стрекоз. Вскоре одна из них пристроилась прямо на кончик носа юноши. Он почувствовал прикосновение и медленно открыл глаза, но увидел лишь, как та улетает. Легкая улыбка тронула его губы, а солнце высветило радужки серых глаз, теперь они поблескивали серебряными нитями, будто светясь изнутри.
Цзян Чэн резко выдохнул, вышел из воды и стал быстро сбрасывать с себя одежду, аккуратно уложив сверху колокольчик и меч, который взял с собой даже сейчас. Он ступил на мостки, приготовился и с разбегу рыбкой нырнул в воду. Юньмэнские дети учатся плавать едва ли не с рождения, в результате чего достигают в этом невероятного уровня мастерства. Адепты других орденов, прибывающие на обучение, часто шутили, что степень «достижения невозможного» в Юньмэн Цзян измеряется количеством брызг при нырянии. Вернее, их отсутствием. Цзян Чэн уверенно бил все рекорды.
Проплыв под водой почти до середины озера, он вынырнул, громко отфыркиваясь и убирая со лба налипшую мокрую челку. Перевернувшись на спину, он раскинул руки, немного подгребая, чтобы течение не унесло его в сторону. На небе еще виднелась бледная утренняя луна, пока растущая, не до конца высвеченная солнцем. Воздух постепенно из желтого становился голубым, туман, легкой дымкой покрывавший поверхность озера, медленно расступался, прячась меж лотосов, будто надеясь, что крупные листья способны спасти его от жаркого дневного солнца.
Мысли Цзян Чэна парили где-то высоко над землей, в этом голубом небе, они смотрели на Пристань Лотоса, облетая жилые павильоны, сады, внутренние озера, тренировочное поле, бывшее еще в тумане, а потом уносились ввысь, стремясь охватить как можно больше, а может, увидеть всю Поднебесную.
«Дурость заразна», подумал Цзян Чэн, усмехнувшись. Подобные нелепые мечты были присущи скорее Вэй Ину. Тот часто говорил что-то вроде: «представь, а что, если бы мы могли дышать под водой? Тогда можно было бы плавать сколько угодно, не выныривая. Можно даже спрятаться от Мадам Юй, нырнул — и нет тебя, уплываешь в город в какую-нибудь лавку за вином… Это ли не счастье?» Цзян Чэн в эти моменты обычно говорил, что тогда ему лучше вообще никогда и нигде не всплывать, если он не хочет получить от Мадам Юй по шее. Или: «Цзян Чэн, как ты думаешь, если долго-долго лететь на мечах вертикально вверх — можно будет достать звезды?» Один раз он даже проэкспериментировал. Вернее, попытался, потому что духовных сил-то у него хоть отбавляй, но наверху оказалось холодно и на пьяную голову на мечах вообще лучше не летать. Пришлось ловить.
Цзян Чэн тихо посмеялся и, проплыв напоследок до противоположного берега и обратно, вылез на берег. Распустил, отжал волосы, расчесав их рукой, и раскидал по спине, чтобы быстрее сохли. Он натянул штаны, сделал пару наклонов в стороны для разминки, и сел на дальний край мостков, свесив ноги в воду, тихонько ими покачивая. Где-то в резиденции кричали петухи, значит, Пристань скоро начнет оживать. Перед завтраком у них утренняя тренировка, но до нее еще оставалось время.
Вдруг за спиной послышался тихий шелест травы и тщательно, пусть и почти безуспешно, скрываемый зевок. В голову Цзян Чэна закралось одно подозрение, и он слегка улыбнулся. Глаза юноши сверкнули озорством, но тело оставалось спокойно. Стоит отдать должное, шагов по мосткам он не слышал вовсе, хотя прислушивался. На глаза легли прохладные пальцы, а ладони коснулись висков, отпечатывая на них капли росы. Цзян Чэн подавил усмешку.
— Я слышал, как ты подошел, — руки никто не убирал, — но, признаться, я удивлен. Что же заставило тебя подняться в такую «чудовищную рань», а, Вэй Усянь?
За спиной раздался тихий смех и еще один, на этот раз нескрываемый, зевок, но руки все же убрали.
— Ради тебя я готов, — еще зевок, — на любые подвиги, Цзян Чэн. Даже на такой смертельно опасный, как проснуться до общего подъема. Цени.
— Я ценю, — усмехнулся Цзян Чэн, повернув голову вбок. Слегка подвинувшись, он похлопал по месту рядом с собой, — Сядешь?
— Сяду. Но потом. На, подержи, — Вэй Усянь всучил ему меч, а сам принялся раздеваться. Загорелая в лучах юньмэнского солнца кожа приобрела оливковый оттенок, а на левом ребре сиял всеми оттенками кланового цвета большой синяк, оставшийся после не очень удачного падения на тренировке. Цзян Чэн задержался на нем взглядом и не заметил, что на него тоже смотрят.
— Не кисни, дай сюда, — Вэй Усянь забрал из его рук меч и бросил к остальным вещам.
Юноша отошел к началу мостков и приготовился разбежаться также, как это сделал Цзян Чэн немного раньше, но тут его лицо озарила какая-то пакостная улыбочка. В голову закрадывалось еще одно подозрение, и ничем хорошим от него не веяло, но додумать Цзян Чэн не успел – Вэй Ин разбежался, прыгнул как можно выше и, сгруппировавшись, плюхнулся в воду, окатив брызгами сидящего на досках юношу. Ну да. А как иначе.
Вэй Ин всплыл практически сразу и, едва утерев глаза, стал яростно обливать Цзян Чэна водой, резко проводя рукой по поверхности озера.
— Да какого?..
— Что, не нравится? Попробуй отомсти! — крикнул Вэй Ин, громко смеясь.
— Отомщу, отомщу, мало не покажется. Но потом. Да прекрати ты брызгаться!
Вэй Усянь прекратил. Улыбнулся еще более пакостно, чем до этого, и медленно ушел под воду. Теперь не появлялся он долго, а количество нехороших подозрений в голове Цзян Чэна росло и множилось с каждой секундой. И стоило ему подумать, что ноги из воды, в целях безопасности, лучше вынуть, как щиколотку обхватила чужая ладонь и резко дернула вниз. От неожиданности руки Цзян Чэна, сидевшего на самом краю доски, соскользнули, и он, не успев вдохнуть, упал в воду. Сразу всплыть он не смог, его держали чужие руки, поэтому, глотнув воды, Цзян Чэн ударил виновника куда-то в живот, и его, наконец, отпустили. Вынырнув, он ухватился за мостки рукой и принялся откашливаться.
— Кха... Ты идиот? Твою за ногу!
— Вообще-то твою, ха-ха! По спинке постучать?
— Я тебя убью… Я тебя точно убью! А ну иди сюда!
«О, нет», подумал Вэй Ин, увидев яростный взгляд своего шиди, и резко рванул к середине озера. Но затея успехом не увенчалась: скоро его схватили за щиколотку и потащили вниз. «Кажется, и впрямь топить собрался» - отстраненно промелькнуло у него в голове, но вдохнуть он все же успел.
Они еще некоторое время так барахтались, хватая друг друга за все, что ни попадя, и стремясь окунуть, выныривали, смеялись, брызгались, топили друг друга снова. Цзян Чэн под водой обхватил Вэй Ина одной рукой поперек ребер, и собрался было потянуть вниз, как услышал приглушенный водой вскрик и почувствовал, как напряглось под рукой тело. Осознание больно кольнуло виной, и он тут же отпустил Вэй Усяня, выныривая.
Юноша сдавленно шипел и старался отдышаться, подгребая одной рукой, а другой держась за ребро.
— Прости.
Вэй Усянь удивленно поднял взгляд на шиди, и встретился с его, обеспокоенным и виноватым.
— Брось, порядок. Поплыли к берегу, а то мы никогда отсюда не вылезем.
Они выбрались на берег и принялись отжимать волосы. Цзян Чэн – снова. Вэй Ин быстро надел на себя штаны и посмотрел на своего мокрого с ног до головы, включая штаны, названого брата, задержался взглядом на сведенных бровях и серебристых глазах, смотревших теперь куда-то вбок. От непрошенного сравнения с мокрой собакой он вздрогнул.
— Эх, видела бы тебя сейчас Мадам Юй, вот крику бы было… — на губах заиграла ехидная улыбочка, — Но, мне кажется, Цзян Чэн, ты должен признать, что сегодня я победил! Сно-о-ова! — он протянул последнее слово, сощурив глаза, и чуть склонившись, чтобы встретить взгляд шиди, в котором как раз в этот момент разгоралось возмущение.
— Сам не лучше, вообще-то. У нас тренировка на носу, а у меня штаны мокрые. Из-за тебя, между прочим! Высохнуть не успеют…
Вэй Усянь мягко взял его за запястье и повел обратно к мосткам, на которые они сели так, как предлагал Цзян Чэн до очередной выходки названного брата.
— Я вообще-то сказал бы, что тебе они сейчас и не нужны, но времени у нас действительно мало. Если опоздаем, Мадам Юй будет на тебя ругаться, а нам этого не надо, — Вэй Усянь провел костяшками пальцев по запястью Цзян Чэна с внутренней стороны, скользнув в его ладонь и переплетая пальцы в замке. Он положил голову на чужое плечо, устремляя взгляд в голубое небо в поисках луны, которую заметил еще, когда шел сюда, — Но я могу предложить их высушить.
— На тебя, вообще-то, тоже. И как, интересно? — спросил Цзян Чэн, скосив взгляд на Вэй Усяня и слегка улыбнувшись. Он мягко провел большим пальцем по тыльной стороне ладони названого брата, чуть сжав его руку.
— Не знаю… Огненный талисман? — пропустив первое замечание мимо ушей, предположил Вэй Ин.
— Тогда я вообще без штанов останусь.
— Нет штанов – нет проблем, очевидно же. Мои методы всегда действенные.
— О, поверь, в этом я не сомневаюсь.
Они некоторое время молчали, почти не меняя поз — только Цзян Чэн прислонился щекой к мокрому затылку Вэй Усяня. Ветер усилился, потихоньку высушивая их кожу и волосы, пуская легкую рябь по поверхности воды, отражающей голубое небо.
— И все же. Что заставило тебя подняться так рано?
— Дай я тебя заплету, — после недолгой паузы сказал Вэй Ин и выпутался из объятий шиди, устраиваясь за его спиной.
Он на удивление хорошо плел косы и делал пучки. На себе он этот навык никогда не использовал, поэтому к предложению Вэй Ина сделать ему прическу Цзян Чэн в первый раз отнесся с подозрением. А когда ожидаемая шалость не свершилась, и на голове действительно был ровный и аккуратный пучок с косами от висков, Цзян Чэн неделю пребывал в шоке. А потом Вэй Ин ему признался, и Цзян Чэн пребывал в шоке еще неделю. На этот раз пополам со смущением и какой-то теплой радостью, но он старался этого не показывать, называя друга (а друга ли?) сумасшедшим, чем вызывал какую-то натянутую улыбку. Спустя недели три Цзян Чэн смирился с тем, что его мысли под завязку забиты одним Вэй Ином и, подкараулив того на пути к этим самым мосткам, утянул в поцелуй. То была теплая ночь.
Ловкие пальцы аккуратно перебирали гладкие тяжелые черные, как смоль, пряди, расчесывая их, зарывались в волосы, массируя кожу от затылка к вискам, заставляя прикрывать глаза и чуть ли не мурлыкать от удовольствия. Вэй Ин был рад, когда обнаружил эту слабость в любимом человеке. Постепенно он принялся плести косы, потом собрал волосы в пучок и закрепил заколкой, ни разу не сделав больно. Поразительная способность.
— Ребро еще болит? — этот вопрос застал врасплох.
— Болит. Но только, когда трогаю. Не волнуйся, через пару дней заживет, — Цзян Чэн развернулся, подобрав ноги под себя и, едва касаясь, провел по принявшей фиолетовый оттенок коже пальцами, — Ты не виноват, сколько раз говорить? Я сам упал, сам дурак. Радуйся, пока я это признаю. Следующего раза может и не быть. Ай! Цзян Чэн!
— Не зли меня, — сказал он, переставая надавливать на ушиб, — А раз уж признал, веди себя аккуратнее. Пожалуйста, Вэй Ин.
На лице напротив засияла легкая улыбка, губы мягко коснулись губ.
— Такого больше не повторится, обещаю. Пойдем, нам пора, — сказал Вэй Ин, поднимаясь и протягивая Цзян Чэну руку, — Сегодня особенный день, а значит, провести его надо с умом! Сначала тренировка, а потом в город – веселиться, пить, и ни на секунду не унывать!
— Особенный? Это какой? — Цзян Чэн удивленно посмотрел в глаза напротив, которые не менее удивленно взирали на него.
— В смысле? Твой день рождения, конечно!
— Ты дурак? Он осенью.
— Я же уже признал, повторять не буду. И именно потому что я дурак, у тебя сегодня день рождения! Шучу, шучу, ладно! — прокричал он, уворачиваясь от тумаков шиди, — у меня есть для тебя подарок. Но это секрет.
Они уже оделись и теперь просто стояли, глядя друг на друга, высматривая в глазах напротив искорки веселья, ласки и озорства сквозь пламя нежности, бушевавшее в их сердцах.
— Холодный, как ноябрьская стужа, — тихо пропел Вэй Ин, глядя на возлюбленного, вновь переплетая с ним пальцы — Пойдем, нам пора.
И они пошли прочь от уютного пляжа, теплой воды озера, ракушек на песке, смятых ногами рисунков. От их места.
«Горячий, как юньмэнское лето…» — подумал Цзян Чэн.
А штаны так и не высохли.