ЙЕН.

Их первая крупная ссора происходит за два дня до 24-летия Йена, потому что, конечно, как ни произойти. Косвенно в ней немного виновата Мэнди, но поскольку это касается Йена, в конечном счёте истинная вина лежит на Микки. Он эмоционально незрелый ублюдок.

Йен тусуется в доме Милковичей, как обычно в последнее время, когда не занят спасением людей, зарабатывая на жизнь. Братья и сестры даже ругали его за редкие появления дома, но он хотя бы пытался поставить Фиону на место, напоминая ей, что в плохие апатичные времена она ворчала по поводу его нежелания выходить из дома, а теперь, когда он снова стал счастливым, злилась на слишком частое отсутствие. После этого она заткнулась, и Йен мысленно исполнил перед ней танец победителя.

Он и Микки зависают на диване, даже не проявляя чрезмерной нежности или чего-то ещё, просто смотрят телевизор, потягивая дешёвое пиво и куря сигареты, хотя Йен пытался бросить, будучи медицинским работником, выслушивая постоянные нотации и натыкаясь на литературу о вреде долговременной зависимости. Иногда он даже рассказывает об этом Микки, который сердито смотрит на него и огрызается или демонстративно выпускает клубы дыма из ноздрей, пока Йен не замолчит.

Мэнди входит в дверь после лёгкой дневной смены в баре и садится в старое мягкое кресло, чтобы поболтать с ними, прежде чем, по-видимому, удалиться в свою комнату на оставшийся вечер. Они обмениваются обычной болтовнёй о том, как прошли их дни, прежде чем она поднимает вопрос о предстоящем праздновании дня рождения Йена.

‒ Ну, и насколько многолюдной планируется вечеринка? ‒ спрашивает она.

Йен пожимает плечами, потягивая пиво.

‒ Не очень. Только моя семья и несколько друзей, и, я думаю, те, кто уже торчит в баре. Старые пьяные завсегдатаи, у которых никогда не находилось лучшего места, куда пойти.

Она гримасничает.

‒ Знаешь, ты ведь всё ещё можешь поменять место проведения на мой бар, верно? Могу дать тебе свою скидку работника на эту ночь.

Он отрицательно качает головой.

‒ Нее, так будет проще. Фионе не придётся тащить всех детей слишком далеко, и это обойдется дешевле. Кев всё устроит. Но спасибо в любом случае. Будь у меня возможность, я бы предпочёл твоё предложение.

‒ Фу, ‒ ворчит Мэнди. ‒ Думаю, мне придётся смириться с обычным соседским дерьмом на один вечер.

Йен хихикает.

‒ Судя по тому, что я видел, ты вполне можешь постоять за себя.

Ему довелось наблюдать, как она достала настоящую дубинку и огрела ею по голове двух чуваков. Он ощутил что-то вроде благоговейного трепета.

‒ А как насчёт тебя? ‒ Мэнди спрашивает Микки, который вообще весь день был каким-то нехарактерно тихим. ‒ Готов познакомиться с семьёй дорогого бойфренда?

Дыхание Йена словно застревает в горле, и он резко поворачивает голову, чтобы оценить реакцию Микки на слова сестры. Поначалу кажется, что Микки воспринимает это спокойно. Его брови действительно слегка приподнимаются, но далеко не в полный рост. Но затем его шея как бы твердеет в напряжении, а губы сжимаются. И молчание тянется слишком долго.

Наконец он весьма неубедительно произносит:

‒ Как скажешь, мне похуй, ‒ и вся комната наполняется нервной энергией.

Йен бросает на Мэнди взгляд, и она молча извиняется глазами и всем своим видом. Йен просто отворачивается и делает большой глоток пива из банки в своей руке.

Поскольку никто, кажется, понятия не имеет, какими словами заполнить неловкую тишину, Мэнди быстро бормочет оправдание, чтобы встать и уйти. Йен уставился в телевизор невидящим взглядом, пытаясь оправиться от того, что определённо является чрезмерной реакцией со стороны Микки, не принимая её близко к сердцу. Но как Йен должен решить эту проблему? Это своего рода важная тема, которую они упорно избегали до сих пор.

Кто они друг другу? Что для них значит встречаться? И так далее, и тому подобное.

Они оба нерешительные по разным причинам. Йен ‒ из-за того, что приходит в себя после болезненного расставания, а Микки ‒ из-за того, что никогда раньше не состоял в серьёзных отношениях. Это похоже на головоломку.

И вот обычный факт скорого дня рождения Йена совершенно некстати заставляет проблему всплыть на поверхность прежде, чем они разберутся, как справиться с ней. Есть некоторые моменты, в которых с Микки следует вести себя очень осторожно, и заставлять его признать свои чувства – определённо один из таких моментов.

Минут через десять-пятнадцать тишина становится невыносимо удушающей, и Йен не может больше сдерживаться.

‒ Так мы, блядь, поговорим об этом или как? ‒ выпаливает он слишком громко.

Микки даже не смотрит на него.

‒ Поговорим о чём?

Йен раздражённо фыркает.

‒ Ты прекрасно знаешь, о чём, Микки. Ты совершенно испуган, потому что Мэнди случайно назвала меня твоим парнем.

‒ Я не испугался, ‒ отвечает он всё тем же монотонным голосом.

‒ Да неужели? Потому что ты даже не смотришь на меня, и для тебя это не совсем нормально. Ты сам не свой сегодня весь день. Я догадываюсь, это потому, что ты тоже волнуешься из-за скорой встречи с моей семьёй. Ты слишком много думал обо всей этой херне и о том, что она означает, а теперь ведёшь себя странно по отношению ко мне.

Микки «успокаивает» его тяжёлым взглядом.

‒ Ну вот, я смотрю на тебя. Доволен?

Йен хмурит брови.

‒ Вообще-то нет. Ты ведёшь себя как чёртов ребенок прямо сейчас.

‒ Да пошёл ты.

Он опять отворачивается и жадно глотает пиво, сминая банку и швыряя её в стену.

‒ Способ доказать, что я ошибаюсь. Так жестоко!

Микки снова бросает на него взгляд, предвещающий бурю.

‒ Ты же не хочешь затеять со мной ссору, чёрт возьми, Галлагер. Это не очень хорошая идея.

‒ Я не пытался поссориться с тобой, придурок. Я пытался завести разговор, но ты просто ничего не можешь сделать легко и спокойно. Ты должен раздуть из мухи слона. Это ты провоцируешь ссору. Большой, крепкий мужик!

Словно угрожая, Микки вскидывает кулак в направлении лица Йена, отводя руку назад прежде, чем кулак приземлится.

‒ Ты хочешь, чтобы я тебя ударил, мать твою?

Йен действительно ненавидит ощущать, как его глаза наполняются слезами, но он тоже не из тех, кто отступает.

‒ Продолжай, Мик. Посмотрим, станет ли тебе от этого легче.

Микки опускает кулак, когда его тело, кажется, оседает в поражении, и яркие голубые глаза пронзительно смотрят на Йена.

‒ Какого хрена ты хочешь от меня? Я стараюсь, как могу.

‒ Что, правда? ‒ спрашивает Йен. И частично он спрашивает об этом себя тоже.

За последние несколько недель физического сближения они с Микки чувствовали себя всё более и более комфортно. У них даже есть лёгкое взаимопонимание, если речь заходит об обыденных вещах. Но они просто не на том этапе, когда говорят об обязательствах, и это, в общем, прекрасно. Прошёл всего лишь месяц. Вам не нужно прямо заявлять о своих намерениях в столь короткий срок, но Йен осознаёт свою потребность в том, чтобы его, по крайней мере, принимали всерьёз. Только то, что Микки впустил его так, как раньше не впускал других парней, ещё не означает, что он сумеет приложить достаточно усилий, чтобы пройти весь путь с Йеном. Это не значит, что он поставит Йена на первое место или даже согласится состоять в эксклюзивных отношениях с ним. Они так много времени проводят вместе, что Йен почти уверен, что Микки больше ни с кем не трахается, но точно не знает.

Йен удалил приложения для свиданий со своего телефона, но он никогда не просил Микки о том же, и не уверен, остались они у него или нет. Он не настолько отчаялся, чтобы искать его профиль. Или просто боится его найти, если проверит. И всё же, он старается быть благоразумным. Прошёл всего лишь месяц. Они геи, им за 20. И нет ничего страшного в том, чтобы пока не определяться. Особенно с кем-то неопытным и пугливым. Даже если у Микки нет намерения искать член в другом месте, идея потенциальной независимости могла бы на самом деле сработать в пользу Йена. Позволить вещам стать более серьёзными органично, без требований... кажется наиболее логичным решением.

Но да, Микки ему очень нравится. И да, он уже охуенно обжёгся раньше. Болезненно. Так что, да, возможно, он немного параноик. И, может быть, он не знает, что, блядь, такого особенного в простом предположении того, что они теперь вместе. Определены параметры или нет.

Микки пинает кофейный столик так, что тот слегка отъезжает в сторону.

‒ Что, чёрт возьми, ты имеешь в виду?

Йен тяжело вздыхает, уронив голову на руки.

‒ Я даже не знаю. Просто... ты не хочешь говорить со мной о нас, и теперь всё кажется слишком... важным. Я знаю, что прошло не так уж много времени с тех пор, как мы начали общаться, но я имею в виду... люди задают вопросы, на которые мы не знаем, как ответить. Так что, возможно, пришло время определить, в каких мы отношениях.

‒ Почему ты спрашиваешь меня? Откуда мне, блядь, знать?

‒ Я позволяю тебе взять штурвал в свои руки. Я не пытаюсь загнать тебя в угол. Я ведь даже не спрашивал тебя о других парнях, не так ли? Но я не знаю, могу ли я просто продолжать предполагать.

‒ Предполагать что? Что когда мы не вместе, я трахаюсь с другими чуваками? Может я и не очень разбираюсь в отношениях, но это какая-то психопатическая хуйня для созависимых.

‒ Это не то, что я сказал.

‒ Тогда просто скажи, что ты имеешь в виду!

‒ Всё очень просто, Микки, я лишь хочу знать, принимаешь ли ты меня всерьёз. Хочешь ли ты быть со мной, и только со мной. Потому что я хочу быть с тобой. А это значит, что мы не будем сходить с ума, если одна из наших сестер назовёт нас бойфрендами. Это значит, что люди знают, что мы вместе. Это значит, что ты больше никого не ищешь.

Микки морщит нос, затем несколько раз щёлкает по нему большим пальцем, нога дрожит, когда он снова тянется за сигаретами, упрямо отворачиваясь.

Йен ждёт ответа, затаив дыхание, пристально глядя на потрёпанный угол стола.

‒ Ну да, может быть, мне стоит подумать об этом, ‒ говорит Микки.

Йен издает негромкий невесёлый смешок и вскакивает на ноги, подбирая ботинки и куртку и унося их с собой к входной двери, куда его откатывает праведной волной бешеного адреналина.

Он останавливается на пороге и оглядывается.

‒ Да пошёл ты, Микки.

Йен не знает, произносил ли когда-нибудь раньше эти слова так язвительно. Может и да, но он надеется, что нет. Он выходит и садится на верхнюю ступеньку крыльца Милковича, второпях надевает ботинки, натягивает верхнюю одежду и мчится домой так быстро, как только могут нести ноги.

С ёбаным днем рождения меня.

МИККИ.

Микки знает, что облажался. Но это не значит, что он знает, как всё исправить. Он упрямый ублюдок, это подтвердит любой, имевший с ним дело. Часть его искренне злится на Йена за то, что тот превратил это в ультиматум во всех отношениях. Но большая часть знает, что просьба Йена быть только друг с другом не является такой уж необоснованной, учитывая через что они прошли вместе, чтобы добраться до этого момента, даже за такое короткое время.

Просто мысль о том, чтобы полностью отдаться Йену и признать, что у них настоящие, живые, полноценные отношения, очень пугает на всех уровнях. И, для протокола, он ни с кем не трахался с тех пор, как начал встречаться с Йеном. Но если у него всё ещё есть действующий аккаунт на Скраф, просто как своего рода страховочная сетка на тот дерьмомый случай, если что-то не сработает, кому от этого вред? Он даже не открывал его и не пролистывал уже несколько недель. И отшил единственного горячего парня, которого преследовал, прежде чем тот, наконец, начал преследовать его в ответ. Просто он чувствовал себя комфортно, зная, что есть своего рода спасательный круг. Что он по-прежнему тот же самый «трахаю-кого-хочу» чувак, которым всегда был, если возникнет такое настроение. Это означало, что он не был кем-то или чем-то связан. Это означало свободу.

Но Йен держал его очень занятым, а вдобавок ещё и очень довольным. С каждым прошедшим днём идея воспользоваться этим спасательным кругом отступала всё дальше и дальше.

Тем не менее, мысль о том, чтобы просто полностью избавиться от страховки, о том, чтобы внезапно объявить себя частью моногамных отношений... всё ещё была ему не по душе. Может, всё дело в том, что он был слабаком, но что с того? Йен знал, кто он такой, когда они заварили всю эту кашу. И ладно, может быть, Микки ‒ тот, кто заставил Йена полюбить себя снова, со всеми своими безумными выходками, которые теперь казались ему совершёнными кем-то другим, но он никогда не давал никаких обещаний. И теперь это то, о чём просил Йен. Обещание о намерениях или что там за хуйня. Он заработал себе головную боль, думая обо всём этом глупом дерьме весь день. Сначала на работе, потом вечером дома, впервые примерно за 5 суток оставшись без Йена ночью.

И дело в том, что ему нужно срочно разобраться со своими мыслями, потому что завтра день рождения Йена. Микки достаточно умён, чтобы понимать, что он покойник, если пойдёт на попятную, да и то... что бы там ни было между ними... пойдёт ко дну. Будет убито его собственной неспособностью открыто заботиться о другом человеке.

Мэнди, которая определённо подслушивала у двери прошлой ночью, пока он ссорился с Йеном перед тем, как тот вылетел из дома, устроила ему хорошую взбучку, когда он вернулся сегодня с работы. По меньшей мере три раза обозвала его ссыклом и девкой, по крайней мере дважды прикрикнула «соберись, тряпка» и пригрозила кастрировать его, выбить коленную чашечку и настучать молотком по голове, если он не извинится и не исправит ситуацию с Йеном незамедлительно.

‒ И тебе лучше явиться завтра с охуенно убойным подарком на день рождения, ‒ таков был её последний вердикт.

Микки даже зарычал от досады. Он действительно не собирался ничего дарить Йену. Решил, что просто снова купит ему выпивку и покончит с этим, может быть, даст ему накуриться. Но нет, мало того, что придётся пойти и чувствовать себя придурком, так ещё он должен ломать голову над реальным физическим подарком, который впечатлит Йена.

Всё шло совершенно неправильно.

Микки прибывает в «Алиби» немного позже, сказав Мэнди идти раньше без него, чтобы собраться без её постоянных придирок. По собственному мнению, он выглядит довольно хорошо. Он откопал свою самую красивую рубашку и даже прыснул немного одеколона. Ну и что?

Он сразу же замечает Йена, окружённого довольно большим количеством громко смеющихся, кричащих и опрокидывающих шоты людей. Это немного пугает, если быть честным. Он не умеет обращаться с незнакомцами. Совершенно. Он хотел бы остаться с Йеном наедине, чтобы не чувствовать себя вечно на взводе из-за пожирающей его неуверенности.

Он оглядывается, надеясь увидеть лицо Мэнди, потому что, возможно, она сжалится над ним теперь, когда он появился, и, может быть, поможет ему оказаться среди окружающих Йена людей и привлечь его внимание.

Но Йен замечает его первым, и его глаза расширяются от удивления, но улыбка как-то тускнеет, отчего у Микки сводит живот.

Он нерешительно машет рукой и неторопливо направляется к бару, с облегчением вздыхая, когда Йен подходит к нему.

‒ Я не знал, появишься ли ты.

‒ Я не настолько засранец, ‒ пожимает плечами Микки.

‒ Приятно слышать.

Микки на это ничего не отвечает, только зовёт бармена, чтобы тот принёс виски. Он чувствует взгляд Йена и прикусывает губу.

‒ Ты ничего не хочешь мне сказать? ‒ давит Йен.

Микки нервно смотрит на него, открывая рот, чтобы выдать нечто, что сошло бы за извинение, пока перед ним ставят стакан бурбона, но затем натыкается взглядом на лицо, которое он не ожидал увидеть сегодня вечером, и его разум переключается как по щелчку.

‒ Какого хуя он тут делает?

Йен проследил за его взглядом.

‒ Кто, Майк?

‒ Да. Ёбаный Майк. Какого хуя, Йен?

‒ Сейчас мы друзья. Он здесь как друг.

‒ Да неужели? Так он просто вдруг больше не хочет с тобой перепихнуться? Думал, ты наорал на меня на днях, потому что хотел, чтобы мы были эксклюзивными и всё такое. Или так ты порвал со мной, когда выскочил из дома?

‒ Тпру-тпру-тпру, попридержи коней, Мик. Я только сказал, что мы с Майком теперь друзья. Это не имеет к тебе никакого отношения. Мы даже не целовались с ним раньше. Ты похерил наши гипотетические отношения, сорвав нам первое и единственное свидание. Это не похоже на то, что между тобой и мной. Да, мы поссорились на днях, но я тебя не бросал. Или, по крайней мере, я не думаю, что можно бросить кого-то, с кем ещё даже не встречаешься, не так ли?

Микки закатывает глаза.

‒ Это ты опять заставляешь меня признать, что мы вместе?

Йен раздражённо вздыхает.

‒ Микки, ты пришёл сюда сегодня вечером, зная, что мои друзья и семья будут здесь, и я, блядь, сказал на днях, чего именно я хочу от тебя. Это зависит от тебя, как ты хочешь играть. Просто сделай выбор. А теперь я собираюсь вернуться за свой столик. Надеюсь, ты присоединишься к нам, когда будешь готов.

Он поворачивается, чтобы уйти, когда Микки опрокидывает свой полный стакан в себя, наслаждаясь ожогом.

‒ Подожди! ‒ зовёт он.

Йен снова поворачивается к нему, вопросительно приподняв брови. Микки вытаскивает очень плохо упакованный подарок, который он раздобыл, и протягивает Йену, чтобы тот взял его.

Легкая улыбка появляется на его лице, когда он принимает свёрток.

‒ У тебя для меня подарок?

Микки пожимает плечами.

‒ Не слишком воодушевляйся. Ничего особенного.

Они прислоняются к барной стойке, и Йен разворачивает длинную ленту скотча, затем пластиковый пакет для продуктов, а следом какую-то газету, пока не добирается до довольно большого охотничьего ножа, скорее всего, сделанного в 1940-х годах или около того.

‒ Мик, ‒ выдыхает Йен, ‒ разве ты не говорил, что это нож твоего дедушки?

‒ Да. Я имею в виду, мы так думаем. Я не уверен. Милковичи, как известно, не особенно заботятся о сохранении устных семейных преданий.

‒ Ты не можешь отдать его мне, Мик. Мне приятно, но, вроде как, это слишком.

Микки фыркает.

‒ Слишком? Мне это ни хрена не стоило, Галлагер. Он просто валялся, собирая пыль в различных ящиках и оружейных шкафах, в которые его бросали все эти годы. Никто никогда не пользовался им, потому что он выглядит старым и скучным. Но тебе он очень понравился, когда ты его увидел, так что я решил, что он должен быть у тебя. Это не так уж и важно, поверь мне, я никогда даже не видел своего деда, а всё, что я о нём когда-либо слышал, это то, что он мудак. Этот нож не имеет никакого личного значения для меня. Он мне не нужен.

Йен кладёт нож на стойку и хватает лицо Микки обеими руками, а затем нависает над ним и просто накрывает его губы своими посреди местного бара, в котором его отец частенько нажирался между тюремными сроками. Это похоже на подходящий вид «на хуй тебя» заочно.

Когда они отстраняются, Йен смотрит ему прямо в глаза.

‒ Ты перестал быть испуганным придурком или как?

Рот Микки кривится, и он облизывает губы, пробуя вкус Йена на них.

‒ Думаю да. Я имею в виду... мне больше никто не нужен. Просто чтобы ты знал.

Йен широко и радостно улыбается.

‒ Это всё, что я хотел услышать. Готов встретиться с грёбаными Галлагерами?

Брови Микки взлетают вверх.

‒ Позволь-ка мне для начала выпить.