Просыпаться было тяжело. Очень тяжело. Тело ломило, а в горле скребли кошки. Ужасно хотелось пить. Красный открыл глаза и сразу же сморщился от слишком яркого света, который ударил словно дубиной. Попытка сказать что-то не увенчалась успехом — из горла вырвался лишь сдавленный хрип, а после и вовсе послышался кашель. Рядом раздался какой-то звук, отдалённо напоминающий вздох, а после удаляющиеся шаги. Глаза всё ещё не видели ничего, кроме ослепляюще-яркого света и призраков из своего сна: милая девушка, дети…
В груди разлилось приятное тепло, а на потресканных губах сама собой появилась слабая улыбка. Красный не понимал почему, но ему было приятно вспоминать о необычных гостях. Однако писк медицинских приборов не дал полностью насладиться моментом — Шрам наконец осознал своё местоположение и увидел что-то кроме неразборчивой дымки и галлюцинаций.
Он был в палате. Обычной больничной палате и лежал на обычной больничной койке. Лишь окон здесь не было, а дверь была толстой и железной. Шрам слабо улыбнулся, скорее оскалившись. Было лестно, что Диктор так боится его побега.
Красный пошевелился, игнорируя боль, и попытался встать, отчего лишь зашипел и повалился обратно на кровать. Разозлившись, он отсоединил от себя все приборы и аккуратно вытащил капельницу, сразу приложив ватку. По беглому взгляду на себя, Шрам мог отметить несколько новых ссадин и ушибов, а так же рваных ран. Всё же взрыв не мог пройти бесследно.
Красный фыркнул и аккуратно потянулся, слушая тихий хруст косточек. Он жив. Но живы ли остальные?..
«Вряд ли» — покачал головой Шрам. Диктор не дал бы им выжить. Загадка лишь то, почему Красного не постигла участь стать кристаллом.
Сразу же вспомнились насмешки братьев о том, что Диктор явно записал первого клона в любимчики. Красный всегда фырчал на это и закатывал глаза, теребя края старых перчаток. Понапридумывают всякого, а потом верят.
Будь Шрам в любимчиках, то точно бы… Красный недовольно простонал. Всё же правы были братья. Ибо объяснить то, что вместо того, чтобы быть кристаллом или и вовсе гнить где-то в земле, Красный находился в палате на лечении, нельзя было объяснить больше никак.
Красный был уверен, что Джеймс бы сейчас насмешливо улыбнулся и похлопал его по плечу со словами: «такова жизнь, старичок». Что ж, он как всегда прав. Жизнь именно такова.
Красный огляделся, стараясь найти путь побега. Однако стены были голыми и цельными, а пол и подавно. Шрам выругался, сжав кулаки. Как же быть?
— Первый. Вижу, ты уже проснулся, маленькая красная зараза. — Послышался голос откуда-то сверху, отчего Шрам вздрогнул и заозирался по сторонам. В дальнем тёмном углу находилась маленькая камера и динамик. — Как спалось?
Первый фыркнул и сморщился. Диктор явно был недоволен чем-то. И вариантов было немного: или тем, что Красный проснулся или всё же неудавшейся революцией.
— Видимо хорошо. Даже удивительно. С твоими ранами ты должен был умереть ещё пару дней назад. Повезло, Первый, что добрый Диктор позаботился о тебе, да?
Шрам цокнул и упал на кровать, натягивая одеяло по самые уши. Диктор хмыкнул.
— Скоро тебя переведут отсюда. Радуйся, Первый, там прекрасный вид на, такие любимые тобой, эксперименты. Больше не придётся прятаться в симуляциях. Ты рад?
Красный даже не шевельнулся. Лишь тихо дышал, стараясь чтобы даже грудь не вздымалась. Дальше слов не последовало. Видимо, Диктор отключился. Следом отключился и Шрам, будучи ещё слишком слабым.
***
Всё оставшееся время Красный помнит плохо. Он сидел в своей новой камере, думал и проклинал Диктора. А ещё вспоминал о погибших братьях.
В такие моменты на красных глазах всё время наворачивались слёзы, а самого клона начинало трясти. Он снова не смог их спасти. И даже хуже — самолично повёл их на верную смерть.
— Какой же ты идиот, Шрам, — говорил он сам себе и постепенно начинал понимать Шизо.
Из-за всего этого Красный даже чуть не пропустил момент для идеального побега. Однако всё пошло по плану и теперь Шрам имел возможность спокойно выбираться из своего заточения.
Но Красный даже не знал, хорошо ли это — теперь он снова наблюдал за тем, как клоны умирали на экспериментах и снова ничего не мог сделать. Лишь глаза становились всё краснее, а волосы — седее.
Когда Первый в очередной раз выбирался из симуляции, сжимая кулаки так, что ногти расцарапывали кожу в кровь, на глаза ему попалась какая-то тетрадь. Шрам даже не знал, умеет ли читать, однако всё же взял её и открыл.
Почерк был очень резким и угловатым, что усложняло попытки прочтения. Но Красный усердно напрягал глаза и вчитывался в каждую строчку, словно на одном дыхании.
Тетрадь (а именно личный дневник) принадлежал Диктору. Вернее, Тому. Так его звали. Однако Шрам не спешил верить. Помимо всего прочего, там говорилось и об его исходнике — Роберте. И если всё это ещё звучало настоящим, то история о благих намерениях Диктора Тома — нет.
И был только один вариант, как узнать, что правда, а что — нет. Спросить у Тома самому.