Белый – цвет совершенства и завершенности.

Часто его связывают со справедливостью и спасением.

Сила его – равенство, мир и согласие.

К нему обращаются, уходя от активных действий, замыкаясь в себе, отрешаясь от мира.

Белый – цвет добровольной жертвы, полной свободы и снятия препятствий.

***

Туман мешался с дымом от горящих домов и становился удушливым, плотным, почти осязаемым. Корабль постепенно растворялся в нем, удаляясь все дальше от крепости, оставляя позади полуразрушенный Город Цепей. Даже вздумай теперь кто-нибудь выслать погоню за Защитником, прибрежные скалы неодолимой преградой встали бы на пути – Изабелла правила уверенно, но у нее ведь было целых семь лет, чтобы учиться на ошибках.

- Хорошо бы Бодан, Сэндал и Орана выбрались невредимыми, - задумчиво произнес Гаррет, и это было единственное пожелание, высказанное им с момента гибели Мередит. – Никто из них не заслужил оказаться сейчас в эпицентре бури.

От его рук исходил свет, и Карвер чувствовал, как срастается сломанная ключица, восстанавливаются поврежденные ткани. От надплечья, к которому прикасалось поле живительной магической энергии, по всему телу волнами распространялось расслабляющее тепло.

По палубе нового «Зова Сирены» бродили матросы, на редкость деловитые и организованные для будущих пиратов, переговаривались между собой негромко и будто бы не обращали на братьев Хоук никакого внимания. Внизу, в трюме, Андерс лечил Фенриса, пострадавшего в битве гораздо серьезнее, и суетился при этом сильнее обычного. Эльф шипел сквозь зубы, но уже не пытался, как когда-то, оттолкнуть от себя руки одержимого мага. Их ненависть Карверу, видевшему всю историю с начала, напоминала одряхлевшую сторожевую псину, которая еще рычит и лает по привычке на незнакомцев, но уже никогда не кинется.

- Хорош же Защитник… От города одни головешки.

- Опять ворчишь, братец, - дыхание согрело затылок, смех вибрировал в груди Гаррета, и сердце забилось чуть чаще и сильнее, подстраиваясь под чужой ритм. – Пусть горит. Потом восстанет из пепла лучше прежнего.

Авелин напряженно всматривалась в исчезавшую в тумане линию берега, сердцем оставаясь в Киркволле, и было понятно, что вскоре для нее наступит день возвращения. Мерриль, восторженно улыбалась, вдыхала полной грудью морской воздух, чуть горьковатый от дыма, опасно перегибалась через парапет, стараясь тоже разглядеть что-то вдали, и Варрик предупредительно стоял рядом, удерживая эльфийку от падения за борт.

Гаррет никогда раньше не отпускал прошлое с легким сердцем. Карвер вспомнил имение в Верхнем городе – дом, где он был всего однажды, где Хоуки должны были жить большой дружной семьей – и понял вдруг, насколько брат в последние годы действительно ненавидел это место.

Никто не смотрел на них, и Карвер сжал закованными в латные перчатки ладонями крепкие запястья. Гаррет осторожно высвободил правую руку, нажатием на подбородок, заставляя его запрокинуть голову.

Волны бились о борт в своем медленном и степенном ритме. Туман смыкался позади, будто плотный занавес, и пути обратно не было, как не было определенного будущего.

Одна на двоих ведущая в никуда дорога.

По дорогам, где наши остались следы,

Одному невозможно идти.

Все, что есть у меня в жизни ценного – ты,

И едины вновь наши пути.

«Верь, что я никогда не жалел ни о чем,

Верь, что я не предам никогда.

Слышишь, брат? Вот мой меч, вот стальное плечо,

Нам по силам любая беда».

«Мне не жаль оставлять одинокий очаг,

Мне не жаль, что мой город в огне.

Не предвидел никто, что все выйдет вот так,

Но мы выстоим в этой войне».

Пусть сгорают дотла и дворцы, и сады –

Мы не станем грустить о былом.

По дорогам, где наши остались следы,

Мы уйдем, как когда-то,

Вдвоем.