Синий – цвет постоянства и верности, самоотверженности и упорства.
Во все времена его выбирали те, кто ведал истину.
Сила его – порядок и духовное равновесие.
Именно этот цвет зовет к нахождению смысла, но никогда не дает ответов.
Синий может принять лишь преданность на грани самоотречения, заменяет реальность мечтами и грезами.
***
Он плывет в переполненном трюме торгового судна, и ноздри режет запах отсыревшего дерева и несвежей морской рыбы; он лежит на соломенном тюфяке в ветхой лачуге дяди Гамлена, и за тонкой стеной, у очага, мать зашивает рубашку и улыбается своим мыслям такой знакомой с детства улыбкой; он сторожит костер на Рваном берегу, и где-то совсем рядом плещут волны, и нужно чутко прислушиваться к каждому шороху, потому что напасть могут в любой момент.
Сквозь сон Карвер слышит чужое ровное дыхание.
«Надеюсь, все у вас там в порядке. Здесь тоже неплохо».
Командор Карон гоняет его по самым глухим захолустьям Ферелдена, будто за какую-то провинность. Они постоянно ищут: иногда гнезда Порождений Тьмы, а иногда вообще неизвестно что (Карвера никогда не ставят во главе отряда, нужно просто исполнять приказы и задавать поменьше вопросов – ничего нового). Старшие Стражи, вроде Страуда или угрюмого Натаниэля Хоу, относятся к новичку снисходительно, и завоевать их доверие оказывается ничуть не проще, чем уважение старшего брата.
В настоящие схватки вступать приходится не так уж часто. Памятуя о недавней угрозе, Орден старается реагировать на все донесения, и, само собой, в большинстве случаев за ними не стоит ничего серьезного.
Карверу видится в этом некая злая ирония: единственный из всех Хоуков, сумевший начать новую жизнь на родине, он никак не может теперь узнать ее. Однажды их заносит в разрушенный Лотеринг, и младший Хоук долго бродит между обугленных остовов деревенских изб. Под ногами сухо шуршит пепельно-серая земля, выжженная и оскверненная. Лишь на самой окраине, там, где раньше было «Убежище Дейна», он находит одинокий свежий сруб, будто кто-то из переживших Мор односельчан собирался вернуться, но потом передумал.
«Честно говоря, работа у нас утомительная, грязная, часто просто ужасная. Спасибочки!»
Смрадные запахи Глубинных Троп быстро въедаются под кожу – ничем не вытравить. Ночами Карверу снится всеобъемлющая тьма, имеющая, как выяснилось, множество оттенков, и многоголосный шепот. Нет ничего удивительного в том, что для военной организации Серые Стражи живут очень вольно: если разного рода «увеселения» не мешают в нужный момент концентрироваться на бое, то осуждать за них – не принято. Во всяком случае, в ферелденском ордене это так.
«Победа в войне, бдительность в мире, жертвенность в смерти» - все верно.
Иногда в своих тяжелых снах Карвер слышит отчаянное: «Держись, братишка, ты только держись…» - и в эти моменты к горлу почему-то подкатывает ком, становится трудно дышать и пальцы судорожно сжимаются в кулаки.
«Положительная сторона в том, что я жив и принадлежу к чему-то значительному. Может, я наконец выберусь из-за твоей спины, спаситель ты наш!»
Карверу удается почти не вспоминать день, когда он сбежал из дома на войну, под знамена короля Кайлана. «Быть Серым Стражем – значит, познать смирение», - сказала ему Героиня Ферелдена. Экс-Командор легендарной Башни Бдения, жена правящего монарха, победительница Архидемона, урожденная леди Кусланд; образ этой женщины представился младшему Хоуку исполненным благородной гордости и величия. Но говорила она о смирении.
Со временем фраза прочно врезалась в память – как наставления матери, как отцовские истории о жизни мага-наемника, как строчки из письма сэру Моревару Карверу, которые он, Карвер Хоук, Серый Страж, читал слишком часто и практически выучил наизусть.
Смирение, безусловно, стало ему теперь необходимо как воздух. Месяцы сменяют друг друга неестественнно медленно, и иной раз кажется, он родился и вырос среди холодных стен Башни Бдения. «Держись, братишка!» - исступленно шепчет Гаррет-из-снов, которого словно бы тоже никогда не было, как не было мамы, папы и Бетани.
Карвер изредка шлет в Киркволл письма, и кто-то всегда отвечает ему и ставит в углу пергаментного листа печатный оттиск с гербом Амеллов.
***
Самое серьезное задание за два года – проследить, чтобы охотничий праздник, устраиваемый сбрендившим от собственного богатства орлесианцем, прошел гладко. Об истиных причинах интереса Стражей к подобному мероприятию Карвер может только догадываться.
У ворот замка Эн, среди прочих желающих попытать счастья в битве с виверном, внезапно обнаруживается Гаррет, и с этого момента, разумеется, все идет наперекосяк. Симпатичная эльфийка оказывается кунари, а сам замок – смертельно опасной ловушкой с множеством потайных ходов и целым лабиринтом подземных пещер. Брат, конечно, справляется со всем этим, и, стоя на руинах террасы, по щиколотку в ядовитой слюне Леопольда, умудряется привычно острить и флиртовать с обманщицей.
- Ты теперь такой взрослый, - тяжелая рука ложится на плечо, и в голосе почему-то нет и намека на улыбку.
- Странно, правда?
Иллюзия ощущений: чужое живое тепло согревает сквозь стальные латы.
***
«… мне, правда, тяжело писать об этом, мальчик…»
Карвер понятия не имеет, почему вдруг Страж-командор оказывается в курсе.
Вечером того же дня к нему подходит неизменно мрачный Натаниэль Хоу и, глядя в одну точку, чуть выше Карверова плеча, сообщает, что завтра в дозор до леса Вендинг вместе со Страудом и Сигрун отправится сам Карон. Ответа лучник не ждет, и Карвер почему-то уверен: даже если бы он попытался возразить, никто не стал бы слушать.
«… моей сестры…»
«… твоей матери…»
Младший Хоук получает на руки кошелек с золотом и напутственный совет - потратить все до последней монетки в «Короне и Льве».
«… Леандры больше нет…»
Он пытается восстановить в памяти образ мамы, пытается разозлиться на себя за тот день, когда она прибежала на площадь и в слезах умоляла не оставлять ее одну. Он хотел бы винить во всем Гаррета: не успел, не спас – как обычно, был слишком занят, до сих пор не наигрался в приключения.
В голове восхитительно пусто. Вместо того чтобы отправиться в Амарантайн, Карвер бесцельно бродит по просторному двору Башни Бдения.
***
С подземных болот тянет сыростью и каким-то резким неприятным запахом, вода горит зеленым пламенем. Под куполом пещеры тускло светятся облака ядовитых испарений. Впереди высится громада башни – тюрьмы и убежища Корифея, которого теперь связывает одна только Последняя печать.
Андерс мечется в тяжелом полузабытии, отчаянно зовет кого-то, то шепчет, то принимается кричать, Изабелла держит его голову на коленях и гладит по лбу, как больного ребенка.
Семейные встречи Хоуков в последнее время только так и происходят: на приеме у сумасшедшего аристократа, на улицах объятого пламенем Киркволла или, вот теперь, в старой крепости Стражей, в окружении сумасшедших гномов, жаждущих крови. Когда Карвер говорит об этом вслух, брат только смеется.
На одном из этажей они видят призрак отца и слышат его голос.
- Я скучаю по Бетани и по папе. И по маме. Даже по тебе иногда, - признаться в этом почему-то оказывается гораздо легче, чем представлялось в мыслях. - А Гамлен пусть идёт к чертям.
Гаррет только качает головой и вдруг наклоняется вперед и целует его в губы (Карвер от неожиданности чуть приоткрывает рот, невольно приглашая углубить поцелуй, но брат сразу отстраняется). И тогда младший Хоук не говорит ничего, только много позже, уже перед самой башней, решается.
- Неправильно, - кивает головой Гаррет и смотрит пристально, вновь очень серьезно, без улыбки, ожидая, наверное, возмущения или чего-то в этом духе.
Карвер даже представлять не хочет, при каких чрезвычайных обстоятельствах произойдет их следующая встреча, и надеется только, что оба они на тот момент будут живы. Время, как обычно, неподходящее (впрочем, подходящего в таком случае, наверное, и вовсе быть не может), но на этот раз он сам тянется к брату – неуверенно, даже робко, но вместе с тем отчаянно, словно бросаясь в глубокий омут.
Даже настойчивый шепот Корифея в голове на несколько минут смолкает.