***
А теперь во всех городах возводят
типовой кинотеатр «Ракета»,
где можно посмотреть типовой
художественный фильм.
(«Ирония судьбы или с легким паром!»)
***
Невозможно узнать, кто первым задал вопрос «ну что?»
Утром Элронд неожиданно объявил состав Отряда и дал понять, что не сегодня-завтра выпихнет его в путь. Свинью, что и говорить, он подложил изрядную. На календаре был конец декабря, и у всех, кроме гномов, на носу был Новый Год. Никому не хотелось встречать его походными сухарями в чистом поле — даже Арагорну, который последние лет семьдесят по-другому его и не встречал. Даже Леголасу, который уже столько раз встречал Новый Год, что запросто мог и пропустить разок-другой для разнообразия.
Члены новоиспеченного Отряда изучающе рассматривали тех, с кем волею судьбы придется провести следующие несколько месяцев…
Впрочем, может быть, тот самый вопрос задал Гэндальф. Во всяком случае, бочонок мирувора в свою комнату приволок определенно он.
В застольном разговоре явно поубавилось участников. Доселе клевавший носом Арагорн теперь заснул окончательно, ткнувшись лбом в сложенные на столе руки.
— Завтра утром будет зеленым, как его плащ, — предрек Боромир.
Гэндальф тут же возразил:
— Не будет. После мирувора не бывает похмелья. Тем он и хорош.
— А вот эльфы, должен вам сказать, никогда не хмелеют, — важно сообщил Леголас.
— Ну, еще бы! — сказал Боромир. — Захмелеть от этой воды было бы странно, — сам он не чувствовал ни малейших признаков опьянения. Мирувор пился легко и вкусом действительно напоминал воду с легким ароматом цветов. — Я бы посмотрел на эльфа, выпившего столько же вина.
— А что такого особенного в вине? Папенька любит хорошее вино. Но я никогда не видел пьяным ни его, ни кого-то из его окружения. Однажды только был случай… но это гномы подсыпали что-то в кружки.
Гимли привстал:
— Что такое?!
— Тихо, тихо! — остановил его Гэндальф. — Давайте без выяснения отношений. Мы собрались, чтобы выпить за мир и дружбу.
— Так пусть не начинает. Стоит эльфам опростоволоситься, как во всем виноваты гномы!
— Гордись этим, — сказал Боромир.
И, пока сотрапезники соображали над этой фразой, он наполнил бокалы — теперь снова была его очередь.
— Между прочим, — поднял свой бокал Гимли, — мы еще ни разу не выпили за успех нашего похода. Это неправильно. Это надо исправить.
— Согласен!
— Но жаль, — сказал Леголас, — что тебе не пришло это в голову раньше. А сейчас нас тут только половина.
Дремлющих полуросликов кое-как растолкали и отправили по кроватям уже довольно давно. Гимли нашел решение немедленно:
— А мы выпьем один раз за себя, а другой раз за них. Ну, за успех!
Дружно звякнули бокалы.
Длинное, до самого пола, окно комнаты Гэндальфа выходило на лужайку с южной стороны дома Элронда. За лужайкой начинался парк, и в темноте еще были видны голые ветви ближайших деревьев. Вид этот напоминал, что всего через пару-другую дней предстоит отправляться в холод, темень и неустроенность.
— Послушай, Гэндальф! — вдруг сказал Боромир. — Если орел смог унести тебя из Изенгарда, почему бы ему не отнести Фродо до Ородруина?
Голова мага, медленно клонившаяся к столешнице, от этого вопроса резко вздернулась.
— Потому что орлы — не наемные извозчики, — произнес он значительно.
— Так и полурослика не на рынок посылают.
— Это дело не сотворишь с помощью силы. Надежда только на скрытность. Орла сразу увидят. И надежде конец.
— А если ночью?
— Опять он за свое! — сказал Гимли. — Спорит и спорит. Наверное, заболеет, если день без споров пройдет.
— Не обращай внимания, — посоветовал Леголас. — Успеем еще наслушаться по дороге.
Они постарались так и сделать и некоторое время мужественно ничего не замечали, но спор сам лез в уши.
— Может, ты просто не умеешь их вызывать? — напористо и насмешливо говорил Боромир.
— Я?! — от возмущения в горле мага что-то булькало. — Я, Гэндальф Серый?!
— Серый. Но орлов вызывать не умеешь.
Маг снова что-то булькал в ответ. Леголас сдался первым:
— Давай знаешь что?
— Выпьем?
— Нет. То есть это само собой. Давай лучше споем.
— Хорошая мысль! — откликнулся Гимли и немедленно затянул: — Был на дворе октябрь…
Леголас остановил его:
— Нет, нехороша твоя песня. Ты всех тут ею перебудишь. Лучше я, — и, сделав глоток и откашлявшись, начал сам: — О чем поет лесная тишина…
— Как тишина может петь?! — удивился Гимли.
— Это иносказание! Образное выражение! Не перебивай!
Песня была длинной. Но Гимли не суждено было в этот вечер узнать, чем там все кончилось. В один прекрасный момент он вдруг спохватился, что, кроме эльфийского голоса, в комнате не слышно больше ничего.
— Гляди-ка! — перебил он Леголаса снова. — Вот это волшебство!
Спорщики спали. Гэндальф сполз в кресле, и край его широкополой шляпы почти касался стола. Тихо посапывал Боромир, склонив голову к плечу. Гимли и Леголас даже засмотрелись на эту картину мира и покоя, но резкий и громкий стук заставил их встрепенуться. С той стороны окна кто-то настойчиво требовал впустить. Чуть покачнувшись, Леголас встал, распахнул створки и едва успел отпрянуть — в комнату немедленно сунулась орлиная голова.
— Вызывали?
Ни Леголас, ни Гимли не сомневались в умениях мага, но не ожидали, что орел возьмет и явится. Оба кинулись будить Гэндальфа, но, как ни тормошили, как ни расталкивали, не преуспели нисколько. Коварство мирувора не знало различий. Майа или Воплощенный, смертный или нет — мирувор одолевал всех. Пробившись впустую еще некоторое время, Гимли сказал:
— Придется самим.
На всякий случай оба оглянулись — тень орла по-прежнему маячила в проеме окна.
— Давай рассуждать логически. Орел для того, чтобы лететь. Я могу сказать совершенно точно одно — я никуда не лечу, — уверенно изрек Леголас и поднял указательный палец перед носом Гимли. — А ты?
— Я? — изумился Гимли. — Зачем мне куда-то лететь? Мои ноги мне достаточно хорошо служат, чтобы я позволял таскать себя по воздуху.
— Прекрасно! — Леголас был доволен. — Нас тут пятеро, и двоих мы можем в расчет не брать — это почти половина. Остаются трое, и надо решить, который из них должен лететь. И куда.
Эльф и гном разом посмотрели на спящих.
— Я бы поставил на Гэндальфа, — задумчиво произнес Гимли. — Это же он то и дело куда-то летает. Так что велика вероятность, что и в этот раз...
Леголас несогласно помотал головой.
— Ты вспомни! — потребовал он настойчиво. — Они спорили! Спорили о том, унесет ли орел… — Леголас оборвал фразу.
— Кого? — спросил Гимли, когда понял, что продолжения не предвидится.
— Давай подумаем. Исключаем нас с тобой, остаются все те же трое. Но спорить, унесет ли Гэндальфа орел, незачем — все и так знают, что унесет. Значит?
— Значит? — эхом откликнулся Гимли.
— Значит, остается Боромир. Его орел и должен нести, — подвел черту Леголас.
— А почему не Арагорн?
— Потому что… потому что… А! Потому что он идет в Минас Тирит, он сам сказал. Идет, а не летит.
— Ты безупречно рассуждаешь!
— Это потому, что эльфы мудры, — скромно сказал Леголас. — Итак, половина задачи решена, осталась другая — куда орел должен нести Боромира?
— Домой, — ответил Гимли. — Ему надо домой.
Леголас тоже припомнил все, что говорилось на Совете и после:
— Да, ведь там война. Поэтому он так торопится и летит на орле. Вот как легко обо всем догадаться, если подумать.
— Долго вы еще будете совещаться? — недовольно проклекотал снаружи орел.
— Уже все, — успокоил птицу Леголас. — Надо отнести вот его.
Гваихир опять просунул голову в комнату и оценивающе взглянул.
— А за перевес багажа кто будет платить?
Гимли уже открыл было рот, раздумывая, указать ли на Боромира или, может быть, на Гэндальфа.
— В долг не возим, — предупредил его Гваихир. — Плату вперед.
Как у всякого уважающего себя гнома, по карманам у Гимли было рассовано достаточно монет. Но, как и всякий уважающий себя гном, Гимли отнюдь не спешил расплачиваться ими за кого попало просто так, даже без расписки.
Орел между тем влез в комнату, насколько ему это было возможно, и что-то пристально разглядывал то одним, то другим глазом.
— А что это у вас там такое?
Леголас проследил направление орлиного взгляда.
— Стол. Блюдо. Бокалы…
— Мирувор! — сказал Гимли, правильно истолковав поблескивающее в глазах Гваихира вожделение. — Будешь?
Гваихир пробовал мирувор единственный раз, да и то давным-давно, еще на свадьбе Тулкаса. Тогда мирувором наполнили фонтан, и даже орлам хватило, чтобы угоститься. С тех пор Гваихир мечтал снова причаститься этой благодати, но чаяния его были безнадежны.
Не дожидаясь ответа, Леголас подошел и принялся изучать орлиный клюв.
— А если прямо черпаком наливать? — деловито спросил он.
Гваихир презрительно покосился на этот наперсток.
— Из бочонка, — тут же, смекнув, добавил Леголас.
Хлебнув мирувора, Гваихир заметно подобрел.
— Так и быть, — сказал он, поглядывая на спящего Гэндальфа. — Потом сочтемся. Куда нести?
— Город каменный… — нараспев прогудел Гимли.
Леголас подхватил, хитро улыбаясь:
— На большом холме город, в городе дома белокаменные, над городом башня высокая белая, а возле башни фонтан, а у фонтана белое дерево — отгадай, что это такое?
Ни гном, ни эльф никогда не были в Минас Тирите, но только сегодня вечером Боромир описывал свой город подробнее некуда.
— Тоже мне загадка! — фыркнул орел. — Любой птенец знает. Однако далековато будет.
Из-под шляпы Гэндальфа донесся невнятный звук.
— Ну, надо так надо, — дал задний ход Гваихир. — Выводите.
Для порядка Гимли встряхнул Боромира, но это было совершенно бесполезно. Ничего не оставалось, кроме как подхватить его под руки и с грехом пополам тащить наружу.
— Легко сказать «выводите»! — кряхтел Гимли. — В нем фунтов двести.
Все же кое-как они ухитрились протиснуться через окно и встали на лужайке тесным рядком, подпирая Боромира с двух сторон.
— Разойдись! — скомандовал Гваихир. — А то зацеплю.
— Тогда он упадет, — сказал Гимли.
Леголас сделал полшага в сторону, и Боромир немедленно начал клониться.
— Я же говорил, упадет, — пропыхтел Гимли, пытаясь удержать его в одиночку.
Гваихир уведомил:
— С земли подбирать не буду. Или груз проткну, или все тут когтями перепашу.
Гимли осенила идея.
— Подержи его! — крикнул он Леголасу и, не дожидаясь ответа, метнулся в комнату.
Вернулся он тут же, неся рог.
— Сейчас мы его… — Гимли приложил рог к губам и дунул что было сил.
Леголас зажмурился и втянул голову в плечи. Но вместо могучего «тррроу» из раструба вырвался лишь какой-то жалкий писк — в этом деле тоже нужна была сноровка. Однако и писка оказалось достаточно. Боромир встрепенулся. Протянул руку:
— Дай сюда! — потом, не открывая глаз, перекинул перевязь рога на шею, поднял голову, в свою очередь поднося рог к губам…
Ветер орлиных крыльев плеснул в лица. Гимли и Леголас, не сговариваясь, отскочили и припали к земле. Мелькнули мощные лапы, тень гуще ночи пронеслась над лужайкой. Через несколько мгновений все затихло. На лужайке не было ни орла, ни Боромира.
— Если никто не упал обратно, значит, все в порядке, — сказал Леголас, отряхиваясь.
Они вернулись в комнату и затворили окно.
— Все-таки мы молодцы, — сказал Гимли.
Леголас разлил мирувор в бокалы. За это определенно стоило выпить и, быть может, даже не один раз.
***
Гваихир летел вслед солнцу. Звезды Варды отражались в орлиных глазах. Незаметные движения огромных крыльев ловили ветер. Вокруг завивались струи тумана и плавали клочья облаков, но Гваихиру не было до них дела, так же, как не было дела до земли и моря под облаками — этот путь всякий из орлов знал еще раньше, чем выбирался из скорлупы.
Наконец туман расступился, внизу показался белый город на холме у высоких гор, и Гваихир пошел на посадку. Немного погодя он встряхнул свою ношу и спросил, опустив голову к лапам:
— Куда выгружать?
И еле разобрал ответ:
— Вон там, у фонтана.
В окрестностях фонтана не было ничего мягче камня.
— Закинуть бы тебя прямо в воду, — пробурчал Гваихир.
Доброта, приключившаяся от мирувора, уже проходила, и орел обретал прежний сварливый нрав. Он заложил еще один круг, выбирая, как лучше протиснуться между домами, вроде нашел что-то подходящее.
— Па-а-берегись!
Падение с высоты семи футов способно причинить немало неприятностей, особенно если это падение на каменные плиты. Но высшие силы хранят бражников — Боромир даже не ушибся. Кое-как поднявшись, он некоторое время соображал, что к чему. В ушах еще гудело от ветра. Никак не удавалось взять в толк, почему невинная имладрисская пирушка закончилась таким странным образом, откуда вдруг взялся орел и зачем этот орел потащил его домой. Но ответы на все эти вопросы можно было искать утром на свежую голову. А сейчас очень хотелось спать. Глаза закрывались сами собой. К счастью, чтобы добраться до кровати, они были не очень-то и нужны. Засыпая на ходу, Боромир обогнул фонтан и Белое Дерево, украшенное праздничными фонариками, доплелся до резиденции Наместников. Мимоходом удивился, почему кругом так безлюдно, и даже Стражей Цитадели не видно ни одного, но это тоже могло подождать. Ноги вели привычной дорогой на второй этаж, там к двери своей спальни. Ни к чему было тратиться на излишества вроде светильника. Раздевшись, Боромир забрался под одеяло. Он еще успел подумать: «Как хорошо дома!» и окончательно провалился в сон.
***
Время, должно быть, приближалось уже к полуночи. Нерданель отложила эскизы и стала одну за другой накрывать лампы. Из углов мастерской потянулись причудливые тени, легли на куски камня, на неоконченные и уже готовые изваяния. Всколыхнулись складки одежд, дрогнули, ожив на мгновение, каменные лица. Последнюю лампу Нерданель не гасила никогда. Она была не в силах отдать темноте даже эту призрачную жизнь своих созданий.
Большой дом был пуст. Со времени исхода Нерданель жила здесь одна, занимая несколько комнат на втором этаже. Остальные комнаты стояли закрытыми. Она дала себе слово не заходить туда. Индис не раз предлагала переехать к ней, но Нерданель не соглашалась. Ей казалось, что с ее отъездом этот дом, ее дом, умрет окончательно. К тому же Валимар был ей чужим.
На полу кухни лежали пятна лунного света. Таинственно поблескивали расписные тарелки в буфете. Вистэ, приходящая служанка, заменявшая теперь прежний, ненужный уже штат, каждый вечер оставляла здесь стакан горячего молока с медом.
Несмотря на все ухищрения, молоко почти остыло, но по-прежнему было вкусным. Нерданель выпила его с удовольствием и, покинув кухню, отправилась наверх. Днем все будет выглядеть по-другому. Завтра они с Вистэ примутся украшать дом. Праздник оставался праздником. Она, наверное, встретит его с родителями. Потом вместе с Анайрэ, Арафинвэ и Эарвен съездит в гости к Индис… Нерданель любила Аманар и, несмотря ни на что, сохраняла какую-то полудетскую веру в чудеса.
Зажигать свет она не стала. Обстановка спальни, как и любого другого уголка дома, давно сделалась настолько знакомой, что Нерданель не сбилась бы и с закрытыми глазами. В тишине ей вдруг почудился какой-то странный звук, словно чье-то размеренное сопение или дыхание.
— Глупости! — сказала она вслух. С некоторых пор вести диалог сама с собой стало привычкой. — Здесь никого нет и быть не может. Если ты принимаешь игру своего воображения за действительность, тебе пора к Ирмо.
Звук не прекратился. Не обращая больше внимания, Нерданель неспешно переоделась в ночную рубашку, переплела волосы на ночь в мягкую косу, потянулась привычным жестом откинуть одеяло… Рука наткнулась на что-то постороннее. Вздрогнув от неожиданности, Нерданель тронула это еще раз и со вскриком отдернула руку. В постели кто-то был. Живой, вспомнила о звуках Нерданель. Она не испугалась — в ее мире никогда не приходилось кого-то опасаться — но все это было до крайности внезапно. Отскочив, она торопливо сбросила колпак со светильника. Бледное пламя ночника явственно обозначило чью-то черноволосую голову. Кто-то, завернутый в одеяло, спал на кровати, почти уткнувшись лицом в подушку.
Нерданель наклонилась. Наметанным глазом определив пропорции, она машинально дорисовала в мыслях невидимую часть лица и озадаченно нахмурилась. Незнакомец вряд ли принадлежал к эльдар. Одному из майар угодно было принять такой вид? Возможно. Майар свойственно было выбирать самые разные личины. Но что он делает здесь?! Почему он заявился сюда и спит в ее постели, словно в своей собственной?!
Она осторожно тряхнула незнакомца за плечо. Тот пошевелился, но и только. Нерданель потрясла уже как следует. Незнакомец оторвал голову от подушки, разлепил сонные глаза.
— Вы кто?
— Человек, — был ответ на синдарине.
Нерданель знала синдарин: переселенцы на Тол Эрессеа понемногу занесли его и на континент, и она выучила его так же, как и остальные — от нечего делать.
— Какой человек?!
— Если вам так нужны подробности… среди ночи…
— Откуда вы тут взялись?
Он с видимым трудом приподнялся на локте, другой рукой отвел от лица спутанные волосы.
— Это я должен спросить, что вы тут делаете.
— Я тут живу. А вот вы…
— Живете?! Тут?! — кажется, незнакомец проснулся окончательно и уставился на нее во все глаза. — Какая чума надоумила моего отца жениться?!
— Откуда я знаю?! — воскликнула Нерданель. — При чем тут ваш отец?!
Похоже, незнакомец пропустил ее восклицание мимо ушей, ибо продолжил с прежним изумлением:
— И почему тогда вы в моей спальне, а не в его?!
— В вашей спальне?!
— Конечно! И вам лучше немедленно убраться отсюда, потому что если он узнает…
— Это моя спальня!
— Ваша?!
Боромир бросил быстрый взгляд по сторонам. Даже тусклого освещения доставало, чтобы заметить: обстановка комнаты действительно была другой. Другие стулья, другой шкаф, почему-то перебравшийся к противоположной стене, зачем-то до половины высоты обшитой панелями. Какая-то резная или расписная — не разобрать — ширма, какие-то безделушки, которых никогда тут не было… Только кровать и окно оставались на прежнем месте. Боромир сел. С силой провел ладонью по лицу, взглянул на себя, на красивую незнакомку в ночной сорочке.
— А, чтоб мне! Вам отдали мою спальню?! Угораздило. Тогда убираться надо мне, — он слетел с кровати. — Если меня тут застанут…
— Что значит «отдали»?! Она была моей всегда.
В сущности это было не совсем так — Нерданель перебралась сюда, когда Феанор отправился в изгнание. Но слова незнакомца оттого не делались меньшей чушью. Судя по всему, он намеревался уйти, но понятнее дело не становилось. На мгновение он прервал поиски своего одеяния и спросил сварливо:
— А что, во всем доме Наместников не нашлось другой комнаты? Или меня уже не ждали обратно?
— Каком доме?! Каких наместников?!
Происходящее делалось все более бессвязным.
— Правящих Наместников. Или вы знаете каких-то других?
— Я не знаю никаких! Впервые слышу о каких-то наместниках! Здесь правит король и…
Боромир даже выпустил из рук рубаху. Он еще мог представить внезапную женитьбу отца, но короноваться Денетор не мог никак.
— Уже?! Ха! — Боромир издал нервный смешок. — И еще один в Имладрисе!
— Что значит «уже»?! Король правил здесь всегда.
Странный смертный посмотрел на нее со снисходительной улыбкой:
— Леди, в Минас Тирите уже тысячу лет нет короля.
Нерданель сделала последнюю попытку нащупать дно в этой фантасмагории.
— Это Тирион, — медленно произнесла она. И, глядя ему в глаза, повторила: — Тирион, понимаете?
— Теперь понимаю, — услышала она в ответ. — Вот теперь я все понял. Леди, с вами что-то не то, — незнакомец постучал пальцем по виску.
Это было уж слишком. Терпение Нерданель лопнуло.
— Что-то не то здесь с вами! — закричала она. — Или вы пьяны.
— Пьяный или трезвый, я не спутаю свой город ни с каким другим. Тем более, площадь Цитадели.
— Никакой Цитадели здесь нет! Выйдите и спросите любого, как называется этот город! И немедленно!
Боромир успокоился. Все вставало на свои места. Непонятно было только, почему по жилищу Наместников разгуливает сумасшедшая, но это должно было разъясниться легко.
— Леди, будьте милосердны. Дайте мне минуту, чтобы одеться. Я не могу разговаривать с незнакомой дамой в таком виде. Даже если дама не в своем уме.
Не найдя слов, Нерданель швырнула в него подушкой. Боромир едва увернулся.
— Все рыжие — мегеры! На рыжей не женюсь, даже если отец будет умолять на коленях.
Вторая подушка угодила прямиком ему в лицо.
***
В Мандосе души перемещаются бесшумно, и, когда Намо почуял неладное, было уже поздно. Феанор обрушился на него внезапно. Искаженное лицо и остановившийся взгляд наводили на мысль о безумии. Даже когда Намо поучал в Круге Судеб, веля Феанору помнить, кто и что он есть — и тогда Феанор не кипел таким бешенством, как сейчас.
— В чем дело?!
Нижняя челюсть Феанора дергалась, будто ее заклинило. Оставив попытки справиться с ней, он швырнул Намо в лицо какую-то тряпицу. Тряпица оказалась носовым платочком. На одной стороне платочка был выткан орел, несущий в лапах — Намо вгляделся получше — какого-то смертного. Вокруг не было ничего, кроме облаков, но Намо сразу понял, что орел летит именно в Валинор, а не куда-нибудь еще. Недоуменно подняв брови, он пробормотал:
— Какой-то новый Замысел?..
В следующий миг Намо ощутил пустоту под ногами. Еще через долю мгновения его хлопнуло спиной о стену, потом туда же больно впечатался затылок. Снизу в подбородок уперлись два кулака, сгребшие мантию. Если этот бешеный приложит его затылком о камень еще раз… Вроде бы Воплощенный не мог победить валу, но даже Мелькор безнадежно охромел после встречи всего лишь с Нолофинвэ…
— Феанаро, дай же разобраться! — сдавленно просипел хозяин Мандоса.
Кулаки разжались. Намо съехал на пол, едва не упал. Одернул мантию и, не рискуя снова встречаться глазами с Феанором, перевернул проклятый платочек другой стороной. Все тот же смертный, теперь не слишком одетый, лежал в постели и вроде бы спал.
— Не понимаю… — опасливо подал голос Намо. — Что это?
— Постель моей жены! — сквозь зубы процедил Феанор.
Впервые с сотворения Намо Мандос понял, что такое страх.
— Здесь какая-то ошибка.
Но орел — его невозможно было отрицать! Орлы подчинялись только Манвэ!
— Ах, ошибка?!
Мысли Намо понеслись с быстротой молнии. Нетрудно было догадаться, кто переслал Феанору этот платочек. Работу мастерских Вайрэ Намо узнал сразу. Сегодня на платочке — завтра на гобелене. Завтра весь Мандос узнает, что Феанор обманутый муж, а его жена прелюбодейка. Многочисленные родичи Феанора просто сотрут Намо в порошок. Все обитатели Мандоса им помогут, ибо почти у всех снаружи остались жены, сестры, матери и прочая родня. Но это еще полбеды. Погасшие Древа и украденные сильмариллы пустяки по сравнению с…
— Клянусь тебе именем Эру, — произнес Намо ужасные слова, — что я ни прямо, ни косвенно не причастен к этому и ничего об этом не знаю. Я все выясню.
— Ты ждешь, что я еще раз поверю кому-то из вас?
Феанор пренебрежительно усмехнулся. Вспышка бешеного гнева уже миновала. Теперь он замышлял. Это было гораздо хуже. Но Намо уже знал, что делать.
— Придется, — голос его снова обрел твердость, присущую Судии. — Помни, что валар справедливы. Я отпускаю тебя прямо сейчас. Ты сам сможешь проверить, что происходит в твоем доме.
И, глядя, как Феанор меняется в лице, Намо понял, что снова оставил победу за собой.
***
Несмотря на поздний час, Владыка Манвэ еще и не думал ложиться спать. Весь вечер он писал речь, с которой по традиции обращался к обитателям Валинора в первый день нового года. Речь вышла на редкость удачной, и сейчас Манвэ с удовольствием мысленно репетировал ее. Внезапный, без предупреждений, визит Намо прервал идиллию. Владыка Душ, мрачный и холодный, как декабрьская туча, взял с места в карьер:
— Я выпустил Феанаро.
— Когда? — пока еще бездумно спросил ошеломленный Манвэ.
— Не далее получаса назад.
Оторопь брала Манвэ все сильнее.
— Но… — бормотал он, — было же предсказано… пока не упадет солнце и не исчезнет луна…
— Лучше бы они упали и исчезли. Взгляни на это, — и Намо сунул ему в руки злосчастный платочек.
Манвэ повертел платочек так и этак и задал тот же неоригинальный вопрос:
— Что это?
— Носовой платок. Кто-то из ткацкой Вайрэ — Мириэль, я полагаю, — переслал его Феанаро. Тот взбесился, отыскал меня и едва не убил.
— Почему?
— Потому что я единственный из валар, до кого он мог дотянуться.
— Но за что?!
— Твой паршивый орел, — Намо ткнул пальцем в одну сторону платочка, — притащил сюда, в Валинор, смертного!
— Смертный в Валиноре?!
— И этот смертный, — Намо ткнул в другую, — неизвестно как оказался в постели жены Феанаро.
— Вот так новости! Но почему ты не спросил меня?! — Манвэ вдруг вспомнил, что он король Арды. — Выпустить из Мандоса без моего и Варды разрешения?! Что за самоуправство?!
— А ты не понял? — на протяжении всего разговора Намо стоял, но теперь тон его сделался таким, что и Манвэ отчего-то тоже поднялся. — Лучше бы в ее постели оказался ты, а не этот смертный. Никто не поверил бы, что ты на такое способен. Когда эта история разойдется по миру живых — а она разойдется! Та же Мириэль покинет ткацкую и разнесет ее всем. Так вот, после этого поднимется на дыбы весь Валинор. Восстанут даже самые послушные ваниар. Даже часть майар отвернется от нас. Бунт нолдор ничто по сравнению с тем, что может начаться теперь. Мы уже сбежали от смертных за Круги Мира. Теперь нам останется бежать только в Пустоту.
— Что ты говоришь?! Почему все это должно произойти?! Я не понимаю!
— Потому что пошатнулись самые основы миропорядка. Даже Мелькор не посягал на чужих жен.
— Мы тоже не…
— Это был твой орел! Ты посылаешь своего орла за смертными и подсовываешь их в постели соломенных вдовиц!
— Но это же не так! — вскричал Манвэ в ужасе. — Намо, ты же знаешь, что я этого не делал!
— Докажи! — рявкнул Намо в ответ. — Не мне! Всем! — и добавил уже спокойно: — «Ты знаешь», «я не делал» — это не доказательство.
— А что доказательство?
— Расследуй это дело. Найди этого орла. Допроси этого смертного. Узнай, зачем они сделали это, по чьему наущению. Если был подстрекатель, найди и его. Узнай все. Представь всем виновников для открытого и строгого суда. И немедленно. Иначе слетишь кубарем с Таникветили, да и мы вместе с тобой.
— Да, — Манвэ потер горло, словно его что-то душило, шумно перевел дыхание. — Да, я займусь тотчас же.
— Теперь ты видишь, что я вынужден был отпустить Феанаро, чтобы отсрочить катастрофу и выиграть время.
Манвэ кивнул. Намо продолжил:
— Сейчас, я полагаю, он наводит порядок в своем доме. Если он переусердствует, я уже распорядился поставить стражу перед Путями Людей.
***
Дверь спальни неожиданно распахнулась. В комнату ворвался какой-то субъект. Лицо незнакомки застыло, взгляд стал отсутствующим. Покачнувшись, она начала медленно оседать.
«Муж!» — мелькнула мгновенная мысль. Никем другим этот субъект с горящими бешенством глазами быть не мог. Против разъяренных мужей было лишь два средства: драться или бежать. Драться было нечем. Дверь — исключено. За ней могла оказаться вооруженная подмога. Окно. Второй этаж — не страшно. Лишь бы под окнами никого. Босиком — пес с ним. Главное выбраться из дома.
Оскорбленный супруг подхватил даму, не дав ей упасть.
— Леди ни в чем не виновата, — предупредил Боромир, не спуская с него глаз.
Он сгреб в ком одежду. Обмотать левую руку, на подоконник, локтем в оконный переплет…
— Я и не сомневался, — поддерживая жену, отозвался ревнивец. Голос его звучал так, словно песок на зубах скрипел. — А вот тебя я сейчас…
— Полегче!
Драка или бегство, но терпеть грубости даже от законных обладателей Боромир не намеревался. Законный обладатель тем временем устроил обмершую жену на кровати и освободил себе руки. Спасаться бегством оказалось не обязательно — противник тоже был безоружен. Это уравнивало шансы. Ревнивец был мужчиной высоким и крепким, но и Боромир был не из слабаков.
Тот перемахнул кровать одним прыжком, намерился врезать обидчику в челюсть. Боромир увернулся неожиданно легко. Противник, пуще взъяренный своим промахом, попытался достать его снизу в солнечное сплетение, но уклониться опять вышло запросто.
— Трус! — рыкнул ревнивец.
— Неумеха!
Боромир не хотел большой драки. Своими маневрами он рассчитывал обогнуть кровать и добраться до двери. Вряд ли обиженный муж кинется преследовать, если не получит повреждений. Все удавалось до удивления легко. Ревнивец обрел тело лишь полчаса назад и еще не успел к нему привыкнуть, но Боромир этого не знал. Ему уже оставался короткий бросок к выходу, но тут ревнивец столкнул с места ширму. Та упала поперек дороги. Пришлось отпрыгнуть назад. Ревнивец преградил путь, за спиной оказался угол. Теперь нужно было биться всерьез.
И в этот миг прямо в лицо прилетел широкий язык воды. На секунду ослепленный ею, Боромир встряхнулся, спешно протирая глаза. Проклятие рядом подсказало, что та же участь настигла и ревнивца. За его спиной стояла пришедшая в себя дама с пустым умывальным кувшином в руках.
Противники снова впились друг в друга взглядами, тяжело дыша и сжимая кулаки.
— Прекратите!
Нерданель грохнула об пол кувшин. Разлетелись осколки.
— А вы убирайтесь! — если бы из указующей руки выметнулся нож, он воткнулся бы в дверь на добрый дюйм.
Ревнивец медленно сделал шаг назад, освобождая дорогу.
— Я и без того собирался уходить, — буркнул Боромир. — Одеться хотя бы можно?
— Да.
Стараясь не наступать на черепки, Боромир вернулся в тот угол, где остались его вещи. Ревнивец продолжал сверлить мрачным взором, но не трогался с места. Дама воспитанно смотрела куда-то в сторону.
По мере того, как напряжение спадало, возвращалась способность здраво рассуждать. Ревнивый муж, застигнутая врасплох жена — это было понятно. Но что они оба делали в доме Наместников и почему вели себя тут как хозяева?!
Натягивать сапоги на мокрые ноги было и неприятно, и неудобно. Пришлось сесть на ближайший стул. И он, Боромир, собирался бежать и прыгать из окна собственного дома?! Еще чего не хватало!
— Нет, погодите! Какого… — он еле сдержался в обществе дамы, — вы распоряжаетесь мной в моем доме?!
— Опять вы за свое, — сказала Нерданель. — Я уже устала повторять, что это не ваш дом, не ваша комната и вообще другой город.
Боромир застегнул пряжку плаща.
— Это действительно ваш дом? — обратился он к мужу дамы.
Не могли же муж и жена быть сумасшедшими одинаково.
— Вам ведь сказали, — бросил тот.
— И давно?
— Смертных еще не существовало.
«Фигляр», — хотел ответить Боромир, но внезапно увидел то, что должен был увидеть уже давно: эти двое не были людьми. Они оба были эльфами. В Минас Тирит эльфы не заглядывали с начала Эпохи. Что творилось с миром, пока Боромир спал?!
— А этот ваш Тирион — где он находится?
Дама ответила, как нечто само собой разумеющееся:
— В Валиноре. В Благословенном Королевстве.
— Как я мог оказаться в Валиноре?! — вырвалось у Боромира.
— Вас притащил орел, — очень неприязненно сказал ревнивый муж. — А теперь проваливайте.
Боромир направился к двери. Там он обернулся:
— Но если все это окажется шуткой…
***
В голове все перепуталось. Не от выпитого накануне — тут Гэндальф оказался прав, после мирувора не было похмелья. Голова шла кругом от нежданного вороха событий.
Боромир сидел на мраморном бортике фонтана. Журчали, играя, струи воды. У самого бортика подпрыгивал на мелкой волне какой-то круглый предмет. Сам не зная зачем, Боромир выловил его. Предмет оказался странным орехом. Величиной он походил на обыкновенный, но имел белую скорлупу, изрытую глубокими бороздками, словно косточка персика. Потом Боромир заметил, что на каменных плитах вокруг фонтана там и сям лежит несколько таких же орехов. Он все еще недоумевал, кто бы мог их здесь раскидать, но тут откуда-то свалился еще один. Боромир поднял голову — орехи падали с дерева. Между фонариками их висело много. Не веря своим глазам, Боромир встал, дотянулся до одной из нижних веточек. Она не сломалась с хрустом, как сделала бы сухая, но лишь согнулась. Это дерево было живым.
— Не может быть, — пробормотал Боромир.
Живые или нет, нижние ветви дерева орошал фонтан. Точно такой же, как на площади Цитадели. Точно так же ствол дерева окружала небольшая лужайка. И дом Наместников стоял там, где и должен был стоять, и выглядел так, как ему и полагалось. А чуть левее его возносилась высокая белая башня.
— Точно такая же ведь башня!
Позади нее точно так же угадывался горный массив, темный даже в ночи, увенчанный синеватой снежной шапкой.
Но глаз выхватывал все больше отличий. Недоставало низкой ограды вокруг Белого Дерева. Куда-то делись со своих постов Стражи. В отдалении светились несколько окон древнего и давно необитаемого королевского чертога. Это был не Минас Тирит. Значит… и в самом деле Валинор?! Или это был просто длинный и нелепый сон, навеянный коварным эльфийским зельем. Боромир посмотрел на свои руки. На каждой было по пять пальцев, чего никогда не случалось во сне. Правда, оставалось еще одно объяснение: он ни с того ни с сего сошел с ума.
На площади показались двое прохожих.
— Эй, позвольте спросить! — громко окликнул их Боромир. — Как называется этот город?
Только сумасшедший стал задавать бы такой вопрос, находясь ночью в Цитадели. Прохожие замедлили ход, переглянулись, обменялись какими-то словами. Они не понимали Всеобщего?
— Это в самом деле Валинор? — перешел он на синдарин.
Ответом ему был взрыв смеха.
— Нет, это Утумно!
— Опять какой-то дикий синда приехал в гости и заблудился!
Что должен был отвечать дикий синда, Боромир и понятия не имел, но это было и незачем. Он действительно находился в Валиноре. За Кругами Мира. Но почему?! Орел что-то перепутал? Или Гэндальф, этот старый хрыч, озлившись, велел орлу закинуть Боромира куда подальше? Однако сейчас это не имело значения. Неважно, как и почему он оказался здесь — на положение дел это не влияло никак.
Он припоминал, что те немногие смертные, которые достигали Валинора, никогда не возвращались обратно. Кто-то из них, впрочем, вроде бы оставался в живых, но то были не совсем простые смертные — в их жилах текла примесь эльфийской крови. Капля этой крови имелась и у него. По крайней мере, таковы были предания. Эльфийская леди, сочетавшаяся с родоначальником дома Дол Амрота, спустя время покинула его и уплыла за Море. Забавно было бы встретиться со своей неизвестно сколько раз прабабкой.
Эти посторонние мысли немного развлекли. Боромир, черпая горстью, напился из фонтана, потом плеснул водой себе в лицо и стал раздумывать, как быть дальше. Если есть путь сюда, должен быть путь и отсюда. И кто-то должен его знать. Но с такими вопросами не обратишься к первому встречному. Вдобавок вряд ли тут благосклонно отнеслись бы к невесть откуда взявшемуся смертному, разгуливающему там, где ему никак нельзя находиться. Действовать следовало по-другому. Официальным путем, чтобы ни у кого тут не было повода подозревать его в недобрых намерениях. Ему нечего было скрывать и не от кого прятаться. Рыжая дама что-то говорила о здешнем короле. Надо было только дождаться утра и отправиться к нему. Возможно, такой план был чересчур смелым, но Боромир был сыном правителя и смотрел на мир под соответствующим углом. Однако едва ли нравы тут были настолько просты, чтобы безвестный чужеземец мог просто так попасть к королю. Боромир взглянул на дом, из которого недавно вышел. Если чета проживала в таком месте, она, уж верно, либо сама была из здешней знати, либо хорошо знала к ней дорогу.
***
— Ты промок, тебе надо переодеться.
Это прозвучало совсем буднично. Феанор молча потащил с себя рубашку. Стянув с головы сырой подол, он вдруг замер и спросил:
— А во что?
Здесь давно уже не было ничего из его вещей. То немногое, что Феанор не взял с собой во Внешние Земли, осталось в Форменосе и, наверное, находилось там до сих пор. Если сохранилось вообще. Сколько лет прошло с тех пор? Сколько…
Он натянул рубаху обратно и застыл. Застыла и Нерданель. Сильная, немного влажная рука — от мокрой рубашки. Упрямые рыжие прядки, щекочущие щеку и шею.
Настоящий. Настоящая.
Они не вспомнили бы, сколько простояли так, в молчании. Спросить, сказать, рассказать хотелось слишком много. Оба не знали, с чего начать.
— А остальные?
— Нет.
Они ушли по своей воле, но ушли вслед за ним. Как он посмел вернуться один? Феанор без труда мог быть искусным оратором, но сейчас у него были только два слова, невероятно избитых оттого, что их произносили все кому не лень.
— Прости меня.
Нерданель только помотала рыжей головой. У нее было столько же времени на раздумья, сколько и у него. Теперь она смотрела на вещи по-иному. Если бы можно было вернуть все вспять, она тоже ушла бы вместе со всеми. Без проклятия валар жилось вряд ли легче, чем с ним.
— Теперь мне будет неловко, — сказала она наконец. — Перед другими. Перед Анайрэ…
Ее доля нежданного счастья казалась несправедливым барышом. Она ничем не заслужила такой награды. Она ничем не была лучше остальных. Тех, с кем доныне делила одинаковое горе.
— Мне тоже, — и даже больше. Он покажется этаким баловнем судьбы, купившим снисхождение своими талантами. Как будто он об этом просил. — Но они создали прецедент.
Первый из всех смутьянов, чью участь валар даже отказались решать, отдав это на откуп Эру, что означало просто «никогда», вышел в мир живущих. Валар затруднились бы объяснить, не утратив благопристойности, почему в Мандосе продолжают оставаться менее виновные.
— А тебя не заберут обратно?
— Просто так я не вернусь.
Снизу послышался стук в дверь. Нерданель невольно вздрогнула. Они посмотрели друг на друга, Феанор окинул взглядом комнату, словно что-то ища и припоминая.
— Я открою, — остальное Нерданель договаривала уже на ходу: — В ночной рубашке. Сплю. Имею право. Прямо с постели. Только высуну нос и скажу, чтобы подождали, пока я оденусь.
В этом был смысл. Входная дверь не имела ни замка, ни засова. Если неизвестные визитеры стучали вместо того, чтобы просто войти, можно было надеяться на некоторую их доброжелательность.
Нерданель осторожно приоткрыла тяжелую створку. Снаружи стоял знакомый уже смертный.
— Прошу прощения за беспокойство, — сказал он. — Я знал, что дверь не заперта, но не мог войти без стука.
Отстранив жену, в дверном проеме возник Феанор.
— Что еще вам тут нужно?
— Совет, — ответил Боромир, не удержавшись от усмешки — в последнее время искать совета у эльфов, похоже, стало у него обычаем. — Мне больше не к кому обратиться — я ни с кем здесь не знаком, кроме вас. Я хочу попасть обратно домой.
Сегодняшнее странное происшествие, по всей видимости, еще было далеко от завершения. Нерданель вспомнила, что до сих пор в ночной рубашке.
— Я сейчас вернусь, — сказала она со вздохом. — Пожалуйста, оба ведите себя прилично.
Феанор едва дождался, пока она поднимется по лестнице, и втащил Боромира внутрь, в темноту холла.
— А теперь давайте начистоту, — и Феанор захлопнул дверь. — Кто вас сюда послал и зачем?
Конечно, ищущему совета чужестранцу следовало быть вежливым, разговаривая с аборигеном, только что заставшим его в спальне своей жены. Но всему имелся предел.
— Я не наемник, чтобы бегать с поручениями, — отрезал Боромир. — И не привык, чтобы меня считали лгуном. Я оказался здесь случайно, сам толком не знаю как.
Феанор прожег его взглядом.
— Подробнее!
— Я был в Имладрисе, у Владыки Элронда…
— Вы там живете?
— Нет, приехал издалека.
— Зачем?
— По своим делам. Вас они не касаются. Я должен был отправляться обратно через пару дней, как раз в новый год. Поэтому мы решили устроить небольшую пирушку сегодня. Или уже вчера.
— «Мы» — это кто?
— Я и мои попутчики.
— Кто они?
— Какая вам разница? Вы все равно их не знаете.
— А все же?
— Один человек, четверо полуросликов — это такие мохноногие коротышки. Один эльф, один гном и Гэндальф — предводитель.
— И куда вы все собирались?
— Кто куда. Я — домой, остальные — кто тоже домой, кто по своим делам. Которые вас тоже не касаются.
— Дальше.
— Не командуйте. Приказывать мне может только один человек на свете — мой отец.
— Хорошо, пусть это была просьба.
— Во время пирушки слово за слово речь зашла об орлах. Кого и куда они могут или не могут донести. Мы заспорили… дальше я уже плохо помню.
— Вы часто так напиваетесь?
— Вообще никогда, исключая несколько глупостей ранней юности. Но и тогда не случалось напиться до того, чтобы ничего не помнить. Этот эльфийский мирувор — одному небу известно, что они туда кладут.
— Просто он не предназначен для смертных.
— Знаете что? — вспылил Боромир и из-за слов, и из-за тона, которым они были сказаны. — Может быть, мы слишком слабы, чтобы пить ваше зелье. Но по крайней мере мы не прячемся от Саурона за чужие спины и не затыкаем уши при звуках Черного Наречия, как вы.
— Что?! — Феанор помнил, о чем просила жена, и изо всех сил постарался сдержаться.
— Снова начнете драться?
— Нет. Но правду вытрясу.
— Другой у меня нет. Терпите эту.
Сносить такое было уже нельзя. Кулак сжался сам…
С лампой в руке по лестнице спускалась Нерданель, одетая уже в домашнее платье. Феанор и Боромир умолкли. Подойдя, она внимательно посмотрела на одного, на другого и произнесла:
— Я думаю, нам всем не помешает небольшой ужин.
Спорить никто не осмелился. Боромир и впрямь не отказался бы перекусить. Феанор вспоминал, как это вообще — испытывать чувство голода или хотя бы аппетит. Все направились в кухню. Нерданель надеялась, что там найдется что-то подходящее. Она почти не умела готовить. Когда-то, еще в девичестве, ее учили домоводству, но с тех пор прошло очень много времени.
***
Хорошо, что Вистэ имела обыкновение укладывать растопку в плиту с вечера. На полках отыскались дюжина яиц, хлеб и молоко. Нерданель сунула в руки Феанору кофейную мельницу и занялась омлетом. Боромир молча удивлялся, почему хозяйка такого большого дома готовит сама. Хотя, конечно, кто знает, какие тут обычаи? Или леди попросту не желала впутывать в дело слуг, что было весьма мудрым с ее стороны. Глухо хрустели кофейные зерна, чуть слышно поскрипывала ручка мельницы. Феанор продолжил допрос:
— Так что было дальше? После того, как вы заспорили.
— Дальше я помню плохо, — Боромир устремил взгляд в пространство. — Мы спорили… в конце концов Гэндальф вызвал орла…
— Почему он?
— Он это умеет. Не спрашивайте, как — не знаю. Он их вызывает, летает на них… По крайней мере, он так говорит, и не думаю, что очень врет.
— Но с какой стати он распоряжается орлами Манвэ?! — воскликнул Феанор. — Кто он такой, этот Гэндальф?
— На какой вопрос мне отвечать?
— На второй.
— Он что-то вроде странствующего колдуна и проповедника с кучей имен. Считают, — Боромир вспомнил речи на Совете, — что он сражается с Тьмой. Но, по-моему, чаще всего он сует нос не в свои дела.
Ремарку о не своих делах Феанор решил пропустить мимо ушей.
— Но кто он? Эльф, смертный?
— По-моему, он вообще не из Воплощенных. Что-то такое было… — Боромир постарался сосредоточиться. Гэндальф как-то перечислял свои имена. — Олорин! Он говорил, что на Западе его звали Олорин.
— А! — сказала, обернувшись, Нерданель. — Один из майар Манвэ.
Феанор со злым торжеством стукнул мельницей по столу.
— И вечно шатался среди эльдар невидимым. Я так и знал! Я знал, что без валар тут не обошлось! Дальше.
— Дальше все. Смутно вспоминаю полет и то, как орел высадил меня у фонтана. Должно быть, орел все-таки прилетел на зов, и мои… сотрапезники вручили ему меня. Но почему он принес меня сюда, не имею понятия. О Валиноре даже речи не шло.
— Почему вручили именно вас?
— Наверное, потому что разговор об орлах начал я.
— А вам что до них?
Эта въедливость начинала раздражать.
— Хотел выяснить, не годятся ли они для дела, которое вас…
— Нет, оно меня касается! — перебил Феанор. — Потому что в спальне моей жены оказались вы, а не кто-то другой.
Гордости Боромиру было не занимать. Упрямства тоже.
— Это дело не имеет никакого отношения ни к вам, ни к этой леди. А исповедоваться вам я не обязан.
Сделалось напряженное молчание.
— Но, может быть, вы расскажете, если вас попросят? — сказала Нерданель. — Конечно, если это дело само по себе не тайна.
Боромир задумался. Он, несомненно, находился в Валиноре, как ни трудно было в это поверить, и хозяева дома были эльфы. С другой стороны… с другой стороны не обнаружилось ничего. Возражений не было.
— Неожиданно нашлось некое очень важное кольцо, когда-то сделанное самим Сауроном. Элронд и Гэндальф считают, что уничтожить это кольцо можно только там, где оно было изготовлено, — во владениях Саурона. Сделать это они поручили одному из полуросликов. Мне было непонятно, почему этот коротышка, — Боромир показал рост Фродо, — должен тащиться туда пешком, собирая на свою голову все неприятности, когда есть орлы. Я заспорил. Вот и все. Теперь вы убедились? — обратился он к Феанору.
Вместо ответа Феанор спросил:
— Кольцо, сделанное для управления другими кольцами?
— Да. О нем знают и здесь?
— Тьелпе… Келебримбор рассказывал о нем, — произнес Феанор, глядя на жену.
В вечности Мандоса не происходило ничего. Все, что было у его обитателей — это гобелены и разговоры, без конца перемалывающие прожитое с откровенностью, неслыханной в мире живых. Не то чтобы все знали все о каждом, но вряд ли кто-то сохранил хоть одну тайну, которая не была бы известна кому-то еще.
— Келебримбор, — пояснила гостю Нерданель, сама привыкая к звучанию этого имени, — наш внук.
Слышать это было донельзя странно. Вечная молодость эльфов никак не вязалась со словами «внук» или «дед».
— Бывают же совпадения!
Но, конечно, если подумать, у этого Келебримбора должны были быть отец и мать, и другие родственники. И, раз уж Боромир попал в Валинор, то ничего невозможного не было в том, чтобы волей случая оказаться в доме кого-то из них. Эта мысль потянула за собой другую. Он находился в этом доме уже несколько часов, но до сих пор не знал имен хозяев.
— Простите мой вопрос, — сказал Боромир, — но как вас зовут? Или мне, как гостю, сначала следует представиться самому?
Хозяин дома явно не был склонен к лишним церемониям.
— Куруфинвэ Феанаро. Феанор, — тут же добавил он синдаринское произношение. — Моя жена леди Нерданель.
Первым, что испытал Боромир, было удивление. Удивительным было взаправду встретить кого-то, о ком читал в историях о незапамятной седой старине. На смену удивлению пришло другое, неприятное чувство. Феанор давным-давно погиб. Боромир, конечно, знал, что эльфы умирают не очень насовсем, и хозяин дома, видимо, тоже вернулся к жизни. Но вернулся он с того света, и есть за одним столом с бывшим покойником…
— Что не так? — поймав этот взгляд, напрягся Феанор.
Боромир постарался совладать со своими ощущениями.
— Очень неожиданно, — сказал он. — Я учил древнюю историю.
— Надо же, до сих пор помнят… И что говорят?
— Разное, — дипломатично ответил Боромир. — Но я не особенный знаток преданий. Будь здесь мой брат, он мог бы рассказать больше.
— У вас есть брат? — отчего-то заинтересовался Феанор. — Старший или младший?
— На пять лет младше меня.
Впервые за все время в голосе хозяина дома прозвучало нечто похожее на участие:
— Тоже язва?
— Ничего подобного. Мы всегда были очень дружны.
— Даже не верится. Повезло, — наткнувшись на вопросительный взгляд жены, он добавил: — И насчет младших братьев Ноло теперь тоже согласен со мной полностью.
— А кто вы? — продолжила общий разговор Нерданель.
— Боромир, старший сын Правящего Наместника Гондора Денетора Второго.
Вряд ли здесь это хоть что-то значило, но свое место в мире он ценил. Нерданель разлила в чашки темно-бурый, почти черный напиток.
— Что это? — спросил Боромир с некоторым подозрением, хотя запах напитка ему нравился.
— Кофе, — ответила Нерданель. Поняв, что смертный видит кофе впервые, она добавила: — К его вкусу надо привыкнуть. Если он придется вам не по душе, есть сахар и сливки. Или просто молоко, без кофе.
Напиток оказался горьким. Сливки, несомненно, смягчили бы эту горечь, и сахар тоже сделал бы ее более приятной, но добавлять их казалось несолидным. Словно ребенок, который готов съесть что угодно, если оно сладкое. Чашка была небольшой, и Боромир решил не сдаваться. Хозяева же пили это с видимым удовольствием. Наверное, дело действительно было в привычке.
— Но все-таки, — сказал Феанор, — о прятании за чужими спинами и затыкании ушей — возьмите свои слова назад.
— И не подумаю, — немедленно отозвался Боромир. — Это чистая правда. Как эльфы затыкали уши, я видел собственными глазами. А насчет спин не возьму и подавно. Потому что прячутся они за нашими спинами! Река, — ребром ладони Боромир прочертил по столу воображаемую линию. — На правом берегу моя страна, на левом Сауронов Мордор. Окружающие его горы, — Боромир обвел с трех сторон границы Темной Страны, — видно из Города. Тропу на единственный перевал с этой стороны охраняет крепость, единственный проход внутрь здесь, — завершил он карту двумя энергичными тычками пальца, — перегорожен неприступными воротами, за которыми есть еще одни. Что хочешь, то и делай. Остается только держать оборону.
Вся эта диспозиция определенно казалась Феанору чем-то знакомой.
— А до Имладриса, чтоб вы знали, четыреста лиг пути, — продолжил Боромир. — Я добирался туда больше трех месяцев. И что я там нашел? Пока мы прикрываем собой западные земли, эти… — он вовремя спохватился в присутствии леди, — трусы отсылают Кольцо подальше от себя. А если их гениальный план провалится, они уже готовы бежать за Море, пока Саурон будет добивать нас. А в качестве помощи посоветовали надеяться и навязали мне какого-то бродягу со сломанным мечом! По мнению эльфов, этого вполне достаточно для облегчения нашего положения. И я должен взять обратно свои слова?! Да ни за что!
Сейчас Феанор выглядел так, будто вместо кофе ему подсунули хинную настойку.
— Не думал, что придется когда-нибудь услышать такое, — пробормотал он.
— Я тоже не думал.
Они говорили о разном и об одном и том же.
Нерданель насторожилась и сделала знак умолкнуть.
— Кажется, хлопнула входная дверь, — прошептала она.
Да, в доме явно кто-то топтался, и он был не один. Это было уже серьезно. Феанор резко поднялся. Нерданель тоже встала.
— Я, — сказала она и вышла, неплотно притворив за собой дверь.
Феанор остался прислушиваться к происходящему. Донесся короткий неясный разговор, приближающиеся шаги. Должно быть, слова не содержали ничего угрожающего, потому что Феанор заметно расслабился и отошел, как раз перед тем, как дверь распахнулась снова. Вступивший в кухню выглядел необыкновенно важным, несмотря на свой юный вид. Его сопровождали двое. Пришелец возгласил:
— Именем Короля Арды! Следуй за мной, смертный.
— Что он говорит? — недоуменно спросил Боромир.
Нерданель удивилась:
— Вы не знаете квеньи? Как же вы поняли меня в самом начале?
— Сам не знаю. Наверное, слова звучали похоже, да и интонация помогла.
— Он говорит, чтобы вы шли за ним.
— А кто он?
— Эонвэ, вестник Манвэ.
Ничего не попишешь, следовало подчиниться. Он все равно собирался искать здешнюю власть — и вот она нашла его сама. В знак согласия Боромир сделал пару шагов вперед, и Эонвэ, убедившись, что его приказ выполняется, направился вон столь же величественно, как и явился сюда. Двое его спутников замыкали маленькое шествие. Нерданель и Феанор, закрыв за ними дверь, остались в холле.
— Похоже, мы никого из них пока не интересуем, — сказала Нерданель.
— Даже странно.
— Что все-таки происходит?
Свалившаяся внезапно груда происшествий понемногу укладывалась, появилось место и для недоумения.
— Этого, похоже, не знает никто, — глядя на дверь, пробормотал Феанор.
— Даже Намо?
— А Намо — больше всех. Он поклялся мне именем Эру.
— Как?! — тихо ахнула Нерданель. — Его именем?! — несчетное количество раз она слышала, как ужасна была клятва ее супруга, и вот оказывалось, что Намо, который истовей всех судил Феанора за это, теперь сам клялся столь же ужасным образом. — Как он мог?!
— Перед тем я вытер им стенку.
— Феанаро! — прошедшие века изменили ее отношение к валар, но столь откровенная непочтительность все еще приводила в легкий ужас.
— Он сам виноват. Назвал этого смертного в твоей постели Замыслом…
Нерданель прыснула, представив себе всю сцену, потом ненадолго задумалась.
— Но, может быть, это и вправду был Замысел?
— Как ты сказала?! — Феанор ошалело посмотрел на жену.
— Если бы не это, — медленно произнесла Нерданель, будто продолжая размышлять вслух, — тебя никогда не выпустили бы из Мандоса. Я до сих пор не могу осознать, что ты вернулся в мир. А ты?
— Нет, — мотнул головой Феанор. — В это вправду очень трудно поверить. Проще представить, что это ты очутилась там.
— А там… как?
Помолчав, Феанор ответил:
— Почти никак. Вечный мрак и туман.
Мрак окружал их и сейчас. Все это время они вели разговор в темноте. Нерданель обошла вдоль стен, поднялась по лестнице, засвечивая все лампы, и спросила оттуда:
— Теперь ты веришь, что дома?
На миг Феанору показалось, будто его обступило прошлое. Еще до Форменоса, до приговора об изгнании, даже до того, как он начал ковать мечи.
— Совсем как…
Совсем как раньше, когда этот дом был его домом. С тех пор сменилось столько событий, что те времена казались никогда не бывшей выдумкой.
Нерданель сошла вниз. В углу стояла большая корзина. Нерданель перенесла ее и без труда поставила на столик. Откинула плетеную крышку. Изнутри словно брызнуло разноцветными огнями — свет ламп отразился в чем-то блестком и ярком. Нерданель подняла за петельку из золотистой нитки пунцово-красный прозрачный шар величиной с большое яблоко. У Феанора перехватило дыхание. Он шагнул к жене и взял шар в ладони.
— Не может быть!.. Это же сделал Курво, когда вздумал учиться ремеслу стеклодува. Каким чудом он сохранился?!
— Тут много чего сохранилось, Феанаро, — она улыбалась, но Феанор видел ее глаза. — Я достаю эту корзину каждый год. Послезавтра Аманар, ты знаешь, — наполовину утвердительно сказала она. — Утром я собиралась развесить все это. Тут и в комнатах.
Тех, в которых она жила. Надо ли было теперь украшать и другие?
— Зачем же ждать утра?
Они принесли из кладовой лесенку и принялись за дело. Золотая канитель, фонарики со зверушками, гирлянды причудливых стеклянных фигурок повисали тут и там, рождая ощущение праздника. Можно было даже неподдельно посмеиваться, рассказывая друг другу подробности сегодняшней катавасии.
— Надо приделать какой-нибудь засов на дверь, — говорил Феанор, забравшись по ступенькам и прилаживая к стене конец длинной цепочки огоньков. — Ходят все кому не лень.
Словно в ответ на его слова снова скрежетнула дверная ручка. Распорядившись одним движением век, Нерданель осталась встречать очередных незваных гостей. Феанор тихо исчез в кладовой. Он помнил, что видел там ящик с инструментами.
На пороге стояла все та же компания под предводительством Эонвэ. Звучно и отчетливо, как всегда, он возвестил:
— Смертный будет допрошен здесь, в вашем присутствии.
Нерданель слегка растерялась. Она не готова была принимать такое сборище. В ее комнатах не нашлось бы места, в остальных зачехленная мебель наверняка скрывалась под слоем пыли. Нельзя же было приглашать таких персон в мастерскую.
— Прошу сюда, — Нерданель показала в сторону кухни и добавила, извиняясь: — Я не ждала гостей.
Последней в дом вошла фигура в плаще, похожем на сгусток темного тумана. Нерданель ощутила, как ее сердце проваливается куда-то в пустоту, а на его место вползает вязкая жутковатая тоска.
Эонвэ и его спутники заняли три имеющихся стула. Фигура в плаще, молча отказавшись одним жестом, прислонилась к буфету. Остальные расположились на скамье. Собрав волю в кулак, Нерданель вызвалась быть переводчицей. Но ничего нового ни она, ни Феанор не услышали. Рассказ смертного был таким же, как прежде, отличаясь лишь в некоторых словах. Эонвэ переспрашивал то и это по нескольку раз, пока тот, в плаще, едва уловимо не качнул головой. После этого Эонвэ быстро закруглился и заявил:
— Впредь до нового распоряжения покидать пределы этого дома тебе запрещено.
С тем майар и неизвестный и удалились. Провожать их до порога на этот раз отправился Феанор. Боромир перевел дух.
— Тот, в капюшоне — кто это был?
— Намо. Намо Мандос, — глухим голосом сказала Нерданель.
— От него мороз по коже, — признался Боромир.
Ответил ему вернувшийся Феанор:
— Поначалу да. Но потом привыкаешь. А вы где его подобрали?
Боромиру особо нечего было рассказывать. Его вывели все на ту же площадь с фонтаном и остановились. Сопровождающие о чем-то говорили между собой, но Боромир мог только догадываться, о чем. Пару раз они обращались и к нему — судя по интонации, с вопросами — но он их не понимал. Потом все направились в сторону башни, но не успели еще покинуть площадь, как снова остановились и засовещались. Тут к ним присоединился зловещий некто в капюшоне, возникший будто из ниоткуда. Он заговорил с Эонвэ на языке вовсе непонятном, напоминавшем Черное Наречие, но об этом Боромир предпочел умолчать — здесь вряд ли понравилось бы такое сравнение. Кто скрывался под капюшоном, Боромир не знал, но без труда догадался, что очень важная птица — судя по тому, как изменились манеры Эонвэ. После еще одной порции разговоров Эонвэ повел всех обратно.
— Чтобы Намо пришел в дом Воплощенного — такого еще не бывало, — сказала Нерданель.
— Что это может означать?
— Мы знаем об этом не больше вашего, — ответила она.
Они сидели в кухне и ждали неизвестно чего. В доме царила тишина. Ночь, должно быть, уже была на исходе.
— Вам не обязательно меня охранять, — прервал молчание Боромир. — Я не стану красть ваше столовое серебро или шнырять по дому.
— Мы в этом не сомневаемся, — отозвалась Нерданель. — Но в доме нет никого, кроме нас. Прислуга придет только утром. Если сейчас явится еще кто-нибудь, за ним даже некому будет закрыть дверь. Но, — всмотрелась она в лицо смертного, — если вы устали и хотите спать, можно будет вас как-то устроить.
Спать Боромиру и в самом деле хотелось. Карусель фантастических событий обернулась в предрассветные часы усталостью неимоверной. Не было даже сил обдумывать положение дел. Но причинять лишнее беспокойство хозяйке дома не хотелось тоже. Боромир покачал головой:
— Нет, спасибо.
Снова потянулось молчание.
— А как это Кольцо намеревались уничтожить во владениях Саурона? — неожиданно спросил Феанор.
Возможно, ему просто надоела тишина.
— Там есть Ородруин, огненная гора, — ответил Боромир, чтобы поддержать разговор. — Бросить туда.
— Зачем?
Боромир пожал плечами:
— Оно должно там расплавиться. В кузнице этого сделать вроде бы нельзя.
— В кузнице действительно нельзя. Но и бросать в огненные горы бессмысленно — ни в одной кузнице, ни в одной горе нет такого жара, чтобы его расплавить.
Сонливость Боромира начала исчезать.
— Откуда вы знаете?
— Нам с Тьелпе хватало времени на разговоры. Это Кольцо вообще не из золота.
— Как это?! А из чего?
— Из укуина мистариллэ, неживого митрила. Золото слишком мягкое, а главное, плохо воспринимает Силу. Они долго искали, прежде чем нашли то, что нужно.
Кто такие «они», Феанор оставил без уточнений.
— Даже Мудрые думают, что оно золотое…
— Тьелпе всегда умел хранить секреты, — мрачно усмехнулся Феанор. — Но они должны были догадаться хотя бы по весу. Неживой митрил почти вчетверо легче чистого золота.
Боромир порылся в памяти.
— Насколько я понял, они никогда не держали Кольцо в руках.
Феанор хмыкнул саркастически:
— Боялись оскверниться?
— Да, наверное. Но постойте. Если кольцо нельзя расплавить ни в кузнице, ни в огненной горе, то где же можно?
— Нигде. Чисто умозрительно можно представить существование тепла, способного расплавить неживой митрил, но как этого тепла добиться, неизвестно.
— Как же из него сделали Кольцо? — зачем-то спросил Боромир. Он не разбирался в кузнечных делах и тонкостях мироустройства, и ответ вряд ли пригодился бы ему, но только что услышанный софизм требовал решения.
— Создание и уничтожение — не одно и то же. Жизнь, например, дают одним способом, а отнимают совсем другими.
Это сделало вещи чуть более понятными.
— Получается, Кольцо вообще нельзя уничтожить?
— Уничтожить можно. И даже довольно просто, если знать, как.
— Тогда расскажите.
Боромир не сомневался, что способ собеседнику известен — иначе бы тот так не говорил.
— Но вы, как я вижу, далеки от этих материй?
— Да, я не ученый книжник. У меня другие занятия.
— Значит, лучше написать, — Феанор вскочил, обратился к Нерданели: — Где у нас бумага и карандаш?
— У меня в мастерской. Там на по… — Нерданель осеклась, не зная, плакать или смеяться. Она отвечала так запросто, будто муж не покинул этот дом вечность назад, а вернулся всего после пары дней отсутствия. — Подожди, — окликнула она. — Ты не найдешь. Сейчас принесу.
Нерданель ушла. Чуть погодя Боромир спросил:
— Думаете, меня все-таки отсюда отпустят?
Он не опасался, что здесь ему причинят какой-то вред, но ему нужно было домой.
— Будем надеяться на лучшее.
Вернулась Нерданель с писчими принадлежностями. Феанор потискал в пальцах карандаш, приноравливаясь к забытым ощущениям, повернул лист бумаги поудобнее.
— У вас найдется кому читать на квенье? Я никогда не писал на синдарине.
— Найдется.
Хотя на эльфов Боромир особо не рассчитывал, но в Минас Тирите кто-нибудь должен был справиться с этой задачей.
Строчки ложились на бумагу, сначала кривоватые, потом ровные. Феанор писал быстро, но разборчиво, то и дело поясняя: «это используют красильщики», «это хранить в свинцовой посуде — разъедает стекло». Нарисовал устройство для сухой перегонки, сломал карандаш, тут же очинил его и продолжил писать.
Он едва успел закончить, как снова вошел Эонвэ, по-прежнему без стука. На этот раз он был один и выглядел особенно торжественно. Все поднялись. Вестник Манвэ обратился к Боромиру:
— Ныне узнайте волю Короля Арды! — начала переводить Нерданель. — Решение Намо Мандоса одобрено и исследованы твои обстоятельства, смертный. Не обнаружено в них злоумышления, но одно только следствие стечения случайностей. И ежели, пребывая здесь, не нанес ты никому обиды… — здесь в речи Эонвэ наступила пауза. — Нет, — сказала Нерданель. — Только небольшое беспокойство, о котором не стоит упоминать.
Феанор тоже покачал головой:
— Никаких обид.
— То будешь ты найден свободным от всяческой вины. Однако тебе надлежит немедленно покинуть Благословенное Королевство, ибо оно запретно для смертных. Поторопись же, — сказал Эонвэ уже другим тоном. Указ Манвэ закончился, и теперь он говорил от себя. — Орел ждет.
— Минутку! — Феанор оторвал полоску бумаги, написал на ней несколько слов, свернул и для надежности сунул один конец полоски в другой. — А это передайте Элронду.
Боромир принял послание вместе с инструкцией.
— Честью было познакомиться с вами!
Снаружи совсем рассвело. Праздничные фонарики, покачиваясь на ветвях под вечным тирионским ветром, мерцали теперь золотом. Гваихир топтался на площади, и вид у него, как обычно, был недовольный. Он указал клювом на бортик фонтана:
— Вставай сюда. Отсюда легче забирать.
Потом он повернулся, скакнул, расправляя крылья, и взлетел. Боромир инстинктивно отпрянул при виде несущихся на него огромных когтей и вряд ли удержал бы равновесие, но когти обхватили его, подняли в воздух… Фонтан, дерево, площадь, белые дома, высокая белая башня стремительно удалялись. Холм Туны сделался светлым пятнышком в зеленом проходе Калакирии. Горы обступили его и скатились крутыми склонами к побережью. Расстелилось море, и все скрыл серый туман.
Феанор и Нерданель вернулись в дом. В полукруглое окно над дверью проникали лучи низкого зимнего солнца.
— Наверное, на этом пока все, — не слишком уверенно произнесла Нерданель. — И нам теперь можно хоть немного поспать.
Они оба посмотрели наверх. Феанор обнял жену за плечи.
— О-о-х! — послышалось за их спинами.
В дверях стояла Вистэ с приоткрытым ртом. Она растерянно повела растопыренной пятерней перед глазами, и Нерданель рассмеялась:
— Это не призрак, Вистэ.
— Лорд Феанаро… — выдохнула та ошарашено.
— Это действительно я.
Нерданель махнула мужу рукой, ступай, мол, я сейчас, и вместе с Вистэ прошла в кухню.
— Надо же! Лорд Феанаро вернулся! Кто бы мог подумать! — восклицала Вистэ, всплескивая руками. — Кто бы мог подумать?!
— Очень прошу тебя, — с улыбкой обратилась к ней Нерданель, — не беги сразу рассказывать всем. Нам нужно хотя бы несколько часов покоя. Нам всю ночь не удалось сомкнуть глаз.
Вистэ уже готова была принять понимающе-благопристойный вид, но три комплекта грязной посуды в раковине заставили ее передумать.
— Здесь творилось настоящее сумасшествие, — сказала Нерданель. — Чуть позже ты обо всем узнаешь.
— Мне будет трудно сдержаться. Очень трудно, — Вистэ еще не вполне пришла в себя, но ее так и подмывало выскочить на улицу и поделиться этой невероятной, сногсшибательной новостью хотя бы с первым встречным. — Но я постараюсь. Заодно займусь праздничным пирогом.
***
Первым Гваихира в небе заметил Гэндальф. Маг следил за небом с самого раннего утра, с тех пор, как проснулся и обнаружил пропажу Боромира. Призванные к ответу двое легкомысленных оболтусов знай себе отвечали, что отправили Боромира туда, куда он и собирался — домой. Вид при этом у них был не слишком виноватый. Будь они хоббитами, Гэндальф с удовольствием пообрывал бы им уши. Призывание к ответу орлов тоже ничего не дало — орлы не являлись вообще. Как ни старался маг, его усилия оставались тщетными. Всегда скорый на недовольство, когда что-то шло не так, как хотелось, Гэндальф расхаживал взад-вперед по лужайке, где вчера разыгралась неожиданная интермедия, и что-то бормотал себе под нос. Постепенно к нему присоединились прочие члены будущего Отряда.
— А вдруг они упали и разбились? — осмелился наконец спросить Пиппин.
— В таком случае жаль, что с ними не было тебя! — услышал он в ответ.
Стало ясно, что к магу сейчас лучше не соваться, и все теперь держались на почтительном отдалении. Сэм сбегал за бутербродами. Импровизированный пикник был в разгаре, когда Гэндальф, в очередной раз задрав голову вверх, издал зловеще:
— Ага, на…
Остальное потонуло в недожеванном хлебе с ветчиной. Орел облетел лужайку, едва не задевая крылом окружающие кущи и распугивая любопытных, а потом разжал когти. Боромир вывалился на траву, но тут же вскочил на ноги. Гваихир приземлился рядом, посмотрел на всех осуждающе и принялся чистить перья. Гэндальф перехватил посох поудобнее и первым выступил из укрытия.
— Как все это понимать?!
Гваихир вынул голову из-под крыла, вытянул шею так, что кончик клюва едва не уперся Гэндальфу в нос, и клекотнул:
— Манвэ требует тебя к себе. Немедленно.
— Зачем?!
Вместо ответа орел ловко подцепил мага за ворот.
— Прикажы не обшуждаютша, — кое-как прошамкал он сквозь сомкнутый клюв и взмыл в небо.
Восемь остолбеневших зрителей наблюдали, как, поднявшись выше самых высоких башенок и каминных труб дома Элронда, Гваихир выпустил мага, перехватил его в когти и взял курс на запад. На лужайку, кружась, упала островерхая синяя шляпа. Арагорн поднял ее и отряхнул.
— Но он ведь вернется?
— А это уже неважно, — отвечал Боромир. — В Мордор все равно никто не пойдет. Брр! — поежился он. — Ну и холодина там наверху!
***
По пути в Валинор Гэндальф натерпелся страху. Гваихир прихватил с собой двоих родичей, и втроем они то и дело перебрасывали мага друг другу. Один из них внезапно разжимал когти, Гэндальф падал, вопя от ужаса, другой стремительно снижался и ловил беднягу на полпути к земле. Проклятый пучок перьев сводил счеты, а, прибыв на Таникветиль, как ни в чем не бывало заявил, что два подряд перелета с грузом были ему не по силам, так что для скорейшего выполнения приказа он вынужден был позвать подмогу.
Через два дня Гваихир снова прилетел в Ривенделл. На этот раз садиться орел не стал. Он сделал пару кругов, чтобы его заметили, потом, снизившись над парком, выпустил из когтей какой-то предмет и снова исчез в небе. Сделал он это злокозненно — орлу осточертело летать туда-сюда, словно паршивый почтовый голубь, и он рад был хоть на ком-нибудь сорвать свое раздражение. Предмет доставали из кустов довольно долго. Он оказался рогом Боромира. За серебряной оковкой торчала записка: «Ты забыл его у нас. Ф.&Н.».
Еще месяц спустя в Ривенделле произошел сильный взрыв. С небольшого строения, возведенного в укромной лощине, сорвало крышу. В небо рванулся столб огня, опаляя деревья и распугивая лесных обитателей. Сыпавшиеся искры поджигали траву и палые листья. Но эльфы были настороже. Они быстро потушили занявшиеся было пламена, огненный столб сам развеялся под западным ветром, а заложенные уши и несколько ожогов сочли весьма малой платой за избавление от опасности.
Кольцо, уже две недели медленно изъедаемое каплями жгучей смеси, наконец распалось. От него осталась лишь желтая дужка, которую потом нашли среди обломков. Теперь это был просто изогнутый кусочек металла, и огненные буквы пропали с него навсегда. Но все же от греха подальше решено было растворить и его.
Вести о падении Саурона достигли Благословенной Земли в тот же день. Владыка Манвэ и без того сделался необыкновенно добр — судя по туманным намекам в его речи, которую пришлось немного подправить. Теперь же в Валиноре и вовсе воцарился новый праздник, и вечером Аулэ запускал невиданные фейерверки, а днем орлы выписывали в небе невиданные кренделя.
За этими кренделями мрачно наблюдал уборщик. Никто сейчас не узнал бы в нем согбенного седобородого мага, скитавшегося бесконечными дорогами Средиземья. Олорин сбросил дряхлую оболочку и вместе с именем вернул себе прежний облик. Но смотреть на мир ему все равно приходилось снизу вверх — как ни был благ Владыка Манвэ, оставлять безнаказанным проступки своих майар он не мог. Однако приговор его был мягким — Олорина отправили чистить утесы Таникветили, на которых гнездились орлы. Манвэ надоело запрещать вблизи своих окон северный ветер, доносивший не слишком приятные запахи, да и грязно-серые потеки отнюдь не украшали склонов Вечно-Белой Горы.
Облаченный ныне в казенные фартук и сапоги, Олорин скреб, мел, отмывал, чистил и блистил. А орлы, подученные все тем же злокозненным Гваихиром, вместо прежнего где попало теперь предпочитали терпеть и разгружаться над утесами. Если же при этом кому-нибудь особо меткому случалось попасть в Олорина, все орлиное племя радовалось сугубо. Поэтому Олорин следил за небом.
Глядя, как величественные птицы резвятся, будто желторотые птенцы, он восклицал:
— Но ведь это же я, я был причиной всему! Не вызови я тогда орла, ничего этого не было бы! Неизвестно, чем бы все кончилось, если бы не я, если бы не моя интуиция!
Но вместо благодарностей с небес шлепнулся только очередной орлиный автограф.
Следующей весной в Минас Тирите пророс плод Белого Дерева.